Поторопитесь, моя королева

Лёгкая ткань невесомо скользит по телу, обнажая острые плечи, аккуратную грудь, узкие бёдра. Шёлковое одеяние падает к ногам, и она остаётся совершенно обнажённой — и ещё более притягательной. Мурашки бегут по бледной коже, и Эльза прижимается всем телом к девушке напротив, стремясь согреть, защитить. Они обе дрожат, только Эльзе совсем не холодно; она — ледяная королева, но сейчас единственное, что она чувствует — всепоглощающий жар, и ей хочется раствориться в нём — в нём и в этой девушке с огромными глазами. Эльза тонкими пальцами приподнимает её голову за подбородок — и тонет, тонет в них, в её глазах, безвозвратно и бесповоротно, теряет саму себя и отчаянно не хочет спасения. В ней — её спасение и её величайшее проклятие. Эльза касается губами её лба, зарывается руками в волосы, пытается быть ещё ближе и задыхается, чувствуя сумасшедшее биение сердца (или это её собственное пытается вырваться, чтобы быть ближе к ней?) Она что-то неразборчиво шепчет, и через секунду Эльза чувствует вкус её губ на своих собственных. Она пахнет чем-то неуловимо тонким и сладким, её пальцы, обжигающие и одновременно дарящие ощущение тепла, считают выступающие позвонки Эльзы, и та невольно выгибается, осыпает поцелуями её шею, плечи, ключицы, оставляет следы всюду, докуда может дотянуться… Эльза изучает звёздное небо родинок на её спине, пробует на вкус каждую из них, рисует лишь ей одной понятные узоры на молочно-белой коже, путается в шёлке её волос, оглаживает её бёдра, прикосновениями и поцелуями прокладывает себе маршрут по её телу. Эльза ловит рваные выдохи губами, слушает сбивчивое дыхание, мелко вздрагивает каждый раз, когда аккуратные пальцы касаются её, исследуют, открывают, как невиданную раньше книгу на незнакомом языке. Эльза чувствует, как кровь кипит внутри негасимым жарким пламенем, и она точно знает, что никакая она не голубая, она такая же алая, как зацелованные губы, раз за разом отправляющие её в какую-то далёкую параллельную вселенную. Эльза, холодная, как ледяные узоры на её окне, элегантная и уравновешенная, полностью уничтожена. Могучая правительница Эренделла капитулировала давно и без промедления, сложила оружие и каждый раз теряется в собственном восторге от своего положения безоговорочно проигравшей. Эльза согласна сдаваться без боя её божественным и боготворящим глазам, её нежным рукам, заботливо убирающим пряди растрёпанных светлых волос с лица, её восхитительному шёпоту и не менее потрясающим возгласам, когда её глаза затянуты дымкой, и в них проскальзывает что-то бесовское, и за это одно хочется пойти войной на кого угодно. Что угодно — за то, чтобы эта невероятная девушка всё так же доверчиво прижималась к ней, смотрела — глаза в глаза, душа в душу, за её горячие губы, растянутые в ласковой улыбке или покрывающие поцелуями каждый сантиметр тела, за возможность заявлять свои права на неё, предоставленную Эльзе, хотя бы сумасшедшими часами, когда целая огромная вселенная сжимается до размеров их мирка, в котором кроме крошечной свечи и их огромного пламени нет решительно ничего и никого. Она никогда не проснётся рядом с Эльзой в её дворце, не потянется за лёгким поцелуем в нос или в лоб, не встанет, не выспавшаяся, но всё такая же потрясающе прекрасная, чтобы раздвинуть шторы и впустить в их личную вселенную-на-двоих ещё больше света и тепла. Она всё понимает и принимает, она не претендует на узаконенное место на троне рядом с Её Величеством, и она согласна дарить Эльзе в два, в три раза больше тепла и света, если утром та вынуждена просыпаться в темноте, совершенно одной на чересчур огромной даже для Королевы кровати. И за это Эльза благодарна ей, и она это знает. Эльзе хочется запечатлеть каждую секунду, проведённую рядом с ней, запретить дотрагиваться до себя всем, кроме неё, чтобы её будоражащие кровь прикосновения остались невидимыми ожогами на коже, хочется не размыкать век, чтобы её образ застыл на сетчатке, и кричать, кричать, кричать о счастье, которое выпало на её долю. Она оставляет метки на бархатной коже, задыхается от нежности при звуке собственного имени, выдыхаемого в сладкой мольбе, срывающегося с припухших губ в неконтролируемом порыве. Эльза исследует её тело, очерчивает его контуры, вновь осыпает поцелуями фарфоровую кожу и знает, что умерла бы прямо сейчас, в её объятиях, лишь бы… — Ваше величество! Эльза вздрогнула и медленно открыла глаза, возвращаясь в реальность. К её стыду, щёки горели, а внизу живота как-то тянуло, но суетящиеся вокруг неё служанки, кажется, благоразумно списали пунцовое лицо на волнение. Королева сжала губы в тонкую линию и подняла взгляд. Из зеркала на неё смотрела совсем другая девушка — корсет роскошного платья туго сдавливал и не давал возможности нормально вздохнуть, ни один локон не выбивался из причёски, только глаза смотрели тускло и как-то безжизненно. Вокруг неё сновали множество каких-то людей, громко переговаривающихся и радостно смеющихся, оправляющих её платье и о чём-то назойливо её спрашивающих, и Эльзе стоило большого труда не разогнать их всех. Весь этот шум давил, болезненным звоном отзывался в голове и мешал сосредоточиться хотя бы на чём-нибудь. Руки в тонких белых перчатках мелко дрожали, и девушка сцепила их в замок, параллельно невольно оглядывая платье, в которое её нарядили. Что-то лёгкое и одновременно роскошное, расшитое искрящимися камнями; от их блеска и от белизны ткани неприятно резало глаза. Одета подобающим для правящей особы образом, вот только… — Ну же, поторопитесь, моя королева, вам не пристало опаздывать! — Прямо над ухом раздался донельзя писклявый голос, а через мгновение, видимо, его обладательница совершенно бесцеремонно схватила Эльзу под руки и вытащила из её кресла, рывком ставя на ноги. Девушка опешила и едва не рухнула обратно, но с другой стороны к ней уже подоспел кто-то ещё. — Аккуратно, Эльза! — Весёлый и чуть-чуть взволнованный голос сестры немного отрезвил её, и девушке хватило сил на то, чтобы поднять голову. — Спасибо, Анна, я в порядке. — Вот и славно, — ласково улыбнулась ей сестра и осторожно пихнула вперёд. — Тебе и вправду стоит поторопиться, Эльза. Рыжеволосая помолчала немного, а потом вздохнула и с какой-то совершенно новой интонацией шепнула: — Жених ждёт.