Живопись

Тонкая кисть торопливо скользила по моей коже, ведомая, темной, изящной, почти женской рукой. Голубая полоса от плеча до левого соска и ещё один крупный мазок, уже более широкой кистью. Одна из них погрузилась в воду, окрашивая, создавая цветную иллюзию сигаретного дыма. «Тебе понравится, дорогуша» — сказал Фредди и не ошибся. Я был мертвецки пьян в ту ночь, как и в большинство тех ночей моей невероятно яркой и дерзкой молодости в 70-х. Как минимум раз в неделю со мной происходило нечто, из-за чего, мой отец едва не лишал меня сознания побоями. Каждый. Гребанный. Раз. Тем не менее, я был всего лишь подростком, мне хотелось веселья, вечеринок в задрипанных барах с алкоголем и продажными девицами. Я был исключительно пьян в ту ночь, иначе как обьяснить то, что слова какого-то незнакомого для меня тогда паренька о выборе художника, о свободе творчества и прочая ерунда внезапно оказала на меня такое влияние. У Фредди- так его звали- была куча идей и планов в голове. И все они были чертовски странными. Его интересовало все- музыка, театр, скульптура, живопись… Кстати о ней, он долго с жаром говорил о «живом холсте», о чем-то, что должно быть именно на коже, но никак не на тканной поверхности. Будь я немного трезвей, назвал бы его идиотом. Теперь же я положил локти на стол и с пьяной серьёзностью вслушивался в его рассуждения. Помню, как он восклицал «Нет! Ты не понимаешь!», а я утверждал, что все понимаю, хотя нихрена не понимал. Так продолжалось довольно долго и в какой-то момент мы оказались у него в квартире. Обычно я не хожу, ну, знаете, к незнакомым парням домой, учитывая мою внешность, но в ту ночь любопытство было сильнее меня. «Тебе понравится, дорогуша» — сказал Фредди, разводя водой краски-«Ты первый, так что, можешь считать себя особенным». Я, честно говоря, не помню, что он там говорил, потому что меня заворожил процесс приготовления и сам парень, проводящий по мне, раздетому по пояс, кистью. — - Знаешь, милый, я раньше пробовал писать на людях за деньги, но это не то, как-то неправильно. Ты понимаешь? — сказал мне Фредди немного запинающимся языком. Я ёжился от холода, смотрел на кружевные занавески за ним и послушно кивал, так как ни сил ни желания говорить не было. Со стороны это, вероятно, выглядело очень глупо, но что можно было взять с двух молодых пьяных парней. Эту ночь я запомнил навсегда. Конечно, не очень точно, даже обрывочно из-за опьянения, но очень подробно и живописно — до запаха, до очертаний плясавших по стене теней. Слабый свет, которого вряд ли хватило бы какому-нибудь «нормальному» художнику, четко очерчивал острые скулы и делал взгляд более выразительным, придавая парню демонические черты. Фредди быстро смешивал краски — кистью, а то и пальцами, потом поднимал голову и смотрел мне на шею и грудь, словно я не был человеком больше, а превратился в его мольберт. Лишь много поздней я смог признаться себе, что ничего более интимного и одновременно уютного со мной не происходило. Он продолжал водить кистью по моей груди, не обращая внимания на редкие волоски. Настойчиво обрисовывал соски, это должно было выглядеть чем-то чрезмерно пошлым и двусмысленным, но я, расслабившийся на узком мягком диване, чувствовал себя превосходно и совсем ни о чем не думал. Казалось мои чувства ожили, превратились в звуки, оттенки, разноцветные разводы на моей груди — все это словно обрисовывало меня, отражало мою суть. Звучит глупо, но тогда мне казалось это величайшим открытием, откровением, это все, черт возьми, было так важно для меня. Быть может тогда мне открылась какая-то истина, так просто, так легко. В тот момент, Фредди, видимо отчаявшийся изобразить то, что хотел красками принялся ловко делать мазки пальцами, укладывая их так как ему виделось. You take my breath away… Если бы такое произошло со мной в любой другой день, кто-то мог бы обзавестись синяком под глазом и, возможно, сломанным носом, но в ту ночь алкоголь полностью затуманил мой разум. Тогда не было ничего естественней чем просто лежать и наслаждаться прикосновениями этого странного парня. Сам же Фредди думал только о цветах и вряд ли помнил обо мне. В какой-то момент он остановился, убрал руки и я почувствовал неприятный холод. Потом парень подошёл и, обжигая меня своим дыханием, сказал: «Готово, дорогуша». По телу пробежали мурашки, как приятно сейчас было его нахождение. Так близко. Его тёплые ладони обхватили мои плечи и он повёл меня к зеркалу. Оно находилось рядом с окном. Текучие голубо-синие разводы. Это был океан, конечно же. все, что я помню. Понятия не имею как добрался до дома, но когда я вернулся, отец, слава богу, уже спал. «А мне везёт» — подумал тогда я и рухнул на кровать.