я без тебя (не) справлюсь ;

      Спать одному, когда у тебя есть человек, кто мог бы разделить вторую половину кровати – сложно, давит это. Просыпаться одному, зная, что он спит в другой комнате и чувствует себя плохо – невыносимо. Понимает, что давить нельзя, слова Люсиль вспоминает, её голос возникает в голове:       Просто будь терпелив. Ты не сможешь сразу всё понять или преуспеть во всём, с первой попытки. Но это неважно.       Лукас на полтора часа раньше привычного будильника встает, потому что знает – сейчас не до сна. Нужно Элиотта теплом и уютом обеспечить, показать, что он не один, что у него есть человек, который рядом для него, который будет заботиться.       Который, в конце концов, его примет. Таким, какой он есть. С шрамами на душе, с биполярным расстройством.       Он понимает, что не сможет разом вернуть его, что тот сможет справиться и вылезти из той пучины пустоты и боли, в которой он сейчас находится. Лука прекрасно понимает, что сложно будет, но он бросать его не намерен. Он рядом будет, рядом для него. Элиотт рано или поздно к нему вернется, иначе и быть не может.       Ты не можешь сделать слишком многого. Но ты можешь просто быть рядом. Просто будь рядом для него. Но только когда он этого хочет или нуждается в этом. Он обязательно к тебе вернётся.       Лука поднимается, наконец, с кровати, глаза потирает и на кухню идёт, чтобы завтрак приготовить своему мальчику сломленному, для которого он сейчас единственной опорой является. Мимо комнаты проходит, где Элиотт спит, слышит, как тот посапывает, в одеяло укутавшись, словно в кокон.       Будут моменты, когда ты просто сможешь наблюдать. Не дави на него. Если он хочет спать, то пусть спит. Если не хочет говорить, то не заставляй его.       Демори сейчас таким беззащитным кажется, надломленным таким, что Лукасу просто хочется в охапку того взять и не отдавать никому, в обиду особенно. Хочется, чтобы он себя защищенным чувствовал, не одиноким. Хочется его руки, лицо, тело поцелуями покрыть, чтобы понял он, что важен, что каждая частичка его, каждая родинка, каждый шрам незаметный, дорог.       Лукас отлипает от дверного косяка, от наблюдения за парнем своим, когда понимает, что завтрак за ним. Решает, что тише нужно быть, потому что все, за исключением его самого – спят. И осознаёт, как сильно ему прилетит от ребят, разбуди он, понимает, как винить себя будет, если он Элиотта своей заботой поднимет. Его выбор на омлете с легким салатом из овощей останавливается. Попутно он чайник ставит, что бы потом кофе или чай заварить.       По тарелкам еду раскладывает, приборы достаёт нужные, Манон порцию ставит, потому что знает – никому на учебу не нужно, кроме него и её самой. Поэтому остальное оставляет в сковородке, сами же найдут, не маленькие.       Он даже кружки не забывает достать. Лука нервно на время смотрит, глаз на цветы, что купил Элиотту, смотрит и улыбается от нелепости такой.       Когда шаги слышит, то сердце замирает в надежде, что это встал тот, для кого он поднялся в такую рань. Да переживания его уходят, когда он подругу свою видит, что принюхивается к запаху, у которой улыбка с самого утра, что надежду вселяет.       — Лука, серьёзно?       Он улыбается тепло и к нему подходит, на плечо руки свои кладёт и сжимает несильно. Он взгляд непонимания на неё направляет и брови домиком делает.       — Ты слишком заботливый, ему с тобой повезло.       По плечам хлопает и вздыхает.       — У вас всё хорошо будет, так и знай.       По волосам треплет, надежду вселяет, отчего у него внутри тепло очень, легко становится.       Пока Манон умывается и одевается, он её чай любимый заваривает – зелёный и с мелиссой. А себе кофе, потому что засыпать начинает от недосыпа, а впереди еще целый день, вечер, и, наверное, ночь.       Успевает даже сам переодеться и сумку собрать, нужные вещи сложить. Достает ручку и листок, на которой слова предупредительные пишет, чтобы тот не почувствовал одиночество:

пошел в школу. не могу дождаться когда вернусь к тебе. уже скучаю

      Завтракают, перекидываясь с Манон шутками, фразами, которые улыбку вызывают, постоянно слышит слова поддержки, хвальбы. Легче становится, спокойно. Чувствует, что сейчас он всё правильно делает, так, как нужно. Она даже посуду за ними помыть вызывается и Луку толкает, чтобы тот завтрак Элиотту отнёс, только тихо, чтобы не поднять.       Плечами пожимает, тарелку берёт, записку во вторую руку и чуть ли не на носочках в комнату идёт, где енот его спит. Тарелку ставит на ближайший стол, лист исписанной бумаги на край кровати кладёт и на кресло оседает.       Смотрит, как лучи, что через шторы задёрнутые пробиваются и в волосах Элиотта играются, смотрит, как тот дышит, смотрит, как у него дёргаются ресницы. Видит, что ему сложно, понимает, что сложно и больно, даже пусто внутри. Но знает – они всё смогут, ведь не зря в любви признавались, к чертям всё и всех слали.       — Лука, мы опаздывает, пошли. Манон нарисовывается неожиданно, пугает даже, она одета в пальто уже, к выходу готова.

Только вот Лукас не готов.

      — Иди, я догоню.       Она смотрит недоверчиво, но взгляд смягчает и удаляется.       Лукас на колени опускается, к кровати пододвигается, чтобы Элиотта увидеть ближе, чтобы хоть что-то он почувствовал.       — Я так сильно люблю тебя.       Шепчет, зная, что тот не слышит, но не в пустоту всё равно, ведь Демори о чувствах его знает прекрасно.       Будь понимающим. Спрашивай, когда он захочет отвечать. И будешь чувствовать себя неспособным помочь. Но так надо. Обращай внимания на знаки. Когда ему плохо или слишком хорошо.       Чувствует себя не то чтобы неспособным, слабым для него, потому что Элиотт для него – самый сильный человек на земле, раз справляется, живет, чувствует, несмотря на свою болезнь.       — Очень сильно люблю. Ты не один.       По одеялу легко так проводит ладонью, чувствуя тело под ним. У Луки уголки губ дёргаются, когда тот носом дёргать начинает и в одеяло глубже закутывается.       Тот уже уходить собирается, на ноги поднимается, на последок бросает:

— Ты сможешь.

      Лука уже сумку готов взять и вслед за Манон побежать, отмазку придумывая, почему опоздал, как рука его, такая родная и любимая, хватает за запястье крепко-крепко.

— Я без тебя не справлюсь.

      Элиотт говорит тихо-тихо, чтобы только Лука услышал. Слова влетают в голову и разбираются на буквы, не растворяются, а высекаются где-то глубоко.       Лукас сумку бросает, телефон достает из кармана джинс, сообщения другу набирая: я не приду сегодня, скажи, что заболел.       Он на колени снова опускается, ближе к Элиотту пододвигается, руку запускает в его волосы и улыбается, потому что улыбку лёгкую напротив видит, наконец, видит, что всё лучше становится. Вот он, его парниша, настоящий, в жизнь возвращается, готовый выбираться, вместе бороться, за руку держащий.       — Я с тобой, слышишь?       Шепчет, в волосы парня уткнувшись, а тот кивает только и руками Луку обхватывает, будто тот его спасательный круг, будто тот его спасение, не иначе.       — Прости за это все.       — Перестань.       — Это важно. Это может случиться снова. Просто я чувствовал себя раздраженным, и я не могу это контролировать. Это убивает меня. Я боюсь, что ты не справишься. И на самом деле я не хотел бы, чтобы ты мучился с этим.       Голос у Элиотта начинает дрожать и он отстраняется, поскольку у него слёзы в глазах скапливаться начинают.       Лука смотрит с удивлением неподдельным.       — О чём ты?       — Иногда я чувствую себя плохо, как сегодня утром. Иногда я могу спать неделями.       Иногда я могу не хотеть абсолютно ничего. Переживать из-за всякого дерьма.       Прерывается, чтобы вздохнуть, потому что разговор такой с утра уже в начале самом силы все забирает. Сложно. Больно. Невыносимо.       — Я смогу с этим справиться.       Лука настроен как никогда серьёзно. Он не отпустит уже и не уйдёт, рядом будет, не иначе. Потому что уверен: это — его.       — Я серьёзно.       — Я тоже.       В глаза друг другу смотрят, все улыбки лёгкие улетучиваются и серьёзность приходит, тревога, страх потерять. Но облегчение вместе с этим, поскольку говорят, наконец, по душам, карты друг другу раскрывают.       — Со мной твоя жизнь будет похожа на ад. Я могу кричать. Убегать. Я могу обвинять тебя во всяком. Ты знаешь, я должен лечиться. Но иногда я забиваю на это. И ты захочешь проверить, принимаю ли я таблетки - это добьет меня еще больше. Мне придется врать тебе. Я не знаю, почему... но я склонен это делать. И... мне хорошо с тобой.       Последнее, совсем тихо, в одеяло куда-то говорится, но слышно и понятно. Лука на кровать садится, находит плечо Элиотта под одеялом и руку кладёт на него, не сильно сдавливая.       — Мне тоже с тобой.       Говорит искренне, с надрывом, в глаза глядя с неподдельной любовью и нежностью.       Пока это снова фраза не прерывает, что в ступор вводит.       — Я не хочу, чтобы что-то изменилось. Но это произойдет. Из-за меня. И я не хочу этого, не хочу!       Чуть ли не на крик срывается, глаза прячет руками, слёзы свои закрыть пытается.       — Не хочу делать тебе больно. Не хочу напугать тебя или ранить. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.       У Лукаса внутри щёлкает что-то, перемыкает буквально, он тонет, тонет в парне, что рядом, в парне, который себя винит за то, чем он управлять не может. Он дурак, Элиотт дурак такой, раз думает, что испортит все, что разрушит всё.       Он столько времени один был, в себе, что надумал себе множество ужасных вещей, о которых Лука и не подумал бы никогда в жизни.       — Может, это и произойдет. Посмотрим.       Пытается успокоить, наклоняется ближе, своим лбом в лоб Элиотта утыкается.       — Нет, это правда произойдет.       Ну хватит, стоп, переходит все грёбанные грани. Нельзя так думать за двоих, нельзя всё решать вот так: одному, не спросив ничего. Ведь это все не так.       — Ты не можешь знать наверняка. Я тоже могу говорить глупости. Но я не биполярен. У меня ведь тоже много недостатков. Я могу убежать, хлопнув дверью, обижаться. Но правда в том, что я уж предпочитаю терпеть тебя, когда ты рядом. Так что да, посмотрим.       Лука лицо Элиотта в свои ладони берёт, заставляет на себя посмотреть: глаза в глаза. На себя тянет, будто бы с просьбой подняться, чтобы на одном уровне быть. Демори выполняет, поднимается, садится и выжидает, потому что видит - Лука не закончил.       — Знаешь что? Начиная с сегодняшнего дня, мы будем жить день за днем. Нет, лучше: мы будем жить минута за минутой. Начиная прямо сейчас.       Элиотт начинает смеяться, искренне. Он смотрит и не выдерживает: к лицу Луки приближается и целует его. Ладонь на лицо Лукаса кладёт, прям как раньше. Поцелуй растягивают, целуются медленно, они ведь не торопятся. Лука всю нежность свою вкладывает, передать всю свою любовь пытается, а Элиотт пытается в поцелуй чувства свои вложить, показать, как ему хорошо, как он любит, что он попытается справиться. Они вместе будут бороться, за руку держась.       Воздух кончается, и, отстранившись, Элиотт смеется, он, блин, светится. Ярче солнца и всего на этом свете, да чего там, во вселенной. Они обнимаются, Лука утыкается в его шею и они чувствуют себя самыми счастливыми сейчас.       — Ты красивый, когда смеешься.       Лука шепчет куда-то в шею, отчего парень, что его обнимает, смеяться начинает ещё больше и обнимает крепче, что он задыхаться начинает.       Наслаждайся хорошими моментами. Такие будут. Очень много. И они перекроют все остальные. Вот увидишь.

Они счастливы сейчас, они вместе, они, наконец, поговорили. И точно уверены, что их любовь победила всё на свете, что искренность их, разговор этот все карты раскрыл и теперь они максимально открыты друг перед другом, что означает одно: они друг друга любят и у них новая жизнь начинается. Минута за минутой. Они со всем справятся и их множество хороших, счастливых моментов только начинается. И их будет еще бесконечность целая. Они самыми счастливыми будут в этом мире.

Л ю б о в ь п о б е д и л а. Плохого больше не случится.