Дружба начинается не со знакомства

Когда настал день отъезда в пресловутый Хогвартс, у Гарри резко упало настроение и напала жуткая хандра. Обычная реакция домашних деток, ни разу не покидавших дом и родной город. Близкое расставание с родным и драгоценным Литтл Уингингом откровенно пугало; а дом, а тётя… как же их оставить и не видеть аж десять месяцев? Как? И Гарри уныло бродил по прямым, как по линейке вычерченным улицам, грустно разглядывая дома по обеим сторонам Тисовой и Магнолий. И кто сказал, что дома одинаковы? Ничуть не бывало! Ну, по архитектурной постройке они были действительно однотипны, но двери гаражей, входные двери, парадные и задние, оконные рамы и наличники, черепицы крыш, заборчики — всё это было разным, строго индивидуально. Вот дом Гордонов: окошки яркие, рамы покрашены веселенькой голубенькой краской, за ними, внутри, желтенькие занавески в белый горошек, черепица крыши салатово-зеленая, такого же цвета и дверь гаража. А вот дом Пирса — к его комнате снаружи папа-плотник приделал маленький балкончик, на котором Пирс любит читать и пить чай с мятой. А дальше, по улице Магнолий, виден дом мисс Фигг — крыша худая, в черепичных проплешинах, кустики и живая изгородь вокруг него чахлые и пожелтевшие, напрочь загубленные кошками, это Гарри объяснила тётя Пэт, сказав, что моча выделяет аммиак, что и сгубило растения, ведь кошек у старушки много и каждая ходит в туалет. В общем, разные дома, каждый имеет что-то свое: свой садик, цветник и, конечно, свой собственный задний дворик, со своими качелями, горками, беседками… Ночью у Гарри поднялась температура, его несколько раз стошнило. Перепуганная тётушка вызвала врача, педиатр осмотрел мальчика, выслушал легкие, проверил горло и обстоятельно расспросил Гарри о причинах его стресса. Гарри расплакался и стал жаловаться на то, на что обычно жалуются больные детки. Головка болит, ничего не хочется, никто не любит… Врач вздохнул, пятнадцатый вызов за сутки, пятнадцатый ребёнок, которого отправляют в школу-интернат. Будь его воля, он бы запретил отдавать малышей в закрытые учебные учреждения, а так... хоть название придумывай для этой массовой детской депрессии! Осенняя тоска или что-то в этом роде, хотя осень-то как раз и ни при чем! Просто детки не хотят уезжать черт-те куда, вот и болеют, протестуют на свой детский лад. Организм так устроен, что перед кризисом ребёнок должен переболеть, адаптироваться к плохому, как они думают, хотя отъезд от родных — это само по себе плохо, в этом случае дети правы. Ну, так или иначе, температуру удалось сбить, и Гарри забылся тяжелым сном, полным кошмаров и непонятного бреда. Так что ничего удивительного не было в том, что на завтрак Гарри спустился невыспавшимся и измученным, лохматый пуще прежнего, с темными кругами под глазами и обиженный на весь подлый мир, в котором не нашлось места для него, из-за чего его отправляют очень далеко от дома, в дикую горную Шотландию. А ведь есть школы поближе! Хай Камеронс, например, или Воннингс… подумав об этом, Гарри опять расплакался и пошел на крайность: — Мама, ну пожалуйста, не отдавай меня в Хогвартс! Оставь меня дома, мама. Ну пожалуйста! Ох, чего стоило бедной тётке это пережить! Бедненький, несчастненький, очень маленький мальчик, родненький до последней капельки крови, ТАК просился оставить его дома, так умолял, так искренне, честно и наивно звал её мамой… но мир жесток и несправедлив. В нём существуют правила и обязанности. В нём есть такие нечестные и необязательные слова: Надо и Контракт, и их, к сожалению, нельзя нарушать, потому что несоблюдение этих правил карается Законом. Всё это тётя Петунья вынужденно объяснила маленькому упрямчику, который набыченным телёночком стоял перед ней и сердито сопел, несогласный ни с одним её словом. Положение спас дядя. Отложив газету «Морнинг Пост», он пригладил свои пышные моржовые усы и серьезно пробасил: — Гарри, а помнишь того фокусника в цирке, помнишь, как мы все удивились, когда он вытащил из шляпы кролика, беленького такого, пушистого? А потом он из рукава целую стайку голубей выпустил, и они с таким хлопаньем крыльев взлетели вверх по спирали под купол цирка, помнишь это, племянник? Гарри нерешительно кивнул, не понимая, к чему дядя клонит. Тот внушительно помолчал для пущего эффекта, а потом продолжил: — А потом вы с Дадликом несколько недель ходили в библиотеку, искали всё про фокусы, потому что, как бы волшебно это ни выглядело, это, прежде всего — просто фокус. Ловкость рук обыкновенного человека-циркача, верно? А теперь подумай о том, что в мире, оказывается, существует настоящая магия, настоящее волшебство. И этой магии обучаются в школе для волшебников, как её там, Пэт, Хогавард, что ли? — Нет, Хогвартс, дядя, — робко поправил Гарри. Дядя кивнул, соглашаясь: — Да, Хогвартс, эк его назвали… Короче, Гарри. Ты — волшебник, а не шарлатан-фокусник с ловкими и хитрыми ручками, а значит, ты должен ехать туда, чтобы научиться колдовать. И смотри мне, учись прилежно, а не тяп-ляп, как тот недоучка Хагер или как его там. В общем и целом, дядя убедил Гарри, нашел правильные и нужные слова, и главное, подсказал именно ту мотивацию, благодаря которой у мальчика появилась цель. Он волшебник, и он действительно должен научиться колдовать, иначе его сырая магия может кому-нибудь серьезно навредить. После завтрака Гарри и дядя Вернон вышли к машине, собираясь ехать на вокзал, позади раздался топот ног, они обернулись и увидели Дадли, который бежал к ним, прижимая к груди картонную коробку. Подбежав, Дадли, тяжело пыхтя, протянул Гарри коробку со словами: — Возьми её с собой, так ты не будешь так сильно скучать по дому, это я точно знаю. Она поможет тебе, Гарри, правда поможет! Гарри сглотнул и двумя руками взял коробку с круглыми отверстиями на крышке, внутри, он знал, сидела Люси, маленькая черепашка, которая за годы подросла до размеров чайного блюдечка и больше уже не вырастет, это был её предел роста. — Спасибо, Дадли! Она правда мне поможет, я буду о ней заботиться, обещаю. Сказав это, Гарри отвернулся и забрался на заднее сиденье, бережно прижимая к груди коробку с черепахой, дядя всунулся в салон, пристегнул племянника, захлопнул дверцу и сел за руль. Машина тронулась и медленно покатилась по улице, мимо одинаково-разных домов. Гарри грустно смотрел на проплывающие пейзажи, скверы-универмаги, фермерские домики в пригородной зоне, поля-луга с коровами да овцами, обширные левады с лошадьми английских пород — шайрами, клайдами и чистокровками. Впереди показался пригород Биг Уингинга и его торговый центр, и дядя тихо сказал, глядя на Гарри в зеркало заднего обзора: — Гарри, мы будем ждать тебя на Рождество. Ты ведь приедешь? Гарри оторвался от созерцания придорожного щита и посмотрел на красный и толстый затылок дяди, потом перевел взгляд к его отражению и кивнул. — Да, конечно, я приеду, а вы меня встретите? — Встретим. Прибыв в Лондон, а затем и на вокзал Кингс Кросс, дядя сложил в багажную тележку чемодан, сумку и сверху клетку с совой, которую тщательно закрепил, и покатил, аккуратно лавируя меж редкими ранними посетителями к платформам. Докатив же тележку до платформ с номерами десять и девять, дядя остановился и тяжело вздохнул, глядя на разделительный барьер между ними, посмотрел на племянника и глухо сказал: — Дальше ты сам, Гарри. Справишься? Гарри нервно кивнул, пристроил коробку с черепашкой на тележку перед Буклей и крепко взялся за ручки. Посмотрел на барьер, сглотнул, оглянулся на дядю, тот коротко махнул кулаком вверх-вниз и подбодрил молчаливым кивком. Гарри слабо улыбнулся и, отвернувшись, нацелил тележку на барьер, приналёг на неё и тяжело покатил, со страхом глядя на твердую поверхность из красного кирпича. Как-то не верилось, что сквозь него можно пройти, и поэтому последние метры Гарри пробежал, а перед самой стеной и вовсе зажмурился, вполне справедливо ожидая удара от столкновения. Но ничего подобного не произошло, и он удивленно открыл глаза и тут же понял — прошел. Он на другом вокзале, в другом мире, потому что всё здесь было другим… вокзал Кингс Кросс исчез, исчезли и полотна железных дорог, на которых стояли и пыхтели многочисленные современные поезда с электричками. Вместо них была одна большая платформа, та самая, с номером девять и три четверти, а возле неё разводил пары старинный паровоз с надписью над скотоотвалом-метельником «Хогвартс-экспресс». Люди здесь тоже были другими, все в мантиях, старшекурсники и некоторые взрослые левитировали перед собой свои багажи, в руках у многих были метлы, и почти у всех были совы в клетках, под ногами сновали бесчисленные коты и кошки, весьма странного вида. Гарри даже вздрогнул, увидев пестрых котов ростом по колено взрослому, с кисточками на кончиках ушей и голых львиных хвостах. И вспомнил описание Драко: книззлы, так вот как выглядят магические кошки волшебников! Заинтересованный Гарри вертел головой, жадно рассматривая все чудеса и новинки местного… кстати, а чего местного? Параллельного мира? Пространства? Бытия? Стало почему-то жутко, и Гарри в испуге обернулся на стену, из которой он только что пришел сюда, и увидел, что стена тоже пропала, на её месте была арка с вывеской поверху «Платформа номер девять и три четверти», ну что ж, это его немного утешило. Интересно, а где Драко? Может быть, поискать его? Уловив эту мысль, Гарри снова завертел головой во все стороны, на этот раз с определенной целью, в поисках Драко, но как он ни смотрел, ни искал, друга так и не нашел. Решив, что они, так или иначе, встретятся в поезде, Гарри протолкался с тележкой к последнему вагону, краем глаза отмечая других детей и слушая случайно услышанные обрывки разговоров. — Слушайте, он тарантула везет, как вы думаете, их можно привозить в школу? — Где тарантул? — Кто это? — Бабушка, я опять потерял жабу… — Ох, Невилл… — И не вздумайте взрывать туалеты! Это совсем не смешно. — Ладно, ма, не будем. Высокая подножка едва не заставила его заплакать. Как? Ну как взгромоздить тяжеленный чемодан на эдакую высотищу? Глаза защипало, Гарри тоскливо пнул колесо тележки. А может, ну его, бросить все и вернуться обратно к дяде, он ведь ещё не уехал? Но тут какой-то старшекурсник молча вытащил из тележки багаж Гарри и занес в вагон, Гарри потрясенно ойкнул, поспешно сморгнул с ресниц слёзки и забрался следом, спеша вдогонку за нежданным помощником и своим багажом. Неизвестный доброжелатель донес ношу до ближнего свободного купе и, сложив его, коротко буркнул Гарри: — Располагайся, первачок. И ушел, а Гарри, испытывая легкую досаду вперемешку с благодарностью, занялся своими вещами — сначала занес в купе клетку с Буклей и коробку с Люси, осмотрелся и вздохнул, не обнаружив никаких столиков, а жаль, он сейчас так пригодился бы. Пришлось пока поставить клетку и коробку на сиденье и затащить всё остальное: чемодан и сумку с провизией. Разобравшись, он захлопнул дверь, с облегчением плюхнулся на мягкое, обитое полосатым твидом сиденье и стал смотреть в окно на людей снаружи. Настроение было… непонятным, с одной стороны, было предвкушение новых чудес и открытий, а с другой… хотелось плакать, потому что было плохо, страшно и совсем-совсем не хотелось куда-то ехать. Наоборот, хотелось вернуться домой, к тёте-маме Пэт, к Дадли и дяде Вернону. Пол под ногами дрогнул, платформа и люди за окном медленно поехали назад — это тронулся поезд, и Гарри с трудом подавил панику, едва-едва удержался от того, чтобы не вскочить и не броситься вон из поезда и побежать домой на своих двоих. От необдуманных поступков его остановил тихий скрип под соседним сиденьем. Прислушавшись и заинтересовавшись, Гарри опустился на колени и заглянул под него. Оттуда из полумрака на него печально вылупилась огромная бородавчатая жаба, моргнула, раздула и сдула горловой мешок, издав тот самый скрип. Гарри протянул руку и потыкал в жабу пальцем, проверяя, не противно ли к ней прикасаться. Оказалось, немножко противно, холодная и склизкая, покрытая чем-то вроде соплей. Вспомнился голос круглолицего мальчика: «Бабушка, я опять потерял жабу…», Гарри хмыкнул и обратился к соседу: — Привет, ты, наверное, жаба Невилла?