Дружба начинается не со знакомства

В один из вечеров Гарри решил проведать мистера Филча и стал прикидывать, как бы незаметно удрать от мелких фанатиков, которые, как и всегда (!), пожирали его глазами и караулили каждое его движение. Колин держал наготове свою фотокамеру, страстно желая запечатлеть самый-самый наикрутейший кадр, а Джинни выжидала удобный момент, когда герой останется один и можно будет без помех зачитать ему новые стихи, которые ну просто здорово как получились! Думал Гарри, думал, и так и эдак прикидывал… тут его Гермиона пихнула в бок локтем. Гарри вздрогнул и с укором посмотрел на неё — ну не переносил он прикосновений, вообще никаких! — та ехидно глянула в ответ и шепнула: — А мантия-невидимка тебе на что? Воспользуйся ею, и никто тебя не найдет. Точно! Мантия-невидимка! Гарри благодарно кивнул, и как только закончился ужин, он вместе со всеми вышел из Большого зала и спокойно направился в башню Гриффиндора. Там он, неспешно позевывая, пожелал всем спокойной ночи и поплелся в спальню. Оказавшись у себя, Гарри, немного выждав, зарылся в чемодан и, покопавшись в нём, выудил мантию. Расправил, встряхнул, полюбовался переливами-текучестью странной ткани и, подойдя к зеркалу, накинул её на плечи. Ощущения были… м-м-м, любопытными. Его тело чувствовалось по-прежнему, но в зеркале оно не отражалось. Только голова висит в воздухе. Гарри скорчил рожицу самому себе и хмыкнул — дожил, от первоклашек прячется… накинул капюшон на голову и исчез целиком. Потаращившись на свое не-отражение, он на ощупь подоткнул мантию так, чтоб не распахнулась случайно, и двинулся к выходу. Спустился в гостиную и, стараясь ступать как можно тише, прокрался было к двери, но услышал тихое бормотание: — Дорогой Том… Развернувшись в сторону голоса, он увидел малявку Уизли, та сидела у камина в кресле и, склонившись над столом, что-то писала в небольшой тетрадке. И бормочет-бормочет что-то себе под нос. Гарри прислушался: — Туалет плаксы Миртл… Но я не умею… Отодвинется раковина… А можно не сейчас?.. Ну, скажем, поближе к Хэллоуину… Бред какой-то. Играет, наверное, во что-то свое. И Гарри, отмахнувшись от неприятного чувства тревоги, скользнул дальше, к двери, дождался, когда её кто-то откроет, и выбрался в коридор. Путешествие под мантией-невидимкой вышло незабываемым и каким-то… безрассудным, что ли. Проходящего мимо группки людей Гарри охватывало какое-то странное, неудержимое желание попакостить, вредненько так подмывало дать щелбана или пинка, удрать и посмеяться над проделкой и над удивленными людьми, получившими пинок из ниоткуда. Понятное дело, Гарри старательно сдерживал свои непонятные порывы и параллельно недоумевал, откуда у него такие пакостные желания? Да и кто мог загнать ему шило в зад, никогда он вроде не страдал такими вредительственными настроениями… Ну да, ну да, конечно, мантия классная, предоставляет целую прорву возможностей — шали, не хочу! — никто не поймает, ничего не докажет и никак не накажет. Отсюда и кипит у него в крови неистраченный адреналин. И всё же, несмотря на соблазны, к которым его толкала мантия, и на все усилия их подавить, Гарри без особых проблем добрался до каморки Филча. Постучался, подождал, ещё раз постучался-поскребся в дверь. Тишина, хм, наверное, он на обходе. Патрулирует школу или прибирается где-то. Гарри разочарованно вздохнул и печально, от нечего делать принялся разглядывать дверь — стандартная, обитая черным дерматином с латунными гвоздиками-заклепками, кое-где дерматин продран и из прорех выглядывает желтый старый поролон. Ручка круглая, медная, по центру литая розочка, ниже, под ручкой, пластина замка с витиеватой чеканкой и аккуратной скважиной. Отсутствие ключа заставило Гарри проверить, заперта ли дверь, оказалось нет, не заперто. Подумав, он пожал плечами и толкнул дверь; в конце концов, он же не воровать сюда пришел. Войдя, Гарри скинул с себя мантию, скомкал и закинул за правое плечо, придерживая её как плащик, принялся ходить туда-сюда по каморке, решив дождаться Филча. Ну и размышлял о том о сём. О мандрагорах, о фестралах, о ненормальной Джинни Уизли, причем её он попытался оправдать. Ну фанатеет она от него, что поделать, сам он тоже вон тащится от Джона Уэйна и Кери Гранта, а уж от Френка Синатры и Джина Келли и вовсе пищит, так петь и танцевать он и за всю свою жизнь не научится! А ведь пытался когда-то… И Гарри, охваченный ностальгией, помахивая мантией-плащом, неуклюже станцевал степ, старательно топая и щелкая каблуками, представляя, что на ногах у него туфли-штиблеты, ослепительно-белые с черными лакированными носами. Кружась в танце, Гарри выпал из реальности и даже не сразу понял, что кто-то давно смотрит на него, стоя в дверях, а когда понял… Ну что ж, дадим должное почтение-уважение Аргусу Филчу, старый сквиб притопнул ногой, подхватывая ритм, и дальше они какое-то время наяривали чечетку вместе, неуклюже, порой невпопад, но всё же вместе… Танец подошел к концу, они остановились, тяжело дыша, взмокшие и усталые; переглянулись и… засмеялись, дружески обнялись. — Давненько не виделись, Гарри! — прохрипел Филч, хлопая мальчишку по спине. — Как каникулы и Люси? — Отличные каникулы, дядя Аргус. Люси я завтра вечером принесу, ладно? — Хорошо. Чайку поставим? Кстати, я тут нашел кой-чего, у близнецов Уизли конфисковал, и, знаешь, знакомый пергамент-то, очень знакомый, присмотрелся я к нему, и поди ж ты, узнал! Эти стервецы его у меня два года назад стибрили, а до этого он много лет в секретере пролежал. — А что за пергамент? — с интересом спросил Гарри. Филч поставил чайник на стальную столешницу-плиту и сходил за ним, вернувшись, он протянул Гарри свернутый пергамент и карандаш. — Вот, держи и пиши: олень, пёс, волк и крыса. Гарри удивился — странно, знакомый набор зверушек — но старательно написал, увлеченный неожиданной игрой. И вот, напротив каждого слова вдруг сами по себе, из ниоткуда появились чернильные пятна, которые стеклись и сложились в слова, вот так это выглядело:       Олень — Сохатый.       Пёс — Бродяга.       Волк — Лунатик.       Крыса — Хвост. И дальше…       Поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов с гордостью представляют своё новейшее изобретение — Карту Мародеров! Всё? Хм, нет, ползут-текут чернила дальше, невидимым пером вычеркивая схематичные линии и черточки, на глазах у Гарри и Филча они сложились во вполне узнаваемый чертеж замка Хогвартс. Но на этом странности не закончились, по переходам-коридорам-лестницам хаотично мельтешило бесконечное множество следов, и каждый след был подписан аккуратным и очень красивым почерком. Поняв, что за штука у него в руках, Гарри с восторгом занялся поиском знакомых имен и угадыванием, где кто находится. Честно, это оказалось просто здорово, увлекательная игра! Класс! Филч с ласковой улыбкой смотрел на мальчика и видел, как у того разгораются радостным азартом глаза и как они сияют от восхищения, а вот Гарри нахмурился, внимательно вчитался во что-то и, подняв голову, озадаченно обратился к нему: — Дядя Аргус, а кто такой Питер Петтигрю? Вот здесь, посмотрите, точка рядом с Роном Уизли. Где-то под сердцем, под лопаткой неприятно кольнуло, и внутри, в груди, нехорошо потеплело — неприятное, страшное тепло. Аргус склонился над картой, вчитываясь в имя, указанное Гарри. Верно-верно, вот оно — «Питер Петтигрю» — рядом с Роном Уизли, Шеймусом Финниганом и Дином Томасом, взгляд Аргуса скользнул ниже, в гостиную и наткнулся на ещё одно имя рядом с Джинни Уизли — «Том Марволо Реддл». Но как? Этого не может быть!.. Из горла против воли вырвалось: — Но они же умерли! — Кто? — испуганно спросил Гарри. Дрожащий палец Филча ткнулся в пергамент: — Они… Питер Петтигрю и Том. Том Марволо Реддл. Том? «Дорогой Том» вспомнилось Гарри, вспомнил он и склоненную над столом — над тетрадкой! — рыже-морковную голову Джинни и её короткие фразы, как будто она кому-то отвечала. — А кто они такие, дядя Аргус? И почему вы говорите, что они умерли? — Питер и Том были учениками Хогвартса. Том был старостой и закончил школу в конце сороковых годов, дальнейшая его судьба мало кому известна. Одно точно, в конце пятидесятых он баллотировался на пост Министра магии. Но проиграл, министром стал Нобби Лич, ненадолго, правда, после его на посту сменила Миллисента Багнолд, вот она правила долго, до самой отставки по старости, или как это у магглов говорят, до самой пенсии… А умер Том в ту ночь, когда пришел убивать Поттеров, твоих родителей, Гарри. Так говорят, во всяком случае, лично я в это — не верю. — Правда? — Да. Не могу я поверить в этот бред сивого мерина, чтобы человек — без двух минут министр — поперся убивать младенца. Для этого надо очень хорошо сойти с ума, а Том сумасшедшим не был. — Значит это не я его… того? — с облегчением спросил Гарри, жадно вглядываясь в морщинистое и такое ставшее родным лицо дяди Аргуса. Тот задумчиво покивал: — Никто не знает достоверно, как именно погиб Том, свидетелей его смерти нет. — А… Питер? — Питер? Ну, Питера прикончил Сириус Блэк, по одной из официальных версий… — Как??? И здесь неточно?! — Ага, сынок. Ну сам посуди. От взрывного заклятия «Бомбарда» снесло пол-улицы, посередине глубокая воронка, на краю стоит Блэк и дико ржет, вокруг покореженные тела мёртвых магглов, двенадцать свежих трупиков, а от Питера всего один пальчик остался, ага. А остальное где? Где кровь-кишки-развороченные кости? Это-то где??? Не может человек на атомы распылиться, тем более что от Питера, повторяю, пальчик остался. Который потом матушке его преподнесли в коробочке погребальной с орденом Мерлина первого класса. Посмертно. Как сейчас помню, пыль столбом до небес, жутко воняет горелой изоляцией и стаи крыс утекают в раскуроченную канализацию… — Стойте! Дядя Аргус, стойте! — Гарри заорал так, что сам себя чуть не оглушил, все кусочки мозаики внезапно сложились в стройную и ясную картинку. — Крысы! Крыса Рона — анимаг. Питер притворился, он жив и прячется в семье Уизли! Питер не умер, он жив, он просто сделал вид, что погиб, а сам притворился… то есть я хочу сказать, он превратился в крысу и сбежал! Возбужденный Гарри громко кричал всё это и размахивал руками, а Филч сидел ни жив ни мёртв и с трепетом смотрел на взбудораженно орущего мальчишку, приплясывающего и сияющего от своих догадок. Первый накал страстей постепенно улегся, и Гарри понемногу остыл, успокоился и обратил внимание на замершего Филча. — Дядя Аргус? Всё хорошо? Он встревоженно тронул старого завхоза за плечо, Аргус моргнул и странно посмотрел на Гарри. Потом перевел взгляд на карту и снова уставился на имя, точку рядом с Роном Уизли — «Питер Петтигрю». — Карта же не врет, правда, Гарри? Питер жив? Голос Филча, вернее его тон, испугал Гарри, и он лихорадочно постарался припомнить хоть что-то… Ой, вот. И торопливо зачастил: — У крысы Рона нет пальца на передней лапке! — Вот шельмец, всё-таки сумел превратиться, а мне-то лгал, что не получается у него ничего… — Наверное, он стеснялся, — робко предположил Гарри, осторожно поглаживая старика по плечу. — Всё-таки крыса не самая вау-какая-аниформа. Тут нечем хвалиться. Филч тихо засмеялся, обнял Гарри и тепло прижал к своей тощей груди. — Ох, Гарри, Гарри. Хороший ты мальчик… Что бы я без тебя делал? — Не знаю. А что случилось, дядя Аргус? — Питер мой внук. И один из трёх друзей твоего отца. Вот так. Вот такой вот крутой поворот, осталось выяснить, почему карта утверждает, что жив и Том Реддл. И где он прячется.