Дружба начинается не со знакомства

В пятницу утром, дожидаясь учеников на завтрак, профессорский состав за столом преподавателей лениво обсуждали утренний выпуск газеты, изучали меню и вяло дегустировали поднадоевший всем тыквенный сок. Большой зал тем временем медленно, но верно заполнялся сонными и лохматыми студентами, ну, кроме девушек, извините, те были аккуратно причесаны, но, так же, как и парни, сонно моргали опухшими глазами и отчаянно зевали, деликатно прикрывая ротики ладошками. В какой-то миг общее внимание привлекла веселая толпа в сорок душ, шумно ввалившаяся в зал и о чем-то громко переговаривающаяся. Не успели учителя присмотреться к ним, чтобы понять, с какого это факультета собралась столь дружная и сплоченная компания, как ребята, громко перекрикиваясь и размахивая руками, стали рассасываться по своим столам… по десятку к Слизерину с Гриффиндором, восемь к Пуффендую и двенадцать к столу Когтеврана. Глаза Минервы вылезли из орбит, кроме того, она на время забыла, как дышать. Северус опустил голову к своей тарелке с яичницей, занавешивая лицо длинными волосами и пряча за ними улыбку — что, Люпин, добился?! Крошка Флитвик радостно закудахтал и от счастья мелко-мелко захлопал в ладошки. Помона Стебль украдкой (как она думала) сделала всемирный жест «локоть-колено» и едва слышно прошептала «йес!». Остальные преподы начали срочно хлопать друг дружку по спинам, потому что от неожиданности подавились кто чем… Директор посмотрел по сторонам, поудивлялся реакции коллег, после чего устроился в кресле поудобнее, сложил руки на животе и, пробормотав что-то о всеобщем благе, сладко задремал. Старшие курсы, от четвертого до седьмого, впрочем, тоже не отстали от преподавателей. Они точно так же немели, давились кашами и пытались вернуть глаза обратно в глазницы. А младшие — первый-второй — курсы с интересом начали переглядываться через весь зал, выискивая тех, кем так или иначе заинтересовались за год обучения и совместным приездом в Хогвартс. И они, в принципе, не виноваты в том, что некая старая Шляпа распределила их по разным факультетам. Ещё не поздно… вообще никогда не поздно сойтись и подружиться по-настоящему, ведь всем известно, что дружба начинается не со знакомства, а с понимания ситуации в целом, приятельственных чувств и взаимных, общих интересов. После не совсем нормального завтрака третьекурсники снова стеклись в одну дружную кучу и бурливой речкой потекли в холл, где им пришлось разделиться: слизеринцы и гриффиндорцы отправились в подземелья на сдвоенный урок зельварения, а остальные пошли на травологию. Северус, сложив руки на груди, с каменным выражением лица молча ждал, пока наполнится его класс, отмечая, как сильно вытянулись за три летних месяца прошлогодние второклашки. Девочки скромненько прижимали тонкие стопки книжек к своим едва наметившимся грудкам, парни отчего-то виновато сутулились, отчаянно стесняясь своих прыщиков и смущенно пряча в рукава мантий непомерно удлинившиеся руки. Эх, дети-дети-дети… непривычны вам ещё ваши юные тела, а ведь впереди ещё грядут четырнадцатый, пятнадцатый и дальнейшие годы. Ну да ничего, переживете вы свой тринадцатый и такой неудобный год. Всё у вас будет в первый раз — и первые прыщи, и первые робкие поцелуи, и прогулки под луной за ручку… Так, все собрались? Ну что ж, приступим. Взмах палочки, и на доске появляется рецепт сегодняшнего зелья. Студенты внимательно читают состав, готовят котлы и горелки, потом спешат к шкафу за ингредиентами. Гарри держится позади всех, он цепко смотрит, что берут, ясно… то ли плохо прочитал, то ли не запомнил, что надо взять. Северусу грустно, со своего места, скрытый в тени, он без опасений разглядывает Поттера. Хоть и вытянулся Гарри, но он по-прежнему мельче остальных сокурсников. Длинный, тощий, нескладный. С дергаными, рваными движениями. А в глазах живое, неистощимое любопытство, страстная жажда знаний. У Гарри ясный взгляд и пытливый, твердый ум. И сильная воля. Невольно вспоминается Кеннет, маленький, славный и очень умненький мальчик. Он умный, просто долго думает и ему надо помогать принять верное решение. И Дженни, его мама, усталая молодая женщина. Лучистый взгляд, приветливая, теплая улыбка. Согревает лучше всякого солнышка… Из сладких воспоминаний его вырывает испуганный вопль Малфоя: — Сэр! Пу-у-упс!!! Моментально спустившись с небес на землю, Северус тут же просек ситуацию — Невилл добавил лишних зерен чемерицы и теперь растерянно смотрел, как его зелье странно густеет и с бульканьем поднимается над краем котла, ну чисто тесто над квашней! Гарри, стоявший рядом, всё-таки опомнился, но только для того, чтобы схватить Невилла за руки и рывком задвинуть к себе за спину, прикрывая собой. Вот слов нет, и в кого же он такой, а? Весь инвалидный насквозь, а туда же! Всех спасать-защищать так и рвется. Быстрое Эванеско, затем защитный купол над котлом, взрываться уже нечему, но на всякий случай, мало ли. А теперь… — Долгопупс! Минус пять баллов! Поттер, вы почему не проследили за количеством лишнего в котле? Вы безответственный… Ну вот. Опять замер, затаил дыхание, жадными глазами так и сверлит, уши аж оттопырились, снова приготовился слушать очередную порцию правды про своего никчемного отца. А вот не буду говорить, назло тебе, Поттер! Перебьёшься. И тут совершенно внезапно вспомнилось вот это… Вот-вот закончится тоннель. Уже виден впереди светлый квадрат открытой двери, за ней лунный полумрак и… Люпин? Да, Люпин, но как-то он странно выглядит. В следующий миг приходит понимание — ему осталось жить несколько секунд, потому что Люпин оборотился. Огромный волк пригнулся для прыжка, но опоздал, перед Северусом словно из ниоткуда выросла жилистая фигура Джеймса, сильные руки толкнули его, пятнадцатилетнего тощего Северуса, толкнули прочь, к выходу. А волк прыгнул. На Джеймса. Просто потому, что Джеймс шагнул навстречу волку, навстречу смертельному прыжку. Шагнул навстречу смерти в безрассудной уверенности, что Люпин помнит, что перед ним друг, и он, возможно, не станет его кусать. Гриффиндорец до мозга костей, храбрый, беспечно-отважный, принес себя в жертву оборотню, спасая жизнь Северусу. А уж как он потом расплевался с Блэком, ммм-м-м! Ненадолго, конечно, позже они всё-таки помирились, но те минуты ссоры весь Хогвартс до-о-олго потом обсуждал-обмусоливал. И как ни ненавидел Северус своего извечного врага, как ни уговаривал, ни убеждал себя, что Джеймс-де свою шкуру спасал, что дурак Блэк просто неудачно пошутил, факты оставались фактами — Джеймс Поттер спас ему жизнь. Странно, что Люпин не разорвал Поттера, но… это как раз объяснялось тем, что Джеймс, оттолкнув Северуса к себе за спину, прыгнул к волку, в прыжке превратился в оленя и придавил зверя своим весом. И сдерживал его рогами, копытами и зубами. Волк рычал, вырывался, но не кусал. Весь страшный фокус заключался в том, что оборотень никогда не голоден. Человек — вот главная и желанная добыча оборотня. И олень для него бесполезен. Почему-то именно сейчас становится понятно, что Джим Поттер был действительно храбрым человеком, он рискнул шагнуть навстречу оборотню, рискнул превратиться в тесном для оленя тоннеле, рискнул подставить оленью шею смертоносному капкану волчьих зубов. Северус вздохнул и вернулся в реальность, посмотрел на Гарри и увидел, что парнишка продолжает ждать, что же он дальше скажет про папу. А на чем он остановился?.. Ах да… — Бессовестный разгильдяй, такой же бестолковый (прости, Джеймс, но твой сын хочет слышать именно это, как ни странно…), как ваш несуразный идиот папаша! Гарри нахмурился, наверное из-за паузы, но выговором остался доволен. И кажется, хочет что-то сказать, вон как пытливо-выжидающе смотрит. Точно, хочет остаться с ним наедине в конце урока и что-то сказать или спросить. Наверное, про маму. Ох, ну ладно, пускай спрашивает. Урок подошел к концу, Морочащую закваску так или иначе все сварили вполне сносно, кроме Невилла. Студенты собрали свои сумки и книги и заторопились на выход. Друзья Гарри хотели было задержаться и подождать его, но тот кивком отослал их. Северус молча наблюдал за тем, как Гарри нарочито медленно складывает свои вещи в сумку и собирается то ли с мыслями, то ли с остатками храбрости. Мда-а-а, может, пора сменить имидж? Как-то нерадостно от того, что тебя инвалид боится… Он невольно улыбнулся, припомнив кое-что. — Мистер Поттер, вы помните василиска? На лице Гарри радостное облегчение, и тут же последовал быстрый ответ: — Да, сэр, я помню! — А помните, как мы к нему шли по туннелю? (Тухлая печень дракона, и здесь туннель!) — О да, сэр! Помню, как вы продирались сквозь глотку! — при этом Гарри чисто машинально, по старой памяти бросил взгляд на плечи профессора. Ну что ж, паренёк достаточно осмелел, и Северус мягко спросил: — О чем вы хотели со мной поговорить, мистер Поттер? — О Патронусе, сэр. Невилл говорит, что профессор Люпин не с того урок начал, лучше бы он про защиту от дементоров рассказал, чем про боггартов. Кстати, боггарта все испугались, никто не захотел его изучать. Скажите, а он и вправду настолько страшен? — Настолько, насколько страшно смотреть на тело погибшего родственника. Полагаю, профессор Люпин просто не учел, что детям очень тяжело показывать свой страх перед всеми. А если это что-то глубоко личное? И в конце концов, как можно, например, смерть кого-либо из родных представить в смешном свете? Вот здесь, я думаю, профессор Люпин очень сильно ошибся. Возможно, он слишком взрослый, если не сказать — старый, раз полагает, что у детей не бывает серьезных страхов. — Понятно… — задумчиво протянул Гарри. Подумал и спросил: — А как человек что он из себя представляет? — В каком смысле? — с недоумением спросил Северус, начиная беспокоиться. — Ну, в таком… — Гарри неопределенно замахал рукой в воздухе, пытаясь подыскать и уловить нужные слова. — В смысле, надежный он товарищ или как? Северус честно задумался, пытаясь сообразить, что отвечать Поттеру. Конечно, парень не знает, что Люпин — оборотень, да и спрашивает он явно не об этом, а о том, какой он человек… Да вот проблема, он сам плохо знает Люпина. Помнит только, что он тихоня и молчун, был когда-то старостой факультета, но не школы. До этого он не дослужился, да и слишком большая ответственность — быть префектом, это не простенький патруль и снятие баллов с нарушителей. Что же отвечать-то? Гарри ждет. — Мистер Поттер, я не знаю. А почему вы спрашиваете? Гарри потупился, печально как-то съежился, ссутулился, глаза в пол, пальцы смущенно ковыряют столешницу, и голосом, полным скорби, тихо пробормотал: — Ну вот все говорят — лучший друг папы, лучший друг мамы, дружили-не-разлей-вода, неразлучная четверка и всё такое. А ко мне он ни разу… я его никогда не видел. Он не звонил, не писал, ничего не присылал. Я понимаю, что это эгоистично и что он мне ничего не должен, но тётя же про него рассказывала, он был на свадьбе у неё и дяди Вернона, знает, где она… где мы живем, и ни разу не пришел. Или не приехал? Он, наверное, где-то очень далеко живет… но это тоже не оправдание. Дядя Бен живет в Америке, но даже оттуда он ухитряется присылать подарки на день рождения Дадли и мне. Мы с ним так радуемся, когда видим красочно упакованные яркие коробки с кучей полосатых марок и печатей с потрясающим обратным адресом "Джексовилл, Северная Каролина". И подарки в них порой такие неожиданные попадаются, например на десятый день рождения он прислал нам индейскую курительную трубку, длиннющую-предлиннющую, вся в резьбе и перьях. Тётя Петунья собралась было ругаться — совсем, мол, одичал твой Бен в этой Америке с индейцами, мальчикам ещё рано курить, вот вырастут, тогда и… хотя пусть только попробуют, паршивцы. Дядя посмеялся и сказал, что трубка декоративная и поставил её в шкаф, за стекло, а мы с Дадли почему-то решили, что дядя Бен нам ещё и томагавки прислал, и начали их искать. Гарри замолчал. Северус обдумал ворох информации, попутно делая выводы о том, как жил Гарри, хм, ну неплохо жил, судя по всему. И вздохнул: — Нашли? — Что? — Томагавки… — А-аа-а, нет, он их не прислал. Но мы не в обиде, правда! Мы же никогда-никогда не видели дядю Бена. — Но тем не менее он давал о себе знать, присылал вам подарки, которые подчеркивали факт его существования. Ваш дядя Бен, пусть и далеко, но где-то есть на свете. А что касается профессора Люпина… ну… есть у него кое-какие проблемы, из-за которых он может стать смертельно опасным для окружающих. — И часто он… опасен? — Один раз в месяц. — И что? Простите, сэр, но я не вижу логики. В месяцах тридцать и более дней, и из них один день он опасен, и я не понимаю, что мешало ему приехать в остальные «безопасные» дни. Но это не обязательно… и, кстати, раз он смертельно опасен, то что он делает здесь, в школе, полной детей?