Дружба начинается не со знакомства

Крыса Короста и кот Живоглот не ладили по определению. Что ни день, то погоня, скачки с препятствиями… Крыса с паническим визгом высокими прыжками удирает-утекает в любую щель, а за ней, распластавшись в летящем беге, беззвучно скользит толстый перс-экзот с круглой совиной мордой. Морда Глотика была крайне невыразительной, плоская аки сковородка, как будто кот с разбегу впечатался в стену, на ней такие же круглые, вечно печальные влажные, слезящиеся желтые глаза. Зато шерсть была роскошной, пышная-пышная, аж дыбом, рыжая-рыжая с приметными тигровыми полосами. Кот никому не нравился. Мальчики, если не видела Гермиона, с наслаждением пинали кота, отпихивая его от себя. Девочки откровенно морщились и назидательно пеняли Гермионе о том, что она могла завести себе кошку покрасивее. Особенно сильно не нравился кот Рональду Уизли, у них с первых дней знакомства образовалась настоящая вражда, которая в Хогвартсе перетекла в полноценную войну. Рон ругался и кричал на кота, а при случае и на Гермиону мог наорать, чтоб она убрала подальше свой блохастый коврик. Если удавалось достать-догнать, то хороший пинок под хвост опять-таки доставался коту, а чаще Рон просто швырялся в него, чем под руку попадется. Гермиона злилась, плакала и ругала Рона за жестокое обращение с её животным, в ответ Рон огрызался и рявкал, что ей следует получше воспитывать своё любимое животное. А дальше по наклонной: Гермиона срывалась на истеричный визг и начинала вопить о том, что это не воспитывается, что у кошек это вообще-то в природе заложено — охотиться на крыс и мышей. Инстинкт у них такой, короче! Эти разборки-вопли все чаще разносились по гостиной чуть не каждый вечер. Гарри это вскоре надоело бы, и он бы вмешался, если бы не один странный случай, который сбил его с толку. Однажды с вечера Гарри написал письмо домой, решив отправить его утром, для чего и спустился в гостиную, покинув спальню с крепко спящими парнями. Он успел пройти до двери в коридор, прежде чем до него дошло, что в гостиной что-то не так. Резко затормозив, Гарри развернулся, внимательным взглядом окидывая алознаменную комнату — вроде всё в порядке, всё на своих местах... Глаз Гарри зацепился за яркое рыжее пятно в кресле возле камина, там возлежал Живоглот и с львиным достоинством вылизывался, старательно приводя в порядок густую шерсть на плечах, а под боком... Гарри пришлось подойти поближе, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают — под боком тихо-мирно лежал крыс Короста. Гарри глазам не поверил, снял очки, протер их подолом футболки, нацепил на нос, посмотрел на парочку старинных врагов, снова не поверил глазам, нагнулся и пальцем осторожно потыкал сначала в толстый бок кота, а потом в худую спинку крысы. Кот и крыса лениво повернули головы и серьезно глянули на него, мол, чего мешаешь отдыхать порядочным зверям? Взгляды зверьков убедили парня, что он не спит, не сошел с ума и что здесь всё в порядке. Про письмо он, к счастью, не забыл. Сходил на совятню и отправил. После, специально наблюдая за ними, Гарри отметил интересную закономерность. Кот и крыс враждовали показушно, то есть на публику, вернее, на одного зрителя, на Рона. Стоило тому показаться в их поле зрения, так Короста, взвизгнув, кидалась удирать, а кот, соответственно, зашипев, кидался в погоню. А вот когда Рона не было поблизости, Глотик и Короста вели себя как друзья-не-разлей-вода. Кем они и были, впрочем. Друзьями. Живоглот, кстати, тоже начинал вести себя неадекватно в присутствии Гермионы — оглядывался и принюхивался в поисках крысы, а завидев её, начинал на неё охоту. У Гарри порой возникало странное чувство, что зверушки специально так поступают, чтобы поссорить своих хозяев, но поймав этакую абсурдную мысль, тряс головой, пытаясь отогнать её. Ну не может быть такого! На всякий случай проверил по карте — а вдруг в личине кота скрывается какой-нибудь анимаг? Но нет, карта честно показала, что Живоглот — это Живоглот, самый настоящий, неподдельный и истинный кот. После долгих колебаний в один из сентябрьских деньков ранним утром Гарри рассказал Гермионе об их поведении и озадаченно вопросил, что бы это значило. Потому что Гермиона поверила. — Знаю, Гарри. Я их видела. Спящими. Лежат вместе, Глотик и Короста, сопят в свои крошечные дырочки, я прям умилилась… А вообще-то это нормально, животные так играют, по-другому они просто не умеют. — А как же их… показные… постановочные драки? Погони, сражения. Вражда? — Вот в том-то и фокус, Гарри! На настоящей охоте кошка не гоняется за крысой, это опасно для неё. И бесполезно. Ведь крыса серьезный противник для кошки и вполне способна постоять за себя, она очень больно кусается. Поэтому кошка караулит крысу в засаде, а дождавшись, старается схватить сразу за шею и с первого же укуса в затылок умертвить жертву. Терьеры в таких случаях трясут пойманную крысу, чтобы сломать ей шею. А что касается показушности... то это объясняется тем, что они действительно нуждаются в зрителях и одобрении со стороны хозяев. И не их вина, что Рон как-то не так понимает их поведение, я вот тоже не сразу разобралась... — Значит… они не враждуют, а играют так? — Да. — А чего же вы тогда орёте друг на друга, ты и Рон? — Ну знаешь!.. Иногда так хочется покричать. Отвести душу… это я про себя говорю, Гарри. А зачем Рон кричит, я не знаю. Может, от обиды? Ведь это всё-таки мой кровожадный кот преследует его бедную старенькую крыску… — Ладно, Гермиона. Да, кстати, с днём рождения! С этими словами Гарри протянул сверток, перевязанный красной ленточкой. Гермиона ойкнула и округлила глаза: — Как? Неужели сегодня девятнадцатое? — Да… совсем ты заучилась, подруга. В таком случае ещё раз поздравляю тебя с днём рождения! — Гарри хитро подмигнул ей и, повернувшись в сторону спален, громко крикнул: — Ребята, у Гермионы хорошее настроение, она сейчас добрая и в руках ничего тяжелого нет! Послышался топот множества ног, двери в гостиную распахнулись, и в неё хлынула огромная толпа ребят со всех семи курсов, впереди важно вышагивал Перси Уизли, левитируя перед собой на кончике волшебной палочки несколько средних разнообразных тортов — шоколадные, фруктовые, карамельные. Все остальные несли всякие красиво упакованные коробочки и сверточки, а ещё теплые улыбки, душевные поздравления-пожелания и искреннюю симпатию и любовь. Гермиона круглыми глазами, не веря ни себе, ни им, растерянно таращилась на всё это столпотворение и так же растерянно и удивленно улыбалась. Такого счастья не было в её старой школе, не было и на первых двух курсах, только скромно-робкие поздравления от маленьких тогда Гарри и Невилла да обязательно-дежурные открытки от родителей и старшего брата. Год это огромный промежуток времени для ребёнка. И целая вечность для животного. Всего какой-то год, и маленькие пухлые дети, робкие, нерешительные, застенчивые, становятся уверенными в себе, храбрыми и отважными подростками. А вместе с ними вырастает и мировоззрение, интересов становится больше, обширнее становятся знания, кругозор. Всего лишь год, и симпатичная девочка-подружка превращается в стройную красавицу, знакомую незнакомку. И тем не менее она им хорошо знакома, да что там, она родная, до последнего кудрявого волоска… За три-то года… И ребята знают, что ей дарить. Потрясенная Гермиона открывает коробочку за коробочкой, разворачивает один за другим сверточки и ахает, восторгается милым подаркам. Пеналы для ручек и карандашей, заколки и резинки для волос, тетради, книги… шарфики, шейные платочки… открытки, покупные и самодельные. Открытки-самоделки от близких друзей — картонный коллаж от Невилла, рисунок-пейзаж от Гарри, неуклюжая, криво склеенная из фанерки рамочка-панно от Рона. Они, эти скромные, от души сделанные подарочки, особенно сильно умиляют и трогают счастливую именинницу Гермиону. Подарки от настоящих друзей. *** Железнодорожники и автомобилисты вот уже в течение целого месяца видели трусящего по безопасной полосе-насыпи между железной и автомобильной дорогами большого черного пса. Черный, устрашающих размеров косматый зверь с горящими желтыми глазами, похожий сразу и на ньюфаундленда, и на ирландского волкодава, целеустремленно рысил строго на север. Пёс бежал, щуря глаза от солнца в хорошую, теплую погоду, бежал он и под дождем, и его мокрая шерсть висела сосульками, плотно облепляя поджарое тело. Иногда, если удавалось пробраться, пёс проникал в грузовые или почтовые вагоны и ехал зайцем по железной дороге, чего, увы, никогда не делала всемирно известная Лэсси, когда путешествовала тем же путем с севера на юг, преодолевая невероятное для собаки расстояние в четыреста миль… Теперь тот же путь по горной Шотландии и Англии проделывал черный бродяга в обратную сторону, на север. Железнодорожники, провожая взглядами примелькавшегося, постоянно бегущего в одну и ту же сторону пса, погружались в печальную ностальгию — ах, бедняга, неужели тоже хозяин продал? А ты, верный пёс, не смирился с жестокой волей, продолжаешь верить в человека, идешь домой… И грохочут, летят поезда мимо черного бродяги, увозя с собой подобревшие сердца людей, железнодорожников и пассажиров, которые на малом ходу и на коротких остановках выскакивали в тамбур и свешивались с подножек, высматривали пса-героя и бросали ему кусочки разной еды… Черный бродяга с легким удивлением, но с огромной благодарностью принимал подношение. Проглотив угощение, которое непонятно с чего кидали ему люди, пёс, ощущая прилив сил и оптимизма, снова пускался в долгий путь, гадая и ломая голову, отчего такой почет к нему. Он не читал «Лэсси» и не догадывался о том, что во всех купейных и плацкартных вагонах маленькие девочки и мальчики с плачем уговаривали родителей купить для бедной собачки билетик, посадить её в поезд и довезти до дома, а растерянные родители смущенно отговаривались тем, что не знают, где эта собачка живет. Рано или поздно, но на пути бродяги встало то же препятствие, что и перед Лэсси — озеро Лох-Несс. И если наивная и честная собака, колли Лэсси после неудачных попыток переплыть огромное водное пространство в конце концов сдалась и пошла в обход, удлинив свой и так длинный путь на несколько десятков лишних миль, то черный бродяга поступил иначе. Он сел на берегу, разинув пасть и вывалив розовый и очень мокрый язык, внимательно обозрел открывшийся водный простор, вздохнул и лег здесь же, на каменистый откос. Надо было отдохнуть. Отдыхал он до вечера, беспокойно ворочаясь, временами вставал и тихо бродил туда-сюда, бросая взгляды на воду; казалось, он никак не может принять какое-то очень важное и сложное решение. Или кого-то дождаться… Но наконец он решился, спустился с откоса, подобрался поближе к воде, встал у самой кромки, почти касаясь когтями прохладных, ледниковых вод озера, вскинул узкую длинную морду вверх и издал долгий, протяжный вой. И начал таять. Рассеиваться черным туманом, который, впрочем, исчез ненадолго, но после долгих и упорных попыток-повторов ему удалось переместиться. Серьезное препятствие в виде озера заставило бродягу вспомнить о своей магической ипостаси — баргеста, духа-привидения, и воспользоваться его умениями. Правда, он немного промахнулся, вместо того чтобы появиться на другом берегу озера, сгусток тумана заклубился-замерцал на оживленной улице Инвернесса, ярко освещенной фонарями и фарами проезжающих автомобилей. Что поделать, анимагу без палочки вообще трудно колдовать и трансгрессировать, а тут ещё и телепортироваться в собачьем виде пришлось… Вот и возник из тумана огромный адский пёс с горящими огнём желтыми глазами посередь улицы, перепугав многочисленных магглов и рождая ещё одну легенду о баргестах и гримах. Визг тормозов, грохот-скрежет покореженных столкнувшихся автомобилей, вопли и крики людей… Черный пёс шарахнулся вбок, поднырнул под самосвал, чудом увернулся от копыт ломовых лошадей, тянущих конку-омнибус по рельсам,* лохматым смерчем пронесся по мосту и скрылся с глаз во тьме переулка. Оставив позади мешанину людей, машин и паники. Поплутав по каменным улицам города, он нескоро выбрался за его пределы, но вот наконец и пригород и желанная опушка мелкого леса. Так, теперь обежать пригород по кругу в поисках железных дорог… найти нужную, и дальше, на север. Дорысив до перекрестка трех дорог, черный пёс присел передохнуть под столбом-указателем. Три дороги, одна вела на север, в Хогсмид, вторая уводила на северо-запад, в какой-то Грин Ридж, а третья… Прочитав названия пунктов, пёс тихо фыркнул и, ступив на третью дорогу, потрусил на северо-восток, к Литтл Хенглтону, до которого было сорок восемь миль пути.