«...Я слишком сильно старалась Петь одну симпатичную песенку...» Ride, LANA DEL REY
Вывески, маняще сверкая неоновыми огнями, обжигали глаза.«Лёд»,«Океан», «Райские мечты», «Санта Роза»— множество различных названий мелькало перед лицом, как мотыльки, что бьются о синюю лампу уличного фонаря. Одержимые светом, эти маленькие существа так стараются пробиться к нему, что забывают о смерти. И если бы вы оказались на этой улице в эту ночь, то, вероятно, ослепли бы так же, как и эти насекомые, и неон, по-дружески взяв вас за руку, завёл бы вас в «Сатурн» и провёл бы прямиком к сцене, украшенной бардовыми тяжелыми шторами, что были здесь вместо кулис. Легкая дымка, сначала крадясь по полу и немного клубясь, поднимаясь вверх, рассеивалась, освещаемая софитами, переливаясь цветами. У сцены толпились люди в ожидании, хотя не понятно было, ждут ли они чего-то вообще. Всё больше напоминало бесполезное времяпрепровождение, бестолковую суету и желание просто спрятаться от окружающего мира. Здесь было так жарко, что пот выступил на загорелых лицах гуляк, забредших сюда; запах улиц, мотоциклов, бензина и соленого ветра смешивался с едким и сильным запахом сигарет и сладковатым ароматом травки. В полутьме эта груда мокрых маявшихся тел, толкаясь, что-то выкрикивая, смеясь и ругаясь, напоминала кучку муравьев в огромном темном муравейнике. И простой эти люди на минуту больше, они стали бы уходить, чертыхаясь на «Сатурн» и его персонал, но, к мимолетному облегчению всех пришедших, огни сцены вдруг засверкали, дымки стало больше. Две больших бордовых шторы чуть шелохнулись и медленно стали расползаться в стороны. Из тьмы медленным, размерным шагом, чуть слышно стуча высокими каблуками по деревянному полу, к зрителям вышла девушка, облачённая в белое короткое платье, что белоснежностью своей отражало голубоватый свет подобно тому, как луна отражает от себя свет солнца. Зрители замерли на пару мгновений, наблюдая за её походкой и за тем, как плавно она подошла к микрофону. Петь она не спешила и пока лишь бросила взгляд на людей, хлопнув длинными мягкими ресницами, подняла белоснежную руку и тонкими красивыми пальцами поправила роскошные, кудрявые темные волосы, что волнами спадали на худые плечи. Она была слишком хороша, эта маленькая кукла в платье цвета первого снега, кроткое внеземное существо, спустившееся с небес. Она посмотрела в сторону, и, как по волшебству, заиграла медленная музыка. Услышав такую любимую для себя мелодию, девушка кротко улыбнулась и, чувствуя каждую ноту, начала петь. Оценивающие взгляды из зала сверлили её, даже самый пьяный смотрел так, будто в эту секунду представлял себя самым жестоким критиком. Певица старалась не обращать на них внимание, но поняла, что упускает момент и поет уже только для себя. Выходя на сцену, она каждый раз хотела почувствовать себя королевой и волшебницей, которой под силу своим пением растопить человеческое сердце, но люди, перед которыми ей каждый раз приходилось выступать, этого совсем не понимали. Они приходили не за музыкой, а за дешевой выпивкой, грязными сплетнями и быстрыми знакомствами. Они не слышали слов, не пытались вникнуть в смысл песни и понять Элизабет. Это была она, мечтающая о популярности, милая Лиззи с пухлыми губами и глазами цвета темного изумруда. И это была её песня о вечном пути, дороге и пустынных равнинах, ветре, рассветах, закатах и шуме мотора. Это был гимн свободе и любви, в котором спряталась история о девочке, что старается изо всех сил и так боится разочароваться в жизни. Это была история о ней, бесстрашной и талантливой, ни о чем не жалеющей.* * *
Лунный свет серебром падал на улицы всё еще шумевшего города. Было лето, поэтому вокруг ничего не затихало даже в темное время суток. Наоборот, когда жар спадал, и вечерний ветер охлаждал накаленные солнцем скамейки и тротуары, люди выбирались из своих домов, чтобы прогуляться и полюбоваться калифорнийскими пальмами, съесть мороженое или перекусить буррито. «Сатурн» светился огнями, и Лиззи иногда оглядывалась на него, всё так же поправляя волосы. Она будто искала что-то. Белая футболка, короткие шорты и кеды сменили платье, без него было легче. Люди, выходящие на улицу, всё так же были увлечены своими делами, проблемами и разговорами. Они совсем не замечали ту, что дарила им сегодня музыку. Элизабет привыкла видеть это каждый день, чувствуя, как с каждым разом что-то обрывается в её сердце. Когда они услышат её? — Где же ты? — растерянно спрашивает она в пустоту, продолжая озираться и покусывать ноготь. Народ, оставляя после себя мусор и банки из под пива, медленно разбредался. Слышался гул машин, доносящийся с центральной улицы. Здесь же, мимо «Сатурна», они проезжают не так часто, а если и проезжают, то в них, как правило, сидят нахальные подростки, а в салоне громко орет музыка. И сейчас, как назло, кто-то из них, увидев одинокую и привлекательную девушку на обочине, радостно заулюлюкал ей, засвистел и на полной скорости даже попытался задеть её рукой по бедру, но Лиззи в последний момент шарахнулась в сторону, рассерженным взглядом провожая молодых людей, вопли которых продолжали доноситься из разбитого «форда» даже на расстоянии. Машина уехала, и девушка вновь осталась одна, наедине со своими мыслями. Она задумчиво подняла голову к небу, еле-еле замечая крупинки звезд на черном полотне, но, приглядываясь, вдруг поняла, что их намного больше, чем казалось изначально. — Лиззи... Нет ответа. — Лиззи! Девушка не сразу поняла, кто позвал её. У нее резко закружилась голова, когда она отвлеклась от звёзд и посмотрела в сторону дороги. Сначала ей захотелось произнести в ответ какую-нибудь грубость, но, признав голос, девушка мило заулыбалась. Быстрым шагом она подошла к машине и сунула голову в окно, хихикая. — Ты опять замечталась? — спросил голос. Из салона на девушку смотрел круглолицый мужчина с зелеными глазами, красивыми губами и тонким носом. — Ты же знаешь, что я очень люблю мечтать, Билли, — Лиззи открыла дверь и запрыгнула в душный салон. Она была так рада видеть любимого, что не удержалась и чмокнула его в губы, вызвав добрую улыбку на немного уставшем лице. Когда Билли улыбался, то в уголках в его больших зеленых глаз лучиками появлялись маленькие морщинки, которые всегда нравились Элизабет. Несколько раз, сидя вечерами на пляже, девушка пыталась на клочке бумаги изобразить его улыбку, но вместо красивого рисунка получалась, мягко говоря, нелепица, а Билли, громко смеясь с такого «шаржа», говорил, что больше похож на старика или Пола Маккартни. — Ты опять не пришёл, — с упрёком произнесла Лиз, отворачивая голову к окну. Она знала, что Билли гордится ей, но ей всегда хотелось, чтобы он чаще бывал на её выступлениях. — Прости, — извинился он, — но я не успел. Как всегда… Работа, сама понимаешь. Конечно, она прекрасно его понимала. Он тоже очень любил заниматься музыкой и частенько давал концерты с PinheadGunpowder, но основным его занятием была работа в магазине хозяйственных товаров. Это была самая нудная работа на свете, особенно для Билли, человека, который жить не мог без шумных концертов и вечеринок. И Армстронг, скучая за прилавком практически каждый день, мечтал о признании его творчества не меньше, чем Элизабет. «Наверно, только поэтому мы и полюбили друг друга. У нас одинаковая цель, которой, пока что, никто из нас не добился», — иногда говорил музыкант, грустно усмехаясь. — Ну, что, едем туда, куда договаривались? — вновь прервал мысли Элизабет Билли. — А? — она обернулась к нему и тут же добавила: — Да, конечно, поехали. Завёлся мотор, и чёрная «шеви» тронулась с места, начав постепенно набирать скорость. Мимо пронёсся сначала «Сатурн», потом какой-то бар, магазин одежды и тату-салон. Армстронг быстро добрался до центральной улицы, где по краям дороги росло огромное количество высоких зеленых пальм. Вид завораживал, ведь казалось, будто ты попал в голливудское кино. Сколько бы Лиз не жила здесь, она каждый раз видит эти пальмы словно впервые и по-ребячески восторженно высовывает голову из окна, чтобы быть хотя бы на сантиметр ближе к этому тропическому чуду. Улыбка в этот момент не пропадала с лица Билли, когда он смотрел на Элизабет, она казалась ему чертовски милой и смешной девчушкой. Как же ему хотелось, чтобы такая её задорность никогда не исчезала, чтобы мир вокруг нее никогда не потерял своих красок. Для этого он был готов сделать что угодно, даже если он очень уставал. Каждый раз он приезжал за ней, чтобы ей не было страшно и одиноко слоняться по калифорнийскому городу, а Лиз была безумно ему за это благодарна. Завидев машину бойфренда, девушка шутливо говорила некоторым своим знакомым, что за ней, как за настоящей звездой, приехал её личный водитель, который отвезет её в дорогой отель на берегу залива. Пальмы стали встречаться на пути всё реже, как и вывески. Пару раз промелькнуло несколько мотелей и продуктовых магазинов, прежде чем машина выехала за пределы города, окунувшись в тьму южной ночи, когда на небе можно разглядеть даже Млечный Путь. Лиз изредка поглядывала на Армстронга в надежде услышать от него какой-нибудь вопрос. Сейчас бы она ответила на что угодно, только вот в машине воцарилась полнейшая тишина, давящая и такая тесная, что внезапно захотелось открыть дверь «шеви» и исчезнуть. Взгляд Билли растворился в дороге, он машинально то сбавлял, то набирал скорость, когда это требовалось. Он прекрасно знал, как девушка любит такие ночные вылазки и никогда не отказывал ей в очередном маленьком путешествии, но сейчас он чувствовал, что что-то не так. И Элизабет ощущала то же самое. Перед её глазами всплыли люди, так безразлично уходящие из клуба, равнодушно смотрящие на нее и наслаждающиеся, кажется, только в тот момент, когда им говорят, что концерт будет бесплатным. Завтра ей вновь придется вернуться в «Сатурн», посмотреть на те же самые лица, улыбнуться им и начать петь. Хочет ли она этого? Нет. Они подъезжали. — Жми на газ, — сказала она так резко, что Билли даже вздрогнул от неожиданности. — Подожди, ты же хотела… — неразборчиво сказал он, начиная притормаживать, чтобы свернуть направо, к небольшому и очень уютному местечку среди могучих дубов, откуда открывался прекрасный вид на залив. — Пожалуйста, Билли, — она посмотрела ему в глаза. Он должен был понять её с полуслова. Он всегда понимал. Не зря с самой поездки у Билли Джо появилось ощущение, что его Лиз опять вытворит что-нибудь неожиданное. Но как он может отказать ей, если сильно любит? — Ты с ума меня сведешь... «Шеви» снова стала набирать скорость, скатилась с холма и вскоре выехала на большую и ровную дорогу, казавшуюся нескончаемой. Можно было отпустить руль и закрыть глаза, не переживая за аварию. Пока люди прятались от тьмы в освещенных городах, охраняя автомобили от грабителей и ночных разбойников, Билли и Лиз мчали вперед, позабыв про всякий страх.* * *
Черт знает, что было в голове у Лиз, когда она сказала Билли ехать дальше, не останавливаясь, как ветер, чтобы никто в жизни не смог догнать их. Это было известно лишь ей. Позабыв обо всем на свете, даже о том, что у них с собой нет зубной щетки, Билли гнал «шеви» вперед, зная, что для Элизабет путешествие будет лучшим исцелением. — Ты слышал её? — послышался в темноте голос Лиззи. — М? — Ты слышал песню? — уточнила она. — Ту самую, которую я написала совсем недавно? — Конечно же слышал. Я просто еду… еду… — вспоминая строчки, тихо пропел он и открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха, однако вместо него в нос ударил запах пыли. — Теперь ты понимаешь, почему я написала её? Я знала, что мы уедем. Раз и навсегда. — Лиз, а как же твои родители? Как же моя работа? — Билли, прикрыв рот рукой, зевнул. — Родители, работа… — повторила она за ним, пытаясь подшутить. — Скука... Билли тяжело вздохнул, и в салоне машины снова наступила тишина. Армстронг вдруг стал вспоминать, как познакомился с Элизабет. Это был замечательный летний вечер, когда солнце уже почти зашло за горизонт, а Калифорния залилась мягким розово-фиолетовым светом, нежным, как распустившийся бутон лилии. Тогда Армстронг решил опробовать новенький красивый байк, на который наконец-то смог накопить. Он колесил от здания к зданию, чувствуя себя превосходно. Кожаная куртка, черные очки, ветер в волосах — лучше и не придумаешь. Когда он проезжал мимо клуба, то чуть притормозил, приспустил очки на нос, чтобы получше разглядеть четырех девушек, болтающих о чем-то около входа. Через пару мгновений его заметила одна из них, самая красивая, как ему тогда показалось, и то, что произошло дальше, до сих пор поражает Билли. Девушка, в которую он влюбился практически сразу, неожиданно подошла к нему, села позади и, обхватив его талию своими худыми ручками, ласково улыбнулась и шепнула: «Я — Лиз. Поехали». Билли задумался и устал настолько, что на пару секунд даже прикрыл глаза, и из этого транса этого его вывел неожиданный визг Элизабет, которая тыкала пальцем куда-то вперед. — Мотель! Я вижу мо-те-ль! Наверно, такими радостными возгласами моряки, пробывшие месяцы в океане, встречают сушу. Мотель светился в темноте, как маяк, приглашая остановиться и снять комнатку, чтобы отдохнуть. Как же не принять такое приглашение?* * *
— Спокойной ночи, милый, — прошептала Лиз, поцеловала Билли в щеку и положила голову на мягкую белую подушку. Он обнял её и прижал к себе, уткнувшись лицом в мягкие волосы, пахнущие апельсином. — Спокойной ночи, — и они погасили свет. Уже через несколько минут Элизабет услышала сопение крепко спящего Билли. Через окно с полупрозрачными занавесками пробивался свет фонаря, освещая часть небольшой кровати, и только благодаря этому свету девушка смогла разглядеть чернеющую татуировку на руке Армстронга. Элизабет не хотелось спать, поэтому долгое время она рассматривала на этой татуировке рисунки и узоры, замечая в ней каждый раз что-то новое. Она представляла, как завтра вновь будет мчаться по дорогам Америки. Её не волнуют деньги и удобства, она готова спать даже на холодном камне, лишь бы жить быстро, лишь бы душа всегда оставалась такой же молодой, как и сейчас. Она хотела быть дикой. Хотела принадлежать всем и никому, быть неуловимой, самой необычной девчонкой в мире. Плевать на всё. Неизвестность пути леденила кровь Лиз, но ей нравилось это. Она знала, что безумна, поэтому не хотела доставить трудности никому, особенно Билли. Он не готов к тому, к чему готова она, это стало ясно ночью. Он всегда твердил ей, что отправиться с ней куда угодно, но она не разрешит ему окунуться в бездну вечных скитаний вместе с ней — слишком сильно любит. Лиз не заметила, как наступило утро. Она тихо поднялась с кровати, чтобы не разбудить Билли, провела рукой по его волосам и грустно улыбнулась. Выйдя на улицу, девушка подошла к трассе. — Так будет лучше, так будет лучше, — успокаивала она себя, но на глазах выступили слезы. — Он поймет, он всегда понимал. Издалека послышался резкий шум мотора и через пару минут перед девушкой оказалась группа из крепких молодых байкеров. Такая одинокая красавица посреди пустыни — огромная редкость, которую совсем не хочется упускать — Куда-то спешим? — спросил один из них, улыбаясь, как дьявол — чертовски красиво. — Да, — сказала она, переживая, что слезы не высохли на её щеках и что сейчас она выглядит, как полная дурочка. Она села на мотоцикл позади брюнета и, обняв его, сказала своим новым попутчикам: — Я — Лиз. Поехали. И как можно скорее… Пыль от колёс взвилась вверх, растворив в себе мотель и бескрайнюю равнину. Дорога началась.«...Я слышу птиц в летнем ветерке, я еду быстро. Я одна в ночи. Очень стараюсь не попасть в неприятности, Но я веду войну сама с собой...» Ride, LANA DEL REY