Полночь. Начало первого.

Как бы то ни было, остаточный стресс никуда не ушёл. И вина тоже. К моменту выписки Аллена продолжали терзать отвратительные эмоции. Как бы часто он не просил прощения у Лео, в его мироощущении ничего не менялось очень и очень долго. Ну не мог он себя простить, хоть ты тресни! К тому же, постоянное сидение дома веселья не добавляло. Каждый божий раз, смотря на Джима, он благодарил невероятную самоотверженность и реакцию Лео, ведь, если бы не он, ничего бы этого не было. А самому Лео начинали надоедать извинения Аллена и его непонятное желание грызть себя за произошедшее как минимум до конца жизни. Он пытался как-то изменить ситуацию, говорил с Алленом и не единожды, но толку было ровно никакого. Это бесило. Вообще-то, это у Лео должны быть кошмары и самобичевание, а не у Аллена. Это же ему прострелили живот, в конце-то концов, ну! И если Лео это нормально пережил, то почему Аллен считает, что может себя изводить? Сие оставалось неведомо. Терпение мальчишки истончалось день ото дня. Вообще, в то утро все было неплохо: солнце светило, несмотря на конец ноября, было относительно тепло, Лео ждал начала течки и в шутку угрожал Дену, что прикует его к батарее, если тот посмеет сбежать и они не проведут те несколько дней вместе. Ден на это стал поразительно тщательно готовиться: они вместе сходили ко врачу, который прописал Лео противозачаточные, купил презервативов и распихал их во все места, которые только мог придумать. После этой подготовки Лео в позе эмбриона катался по полу и ухахатывался, ибо заначки находила Кира и игралась с шуршащими упаковками. Но вернёмся к утру. Это был то ли четверг, то ли среда, то ли пятница. Мир, повторюсь, радовал Микков-Уолкеров потрясающей погодой. Тики с Лео собирались в школу. Тики уже ушёл, бросив напоследок, что сегодня он не сможет подбросить сына, потому что что-то там. Лео, впрочем, это мало волновало: ну опоздает чутка, ну с кем не бывает. Парень уже был в коридоре и как раз наклонился, чтобы завязать ботинки, но его живот прострелила острая боль. Он присел на корточки и прижал руки к болевшему месту. Аллен, стоявший тут же и провожавший мужчин, бросился к нему, закусывая губу. Вот только что он хотел сделать, не понял ни Лео, ни Аллен. Уолкер прикусил губу и дотронулся до живота Лео с невероятным отчаянием в глазах. Приговор был очевидным: Аллен опять обвинял себя в его боли. Лео поднял край футболки и убедился, что рана цела, все было нормально. Да и не болела именно рана. Это точно было что-то другое. Убедившись, что это не из-за раны, Лео просто продолжил обуваться. А Аллен продолжил наблюдать со вселенским отчаянием. "Боженька, помоги мне не убить Аллена" – помолился Лео и вздохнул. – Лео, – только подал голос Уолкер, а Лео уже читал мантру, чтобы успокоиться. Затем перевёл на Аллена глаза, мол, он слушает. – Может, тебе стоит дома остаться? – Зачем? – Лео проявлял чудеса терпения. За все время после теракта в школе, он хватался за живот не единожды и каждый раз Аллен предлагал свою помощь с видом, будто... Будто это все его вина. – Ну, ты же... – вот, а потом, когда Лео сразу не соглашался с предложением Аллена или делал что-то ещё, Уолкер начинал мяться. – Что "я же", Аллен? – Лео предпочел разуться и пойти искать в аптечке таблетки от живота. Аллен, как марионетка ходил за ним хвостиком. О боги, за что? Выпив лекарство, Лео усадил паникующего мужчину на стул, сам встал напротив. Вздохнул и выдохнул. – Послушай меня, пожалуйста, Аллен. Прошёл месяц с того случая. А ты все ещё винишь себя непонятно в чем, но... – Но Лео, – перебил его Аллен, – я же виноват. – В чем?! – до свидания, все предохранители. От спокойствия осталось только название. От внезапного крика Лео наверху заплакал спящий Джим. Лео сразу успокоился, а Аллен был рад свалить: он знатно испугался, но чувствовал, что мальчишка просто так не отстанет. Так что Уолкер спустился с младенцем на руках, укачивая и успокаивая его. А Лео продолжил, как ни в чем не бывало: – Прошёл месяц. Стрелявшего поймали, судили, посадили. Я жив и здоров, Джим жив и здоров, а тот пацан Билл, всего лишь за решёткой, потому что будь у отца воля, он бы его уже убил за то, что посмел угрожать тебе. Все хорошо, Аллен! Все хорошо, все живы! И прикрыл я тебя не просто так, твою дивизию, а чтобы отец с ума не сошел. Чтобы ты с ума не сошел, если бы с Джимом что-то случилось. И как ты мне отплатил? – Лео каким-то удивительным образом удавалось сохранять грозный вид, оставаясь тихим. – Аллен, я не развалюсь, если у меня болит живот. У меня течка скоро, пап, – он коротко улыбнулся, чмокнул его в щеку и поспешил уходить. А затем развернулся и вернулся к Аллену: он забыл сказать очень важные вещи. – И блять, Аллен, просто помяни моё слово: ещё раз ты начнёшь себя обвинять в ошибках другого мудака и я, сука, придумаю, как выбить из тебя все это дерьмо! И мне даже отец не помешает, – он выглядел чертовски злым, он рычал, говоря все эти слова. И снова коротко улыбнулся, чмокнул его и улетел, оставив Аллена в ахуе. *** – Отец, – выловил Тики Лео на перемене. – Слушай, ты меня извини, но Аллен вкрай заебал, – Тики направлялся в столовую, так что говорить приходилось на ходу. – Чем же? – стоит отдать должное хладнокровию Тики: Лео думал, что отец хоть что-то сделает с тем, что он матерится. – Да он носится со мной, будто я хрустальный, бесит, – они влетели в столовую, взяли подносы и встали в очередь. – Просто месяц уже прошёл, – объяснил парень, – а Аллен все еще думает, что я истеку кровью и умру от малейшей пылинки. Сегодня он мне предложил дома остаться из-за того, что у меня живот заболел, представляешь? – Что-то с раной? – обеспокоенно спросил Тики. – Да не, – отмахнулся парнишка, – у меня течка скоро, вот и происходит хуйня какая-то. – М-м-м, – протянул Тики, забирая первое, второе, третье и компот. Лео последовал его примеру и направился в сторону столов, усаживаясь напротив отца. – Смотри, – начал Микк, – я только что проявил беспокойство, но ты отреагировал нормально. В чем разница? – Разница в количестве заботы, – ответил Лео. – Да, ты беспокоишься, но достаточно ограниченно, позволяя мне разобраться самому. А у Аллена крыша едет. – Гипертрофированный отцовский инстинкт, – подытожил Тики. – Именно, – согласился Лео. – Пап, пожалуйста, сделай с Алленом хоть что-нибудь, пока у него шарики за ролики окончательно не уехали. А то я ему такого наобещал с утра, стыдно вспомнить... – Это как? – Тики уже доедал второе, Лео же как будто очнулся и сам стал уминать за обе щеки. – Вот так, – произнес он с набитым ртом. – Но пересказывать не буду, сильно стыдно. – Ясно-понятно, – Тики зевнул, допил компот и пошёл в сторону кабинетов. – Придумаем что-нибудь, ладно. А ты на уроки не опаздывай, – бросил он напоследок. – Так у меня с тобой, – напомнил парень, и они вместе поспешили в класс *** Разговаривать с Алленом Тики решил ближе к ночи, когда Лео уже спал. – Хей, Аллен, – начал Тики, когда Уолкер в очередной раз встал успокаивать Джима. Вот тебе и ближе к ночи. – М? – Давай поговорим? – Тики зевнул: он не очень-то хотел разговаривать, но и Лео он обещал. – Лео говорит, ты его душишь заботой. – Правда что ли? – Аллену приходилось прислушиваться к голосу Тики: тот говорил тихо, стараясь не разбудить только что уснувшего сына. Аллен решил ещё немного покачать его на всякий случай. – Ага, – подтвердил Тики. Потом кое-как сел и коснулся бедра Уолкера. – Аллен, послушай. Я понимаю, что ты мучаешься из-за того, что произошло, но пойми несколько важных вещей: во-первых, Лео защитил тебя сам, а значит, стоит его поблагодарить за это. Во-вторых, Лео полностью здоров, даже, – Тики сделал акцент на последнем слове, так как кожей чувствовал, что Аллен хочет ему возразить, – если у него теперь болит живот. Это нормально и это пройдёт. В-третьих, причин болей в животе может быть целая куча, например, течка. И ты сам об этом знаешь. Как знаешь и то, что у Лео она скоро будет. Аллен молчал. Ему было стыдно, что ли. А ещё ему хотелось спать, так что проще было согласиться или промолчать. – Аллен, все началось и закончилось месяц назад, – продолжил Тики. – Тебе не за что себя винить. Ты переходишь границы беспокойства. Он взрослый мальчик, если ему понадобится помощь, он скажет. По крайней мере, – Тики хохотнул, – будем искренне на это надеяться. И ещё кое-что, – тихо, спустя минуту молчания добавил Тики: – тебя чувство вины однажды поглотит. Оно держит тебя в прошлом, а нужно двигаться вперёд. Отпусти себя, наконец, договорились? – Угу, – согласился Уолкер, укладывая Джима спать. Обещание поговорить выполнено, так что можно спать с чистой совестью. *** Аллен старательно пытался унять свое чувство вины; постепенно стало получаться. Постепенно исчезло из взгляда отчаяние, потихоньку руки перестали тянуться за аптечкой и телефоном, в попытке набрать скорую. И Лео искренне начало казаться, что вот, наконец-то все нормально. Но нет. Беда подкралась незаметно. Все-таки прав был отец, когда сказал, что это гипертрофированный отцовский инстинкт. У Лео все еще приближалась течка, но это не было основным триггером. Аллен как-то уж очень беспокоился из-за того, что юноша слишком много времени проводит с Деном. Возможно, это и было так, вот только за все эти два месяца после Того случая, Лео ни разу не прогулял школу. А что более весомо, он ни разу не остался на ночь у Дена. И Лео мог бы соврать, сказать, что остаётся на ночь у друга, подружки или у кого ещё бы то ни было, но нет. Он и не врал, и на ночь не оставался. Признаться честно, он немного переживал насчёт течки, но Ден очень внезапно отнёсся к этому с пониманием и терпеливо ждал изменений. Но Аллену все равно не нравилось, что Лео проводит много времени с Деном. Тут даже Тики не выдержал и попытался поговорить с Алленом даже без прямой просьбы сына. Сын, кстати, научился класть на замашки курицы-наседки Аллена болт, совершенно не обращая на них внимания. Он научился даже от них получать удовольствие и веселиться. За пару дней до планировавшейся течки, Лео рассказал отцу, что он уйдёт на недельку, но он попросит Дена писать ему, чтобы тот не беспокоился. С Тики было просто договориться: тот не истерил, потому что сам помнил ещё те первые разы. А потом Лео просто ушёл. Тики умудрился записать на диктофон кудахтанья и увещевания Аллена, а потом скинул запись Лео. Они с Деном поржали, когда слушали. Когда Аллен узнал, что они с Лео спланировали его уход, то Уолкер ещё сутки с Тики не разговаривал. А потом все же уломал Микка ставить их разговоры с Деном на громкую связь, чтобы Аллен тоже мог убедиться, что с Лео все хорошо. Его изнутри распирали разные вопросы и держался он, чтобы не спросить, на честном слове. Но держался, стоит отдать ему должное. Тики особенно долго смеялся после этих разговоров, потому что Аллен считал, что его "кровиночка заслуживает лучшего обращения, и альфу, и вообще!". А что подразумевалось под волшебным "вообще" не знал даже Аллен. А потом, когда Лео, вернулся, Аллен кинулся к нему с объятиями, слезами, соплями, стал целовать и опять что-то прочитать про "кровиночку". Лео предпочел даже не вслушиваться в эти бредни, морально прощаясь со свободой: страхи Лео, что у Аллена поехала крыша на фоне отцовства, подтвердились. Тем же вечером, когда Аллен уснул с Джимом под боком, Тики, сидя на кухне с Лео, аккуратно выяснил, не залетел ли его ребёнок. Ребёнок ответил, что с вероятностью в девяносто процентов он не залетел, а остальные десять он оставил судьбе и разным форс-мажорам. На том и порешили. *** Вплоть до самого нового года все было спокойно. Аллен очень старался умерить гиперопеку, возможно, у него это даже иногда получалось; Тики с Лео привыкли к заморочкам Аллена, так что научились достаточно легко выкручиваться из различных ситуаций. Одним словом: идиллия. Лео закрыл зимнее полугодие без троек, чему безмерно радовался. Тики закрыл зимнее полугодие без эксцессов, как то: внезапные сдающие его предмет на экзамене, чокнутые родители, которые не понимали, почему их дитятку Тики вкатал трояк и так далее. На удивление очень спокойное полугодие. Под новый год в доме стало больше детских игрушек, Тики купил манеж, в котором большую часть времени тупил Джим, благо, что он понравился мальчику сразу. Пока Аллен был уверен, что его сын в безопасности, он украшал дом к главному празднику года. Он нашёл ёлку в каком-то тёмном закутке кладовой, гирлянды, мишуру, ёлочные игрушки, дождик и ещё кучу всякой всячины. Благодаря Аллену весь первый этаж горел огнями новогоднего настроения. Двадцать восьмого числа они решили, что друзей звать не будут: все-таки семейный праздник. Были сомнения, сможет ли Аллен оторваться от Джима хоть на минутку, пока будет праздновать, но именно об этом они решили подумать попозже. Тридцатого они, как и все в их городе, отправились в магазин за продуктами к новогоднему столу. Первым делом по приезде Аллен нашёл комнату мамы и ребёнка, так что всякий раз, как он чувствовал, что Джим начнёт капризничать, уходил туда, чтобы не беспокоить окружающих. Наплыва народа было столько, что они, приехавшие в супермаркет в районе одиннадцати утра, ушли только к четырём. Хотя, стоит признаться, они так поздно ушли не только из-за количества людей, но и из-за того, что Аллен набрал целую огромную тележку с горой. И пока все это они нашли, прошли добрые три часа. И вся эта телега была заполнена исключительно продуктами к новогоднему столу. Куда Аллену столько еды, не понимали ни Тики, ни Лео, ни – они были в этом почти уверены – Джим. И все же они прошли это суровое испытание. Тридцать первого с утра пораньше подскочил Аллен и принялся колдовать дома. Тики и Лео были свято уверены, что смогут поспать подольше в канун нового года, но не тут-то было. Первым делом, проснувшись с утра, Аллен разбудил Тики и Лео. Их задача заключалась в развлечении Джима. А если быть точнее, на сегодня вместо Аллена Джимом занимаются Тики и Лео. Вообще, это мог сделать и кто-то один, но Аллен решил припахать двоих, чтобы им не было так скучно, грустно и одиноко. И Аллен, с чистой совестью, принялся с особой тщательностью убираться: сначала он подмёл, потом пропылесосил, потом помыл полы, шкафы, полки, статуэтки, вылизал всю кухню, в особенности плиту и фартук. И столешницы, и подоконники, даже окна, что было абсурдом, но намекнуть Аллену было некому. Часа три, если не четыре Аллен Уолкер потратил на уборку, гоняя мужа и детей из комнаты в комнату. Затем началась готовка. Возможно, стоило убираться после готовки, но, опять, намекнуть Аллену было некому. Аллен пустил в ход все, что они купили: нарезал три салата, сделал сырные и колбасные нарезки, запек курицу и рыбу, сделал пюре. Еды было столько, что можно было бы накормить целую роту. Для троих было слишком много. "Ничего, – подумал ещё Тики, – к нам ночью вместо деда Мороза придёт Семья, они и помогут, если что". И только показалось, что Аллен закончил на сегодня с домашними делами, как вдруг он вспомнил о торте. И его тоже он испек. И вымыл затем посуду, и вновь убрался на кухне с пода до потолка. Бедняжка так устал, что к семи вечера отрубился на диване в гостиной и проспал почти до нового года: его разбудил звонок в дверь в половине двенадцатого. На пороге был Даниель. С букетом шикарных роз, бутылкой вина и коробкой конфет. Аллен пустил его в дом: он мало понимал, что происходит, двигался чисто автоматически. Тики уложил его обратно спать и сам принял гостя. – Проходи на кухню, – велел Микк Дену, укачивая Джима: он недавно проснулся, плакал и капризничал. – Честно признаться, мы хотели провести ночь вместе без кого бы то ни было, в кругу родственников. Даниель только лишь ухмыльнулся. Джим успокоился минут через пять, Тики уложил сына и вернулся в гостиную. За пять минут он открыл на ноутбуке прямую трансляцию, где вот вот должна была быть речь президента. Потом аккуратно разбудил Аллена, чтобы тот мог послушать обращение. На удивление Уолкер выглядел лучше, видимо, сон пошёл ему на руку. Они все переместились за праздничный стол: обращение началось. Пять минут они сидели в сокровенной, если не сакральной, тишине, а потом, когда начали отсчитывать двенадцать ударов нового года, произошло самое настоящее чудо. Ден вышел из-за стола и встал на одно колено. Вытащил из кармана бархатную коробочку. – Лео, пожалуйста, выходи за меня замуж, – за окном гремел салют, вспышки всех цветов радуги разрезали ночное небо. Тики и Аллен тихо улыбались и наблюдали. – Да, – ответил Лео, смахивая слезинку и бросаясь любимому в объятия.