***
Макар Гусев и Сергей Сыроежкин дружили всю жизнь, с детства. Класса до шестого, правда, дружба у них больше войну напоминала, с частыми перемириями. Конфликтовали они почти по любому поводу — характер у обоих ершистый был. Задирались, дулись друг на друга, даже до драк иногда доходило, но потом всегда мирились и были опять не разлей вода. А в конце шестого класса появился он, Электроник. Серёга его на какой-то свалке встретил, совершенно случайно. Электроник был роботом и абсолютным Серёжиным двойником. Обрадовался тогда Сыроежкин до чёртиков! И не придумал ничего лучше, как отправить робота вместо себя в школу. И домой к себе, чтоб предки, значит, его не доставали. Когда вскрылось всё, скандал был, конечно, дикий. Серёжу чуть из школы не попёрли — семьдесят девятый год на дворе, никто церемониться бы не стал, но обошлось. А потом робота этого какие-то бандиты похитили, к счастью, ненадолго — Электроник вместе со своей собаченцией (тоже роботом) аккурат к окончанию учебного года вернулся. Вся история чуть меньше месяца заняла. Тем летом они все вместе тусовались — Гусь, Сыроега, Майка Светлова — подружайка Серёгина, Зойка Кукушкина, Вовка Корольков, Витька Смирнов и Чижиков — Макар даже имя его уже забыл, только кликуху помнит — Рыжиков. Ну, и Электроник. Они с Серёгой всегда парой ходили, как самые настоящие близнецы. Макар даже обижался тогда на Сыроежкина, но виду не подавал. А первого сентября, когда пришла пора идти в школу, выяснилось, что Электроник опять пропал. Ну, не совсем пропал. Серёга им популярно тогда объяснил — Эл теперь сидит дома у профессора, на улицу выходит редко. И, конечно, учиться с ними не сможет. Он ведь робот, то есть не растёт и не изменяется, навсегда оставшись тринадцатилетним ребенком. И по документам никакого робота Электроника не существует, как и мальчика Элека Громова. Профессор со своей ассистенткой сделали его не совсем легально. Программа тогда какая-то была, хотели андроидов делать. Не то, чтоб они сами по себе стране нужны были, но выяснилось, что американцы и японцы всерьёз озадачены созданием неких боевых единиц, типа «универсальный солдат». И наши тоже, естественно, решили не отставать, ибо это чревато. Исследования шли лет десять, уже и наработки какие-то были. А потом власти резко проект свернули — нерентабельно и неэффективно — живые люди без всяких сверхспособностей и обычные программируемые боевые машины гораздо дешевле и эффективнее оказались. Заокеанские «друзья и партнёры», кстати, закруглились ещё раньше — когда все бабки попилили. А вот профессор Громов со своей Машей довели таки работу до конца. Да, полностью нелегально, путем сложных махинаций и почти на голом энтузиазме, они, рискуя собственной свободой, тайно собрали первого и единственного в мире робота андроида, внешне ничем неотличимого от человека. И с идентичным человеческому интеллектом, пусть и искусственным. Громов специально сделал Электроника мальчиком — так его несколько странное поведение привлечёт меньше внимания посторонних, чем если бы это был взрослый. Ну, а внешность? Профессору просто понравилась фотография в журнале случайного пацана. Серёжа Сыроежкин выглядел на ней старше своих лет и, по случайному совпадению, после окончания работ, когда двойники встретились, оба выглядели на один возраст. Больше всего на свете робот Электроник хотел стать человеком. Сыроежкин, правда, его с самого начала человеком и считал. И был прав — способ мышления андроида, способность испытывать эмоции и очень близкая к человеческой физиологии чувствительность не позволяли отнести его ни к какому иному классу живых существ. Электроник был искусственным человеком. Также как и любой homo sapiens, он любил и ненавидел, временами испытывал страх и боль, в том числе душевную, умел радоваться и восхищаться, заботиться и сопереживать. Но в физическом плане он оставался стопроцентной машиной. Если бы о его существовании узнала широкая общественность, его в считанные часы прибрали бы к рукам либо власти, либо крупный криминал, либо иностранные спецслужбы. Элека просто разобрали бы по винтикам чисто в исследовательских целях (формально он даже не был живым организмом). И профессора с Машей ждала бы та же участь, пусть и в переносном смысле. Поскольку в существование андроида, кроме Серёжи и его друзей так до конца никто и не поверил, о нём скоро все забыли. А уж к концу седьмого класса даже компания Сыроежкина не вспоминала об Электронике. Кроме самого Серёжи и Макара. Серёжа так привязался к своему электронному двойнику, что когда тот вынужденно засел дома, навещал его каждый день и проводил с Элом несколько часов. В результате успеваемость у Сыроежкина опять съехала, и родители устроили сыну грандиозную взбучку, категорически запретив ему отлучаться надолго в любой день, кроме воскресенья. С тех пор Серёжа жил только от воскресенья до воскресенья, проводя весь день в обществе лучшего друга, а остальные шесть дней пытался заполнить хоть чем-нибудь, чтоб не сойти с ума от ожидания. В результате разгрёб все проблемы с учебой и ещё больше сблизился с Макаром — одиночество его угнетало. Макар часто ходил к Элу вместе с Серёжей — и чтобы с другом побольше времени провести, и ради самого Эла. Серёжа ведь, как и положено любому человеку, взрослел и менялся, а Электроник так и остался внешне тем же тринадцатилетним «Сережей Сыроежкиным». Макару нравилось на него смотреть — своеобразная ностальгия по уходящему детству. Время шло, ребята выросли, закончили школу, кто в вуз поступил, кто работать пошёл. Гусев играл в хоккей и заочно учился в Институте физической культуры, а Сыроежкин поступил в Политех. Многое изменилось за годы учебы. У Макара неплохо складывалась спортивная карьера, с учёбой тоже проблем не было, о личной жизни Серёге он не говорил. Сам же Сыроежкин успел расстаться с Майкой, завести пару романов с однокурсницами и в довершение всего — жениться на залетевший от него подруге. Неизменным оставалось одно — каждое воскресенье, если только он не был болен или в отъезде, Сергей проводил в обществе Электроника. Профессор Громов был только рад, ведь без этих визитов жизнь его творения превратилась бы в совсем унылое существование. Виктор Иванович видел, как нервничал перед приходом друга Элек — буквально не находил себе места, всё боясь, что что-нибудь случится, и Серёжа не сможет прийти. По телефону Сергей звонил Элу каждый вечер, справлялся как у него дела и немного рассказывал о своих. Если предстоящий визит срывался, всегда предупреждал заранее. Он был действительно идеальным другом. А вот в семейной жизни у Сыроежкина почти сразу начались проблемы. Рассказать супруге про Эла он не мог, показать его — тоже. Любая его ложь тут же бы рассыпалась как карточный домик, если бы только жена захотела побеседовать с андроидом сама. Электроник не умел врать. Конечно же, это была не единственная причина их разногласий. Возможно, что они просто не подходили друг другу. Их брак был вынужденным, и через два года супруга Сергея подала на развод и алименты, забрала дочку и уехала к родителям. А через полгода Серёжа женился снова. По той же самой причине — переспал спьяну с такой же нетрезвой однокурсницей, и она забеременела. На регистрации Сыроежкин мысленно пожелал сам себе, чтобы этот брак стал его последним — больше разводов и делёжки детей он не вынесет. К слову, так оно и вышло — вопреки (или, наоборот, благодаря) отсутствию большой любви между супругами, они неплохо ладили. В душу друг другу не лезли и каждый давал партнёру полную свободу. В рамках приличия, разумеется. Диплом новая жена Сыроежкина получала будучи уже на сносях. Так что, жизнь можно сказать, наладилась. Правда, ненадолго. Молодой специалист Сыроежкин крутился как мог, чтобы заработать денег для семьи. Однако, получалось у него это не очень. Настолько не очень, что даже Гусев, прознав о его трудностях, нет-нет, да и подкидывал алиментщику Сыроеге деньжат, якобы на подарки детям, которых у него к тому времени было уже трое — вслед за дочкой Серёжина новая жена родила ему ещё одну. Предприятие, на котором работал Сергей, готово было в любую минуту закрыться, и знакомые помогли устроиться Сыроежкину в свой же Политех на кафедру высшей математики, преподавателем. Тоже не ах, конечно, но всё лучше чем было. А потом беда настигла Макара. Сначала один за другим скончались его родители, потом он получил серьезную травму и оставил спорт. Оба эти события Гусев переживал очень тяжело. Хоккейным тренером стать у него не вышло, и всё что он смог — устроиться физруком в школу. В ту самую, в которой они ещё недавно учились. И Макар начал пить. У Серёжи сердце разрывалось, когда он видел, куда катится его друг. Что на самом деле стало бы в итоге с Гусем, неизвестно, если бы не другое, свалившееся на них несчастье. Как-то вечером, возвращаясь с работы домой, Сергей увидел сидящего перед подъездом на лавочке мальчика с собакой. На парнишке была куртка с капюшоном, закрывавшим чуть ли не пол-лица, а сидевший рядом лохматый эрдельтерьер был абсолютно неподвижен, больше напоминая чучело, чем живую собаку. В груди у Сергея что-то ёкнуло, он подошёл ближе, а мальчик поднял на него заплаканное лицо, встал со скамейки и бросился его обнимать. — Серёжа… профессор… Серёжа, — Электроник сквозь слёзы и всхлипы даже не мог толком говорить. Сергей крепко обнимал его, пытался сказать что-нибудь успокаивающее, но Эл его не слышал. Лишь через пару минут, с трудом справившись рыданиями, Эл смог объяснить, что же случилось — Серёжа, Виктор Иванович умер. Он там, дома… Что мне делать, Серёжа? Это действительно была проблема. Помимо скорби по своему создателю, Электроник испытывал настоящую панику — так, что даже впервые за десять с лишним лет сам покинул квартиру профессора и пришёл просить помощи к своему единственному другу. Ассистентка профессора Громова, Маша, пару лет назад подалась в эмиграцию и теперь жила в Израиле. Кроме Серёжи у Электроника больше никого не осталось. Сергей вздохнул, почесал затылок, предупредил супругу, что у его друга неприятности и он сейчас едет к нему, взял Электроника за руку, а Рэсси на поводок и отправился к… Гусеву. Макар был уже слегка под градусом, но дверь открыл сразу. — Гусь… тут такое дело. Нам твоя помощь нужна. Больше некому просто. Макар без разговоров согласился приютить на пару дней Элека и Рэсси, а Сергей взял у Электроника ключи от профессорской квартиры и пошёл к Громову домой — надо было вызвать врачей для констатации смерти, потом дождаться участкового и спецтранспорт, в общем, дел хватало. Вернулся к Гусеву он только под утро. — Проходи, Серёжа, — Электроник уже не выглядел таким испуганным, был просто печален. — Ну, как… всё прошло? — Увезли. Похоронами я займусь сам, об этом не беспокойся, — Сергей прошёл в комнату — на кровати, прямо поверх покрывала спал пьяный Макар. Даже не разделся. — Он пьёт, ты знал? — сказал Электроник. Сергей на это только кивнул. — Когда ты ушёл он достал водку и начал пить, сказал, что у него сегодня выходной и ему можно. А потом вдруг расплакался, стал меня обнимать и называл Серёгой. Это из-за опьянения, да? Нас ведь уже невозможно перепутать… — Да… — Сергей с жалостью посмотрел на спящего друга. — Я боюсь за него. Ему сейчас плохо. — Он так говорил, да. Что ему плохо, никого у него нет, играть он не может и вообще… жить не хочет. Знаешь, Серёж, я решил, что это он всё от водки, и вылил все остатки в раковину. Макар рассердился, сказал, что я дурак и ничего не понимаю, потому что у меня семья есть и работа хорошая, а он один и неудачник. И хотел опять в магазин идти. Я не пустил. — Это ты молодец, правильно сделал, что не пустил, — Сергей широко улыбнулся и потрепал Эла по голове. — Я его спать попробовал уложить, с трудом удалось — пришлось всю ночь с ним пролежать, Макар по-другому спать отказывался — вцепился в меня и всё говорил: «Серёга, не уходи, не бросай меня!» С этим надо что-то делать, Серёжа. Он так совсем пропадёт. — Это точно, — тяжело вздохнул Сыроежкин. — Знаешь, Эл, мне уже на работу скоро. А ты присмотри за Гусём, раз уж он сегодня дома. Пить не давай, на улицу не выпускай. Еда кое-какая у него есть, а я вечером приду, чего-нибудь принесу. Вечером Сыроежкин даже не сразу узнал квартиру Макара — она сияла чистотой и являла взору идеальный порядок. Сам Макар тоже имел вполне аккуратный и свежий вид и был абсолютно трезв. А на столе оказался ужин из трёх блюд. — Вот это да, Эл! Как тут всё… здорово! И еда, и Гусь красавчик! Да ты так из него человека сделаешь! — Ну, это не только он, — пробурчал порозовевший Макар, — я тоже помогал. А то гляжу, чего Эл один старается?.. После ужина Сергей наконец приступил к серьёзному разговору с другом: — Макар, ты же ведь один живёшь… И девушки у тебя вроде нет, — Гусев от этих слов даже чаем поперхнулся, который пил. — Ты ведь не встречаешься ни с кем? — Ну, может, иногда встречаюсь, — осторожно ответил Гусев. — А что? — Ты её сюда водишь? — Кого, «её»? — не понял Макар. — Девушку. — Какую девушку? — опять впал в ступор Гусев. — Гусь, ты чего, не протрезвел ещё? С которой иногда встречаешься. О чём мы говорим-то? — Ах это, да… Ну, не всегда вожу. Редко, можно сказать. — И жениться в ближайшее время ты ведь не планируешь? — Нет, — замотал головой Гусев. — Жениться точно не планирую. — Тогда пускай Эл у тебя поживёт, а? — Сыроежкин был готов, если надо и в ногах у друга ползать, и денег, которых практически не было, за навязанного квартиранта предложить. — В смысле? — опешил от неожиданного предложения Макар. — Насовсем, что ли? — Ну, да. Ему же совершенно податься некуда. Я бы к себе привёл, — Сергей с сожалением посмотрел на сидящего рядом андроида, — но как я жене и тёще с тестем объясню присутствие в доме ребенка, который совершенно не растёт и не имеет никаких документов. Я ведь даже его за своего внебрачного сына или потерянного в детстве брата выдать не смогу. Соглашайся, Гусь, ну! Тебе веселее будет. А Эл и по хозяйству может, и ремонт, если надо сделает… А? Электроник сидел с ними за столом и пил чай. Еда роботу не нужна, у него аккумуляторы стоят особо хитрые, а вот жидкость требуется — для увлажнения искусственной кожи и имитации слюно- и слёзоотделения. Поэтому он иногда пьёт воду или другие напитки, мучается потом бульканьем в животе, но пьёт. Есть он, кстати, тоже может, но в последний раз делал это более десяти лет назад, когда ещё изображал Серёжу. Потому что в его случае это перевод продуктов в канализацию в буквальном виде. Выделительная система робота отфильтровывает только чистую воду, всё остальное выходит в полностью неизменном виде. Весь разговор своих друзей он слушал, молча уставившись в чашку — ему было и стыдно за свою социальную беспомощность, и неудобно за Сергея, который вынужден был ради него выступать в роли просителя. Макар молчал. Где-то с минуту он переводил взгляд с Сергея на Эла и обратно, тяжело вздыхал, что-то прикидывая в уме, а потом положил руку Элеку на плечо и сказал: — Эл, ты не против переехать ко мне? Вместе с Рэсси? У тебя будет своя комната, — на самом деле, Сергею даже не надо было расписывать Макару все преимущества жизни под одной крышей с андроидом. Он мог вообще не просить, просто поставить перед фактом: «Гусь, с этой минуты Эл с Рэсси живут у тебя». И Макару ничего не осталось бы, кроме как смириться и выполнить. Как, собственно, и любую Серёжину просьбу или требование. Но Серёжа этого не знал и очень волновался перед разговором с Макаром. А Эл, услышав приглашение от хозяина квартиры, как-то даже расслабился и заулыбался. Ибо перспектива бродяжничать и скрываться от людей, а главное, быть при этом вдали от Сергея, приводила его в ужас. — Спасибо тебе, Макар! Обещаю, ты не пожалеешь — я не бесполезный. Сергей на радостях бросился обнимать Макара и даже расцеловал его в обе щеки от избытка чувств. — Ладно, я тогда завтра после работы вещи Эла привезу, а то сегодня поздно уже, меня дома заждались, — сказал Сергей и стал собираться. — А вы тут обустраивайтесь с Рэсси, — подмигнул он Элу. — Ну, до завтра, Макар. Спасибо! Ты даже не представляешь, как нас выручил! — Сыроежкин ещё раз крепко обнял друга, потрепал по загривку пришедшего на шум пса и пошёл домой. А через пару месяцев Гусев уже и не представлял себе, как он до этого без андроида жил. Мало того, что о хозяйственно-бытовых делах можно было не волноваться, с Электроником он действительно не чувствовал себя одиноким — Эл был умным и очень образованным собеседником, умеющим не только поддержать разговор на любую тему, но и с интересом выслушать. А ещё… ещё, глядя на робота с внешностью своего лучшего друга, каким он был в ранней юности, Макар как будто погружался в детство, когда он был безоговорочно счастлив — играл в хоккей, а всё свободное время проводил со своим Сыроегой. На фоне всего этого неизбежно возникшие трудности в личной жизни уже не казались Макару такими уж серьезными. Конечно, теперь он не мог никого привести домой, но при желании можно найти и другие места для встреч, главное соблюдать осторожность. Да и не стоят все эти одноразовые связи того, чтобы не пойми кого тащить в дом. Дом — это святое, он только для самых близких. Тем более, что теперь стабильно каждое воскресенье у Гусева гостил Сыроежкин, который вот уже второй десяток лет неизменно проводил этот день с Электроником. Чего ещё желать? Поселив Эла у Макара, Сергей, как и рассчитывал, убил сразу двух зайцев. Во-первых, и это самое главное, Эл был пристроен, а во-вторых, Гусь бросил пить. Вообще. И даже его трудовая деятельность пошла в гору — в своей школе он организовал секцию по хоккею с мячом, и ещё устроился на полставки в ближайший подростково-молодежный клуб тренером по тяжёлой атлетике. Так что, несмотря на лихие девяностые, его финансовые дела шли не совсем плохо. На рубеже веков, однако, друзей постигло новое несчастье. Вернувшийся с работы Макар обнаружил Электроника в слезах. Перепугался (вдруг с Серёгой что?), бросился с расспросами к андроиду, оказалось… Рэсси умер. — Как умер? — не поверил Макар. — Он же робот, он не может умереть!.. С чего ты взял? — Макар, — с укором посмотрел на него Электроник, — Рэсси был живой, а значит, он рано или поздно должен был умереть. Да, он был роботом. Но живым, как… я. — Ч-то? — до Гусева постепенно начало доходить. — А… от чего же он умер-то? Он же не болел… — От старости. Роботы нашего типа живут, пока функционирует самая слабая часть системы. У нас очень прочные тела и надёжные механизмы. Наше уязвимое место — это аккумуляторы. Даже по современным меркам у этих батарей огромный срок службы, но и они разряжаются. Что и произошло. Теперь мой пёс — не более, чем кукла. Смотри, — Эл принёс из своей комнаты собаку. Рэсси сидел неподвижно, как будто выполнял команду «замри» и, как Эл ни вертел его в руках, ничего не менялось. На голосовые команды хозяина он тоже не реагировал. — Эл, постой, а может, он просто выключился, он же может? — Сам не может, только по команде. Моей или оператора. Он же пёс всё-таки, хоть и робот, должен слушаться человека. Вот, — Элек достал из кармана переговорное устройство, такое же, какое когда-то подарил Серёже, — Рэсси, Рэсси, ответь мне! — Система не функционирует, батарея полностью разряжена, — ответил механический голос из динамика переговорного устройства. — Эл, — Макар всё ещё не хотел верить, что это конец. — Но это же всего лишь аккумуляторы. Их же можно зарядить или поменять на новые! — Как ты себе это представляешь, Макар? Эти батареи были передовой разработкой двадцать лет назад. Когда проект свернули, все технологии, которые могли быть полезны, строго засекретили. Если у кого они и есть, то у военных. Однако сомневаюсь, что за последние десять лет их не похерили окончательно. Или ты предлагаешь заявиться к дверям Министерства обороны Российской Федерации с кукольной собакой в руках? Нам даже некому сказать будет: «У нас роботизированная собака и нам надо зарядить её аккумуляторы не пойми какого типа» — нас просто не пустят. Не говоря о том, что это звучит как бред. — Эл… — Макар тяжело сглотнул. Ему нужно было задать вопрос, но в горле от волнения образовался противный комок. — Эл… я… мне… То есть… нам с Сережей… надо знать, это очень важно для нас… — Ты, наверное, хочешь узнать на сколько ещё хватит моих аккумуляторов? — Электроник помог Гусеву сформировать мысль. — Д-да… — Расчётное время две тысячи сто восемь часов. — Что? Эл… Сколько? Это… Это… — Гусев от полученной информации пришёл в ужас и подсчёты давались ему с трудом. — Чуть меньше трёх месяцев, — помог ему с вычислениями Электроник. — Почти восемьдесят восемь дней, если быть точным. — Боже, нет! Эл, нет! — Гусев метался по комнате, то хватался руками за голову, то тряс Эла за плечи. — Что же ты раньше молчал? Так и не сказал бы, если бы не Рэсси? Что же делать, Эл?!. — Я не знаю. Тут ничего нельзя поделать. — Ну, а как же Серёга? — чуть не плакал Макар. — Он же не переживёт… — Ну… — Электроник задумался. — Наверное, надо предупредить Серёжу. Когда он придёт в следующий раз, я ему скажу. — Да?! И сколько часов тебе тогда останется? — Две тысячи тридцать или две тысячи тридцать пять. — Чёрт! Я звоню ему сейчас! — Макар с трудом попадал по кнопкам мобильника, так дрожали у него руки. Через полчаса взмыленный Сергей буквально ворвался в квартиру Гусева. — Эл, Элек, что случилось с тобой? — он увлёк андроида на диван и даже усадил себе на колени. Теперь их лица были на одном уровне. — Гусь меня напугал, сказал что у тебя проблемы. Ну, что случилось, а? — одной рукой Сергей обнимал Эла за талию, а другой гладил его лицо и убирал челку со лба. — Рэсси умер, — Эл обнял руками Серёжину шею и упёрся своим лбом в его. — Кончился заряд его аккумулятора. А почти через три месяца эта же участь ждёт и меня. И упреждая твой вопрос — нет, сделать ничего нельзя. Подзарядка и замена батарей невозможна — эти технологии либо утрачены, либо засекречены. В любом случае нам они недоступны, — он говорил спокойно, но все слова были насквозь пронизаны печалью. — Эл… — Сергей прижал к себе андроида и жалобно взглянул на стоящего рядом Макара. — Ты ведь давно об этом знаешь, да? И не сказал мне… Почему? — и тут Серёжин взгляд упал на неподвижно сидящего в углу комнаты пса. Сергей проморгался, чтоб сбить выступившую на глазах пелену слёз — Рэсси ничем больше не напоминал живое существо. Хорошо сделанная кукла или чучело собаки. Через три месяца в такую же бездушную куклу превратится и его Эл. — Прости… Я просто не знал как сказать тебе, — пробубнил ему в шею Электроник. — И сейчас не знаю, правильно ли сделал. Теперь ты будешь ждать этого момента и мучиться. А может быть, наоборот, успеешь свыкнуться с неизбежным. — Мне так жаль, Эл, — Серёжа не мог сдержать слёз, не мог из-за них нормально говорить, но и молчать тоже не мог. — Ты боишься? Хочешь, я всё это время буду с тобой, ни на шаг не отойду. Жена поймет меня, а работа… Я что-нибудь придумаю. — Ты с ума сошёл? — Эл поднял голову и смотрел Серёже прямо в глаза. — Не вздумай этого делать. У тебя трое маленьких детей, тебе надо кормить семью. И я совершенно не боюсь. Наоборот, я хочу прекратить всё это. Да, Серёжа, не смотри на меня так. Моя жизнь уже давно закончилась. Это случилось первого сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года, когда ты пошёл в седьмой класс, а я навсегда ограничил свой мир четырьмя стенами и двумя людьми. После этого единственное, что меня останавливало от запуска системы самоуничтожения — у меня и такая возможность есть — это признательность профессору, он просто не заслуживал самоубийства своего творения, и… ты. Последние десять лет я живу только ради тебя. — Так не бросай меня! — в отчаянии взмолился Серёжа. — Я знаю, что это от тебя не зависит, но, пожалуйста, не бросай! — Серёжа, — Эл опять прижался к нему, — единственное, что я могу для тебя сделать, это отключаться на время. — Как это? — старательно удерживающий остатки собственной адекватности Сыроежкин не понял своего друга. — Ты приходишь к нам только по воскресеньям. Значит, я буду «работать» только в воскресенье. Все остальные дни буду находиться в «спящем режиме» — он потребляет очень мало энергии. Если время сеансов, когда я буду включен, не будет превышать двух часов, то я смогу прожить ещё около двадцати лет. Ты согласен? — Да, Эл, я согласен, конечно, согласен! — теперь Сергей уже смеялся сквозь слёзы, стискивал андроида в объятиях и беспорядочно покрывал поцелуями его лицо. — Двадцать лет! Конечно, Эл, двадцать лет! Согласен! — повторял Сыроежкин, который уже от пережитых эмоций был на грани нервного срыва. И тогда Эл с видимым сожалением, встал с Серёжиных колен, пошёл в свою комнату и вернулся оттуда… с большим чемоданом. Чемодан этот когда-то специально для Электроника сделал на заказ покойный профессор Громов. Эл открыл крышку, лёг внутрь и сказал: — В это воскресенье, в шесть часов вечера я выйду из спящего режима. Замок открывается изнутри. А теперь не пугайтесь, я ещё не умер, — Эл улыбнулся Серёже и Макару и закрыл глаза. И вроде бы ничего не изменилось — Серёжа всё так же каждое воскресенье спешил к Макару, проводил у него бОльшую часть дня, а всё остальное время посвящал семье и работе. Но теперь Серёжа ждал. Не только еженедельной встречи с Электроником, как было до того. За пять минут до назначенного времени включения андроида, Сергей открывал крышку чемодана, поднимал довольно тяжёлого для такого роста мальчика-робота на руки, аккуратно сажал на диван, а сам садился рядом. Гладил Эла по волосам, целовал в висок, обнимал за плечи. А потом все два часа, когда андроид был в активном режиме, Сергей боялся выпустить его из рук. И опять ждал, что вот-вот отведённые им два часа истекут и его самый близкий друг опять превратится в безжизненную куклу. Не хотел, боялся этого момента, но каждый раз через сто двадцать минут после включения Электроник озвучивал им с Макаром оставшееся расчётное время работы своих аккумуляторов, называл дату и время своего следующего сеанса работы, прощался и закрывал глаза. Его механизмы переставали имитировать дыхание и пульсацию, температура тела снижалась до комнатной, а искусственная кожа постепенно приобретала фарфоровую белизну. И Сергей, всякий раз как андроид переходил в спящий режим, в некотором смысле умирал сам. Потому что ещё два часа жизни дорогого ему существа безвозвратно ушли. И как бы он этого ни хотел, но подсознательно Сергей ждал, что относительно скоро наступит тот день, когда Электроник скажет «Прощайте!», обнимет их с Макаром последний раз и закроет глаза. Уже навсегда. Неудивительно, что после одного из таких «сеансов связи» сердце относительно молодого и здорового мужчины не выдержало. В тридцать восемь лет Сергей Сыроежкин получил свой первый инфаркт. Электроник открыл глаза, но вместо света и улыбающегося Серёжиного лица увидел перед собой лишь темноту — он всё ещё лежал в чемодане. Что-то случилось, понял Электроник. Что-то очень нехорошее — забыть вынуть его из чемодана они не могли. Если бы Серёжа по каким-то причинам не пришёл, это сделал бы Макар. За пару секунд андроид открыл крышку, выбрался сам и пошёл в комнату Макара, всё ещё нелогично надеясь увидеть друзей там. В комнате естественно никого не было, как и во всей квартире. Эл запаниковал, стал беспомощно оглядываться по сторонам и даже чуть не расплакался от страха и волнения, как вдруг увидел лежащий на столе лист бумаги. Это была записка от Гусева: «Сергей сейчас в больнице, у него неделю назад случился инфаркт миокарда. Сейчас ему значительно лучше. Я у него, вернусь поздно. В ближайшие две недели не включайся — побереги энергию. Макар». Эл вытер глаза, сделал на послании Макара приписку от себя с датой и временем своего будущего включения и письменно пожелал Серёже скорейшего выздоровления. Потом забрался обратно в чемодан, закрыл крышку и перешёл в спящий режим, предварительно пожелав себе, когда он вновь откроет глаза, оказаться в Серёжиных объятиях и увидеть его улыбку. К счастью, это маленькое желание андроида сбылось.***
На третьей рюмке Макар Степанович сказал алкоголю решительное «нет» и убрал бутылку в кухонный шкафчик. В конце концов, пить он уже почти тридцать лет как бросил, и рюмка коньяка раз в неделю или по праздникам — это единственное, что он себе позволяет. Он должен быть здоровым и с ясной головой, потому как скоро Серёге понадобится его помощь, и, возможно, не только моральная. С деньгами у Сыроеги, тьфу-тьфу, сейчас нормально, а вот здоровье оставляет желать лучшего, и тенденция явно неутешительная. Одышка у него появилась, хотя сам как был тощим, так и остался, значит, сердечное. Надо его к врачу загнать досрочно, не ждать следующего приёма. И вообще, как он дальше будет, если с сердцем станет ещё хуже? Помочь, и то некому. На семейку его рассчитывать не приходится — только Макар. Вообще, с родственничками Сыроежкину не сильно повезло. Первая его жена так за что-то на него окрысилась, что и дочку против отца настроила. Хотя он все годы исправно платил алименты и не раз пытался добиться личной встречи с ребёнком. Но мать по каким-то своим соображениям согласия на это не давала. Так что, когда спустя двадцать лет Сергей таки смог увидеться с дочерью, та приняла его холодно, даже скорее равнодушно, как чужого человека. Сергей тогда погоревал, конечно, но решил больше не навязываться — захочет — сама его найдёт, он координаты свои оставил. За жизнью своей старшей Сыроежкин следил на расстоянии. У неё всё вполне благополучно, она давно замужем, имеет сына и ни в чём не нуждается. Средняя его дочь — тоже уже взрослая замужняя женщина с детьми. Живёт в пригороде, там они с мужем построили дом и живут вместе с тёщей — бывшей Серёжиной женой, она детьми и хозяйством занимается, пока родители работают. Со второй супругой Сергей тихо-мирно развёлся несколько лет назад, как только младшая дочь стала самостоятельной, а старшая забеременела первым ребёнком. Жена сама подала на развод, поскольку брак их давно носил формальный характер. О новом браке Сыроежкин даже думать не хотел, он и к женщинам-то особого интереса уже не имел. Так, была за всё время после развода пара необременительных романов с сотрудницами, да и то обе дамы сами быстро потеряли к нему интерес — ответных чувств так и не дождались, а перспективным женихом Сергей уже давно не являлся. Таким образом, с семьёй средней дочери Сергей Палыч видится редко, только, если сам к ним приедет. Они к нему практически не ходят. А живёт он с младшей. Однако та месяц назад заявила, что её парень взял наконец-то ипотеку и предложил съехаться. Так что буквально на днях Сыроега останется один. А тут ещё и Эл… На этот раз Сергей пришёл к нему в субботу, сразу как у Макара закончились уроки. — Знаешь, дочка сегодня собрала остатки своих вещей и уехала к этому своему… А я вот… Дома всё места себе не нахожу, мысли всякие в голову лезут. Можно, я у тебя сегодня переночую? Всё равно завтра же… — договорить Сергей не смог, в горле пересохло. — Какие вопросы? Оставайся, Серёга, даже не думай, — Макар суетился на кухне, пытаясь скрыть волнение. — Сейчас обед разогрею, — волновался он не меньше своего Сыроеги, даже забыл, что у него где лежит. — Успокойся, Гусь, не хлопай так крыльями, — состояние друга не осталось для Сергея незамеченным. Он подошёл к Макару, положил ему руку на плечо и посмотрел в глаза. — Всё нормально. Давай я помогу тебе салат нарезать, а то ещё отхватишь себе полпальца — только продукты переведёшь, потому что огурцы с сырым мясом — это невкусно, — Сыроежкин улыбнулся другу, а Макар только кивнул и передал ему нож. До конца дня никто из них не заходил в комнату Эла и не открывал чемодан. И даже утром в воскресенье Сергей не вошёл туда, хотя и тянуло его, словно магнитом. Напротив, он предложил Макару пройтись — начало мая, на дворе стояла прекрасная погода, было тепло, земля подсохла, молодая зелень радовала глаз, а народ уже вовсю в обход всех норм и правил жарил в парках шашлыки. До обеда время прошло незаметно. — Знаешь, — уже ближе к вечеру сказал Сергей, — сегодня ведь ровно сорок лет с того дня когда… — он вздохнул, но уже не обреченно, как всегда, когда говорил об Электронике. Просто ностальгически. — И ведь именно после этого мы с тобой дружить стали, — Сергей заметил скептический взгляд Макара и уточнил свою мысль. — В смысле, нормально дружить, а не ссориться и задираться по каждому поводу. — Ну, это да, — согласился с ним Гусев. — А всё Эл… — Всё моя находчивость, когда я его в школу вместо себя отправил! — с важным видом возразил Сыроежкин. — Ой, подумаешь! Дурное дело не хитрое, — фыркнул Гусь. — Ладно, пора уже нашего Эла извлекать, десять минут всего осталось, — и пошёл в комнату за чемоданом. Сергею тяжести уже давно таскать не рекомендовалось, и перемещениями спящего робота в пространстве занимался исключительно Макар. — Эл!.. — Сергей обнял только что открывшего глаза андроида, а тот уже по привычке забрался к нему на колени. — Я так рад тебя видеть! — И я тебя. Хотя, последние три месяца я почти не слезаю с твоих колен, — улыбнулся Электроник. — Три месяца, — не сразу сообразил Сыроежкин. — Ну да, — кивнул головой Эл. — Для меня последние двадцать лет — это всего лишь восемьдесят восемь дней. И всё это время я сижу у тебя на коленях на этом диване и обнимаюсь с тобой. — Тебе не нравится? — испугался Серёжа. Он и не думал в таком ключе, слишком был зациклен на собственных переживаниях. — Наоборот! — горячо возразил Эл. — После того лета, это самое счастливое время моей жизни. — Даже несмотря на то, что парень с которым ты обнимаешься, постарел за это время на двадцать лет и теперь больше похож на деда? — Ты ещё не старый дед, а даже если бы это было и так, меня бы это не смутило. Это ведь ты. И ты очень красивый, — Эл боднул Серёжу лбом, а позади послышался тихий вздох Макара. Он был полностью согласен с роботом. — Эл, скажи мне, только честно, — перешёл на серьёзный тон Сергей. — Ты не боишься? — Честно? Я боюсь только за тебя. Хочу, чтоб ты был счастлив. А я… я всё ещё хочу стать человеком. Настоящим, с нормальным человеческим телом. И знаешь, я думаю, у меня получится… думаю, я это заслужил. Когда пришло время прощаться, Эл сказал им: «Осталась минута». Макар подсел к Серёже, на коленях у которого так и сидел Электроник, и обнял обоих. — Ну что ты плачешь, Гусь? Разводить тут сырость — моя привилегия, — ворчал на друга Сыроежкин, пока помогал ему укладывать тело робота в чемодан. — Надо лучше подумать, как нам сделать так, как просил Эл, — сам он был на удивление спокоен, даже можно сказать, умиротворён. Исполнять последнюю волю усопшего друзья решили этой же ночью. Макар положил в багажник лопату, перчатки и пару фонариков, потом к багажнику на крыше привязал чемодан и сверху ещё закрепил на нём мешковину, для маскировки. Приехали в итоге в какой-то лесочек на севере области, нашли подходящую полянку, и Макар, как самый здоровый, стал копать яму. Серёге браться за лопату он категорически запретил. Через полчаса, когда могила была готова, кряхтя и охая, Гусь выбрался из ямы, достал канистру с бензином, плеснул немного на крышку чемодана и, ещё раз убедившись, что в лесу они одни, поджёг. Когда-то именно так они похоронили Рэсси, а теперь, вот, настал черёд и его хозяина. Электроник настаивал на том, чтобы они обязательно поджигали тела — всё, что может сгореть — сгорит, а оставшийся металл и оплавившаяся электроника не будет иметь с андроидом ничего общего. Поэтому, если останки когда-нибудь раскопают, вопросов ни у кого не возникнет и полицию не привлекут. Когда пламя потухло, Сергей бросил в яму горсть земли, а Макар закопал всё остальное. Потом они накидали сверху ещё каких-то веток и травы и вернулись к машине. Место погребения Макар с Серёжей запоминать не стали — они сюда больше не вернутся — Эл не велел.***
— Гусь, я, конечно, имею проблемы с сердцем, но мне даже инвалидность не дают. Я не настолько беспомощен, как ты хочешь мне это продемонстрировать, — Сергей Палыч пытался отобрать у Макара Степаныча один из пакетов с продуктами, которыми они только что затарились в ближайшем супермаркете. Но донести провизию из машины до лифта Макар Серёге не давал. Типа ему тяжести таскать нельзя. — Ладно, бери, — Гусев протянул другу упаковку туалетной бумаги в двенадцать рулонов. — Что ты на меня так смотришь? Остальное всё тяжелее пяти килограммов. Давай, давай, иди, будешь мне дверь открывать. — Знаешь, Гусь, надо уже заканчивать дурью маяться. Это всё не дело, — сказал за обедом Макару Сыроежкин. — А чё не так, Сыроега? — выразил удивление Гусев, продолжая наворачивать борщ собственного приготовления. — Ну, сам посмотри, ты уже два месяца все выходные проводишь у меня. Типа я один и весь больной, не могу даже сам себе суп сварить и пол пропылесосить. Но на буднях ты тоже приезжаешь после работы и уезжаешь домой поздно вечером. Это же смешно. — Так, Сыроега, я сейчас не понял, ты меня прогоняешь, что ли? — Гусев от возмущения даже есть перестал. — А если тебе плохо станет? Ты даже скорую вызвать не сможешь, и дома нет никого. — Ну, ты дурак, Гусь! Это ж надо такое придумать — прогоняю! Я наоборот, предложить тебе кое-что хочу. — Чего? — теперь Макар не знал, что и думать. — Ну… ты ведь теперь только физкультуру в школе ведёшь и всего одну секцию там же. — Зато хоккей! У нас мини каток для детей на территории школы, если ты не забыл. — Ну да. Так я к чему? Не такие уж у тебя доходы высокие. — У тебя, можно подумать, сильно больше! — обиделся Макар. — Да послушай же ты! Не сильно. А у меня младшая со своим хмырём зарегистрировалась недавно, и он ей в своей новой квартире половину отписал. Она даже прописалась там постоянно. Короче, у меня такая же двушка как и у тебя. Ты всё равно торчишь всё время тут. Так чего бы тебе не собрать свои манатки и не переехать ко мне на ПМЖ? А свою хату сдашь — деньги лишними не бывают. И бензин по вечерам зря жечь не придётся. — Серёга, ты серьёзно?.. — Макар обалдело хлопал глазами на своего друга. — Более чем. Так что, ты согласен? — Да… Только… а ты ко мне не хочешь? — Понимаешь, я… я просто не смогу… мне там всё напоминать будет. — Всё, понял. Но я тоже должен тебе сказать кое-что. И, может, ты после этого передумаешь со мной жить. — Не передумаю. — Серёг, я, — Макар набрал в грудь побольше воздуху, — я не совсем… эмм… — Традиционный, — закончил за него Сергей, продолжая жевать запечённое филе индейки. — Да, я в курсе. Что-нибудь ещё? — И давно ты знаешь? — Макар был малость в шоке от Серёгиных слов. — Ну… давно. Лет тридцать, наверное. Может, поменьше. — И что, тебе нормально это?.. — Меня всё устраивает, — улыбнулся Сергей. — Э… — Ешь давай, остынет всё, — и деловито продолжил. — Знаешь, я ведь за всю жизнь не выезжал никуда, отдыхать, в смысле. И ты, кстати, тоже. Ну, сам понимаешь, почему. Давай махнём куда-нибудь? На пару недель, пока занятия не начались?