Один раз в году

Один день. Больше чересчур рискованно. Близнецы слишком сильны, слишком заметны в Силе, когда они рядом. Вместе они способны даже затмить ту звезду, которой сиял их отец, — пока та не стала черной дырой. Один день в году. На несколько часов или меньше, в зависимости от использованных гипермаршрутов и доступных им кораблей. Люк и Лея запираются в комнате: они жаждут насладиться родственной близостью, жаждут использовать встречу по полной. Как бы они ни любили своих учителей, это время принадлежит только им. В конце концов они садятся за стол, все четверо, один-единственный раз в году, когда Асажж может соприкоснуться с Леей, а Оби-Ван — с Люком. Потом Оби-Ван с Леей отправляются в дорогу, возвращаясь к своим странствиям, — как и Асажж с Люком. Две пары учителей с падаванами в галактике, объявившей охоту на джедаев, их учеников и бывших адептов Темной стороны, вернувшихся к Свету. Один день в году. Люку и Лее двенадцать, они становятся выше и сильней с каждым днем, и при всей свежести их лиц взгляд у них слишком взрослый, потому что галактика — страшное место, и как бы учителя ни пытались их оградить, они видели уже слишком много. Близнецы прыгают друг к другу в объятья, трещат наперебой и исчезают в комнате, снятой в кантине. Годы назад Оби-Ван и Асажж бы просто сидели, уставившись друг на друга в неловком молчании, пытаясь найти слова, которые бы не разрушили их хрупкое перемирие. Теперь все иначе. Асажж толкает Оби-Вана к двери, едва она закрывается, и тут же пытается стянуть с него штаны, одновременно впиваясь губами в подставленное горло, исследуя его и порой слегка цепляя зубами кожу — просто чтобы услышать, как он сладко стонет. Она бросает цветастое ругательство и ворчит: «Я видала пояса верности менее замороченные, чем этот твой пояс!», и Оби-Ван смеется в ответ. Он откидывает голову, когда Асажж подбирается к особо чувствительному месту, как раз за ухом. В этому году он без бороды, и ей так нравится больше, потому что можно оставить лишних отметин, которые потом будут напоминать ему, чей он... пока не сойдут. Тела их соприкасаются, толкаются в спешке. Один раз в году. Оби-Ван сражается с ее кожаным топом, тянет его вниз, и тот цепляется за портупею бластера. В их возрасте уже трудновато трахаться у двери или на полу, ну, если они не хотят пожалеть об этом позднее, так что Асажж толкает его лицом к кровати, куда он послушно падает, а потом привстает на коленях, и ругается, когда она целует изгиб его шеи, а потом ругается снова, теперь уже грязно, когда поцелуй переходит в укус. Они катаются по кровати, опьяненные желанием. Первый раз всегда выходит сумбурным, в нем борьба сплетается с облегчением — от того, что они пережили еще один год под властью Империи. Она гладит его по бокам, отмечая новые шрамы, и он елозит по кровати, стремясь прижаться ближе. Глаза у него такие голубые, что в них можно утонуть, но Асажж не из тех, кому это грозит: вместо этого она кусает его губы в требовательном поцелуе. Она наконец раздета, и хоть он по-прежнему в штанах и сапогах, член его уже снаружи. Для Асажж сойдёт. Она толкает Оби-Вана, пока тот не понимает, чего она хочет: он пересаживается, спиной к стене, и тогда она хватается за член и вводит его в себя. Ей нравится смотреть на его лицо, такое живое, открытое, пока она пользуется им в свое удовольствие. Он поддерживает ее движения, но никогда не пытается перехватить ритм, и глаза его то прикрываются в наслаждении, то пытаются смотреть на нее. Она тянет его голову к груди, и он сразу слушается и прихватывает сосок губами. Они движутся вместе, теперь уже с большей грацией, поймав нужный темп. Асажж тычется ему в ухо и шепчет собственнические тирады, сокровенные пустяки и всякий вздор, и искренности в том больше, чем она способна высказать, пока они остаются одеты. Его руки обхватывают ее, сжимают так крепко, почти до боли. Как надо. Один раз в году. Они им пользуются по полной, хотя трахнуться столько раз за те двадцать четыре часа кажется невозможным, но они обладают Силой, они все еще достаточно выносливы и крепки. Один раз в году.