Никто не узнает

Юй Цзыюань всплеснула руками, от чего ее рукава взметнулись и опали, как диковинное разноцветное пламя: — Ты — что? Что ты сделал? — Я сделал это ради тебя. Ради нас, — Чжао Чжулю схватил ее за тонкое, закованное в браслеты запястье, не то пытаясь притянуть поближе к себе, не то желая успокоить. — Теперь ничто не мешает нам… — Нам? А есть какие-то мы? — Цзыюань отстранилась, оттолкнув его, и воинственно скрестила руки под грудью. — Неужели ты думаешь, что твой поступок что-то изменит? Что я опозорю свой клан и родителей, пойдя на поводу у низменных желаний? — Но… но ведь ты говорила… — лицо Чжулю исказила странная гримаса: он судорожно пытался сохранить видимость спокойствия, но отчаяние горячей волной прорывалось наружу. — Ты говорила, что если бы… Что мы можем пожениться! Что мы можем скрыться, убежать от этого всего, наплевать на условности и договоры! Что ты хотела бы… — Замолчи! — крикнула Цзыюань, ее верный артефакт, отреагировав на эмоции хозяйки, потрескивал, опасно искрясь в сжатом кулаке. — Ты несешь чушь! Никогда я не говорила, что изменю своему долгу! — она осеклась, секунду помолчала, переводя дыхание. — Мне кажется, что тебе нужно уйти. Прямо сейчас. Чжулю впился взглядом в ее лицо, пытаясь отыскать хоть тень сомнения, хотя бы морщинку или складочку у губ, которая подарила бы ему надежду. Хотя бы слезинку, которая дала бы понять, что он не зря совершил чудовищное преступление, жаждая несбыточного. Но лилейно-бледное лицо прекрасной Цзыюань выражало лишь гнев и брезгливость, как будто перед ней стоял не талантливый заклинатель, которому прочили блестящее будущее, а мерзкое насекомое, клоп, таракан, от которого необходимо побыстрее избавиться. Не издав ни звука, Чжулю развернулся на каблуках и вылетел из покоев, хлопнув дверями. Он не увидел, как упала на колени, сминая шелк одежд, Цзыюань, как она вцепилась пальцами в волосы, раздирая кожу, беззвучно произнося не то проклятия, не то прощание… Впрочем, когда минуту спустя в покои вошла матушка, осведомившаяся о ее настроении, Цзыюань уже была спокойна и равнодушна, вежливо отвечая на дотошные расспросы родительницы — должно быть, до той уже дошли слухи о судьбе Чжао Чжулю, и она беспокоилась, не наделает ли ее взбалмошная дочь глупостей. Розовые губы произносили долженствующие, заученные фразы, аккуратно причесанная голова кивала в нужных местах, позвякивая украшениями, а по запрятанному в рукаве Цзы Дяню пробегали фиолетовые искры. Но его матушка не увидит. Никто ничего не увидит. Так надо.