Ты всё для меня

Го проснулся, когда почувствовал, что ему не хватает воздуха. Открыв глаза, он понял почему — на нём двойным слоем лежали шерстяные одеяла. Нетрудно было догадаться, чья это работа. С того случая в лаборатории, Чан Чэн стал очень чувствителен к холоду. Стоило температуре на улице хоть немного упасть, как его в прямом смысле начинало знобить. Он сам не заметил, как даже в тёплую погоду, стал носить свитера и демисезонные ботинки. В доме дяди было индивидуальное отопление, поэтому стоило лишь позвонить, что племянник придёт в гости, как его врубали на полную. Чу решил эту проблему по-своему — просто натащил в квартиру обогревателей (индивидуалка в его доме не поддерживалась), установил «тёплый пол» и поставил двойные стеклопакеты, хотя Го прекрасно знал, как кукольник ненавидит жару. Однако Чу ясно дал понять, что скорее сам сдохнет, чем ещё хоть раз позволит кому-либо навредить своему малышу. Стоит ли говорить, что когда это всё-таки случилось, Го пришлось очень постараться, чтобы вытащить Чу из той глубокой депрессии, в которую он себя загнал. Работая в спецотделе, всегда нужно помнить, что опасность может подстерегать в любом месте и в любое время. А приятный и дружелюбный с виду человек может оказаться той ещё сволочью. Дядя предупредил об этом Чан Чэна сразу, как узнал, что тот хочет стать сотрудником в доме №4 на улице Гуанмин. Го вроде и внял словам дяди, однако это не помешало ему притягивать неприятности с первых же дней работы. Каждое новое дело вместе с шишками и синяками прибавляло опыта и знаний, которые могли помочь в будущем. Но, совершенно не развивали чувство самосохранения. Го подозревал, что не будь рядом угрюмого кукольника, он бы сыграл в ящик задолго до нахождения первой святыни. Чу-гэ… Всегда был рядом. Всегда защищал и оберегал от несчастий. Как волшебный амулет. Вот только и у амулетов есть слабость — их нужно постоянно носить с собой, иначе беды не миновать. Поэтому лучше учиться справляться с проблемами своими силами, а не уповать на зачарованные безделушки. После сражения с Мастером Кошмаров, Чан Чэн в полной мере это осознал. Признаться честно, он давно хотел узнать историю Чу. Узнать о его детстве, семье, брате. Он думал, что они станут ближе после того, как дисинец прямо на улице его поцеловал и на руках унёс в свою квартиру. Они стали ближе. Ближе просто некуда. Но, про брата кукольник ему так и не рассказал. Чан Чэн вынырнул из жаркого шерстяного кокона и, по непроглядной темени за окном, понял что до утра ещё далеко. Тогда становилось непонятно, почему в постели он был один. И где, спрашивается, его персональная грелка? Прихватив одно из одеял, Го накинул его на плечи и побрёл на поиски Чу. Шерсть неприятно колола голое тело, но лучше уж так, чем трястись от холода. Дисинец обнаружился на кухне. Чу сидел прямо на полу, грея в руках огромную кружку с ароматным напитком. — Ты в курсе, что кофе пьют по утрам? — Чан Чэн подошёл к мужчине и сев рядом, прижался к любимому боку. — А не в два часа ночи? Кукольник отодвинул кружку и, обхватив замотанного в одеяло Го, посадил его перед собой, лицом к лицу. — Я проснулся, и не хотел своей вознёй будить тебя. Чу обнял Го, и нежно провёл губами по его виску, добрался до уха и легонько прикусил. Чан Чэну снова стало жарко, и одеяло здесь было совершенно не при чём. — А почему проснулся? — Го было очень приятно от нежных ласк Чу, но если дисинцу опять снились кошмары… — Я больше не вижу плохих снов, если тебя это беспокоит, — Чу словно мысли его прочитал. — И с каких пор, можно узнать? — Чан Чэн явно сомневался в правдивости этого заявления. Слишком мало времени прошло с того жуткого нападения Мастера Кошмаров. Слишком свежи в памяти были слёзы и боль, которые перенёс Чу. — С той ночи в доме твоего дяди. Го почувствовал, что краснеет. Румянец медленно залил его лицо, затем уши, шею и грудь. Чу знал, что под одеялом он тоже весь красный. Возбуждение, которое охватило его, когда он увидел своего малыша в одном одеяле, стало ощутимо выпирать из штанов. — Но… мы же… ничего особенного… не делали, — Го сейчас очень хотелось провалиться сквозь землю. — Ничего… что ты обычно… любишь… — Я люблю? — Чу нагло ухмылялся. — Мы… любим. — Го очень хотелось его стукнуть. Кукольник ближе притянул к себе своё, умирающее от смущения, сокровище и мягко прошептал: — Впервые, с тех пор, как мы начали встречаться, ты был инициатором. Го, как загипнотизированный, смотрел в тёмные глаза Чу. — Ты буквально подчинил меня себе. Был таким напористым и бесстыжим. То, как ты ласкал меня, то, как оседлал и объездил… — Чу-гэ, пожалуйста, перестань! — Чан Чэн даже через одеяло ощущал каменный стояк Чу, хотя он и сам от него недалеко ушёл. Его член тоже стоял колом и нетерпеливо тёрся о колючий ворс одеяла. — Ты спросил, я ответил. Кукольник опустил руки и медленно провёл ладонями по голым ногам Чан Чэна. От коленей к бёдрам. Пальцы погладили живот, коснулись напряжённых сосков, переместились за спину, пересчитали позвонки и крепко сжали маленькие полушария ягодиц. — Чу-гэ… Го прижался к груди Чу и обвил руками его шею. Колени разъехались в стороны, давая длинным мозолистым пальцам лучший доступ к подрагивающему колечку мышц. Одеяло сдвинулось, закрыв самое аппетитное и Чу, зарычав, сорвал его с малыша и откинул в сторону. Глазам кукольника сразу предстали иголочки розовых сосков и истекающий смазкой, вертикально стоящий член. — Так не терпится? — Чу нащупал мягкую, ещё влажную с прошлого раза дырочку и аккуратно ввёл в неё два пальца. — Так сильно хочешь меня, baobei?* Чан Чэн вцепился ногтями в плечи Чу и запрокинул голову. С губ сорвался стон. Слишком приятными были ощущения растягивающих пальцев и слишком срывало башню, когда Чу звал его этим ласковым прозвищем. Кукольник, довольный такой реакцией, лизнул призывно торчащий сосок и втянул его в рот. Го, уже не сдерживаясь, стал стонать громче. Его член тёрся о твёрдый живот Чу, и Чан Чэн понимал, что ещё немного и он кончит только от этого трения, без какой-либо дополнительной стимуляции. Пальцев было уже четыре, и они нагло толкались внутрь, доводя Го до исступления. — Чу-гэ… войди… умоляю… Кукольник и сам понимал, что больше не выдержит. Казалось бы, они просто сидят на полу в кухне и занимаются петтингом. Но, будь то простые прикосновения или чувственные ласки, в телах любовников неизбежно разгорался нестерпимый жар, который можно было потушить лишь одним способом - слиться воедино. Чу прекрасно знал, как сделать Чан Чэну приятно и как заставить его кричать от удовольствия. Их тела идеально гармонировали друг с другом, и словно олицетворяли древний символ единства противоположностей — Инь и Ян. Вот бы ещё на пол что-нибудь постелить. Поверхность хоть и тёплая, но явно не подходящая для занятий любовью. В поле зрения снова попало несчастное одеяло. Ну, что ж, лучше чем ничего. Одной рукой придерживая любовника, другой Чу дотянулся до одеяла и быстро расправил плотную шерстяную ткань за спиной Го. Тот даже не заметил, он был занят расстегиванием молнии на брюках кукольника. Зато, когда тот бережно положил его на эту самую ткань, очень даже заметил. — Колется! — Прости, родной. Потерпи немного, — Чу наклонился к пылающему уху Чан Чэна, медленно провёл по нему языком и мягко подул, даря приятную прохладу. Го закусил губу, и принялся с удвоенной силой теребить проклятую молнию. К счастью она быстро поддалась, и в ищущие руки наконец лёг большой, пульсирующий от напряжения член. Чу позволил малышу немного поиграться со своим стояком, затем отобрал «игрушку», и, приставив головку ко влажному растянутому входу, резко толкнулся вперёд. Долгожданное вторжение вызвало у Го громкий вскрик, и заставило вонзить ногти в широкие плечи любовника. По удобней перехватив длинные ноги Чан Чэна, кукольник начал совершать медленные и глубокие толчки, постепенно наращивая темп. — Чу-гэ… Чу-гэ… Да… Чу-гэ… Ещё… Го беззастенчиво двигал бёдрами навстречу каждому толчку. Руки блуждали по широкой спине, гладили крепкую шею, перебирали короткие тёмные волосы на голове. Губы скользили по лицу, выцеловывали заросший щетиной подбородок, ловили предложенный язык. Когда Чу обхватил рукой его, молящий о ласке, член, Чан Чэн заскулил и до крови прокусил ему нижнюю губу. Кукольник в ответ сильнее сжал кулак и большим пальцем начал по кругу обводить головку. Го уже плакал, так била по рецепторам эта сладкая пытка. Чу двигался всё быстрее и быстрее, каждый раз намеренно задевая внутри Го ту самую особую точку, от стимуляции которой Чан Чэн забывал сглатывать слюну и подгибал пальцы на ногах. Очередной глубокий толчок и Го кончил, забрызгав их животы спермой. Кукольник обеими руками прижал к себе любимого, и толкнувшись в податливое тело ещё пару раз, с тихим рычанием излился внутри него. О презервативах ни тот, ни другой даже не вспомнили. Хотя, Чан Чэну, по большому счёту, было плевать если Чу кончал внутрь (а делал он это довольно часто). Даже если такое и случалось, то после дисинец бережно относил малыша в ванную, где тщательно и аккуратно ликвидировал все следы своей несдержанности. По крайней мере за всё то время, что они вместе, Го никогда не испытывал внутри никакого дискомфорта. Поясница болела, это да. Но тут уж ничего не поделаешь. Физическую нагрузку никто не отменял. — Как хорошо… — Чан Чэн, полностью обессиленный и абсолютно счастливый, лежал на колючем шерстяном одеяле (о котором он совершенно позабыл) и лениво водил пальцами по спине Чу. Кукольник так и не вышел из него, просто придавил к полу и, положив голову на грудь, слушал биение сердца. — Ты всё для меня. — Чу поднял голову и посмотрел в глаза Го. — Wo ai ni, baobei.* Чан Чэн нежно улыбнулся. — Wo ye shi.* Обратно в спальню кукольник нёс Чан Чэна на руках. Тот нисколько не возражал. Он прекрасно знал, что оказавшись в кровати, они продолжат. В этом плане его дисинец был ненасытен. Го подозревал, что если бы не работа в спецотделе, они бы целыми днями проводили в постели, делая перерывы только на еду и сон. Чан Чэн спрятал улыбку на груди Чу. Да. Доверие пришло намного позже, чем первая близость. Им было хорошо вместе, они были напарниками и любовниками. Но до рокового нападения Мастера Кошмаров, Чу так и держал всё в себе. Потом держать уже было бессмысленно. Все свои тайны, страхи и те вещи за которые было стыдно — всё это накрыло кукольника с головой. Он не знал где сон, а где явь. Не понимал, где друг, а где враг. И это чуть не стоило Чан Чэну жизни. Видя своего малыша лежащим на лабораторной кушетке. Тихого, еле дышащего. Чу понял, что слишком понадеялся на волю богов. Слишком беспечно отнёсся к подарку, коим так неожиданно одарила его судьба. Любимые люди не должны скрывать что-либо друг от друга. Не должны бояться признаться в чём-то или сделать что-то. Если человек тебя любит — он поймёт. Он примет и простит. А иначе о какой любви может идти речь? Может эти мысли и были немного наивны, но именно они, наконец, помогли кукольнику всё рассказать Го. Чу не зря с благодарностью вспоминал тот вечер в доме дяди Чан Чэна. Го потащил его к родственникам в надежде расшевелить и выкорчевать из той скорлупы, в которую кукольник забрался после своего признания. Он считал себя недостойным малыша, вбил себе в голову, что им лучше расстаться. Хоть и понимал, что не сможет прожить без него ни дня. Господин Го с супругой были самим воплощением гостеприимства. Им нравился грозного вида парень, в которого был по уши влюблён их ненаглядный племянник. Игра в мацзян* сменялась посиделками в столовой или прогулкой по саду. Чу потихоньку оттаивал, видя как нужен (действительно нужен!) этим людям. Он сам не понял, как они с Чан Чэном оказались наедине. Просто за окном в тёмном небе висел острый серп месяца, а в огромной комнате, большую часть которой занимала кровать, его малыш беззастенчиво снимал с себя одежду. Затем полностью обнажённый Го прижал кукольника к стене и опустился на колени… Чу тряхнул головой отгоняя приятные воспоминания. Они как раз добрались до спальни. Хотя правильнее будет сказать единственной жилой комнаты в квартире. До появления в его жизни Го, Чу жил по-спартански, не заботясь об удобстве или эстетичности своего жилья. Главное чтобы была крыша над головой, а остальное неважно. Когда Чан Чэн впервые пришёл в квартиру Чу (по делу, свои чувства они тогда друг другу ещё не раскрыли), в комнате лежал одинокий потрёпанный матрац, а на кухне соседствовали плита и стул со сломанной, обмотанной скотчем, ножкой. Го тогда ничего не сказал, но в свой следующий визит притащил пару стульев из комиссионного магазина. Затем немного посуды, подушек, тумбочку, вешалку в коридор и т.д. Кукольник глядя на захламление своего жилища, ничего не говорил. Только молился, чтобы интерес этого хозяйственного мальчика к нему, не проходил как можно дольше. В их первую ночь вместе, Го было глубоко плевать на дизайн интерьера. Что уж говорить о Чу. Дорвавшись до любимого, дисинец снова и снова доводил его до экстаза, ни на секунду не отпуская от себя. Они слишком долго ходили вокруг да около. Слишком долго не решались признаться, что любят. Оказавшись, наконец, рядом и отбросив все сомнения — напарники забыли о внешнем мире, полностью отдавшись друг другу. Вернувшись в реальность, Чан Чэн обнаружил, что лежит на новом матраце, который в свою очередь, укомплектован кроватью на ножках. На окнах закрытые жалюзи, сквозь которые пробивается дневной свет. Рядом с кроватью уютное кресло, укрытое пледом. В углу стильный торшер на длинной латунной ноге. А пол устилает чёрный ковролин. Это не считая разбросанной по всему периметру одежде. Присмотревшись к торшеру, Чан Чэн понял, что на нём висят его трусы и, вспыхнув от смущения, начал вставать с кровати, собираясь их снять. Тело пронзило острой болью, Го неосознанно вскрикнул и тут же был схвачен сильной рукой и бережно уложен обратно. Кукольник обеспокоенно навис над малышом, руками начав мягко разминать его поясницу. Го тихонько застонал. — Тебе больно? — Столько нежности и участия в голосе по отношению к себе Го ещё никогда не слышал. — Немного-о… — пальцы надавили на проблемный участок, заставив Чан Чэна выгнуться. Перед глазами Чу оказались ярко-красные сосочки, опухшие после бурной ночи. Словно извиняясь за причинённую боль (хотя удовольствия Го получил куда больше), дисинец медленно лизнул один, затем второй. — Чу-гэ! Не надо! — Тело, познавшее все прелести сексуального наслаждения, тут же откликнулось на ласку. Член, казалось бы, ночью выжатый досуха, вздрогнул и начал подниматься. — Отпусти себя, baobei, — кукольник стал опускаться ниже, рисуя на разгорячённой коже мокрую дорожку языком. — Ты же знаешь, что будет хорошо. Чан Чэн знал, но, как и многие бывшие девственники, отчаянно смущался своей реакции. Он и не представлял, как соблазнительно выглядит сейчас в глазах Чу: порозовевшая от возбуждения кожа, со следами укусов и засосов, длинные ноги, согнутые в коленях и открывающие доступ к сочащемуся смазкой члену, блестящие, полные желания, глаза и приоткрытые, словно молящие о поцелуях, губы. Чу не стал долго томить своего малыша. Горячий рот обхватил влажную розовую головку и медленно втянул стоящий член по самое основание. Чан Чэн закричал и судорожно вцепился в простыню. Ночью Чу тоже так делал и не раз, поэтому Го точно знал, что долго не выдержит — слишком обалденными были ощущения. Дисинец ухмыльнулся. Смешно вспомнить, что сначала он хотел просто оберегать маленького неуклюжего мальчишку, которого шеф подкинул ему в напарники. Серьёзно думал, что сумеет держать свои чувства при себе. Но, после пережитого ледяного плена, страх потерять любимого быстро всё расставил по своим местам. Чу просто-напросто притащил Го к себе и сделал своим. Любовником Чан Чэн оказался невероятным. Открытым и чувственным, остро реагирующим на каждую ласку. Кукольник ясно осознал, что значит быть собственником. Малыш теперь целиком и полностью принадлежал ему. И он убьёт любого, кто вздумает их разлучить. В горло брызнула горячая струя и Чу, не раздумывая, проглотил её. Затем выпустил обмякший член, и стал удовлетворено наблюдать, как его малыш отходит после оргазма. Го ни за что бы в этом не признался, но каждый раз когда он кончал от рук или рта Чу, внутри словно взрывался маленький фейерверк, возносящий его на самую вершину блаженства. Тело изнывало в сладких судорогах, а всё его существо охватывало только одно желание — принадлежать. Поэтому неудивительно, что придя в себя Чан Чэн обхватил мужчину ногами и забыв про всякое смущение безапелляционно приказал: — Возьми меня! У кукольника и мысли не возникло ослушаться. После энергичного утреннего секса, Го понял, что умирает от жажды и обнаружил, что изменениям подверглась не только спальня. Кухня также преобразилась до неузнаваемости. На месте голых стен обнаружился хай-тековский гарнитур со стойкой, на которой скромно соседствовали кофемашина и кухонный комбайн. Почему скромно? Потому, что королём кухни, несомненно, был двухметровый чёрный холодильник с сенсорным дисплеем. Пока Чан Чэн изумлённо таращился на это чудо техники, Чу молча открыл дверцу и достал две поллитровые бутылки с минералкой. Стекло было запотевшим и в горячих руках сразу начало оттаивать. Стоило только представить как ледяная газировка потечёт по горлу… Го сглотнул, пить хотелось невыносимо. Кукольник услужливо отвернул крышечку и протянул бутылку напарнику. Тот сразу присосался к горлышку и осушив почти полбутылки, благодарно выдохнул: — Спасибо. — Всё для тебя, baobei. Щёки сразу же залил румянец. Чу стал его так называть, как только они оказались в квартире. Чередуя нежный шёпот на ухо между поцелуями и снятием одежды. Го безумно нравилось, как дисинец произносил это слово. Словно Чан Чэн самое дорогое, что у него есть. После недолгих расспросов выяснилось, что Чу не хотел, чтобы любимому было некомфортно в его квартире. Поэтому снял со счёта в банке (раз Чу давно живёт в Хансине, то вполне логично, что он умеет пользоваться такими благами цивилизации, как банковские карты и смартфоны) сбережения, которых за годы службы в спецотделе накопилось немало, и сделал ремонт. Стоит отметить, что все вещи принесённые Го, тоже органично вписались в интерьер. Ожидания немного не оправдались. Не дойдя до спальни, Чу свернул к ванной комнате и под горячим душем тщательно вымыл все части тела, смущённого донельзя, Го. Сполоснулся сам, и насухо вытеревшись огромным синим полотенцем (малыша в него можно было завернуть с головой) они легли в кровать. Не дождавшись продолжения, Чан Чэн хотел было возмутиться, но вдруг почувствовал, что глаза сами собой закрываются, а по телу разливается приятная нега. Спустя минуту Го уже крепко спал, уткнувшись носом в шею Чу. Кукольник притянул малыша ближе к груди и тихо засопел ему в макушку.