В бегах

Как часто то, что при свете дня внушает доверие и является оплотом спокойствия, ночью заставляет сердце на секунду замирать от ужаса. Джордж знает это очень хорошо — потому что его дыхание до сих пор сбивается и замерзает в груди каждый раз, когда он поднимает взгляд и видит в темноте над кроватью неясные очертания креста. Он огромен — больше, чем все остальные в доме, — нависает прямо над головой, и иногда Джордж думает: будет иронично, если его убьют не вампиры, а то, что должно от них защищать. Раньше он бы рассказал об этой иронии Митчеллу, и тот искренне посмеялся бы вместе с ним. Сейчас такой рассказ чреват нервным подергиванием плечами и вымученным, фальшивым смешком, а затем — сотой по счету проверкой крепкости гвоздей, которыми этот самый крест наглухо прибит к стене. Если наблюдать за тем, как Митчелл проводит большую часть дня, то можно и не заметить в нем перемен. Он по-прежнему широко улыбается, очаровывает людей и иногда слишком уж мил с коллегами по работе; Джордж подозревает, что какая-то часть Митчелла, немного игривая по своей сути, получает удовольствие, вызывая у него незначительную, но все же ревность. Всё иначе с наступлением темноты. Нет, Митчелл так же мил, не против поддразнить Джорджа, много улыбается. Но, стоит ему ступить на тёмную улицу, он меняется на глазах. Его нервы напряжены, все чувства обострены до предела. Любому прохожему, который хоть на секунду разделяет его и Джорджа по дороге, достаётся острый настороженный взгляд. А однажды из какого-то бедняги, который случайно слишком сильно толкает Джорджа в толпе, он чуть не вытрясает душу. «Митчелл, оставь его, это вышло случайно, этот человек, — нарочно выделяет голосом это слово Джордж, буквально виснущий на вампире, не позволяя ударить перепуганного парнишку, — просто случайно меня толкнул. Да Бога ради, оставь его!» Но Митчелл отпускает лацканы чужого пальто, только когда в затуманенный яростью и страхом мозг поступает информация: это не вампир. Обычный человек. Он набросился на невинного прохожего. Буквально рыкнув невнятные извинения, Митчелл отталкивает парня и спешит за раздражённо несущимся вперёд Джорджем. Он извиняется перед ним — в сотый, наверное, раз. И слышит то же, что и всегда: усталое «Всё хорошо. Просто не сходи с ума, Митчелл». «Не сходи с ума, Митчелл» — Джорджу, возможно, стоит сделать себе футболку с этими словами. Потому что он твердит их по десять раз на дню. Поистине полон спокойствия тот день, когда эта фраза не слетает с его губ. Проблема в том, что Джордж уже не помнит, когда она в последний раз оставалась только в его сознании, а не срывалась с языка. Митчелл может расслабиться хотя бы внутри их нового дома. Правда, только после того, как замрет на пороге, прислушиваясь и принюхиваясь. Джордж в этот момент привычно стоит за его спиной — знает, что, даже если, забывшись, попытается зайти раньше Митчелла, тот чуть ли не силой протиснется вперёд. У Митчелла паранойя — но не та, которой обычные люди по незнанию называют лёгкое, хоть и навязчивое, беспокойство. Если бы у них были деньги на психиатра (и если бы можно было хоть одной живой душе рассказать обо всем, что с ними случилось), он бы наверняка поставил именно этот диагноз. А пока его ставит сам Джордж. Он думает, что она начала зарождаться в тот момент, когда Хэррик пытался припугнуть Митчелла, вонзив железный штырь ему в грудь. Или в тот, когда Джордж, очнувшись после трансформации, увидел вокруг около десятка вампиров, собирающихся снять с него скальп. Или в тот, когда сгорел дом Энни. В любом случае, именно паранойя заставляет Митчелла — того самого Джона Митчелла, легендарного вампира, никогда не бежавшего от опасности, — пошвырять какие попало вещи в машину, втащить туда ещё не отошедшего от шока и боли от потери Энни Джорджа и гнать, гнать без остановки. Они оба ослеплены горем, страхом и гневом, только Митчелл куда больше Джорджа. И он изначально взваливает на себя больше ответственности. Будь Митчелл один, он не стал бы бежать. Он бы остался и вырвал горло каждому, кто причастен к смерти – окончательной смерти – Энни. Но страх потерять ещё и Джорджа заставляет месть отступить на задний план. Сейчас главное – спасти его. Они очень долго пребывают в дороге, в бегах; все доходит до того, что у них кончаются деньги не то что на бензин — на кусок хлеба, — и Митчелл готов пойти грабить ларьки, но только не идти в банк за деньгами. Он до безумия боится, что Хэррик их выследит. К счастью, Джордж к тому моменту уже способен проявить здравомыслие. Он убеждает Митчелла — не без труда, криков и нервов, — что они должны осесть. Что это безумие: срываться с места всякий раз, когда Митчелл снова почует их приближение. Они найдут дом, сделают его максимально безопасным, чёртовым бункером, если Митчеллу так будет легче, они будут предельно осторожны — все это Джордж шепчет Митчеллу, пока покрывает его лицо дрожащими поцелуями. Вампир очень долго молчит и смотрит на Джорджа болезненно и виновато — прежде чем согласиться. Они все-таки снимают деньги в каком-то городке, чьего названия даже не запоминают. Хоть им и приходится задержаться там на пару дней, они не ходят дальше машины: ни на хостел, ни на паб или магазин денег нет. Когда их все же выдают, Митчелл на скорую руку набирает продуктов, потом они заправляют машину и торопятся покинуть город. Средств со счетов впритык, но хватает на покупку двухэтажного домика в Ок-Хилле. Дом этот хорош только тем, что хозяева хотят быстро сбыть его с рук и при этом не забирают с собой мебель, а ещё в нем есть подвал. Первым делом Митчелл спешит вовсе не распаковать вещи и не заняться перестановкой: он за полдня находит в городе резчика по дереву и заказывает ему одиннадцать деревянных крестов, причём один из них больше, чем другие. Когда они готовы, Митчелл заставляет Джорджа взять в церкви святой воды и окропить кресты, а потом развесить их по дому. Один прибит с внешней стороны расшатанной входной двери, другой висит прямо напротив входа, третий — в их крошечной гостиной, четвертый — на кухне, ещё один в ванной и по совместительству туалете («По крайней мере, я смогу пересидеть нападение вампиров на толчке» — бормочет себе под нос Джордж, пристраивая крест на сливном бачке), шестой — в коридоре, седьмой — у входа в подвал, восьмой, самый большой — в спальне. Оставшиеся три креста свисают с карниза напротив окон и тихонько поворачиваются из стороны в сторону с еле слышным скрипом. Митчелл иронично говорит, что в Ок-Хилле соседей точно приглашать нельзя: подумают ещё, что они фанатики. Джордж сначала недоумевает, как сам Митчелл собирается обитать в этом доме, нашпигованном священными знаками, но они, развешанные Джорджем, не причиняют вреда его любимому. Как и звезда Давида. Митчелл настаивает, чтобы Джордж никогда её не снимал (как будто он когда-нибудь собирался) и носил поверх одежды. Колья в их доме повсюду, хотя это очень не нравится Джорджу и уж точно ещё меньше нравится Митчеллу. Они кладут их в пределах пятисекундной досягаемости: на подоконники, на столик возле дивана, на прикроватную тумбочку, у входа в подвал. Митчелл уже почти перестал нервно коситься на них и периодически проверяет, не надо ли какой кол лишний раз заточить. Он даже носит один в рюкзаке, с которым теперь ходит на работу. Иногда Джорджу кажется, что, будь его воля, Митчелл увешал бы его всего крестами и насовал бы ему кольев во все карманы («И не только туда» — шутит про себя Джордж в порыве мрачного сарказма). Поэтому он сразу выставляет условие: дома они, так и быть, повесят кресты везде, где можно, но на себе он будет носить только звезду и точка. Скрепя сердце Митчелл соглашается. Порой у него, к счастью, случается озарение, и он понимает, что перегибает палку. Но ничего не может поделать с собой. Он уже потерял Энни и едва ли выдержит потерю Джорджа. Переделкой подвала оборотень занимается сам. Хотя эту комнатку уместнее назвать погребом — ее использовали для хранения консервов, и вряд ли прежние хозяева ожидали, что она понадобится для удержания в ней волка, — но для превращений она вполне подходит. Джордж вызывает мастера укрепить дверь. Мужчина явно начинает нервничать при таком обилии крестов вокруг — а это он ещё спрятанных кольев не видел, – и Джордж молится, чтобы тот не подумал, будто они собираются кого-нибудь заточить в подвале. Хотя именно это они и планируют делать. Просто счастье, что в их распоряжении оказывается подвал: до леса полтора часа езды на машине, к тому же, Митчелл каждое полнолуние изводился бы еще больше. Слишком свежи воспоминания, когда он, едва не убитый Хэрриком, еле успел добраться до Джорджа и спасти его от вампиров. Очевидно, второй раз он так не рискнет. Лучше уж каждый месяц получать жалобы от соседей на слишком шумную вечеринку. Всё время на работе — они с Джорджем теперь оба санитары в больнице — и в моменты ухода и прихода с неё Митчелл напряжен как зверь, готовый в любую секунду вцепиться кому-то в глотку. Как ни странно, в этой тревоге он даже не ощущает уже привычной жажды крови. Организм слишком изматывается, чтобы тратить остатки сил на голод. Джордж и сам первое время был таким до боли настороженным, но потом настолько устал вздрагивать от каждого шороха, что просто расслабился. Вампир это смотрит на него так пристально или какой-то чокнутый — Джорджу все равно. Он спокойно занимается своей работой и думает, как вечером помочь Митчеллу хоть на секунду отвлечься от мыслей о том, что они в осаде. Однажды Джордж заставляет его пройтись по всему их дому, посмотреть на каждый крест, собственноручно проверенный им на крепкость, а потом усаживает на старенький продавленный диван в гостиной и твёрдо говорит: «Этот дом — самое защищенное от вампиров место. Никто не тронет нас здесь. Ни один вампир не доберётся до меня или до тебя. Расслабься хоть в нашем с тобой гребаном доме». И Митчелл действительно успокаивается, пусть немного, но все же. Перестаёт дёргаться от любого шума, чаще расслабляется и уже спокойно сидит спиной к окнам. Джордж, как может, помогает ему почувствовать себя лучше. В основном с помощью разговоров на будничные темы, чая и секса. Теперь черёд Джорджа строить для них обоих иллюзию нормальности, но для него это не в тягость. Он сделает что угодно, лишь бы увидеть прежнего Митчелла: улыбчивого и открытого, а не того, кто спит с Джорджем под боком с одной стороны и деревянным колом — с другой. Джордж каждый вечер пристраивается рядом с Митчеллом на диване и как ни в чем не бывало начинает комментировать шоу, которое они смотрят, или рассказывает о прошедшем дне, или просто сидит, позволив вампиру устроить голову у себя на груди. В такие моменты Митчелл как будто окончательно возвращается к себе прошлому. Живой и здоровый Джордж находится в поле его зрения и в полной безопасности — и Митчелла отпускает. Он расслабленно шутит, бодро вливается в обсуждение чего угодно, будь то передача о скифах или составление списка дел на завтра. Он целует без напряжения, без тревожной готовности в любую секунду вскочить и обороняться. Он позволяет себе отпустить какой бы то ни было контроль, а Джорджу — вести. Тяжесть еще одного дня уходит, выплескивается с очередным гортанным стоном вампира и растворяется в сильных, уверенных движениях оборотня. Они не говорят об Энни — еще слишком больно, слова жгут в горле непрошенными слезами. Они не говорят о вампирах — при упоминании этой темы страх и чувство вины в Митчелле грозят поглотить его и утащить за собой Джорджа. Их разговоры напоминают общение обычных людей в обычной семье, и в эти моменты так хочется забыться, чтобы поверить в красивую мирную ложь. И даже взгляд на кресты уже не в силах разрушить иллюзию обыденности, которой окружают себя вампир и оборотень. Им это слишком нужно — а иначе в круговерти преследующих их теней и оглядок украдкой они легко сломаются и сойдут с ума. Джордж осознает это и всегда первым заводит непринужденный разговор; Митчелл осознает это и позволяет втянуть себя в бесхитростный диалог. Такова их новая нормальная жизнь с занесенным над ними дамокловым мечом. И едва ли кто-то может предложить что-то лучше, а потому все, что им остается — смириться, прижиматься друг к другу на маленьком диванчике и просыпаться с крестом над головами. И надеяться, что ни у одного на пути не встанут сегодня «друзья» из очень недалекого прошлого. Митчелл сделает все, чтобы их маленькую семью снова не настигла беда, а Джордж приложит все усилия, чтобы облегчить его ношу хоть немного. Это — их новая реальность. И, к счастью, вместе они достаточно сильны, чтобы выдержать ее гнет.