Mon cher mari Adrien

      Тикки предупреждала, что готовить подарки на будущие дни рождения Адриана заранее — не лучший вариант, все ведь может измениться, но любовь Маринетт к нему была сильнее тоненького голоса разума квами. Ведь как можно не любить такого замечательного, доброго, самоотверженного и идеального во всех отношениях Адриана? Как можно думать о ком-то или о чем-то другом, кроме их совместного и счастливого будущего? Маринетт уже распланировала всю их дальнейшую жизнь, пусть судьба и некоторые случайности и вносили в нее свои коррективы. Ну и что с того, что восемнадцатилетний Адриан стал шире в плечах, чем она ожидала? Маринетт уже связала ему новый свитер на тридцатилетие и даже упаковала его в красивую оберточную бумагу. Её мало волновал тот факт, что к тридцати годам Адриан может стать еще шире в плечах и еще выше. В конце концов, может и не выйдут из моды ультракороткие вещи.       Она признается ему через год (и черт возьми, Маринетт даже не сомневалась, что Адриан ответит ей взаимностью), в двадцать пять они поженятся, потом заведут детей и…       Иногда Маринетт любовно перекладывала подарки с места на место, прикидывая в уме, как можно поменять порядок их вручения, придумывала лишний повод (чем плох день оптимиста? да и день модели тоже?), а ещё внимательно пересчитывала и перепроверяла, чтобы все они были на месте.       Хотя в памяти и хранилось всё в чёткой последовательности, и Маринетт точно знала, что, когда и как подарит, она всё равно вела письменный учёт подарков. Отдельно в том же блокноте она записывала идеи для подарков будущих, чтобы не забыть их, но, опять же, вряд ли можно забыть то, о чём постоянно думаешь. Как только появлялась новая идея или придумывался новый повод, у Маринетт прямо-таки начинали чесаться руки, чтобы создать и упаковать новый презент.       Вот только сейчас, когда Маринетт внесла уточненную информацию в список подарков и уже готова была положить сверток со свитером в сундук, где лежали остальные презенты, она обнаружила, что открытки, которую так старательно писала сегодня за ланчем, нигде нет.       Черт, она же была уверена, что прикрепила ее к свертку, как только упаковала его!       Гонимая истерикой, она перерыла всю комнату, перетряхнула учебные сумки, позвонила Алье и даже отодвинула сундук (впервые мысленно поблагодарив Бражника за регулярную физнагрузку).       Открытки нет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.       — Полная катастрофа! — застонала Маринетт, стекая по стене и утыкаясь лицом в колени.       И пусть она и помнила текст наизусть, печаль от этого меньше не становилась. Она написала ту открытку в приливе вдохновения и нежности, накатившей, когда Адриан заступился за неё перед Хлоей (ему даже маска не нужна, чтобы быть ее героем!). Душа пела, в животе летали божьи коровки, хотелось срочно сделать ещё один подарок для такого замечательного, милого и её любимого Адриана. Ей настолько не терпелось начать, что, поборов желание сослаться на плохое самочувствие и отпроситься домой, она с потрясающей для себя выдержкой дождалась конца занятия, и уже после этого взялась за то, что могла сделать: открытку.       И умудрилась ее потерять.       Акума ее побери, на сей раз она точно ее подписала! И такого понаписала, что боже упаси кого-нибудь это раньше срока прочесть!       А если кто-нибудь найдет? А если найдет Хлоя и решит отомстить ей, зачитав текст при всех? А если это будет Лила, она зачеркнет имя Маринетт, напишет свое и подарит Адриану от себя?       Хуже будет, только если найдет сам Адриан…       — Принцесса, ты ничего не потеряла?       Нет! Худший вариант только что без стука запрыгнул к ней через люк на балкон.       На секунду Маринетт подумала, что уж лучше бы эту открытку ей вернули Хлоя с Лилой. «Худший вариант» тем временем полез целовать ее костяшки.       — Смотря что ты нашел, Кот Нуар, — уклончиво ответила она, стараясь улыбаться мило и без ужаса во взгляде. Может, он пришел, чтобы вернуть заколку? На днях Роуз плела ей косы в парке, после чего как раз одной заколочки они и не досчитались…       — Кое-что очень хрупкое, с такими вещами надо быть осторожнее, — Кот подмигнул ей и вытянул руку, которая до этого была за спиной.       Маринетт несколько заторможено посмотрела на открытку, перевела взгляд на Кота. Бывают ли такие совпадения? Радость от скорого возврата такой ценной вещи несколько приглушилась подозрением. Она оставила руку протянутой и внимательно посмотрела на Нуара. Он вопросительно приподнял брови.       — Читал? — так и не взяв открытку, спросила она, сощурившись.       — Я самый порядочный кот из всех существующих, предназначенное другим не читаю! — пафосно возвестил Кот, приложив свободную руку к груди.       Маринетт выдохнула, расслабилась и взяла открытку, а потом вспомнила, что на ней выведено только «Адриану», и имени отправителя там и в помине нет.       — А как узнал, что это моё? — она вновь со всем доступным ей подозрением нахмурилась.       — Так почерк же, Принцесса, — Кот солнечно улыбнулся, — такой красивый только у тебя.       Маринетт тепло улыбнулась Коту. Он ведь ради нее выделил время в своем плотном графике, принес открытку (и совсем не помял!). Она снова с нежностью посмотрела на будущий подарок.       «Адриану»       Теплая улыбка сменилась подозрительным прищуром.       — Все-таки читал, Котина несносная! — взвизгнула она. — На открытке написано одно слово, ты не мог так просто понять, что это я написала!       — Честное кошачье, по почерку!       Бросив на Кота еще один подозрительный взгляд, Маринетт все же расслабилась. Все-таки порой он вел себя как джентльмен, не подсматривал за ее трансформацией, значит, и в текст открытки не должен был заглядывать, верно? Да и знала она его как облупленного, даже то, о чем он и не догадывался, что она знает. Кому, как не ей, было известно, что Нуар один из самых порядочных и честных котов на земле?       — Принцесса, — протянул Кот, прижав к голове накладные уши. — Ты же мне веришь?       — Ладно, ладно, — Маринетт снисходительно улыбнулась. — Верю.       Кот просиял.       — А может, тогда и свитер покажешь?       

***

      Адриан всегда был порядочным. Он с детства знал, что брать чужое нельзя, даже если очень хочется, и читать сообщения, предназначенные другим, тоже. И потерянные вещи надо возвращать, даже если это просто лист бумаги свёрнутый вдвое, который упал рядом со спешившей по делам Маринетт.       Он поднял лист, который при ближайшем рассмотрении оказался открыткой, и, если бы не прочитал, кому она предназначалась, сразу же бы окликнул владелицу. Но посередине красовалось его имя, выведенное каллиграфическим почерком. Когда он поднял взгляд, чтобы убедиться, что это точно обронила Маринетт, а не какая-нибудь другая брюнетка, у которой есть знакомый Адриан, на улице уже никого не было.       Это точно была Маринетт. А он порядочный и не читает чужие письма. Но это же предназначено ему? Значит, он остаётся порядочным.       — Ты что, станешь читать чужое письмо, сладкий ребенок? — ехидно спросил Плагг, выглянув из внутреннего кармана.       — Нет, конечно, — Адриан смущенно покраснел. — Я только одним глазком посмотрю, точно ли Маринетт его писала. А то вдруг мне показалось, и его обронил кто-то другой? Будет некрасиво.       И осторожно приоткрыл открытку.       …       — Чтоб мне на камамбер аллергию заиметь, пацан, что мы сейчас прочли? — проорал Плагг, вытаращив глаза. Адриан был вне зоны доступа и просто смотрел перед собой, держа в руках распахнутую открытку.       — Надо было остановиться на отправителе, — прохрипел он. Но как тут устоишь, когда взгляд зацепился за строки внизу «С любовью, твоя Маринетт»?!       «С любовью» — мысленно повторил он и вновь перечитал последнее предложение. А затем перевел взгляд на текст выше и даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что написанное ему не мерещится.       Все было слишком невероятным, чтобы быть правдой. Начиная с того, что открытка была словно приветом из будущего, адресованная ему на его тридцатилетие, и заканчивая тем, что в этом самом будущем Маринетт будет его женой. И, боги, его щеки налились таким ярким румянцем, что светились, словно китайский фонарь, от того, какой нежностью было пропитано каждое аккуратно выведенное слово.       — Она меня любит, — расплывшись в счастливой улыбке, произнес Адриан. — А значит, не убьет за то, что я раскрыл ее личность! — довольно добавил он.       Адриан совершенно случайно узнал, что Маринетт — это Ледибаг. Не знал, как признаться ей, что увидел трансформацию, изображал, что ничего не произошло, пусть это и было трудно. Он помнил об этом всё время, а первые дни и думать о другом не мог. Возможно, если бы не Плагг, он успел бы тогда трижды угодить под машину, ещё больше раз проехать на красный и пропустить очень много ударов от акуманизированных. Как вообще можно о них думать, когда рядом Ледибаг, которая, оказывается, всё время была намного ближе, чем изначально казалось?       Он с трудом поборол желание догнать Маринетт, чтобы тут же и открытку вернуть, и покаяться, и сделать что-нибудь ещё, но напомнил себе, что до этого момента терпел и можно ещё немного потерпеть. День. Да, день. Завтра он подойдёт к ней и вернёт потерю, после этого пригласит куда-нибудь, а потом…       Хватило его на несколько минут, которые он потратил на то, чтобы найти укромное место для трансформации.       Гарцуя по крышам в противоположную от дома Маринетт сторону, Кот лихорадочно думал, как ему себя повести. А пробежки, как известно, стимулируют умственную деятельность (и дают повод похвастаться, что он молодец, уже на патруль сбегать успел!).       Открыться ей сразу с порога? Вернее, с подоконника? Нет, не вариант. Напортачит ещё, цветок какой-нибудь сшибет… Подразнить, давая понять, что все знает? Но он столько лет не видел очевидного, вдруг и Маринетт тоже не поймет его намеков? Пригласить на ужин и явиться туда Адрианом? Но Ледибаг не очень-то благосклонна к Коту, опять найдёт какие-то дела…       «Придётся действовать по ситуации», — понял Адриан, обнаружив себя стучащим в окно комнаты Маринетт.       «Ситуация» в виде подозрительного взгляда Маринетт вопила, что он не должен показывать ей, что читал, если заботится о сохранности своей шкуры. Здравый смысл напоминал, что влюблена она в Адриана, а сейчас он в обличии Кота, которому Леди не единожды грозилась оборвать не только хвост.       Но ему очень хотелось увидеть свитер, о котором говорилось в письме. Затем он выпросит у нее померить его, снимет трансформацию и… наступит их долго и счастливо!       Одного только Кот не учел.       Не учел, что Ледибаг всегда была проницательной, и то, что сейчас она Маринетт, этого не меняет. Кот был готов заниматься самокопанием на тему «Я наврал моей Леди» следующие две недели, когда на лице Маринетт проступил румянец и благодарная улыбка. Но когда она поджала губы и строго на него посмотрела, он понял, что самокопание отменяется — он где-то прокололся, и кара настигнет его прямо сейчас.       — Значит, все же читал, — процедила она, непроизвольно сжав открытку в руке.       — П-принцесса, ты п-помяла, — пропищал Кот, указывая на открытку. — И я одним глазком, чисто случайно, честное кошачье, без злого умысла, чтобы только убедиться, что тебе возвращаю.       — Читал, — повторила Маринетт, испепеляя Нуара гневным взглядом.       — Читал, — повинился Кот, опуская взгляд в пол.       — И что же ты там вычитал? — грозным шепотом спросила Маринетт, уперев руки в бока.       Кот задумался лишь на мгновение. Кажется, это его шанс, и надо идти ва-банк.       — Вычитал, что ты меня любишь, — едва слышно прошелестел он, заламывая пальцы и не решаясь поднять на Маринетт взгляд. — И любишь очень-очень сильно.       Вот теперь или они будут жить долго и счастливо и умрут в один день, или прямо сейчас Маринетт убьет его.       Но прошло точно больше минуты (почти целая вечность!), он был все еще жив, а Маринетт все еще стояла напротив и молчала. Кот предпринял аккуратную попытку поднять глаза и увидел, что Маринетт, топая ногой, сверлит его не совсем недовольным и совсем не удивленным взглядом.       — Моя Леди?.. — осторожно позвал он, желая прояснить свою дальнейшую судьбу.       — Пф, — фыркнула Маринетт вместо ответа, но скрыть краснеющие щеки не смогла. — Увидишь свитер, когда тебе исполнится тридцать, Адриан.