Моя бабушка курит трубку

В отличие от других бабушек Санчез никогда не растает от умиления при виде котенка. Никогда не улыбнется через силу, если того требует ситуация. Ни за что не станет спрашивать о самочувствии или о том, как кто-либо провел выходные. Ни в коем случае не станет варить супы или вязать носочки. Порой Марте от этого не по себе, но как же все-таки приятно услышать то самое грубое и практически неотличимое от ругательства обращение, которое тут же сообщит о том, что с бабулей все в порядке и та пока еще не перебрала с выпивкой: — Ну что, засцыха, есть прогресс? Внучка, слыша этот на самом-то деле приветливый крик, всякий раз подскакивает на месте, потому что, может быть, прогресс где-то и есть, но бабуля никогда не интересовалась в какой области и, собственно, к чему вся эта фраза, никогда не несущая определенного смысла, кроме того самого «засцыха», к которым Санчез неоднократно причисляла Марту. Сколько раз бывало так, что мерзкая старуха, с коварством, словно сама смерть, принижала собственную внучку, замечая, что ее интеллект по уровню развития нельзя причислить даже к двустворчатым. Сколько раз бывало так, что эта же старуха всем своим вызывающим поведением доводила собственную внучку до слез… Марта все равно каждый раз отзывается на этот полукрик-полурев, потому что даже для притесняемых внучек в природе есть нечто такое, чего они не могут понять в силу того, что причислены собственными бабушками к двустворчатым. Рикарда Санчез, возможно, уже все давно поняла, но по-своему. Во всяком случае ее молчание намного красноречивее любой реплики Марты. Можно подумать, что та считает внучку балластом, не способным к какой-либо мыслительной деятельности или попросту бессмысленным дополнением, но ученая просто не задерживается на этой мысли, считая, что жизнь — это прежде всего движение вперед. — Р-Рикки, у тебя есть д-дело, да? — отчего-то смущенно спрашивает Марта. — Меньше говори — большей деэ-ээйствуй, — словно не услышав, с традиционной отрыжкой кидает та, направляясь в сторону летающей тарелки. В отличие от других бабушек Санчез никогда не спросит хочет ли внучка путешествовать сегодня и есть ли у нее для этого силы. Никогда не пожалеет в момент бессилия или слабости. Ни за что не станет утирать сопли. Но именно этим бабушка и замечательна. И Марта иногда растворяется в этом ощущении, забывая о мире вокруг. Но что говорить понапрасну, ведь их и сегодня ожидала нескончаемая сеть неприятностей, которые почему-то принято называть приключениями. Вздохнув, сгоняя наваждение и возвращаясь в реальный мир, Марта направилась в сторону летающей тарелки, чтобы занять свое почетное место рядом с бабушкой. Та кстати уже достала вновь наполненную огненной водой флягу и была готова к тому, чтобы порушить затянувшуюся тишину очередным своим грандиозным высказыванием, которое наверняка отбросит внучку куда-нибудь в стратосферу… Если все когда-либо существующие Марты и Морти знали, что это вообще такое. Так или иначе очередное «буэ» от Санчез немного сгладило тишину, так и не дав ни одному слову прозвучать в маленьком пространстве летательного аппарата. Марта скривилась от этого звука. Между тем она упрямо смотрела вперед, подавляя в себе чувство гнева. Ей очень хотелось поговорить. Обо всем. О несносном поведении Рикарды, о ее нескончаемом эгоизме, о ее скептицизме, о том что она в конце-то концов разрушает все, что видит вокруг своей упертой верой в собственные силы. Внучка ни раз косилась на бабушку, чем, естественно, вызывала у той интерес и некоторое подобие веселья. «Рикки снова пьяна», — с грустью подумала Марта, наблюдая за тем, с какой ленцой та держала руль. Иногда ей это казалось странным, что ни один инопланетянин и ни разу не тормознул бабушку в таком состоянии за превышение скорости вождения летающей тарелки. Ведь должен же кто-то контролировать движение в воздушном пространстве? Марте думалось почему бы и нет. Столько странностей она увидела вместе с Рикардой, что даже бы и не удивилась, если бы такое случилось. Но пока внучка успокаивала себя тем, что скорее всего ее бабушка слишком фартовая, чтобы попадаться на мелочах. Чтобы хоть как-то успокоиться, Марта решила задать вопрос: — Рикки, куда мы летим сегодня? Бабушка как-то странно покосилась на внучку. Приподняла одну бровь. — Как буээ-то это раньше тебя волновало. Марта поджала губы. — Ну неужели так трудно сказать хоть один раз? — с напором продолжила та. Рикарда причмокнула губами, мысленно отмечая для себя, что Марта чем-то сегодня недовольна и то что в таком состоянии та себе позволяет немного дерзости. Честно признаться, ей это нравилось, но показывать этого не хотела: «Все же ты не всегда такая засцыха, если включаешь голову». Ответила следующее: — Даже если я тебе подробно опишу мэээ-сто, включая геолокацию и особенности фауны, то ты все равно сможешь догнать только через неделю. Так что не стану себя утруждать. После этих слов ученая повернула голову в сторону внучки и гадливо улыбнулась, когда заметила как та нахмурилась. Рикарда достаточно долго прожила на этом свете, чтобы уметь читать эмоции неоперившихся птенчиков. Картина, которую она смогла прочесть на лице Марты, ее забавляла до крайности. Ученая готовилась ко всплеску эмоций со стороны внучки и ожидала его с предвкушением. Какой-то особый кайф ей доставляло смотреть на то как, сбиваясь с одного предмета на другой, ее подопечная начинала истерики, не умея как следует аргументировать свои вспышки. Нечто особое в эти моменты билось в груди Рикарды, ей казалось, что именно так себя проявляет настоящая Марта, а не тот задохлик, что ежедневно мучится за партой в средней школе. Такие моменты для нее дорого стоили, ведь им сопутствовала мысль: «Малыш, как много ты не знаешь». Долгожданная реакция не заставила себя ждать. — Не будь таким снобом! — воскликнула Марта, учащенно дыша и смотря на ученую с ненавистью. Про себя Рикарда улыбнулась, но ее речь была достаточно сурова: — Слушай ты, засранка, наезжать на меня удумала? В твоей пустой башке вряд ли уместится все то, что мы должны сделать. Не забывай, что я мозг этого путешествия, без меня ты бы даже не вышла за калитку вашего дурацкого дома. Поэтому я решаю, что говорить, а что нет. Марту в эти секунды словно облили холодной водой. Та замерла со странным выражением лица, но ничего не сказала в ответ. Лишь еще больше нахмурилась, а потом отвернулась, забиваясь в глубь сидения, чувствуя неподдельную боль. Рикарда снова приложилась к фляге, мысленно переживая всю ту бурю эмоций, что сейчас испытывала внучка. Какая-то ее часть склонялась к тому, чтобы нормально поговорить с Мартой, но была еще другая, которая скорее всего на каком-то подсознательном уровне удерживала ее от этого. Такие трудные слова как «ответственность за чужую жизнь» и «воспитание» бродили где-то там, в том самом месте, которое Рикарда всеми силами и всегда старалась отодвинуть на второй план, оставаясь на людях безответственной распиздяйкой. Но было нечто особое в ее отношении к Марте, она своим примером и своими действиями всегда хотела ее защитить. Рикарда не пыталась говорить об этом никогда. Задумываясь над всем этим, она услышала как Марта обиженно вполголоса пробурчала: — Ты любишь только свой интеллект, самовлюбленная стерва. Единственной ее мыслью в тот момент было: «Нет, малыш. Ты даже себе представить не можешь насколько нет», но ничего не произнесла вслух. Летающая тарелка между тем скользила по галактике все дальше и дальше.