Что ждёт в конце

Она знала, что ждёт её в конце. То же, что и в начале. Пустой мёртвый взгляд из-под извалянных в грязи светлых волос. Посеревшие губы, с которых срывается пустой бессмысленный хрип. Пустая оболочка, из которой вырвали всё, что ещё совсем недавно любило, боялось, сражалось за жизнь, совершало ошибки, льнуло к ней в радости и в горе. Она знала. И это знание вбивалось в её мысли ржавыми гвоздями с каждым новым шагом, отдавалось в мозгу болезненной пульсацией. Но она заставляла себя передвигать ноги, взбираясь наверх, ступая вперёд, делая новый шаг. Цепляясь за надежду, к которой так привыкла за те годы, что жила в… В иллюзии, где жалкая домохозяйка дошла до королевы. Где ей хватило наглости и глупости в конце концов назваться так, принять этот нелепый титул, позволить себе мысль, что ею было сделано действительно немало, чтобы, возможно, в самом деле это заслужить. Что череда успехов и побед её сопровождали не случайно. Что раз она в глазах чужих — не просто женщина, которой повезло, а некто больше, то пора признаться в этом и самой, стать кем-то большим и в своих глазах. Последний шаг — последний гвоздь. Она сразу увидела его. Невидимый молоток ударил со всей силы, и эхо удара окатило её с ног до головы, судорогой пронзив тело. Заложило уши, голоса вокруг заглохли. Лишь ледяные иглы царапали открытую шею и лицо. Ветер гневно разметал белые пряди из стороны в сторону, словно в попытке докричаться до оглушённой женщины: «Смотри на то, что ты натворила! Смотри!..» Слабость сковала ноги, а тело перестало слушаться. Какая-то сила хватала её, не давая осесть наземь, не позволяя вырваться и ринуться вперёд, как тогда, на залитом солнцем фермерском дворе. Но она и не пыталась вырываться, бездумно повинуясь этой силе и не замечая, как меняется пейзаж вокруг. Ведь перед её глазами всё ещё застыла та картина. Голгофа её жизни. «Смотри, смотри, смотри!..» — ревел обвиняющий ветер, хлеща льдом по щекам. Не королева, не воитель, не боец. Не женщина, что не в силах защитить своих детей. И даже не никто. А как бы ей хотелось стать сейчас никем, но это — роскошь, которую она не заслужила. Женщина, сгубившая своих детей, всех. Вот, кто она. Она знала, что ждёт её в конце. То же, что и в начале. Знала это ещё задолго до того, как они приблизились к «северной границе». И задолго до того, как Шепчущиеся окружили их в лесу. Это знание всегда, неизменно присутствовало в её голове. Зачем она пыталась задушить его иллюзиями? Зачем пыталась забыть и забыться? — Смотри на меня, — голос Дэрила пробился сквозь пелену глухоты. Голос Дэрила, всегда придававший ей сил, вселявший уверенность, успокаивающий, на сей раз не отозвался в сердце ничем. Как и череда последовавших позднее голосов, смешавшихся воедино, к чему-то призывающих, в чём-то убеждающих, на что-то надеющихся. Но в ней не осталось ни призвания, ни убеждений, ни надежды. Только знание. Глубокое, зияющее дырой в груди знание, что это конец. Такой же, каким было начало, но на сей раз никакого начала не знаменующий.