Часть 1
27 марта 2019 г. в 15:37
– Держись, приятель, скорая уже едет, – словно издалека слышу я голос напарника, зажимающего рану у меня в груди.
Но когда пытаюсь сфокусировать на нем взгляд, меня вдруг настигает странное ощущение дежавю. И на какое-то мгновение вместо коротких черных волос с заметной уже сединой я вижу куда более длинные рыжие пряди, а вместо карих глаз – голубые. Вот только сквозящее в них отчаяние схоже. Да и ситуация почти один в один. Хотя тогда вроде бы это был банк. Стоп! Ничего такого же не было. Или было?
Так многое из прошлого кажется теперь лишь причудливым сном, что я все еще иногда путаюсь в реальностях, сконфуженный и сбитый с толку. Не меньше, чем тем утром, когда, как обычно открыв дверь в скромный офис нашего скромного отдела, увидел второй стол с табличкой "Фрэнк Уайт", а через несколько минут и самого обладателя этого имени, который, поприветствовав меня как старого приятеля, возбужденно заговорил о каком-то бейсбольном матче. Я не особо вслушивался, да и вообще почти не обращал на него внимания, яростно стуча по клавиатуре и едва не чертыхаясь, потому что на запрос "Скалли, Дана" база раз за разом выдавала, что информация не найдена.
Она не могла так со мной поступить. Просто не могла! Я готов был рвать и метать. Ошибка. Это явно была какая-то ошибка. Наученный прошлым опытом, я знал, что любые мои слова могли запросто обернуться катастрофой, и потому на этот раз все основательно продумал и предусмотрел. Во всяком случае, думал, что предусмотрел.
– Вы знаете Скалли? Агента Скалли? – наконец с надеждой спросил я, подняв глаза от монитора.
– Кого? – удивленно протянул этот Уайт, перебитый мной на полуслове.
Уразумев, что ни от него, ни от компьютера толку не будет, после недолгих колебаний я все-таки решился набрать ее номер (которого вполне ожидаемо не оказалось у меня в телефоне, зато он отлично сохранился в моей памяти). Но услышал только, что набранный номер не существует. Не существует, мать ее!
Не в состоянии думать ни о чем другом, я схватил пиджак и выбежал из офиса – но дверь в ее квартиру открыла незнакомая женщина, смерившая меня недовольным взглядом и не слишком-то любезно ответившая, что знать не знает никакой Скалли.
Почти парализованный, я сидел в машине, лихорадочно соображая, что же теперь делать, пока наконец не рванул в еще одно место, на которое оставалась последняя надежда.
К моему величайшему облегчению, Маргарет жила по старому адресу, хоть и не узнала меня. Я сбивчиво представился одним из друзей Скалли по Академии, только что вернувшимся в страну после долгого отсутствия и желавшим возобновить старые связи, не забыв попутно упомянуть пару деталей, которые не оставляли бы сомнений, что мы действительно хорошо знакомы.
Тут-то, за чашечкой чая (Маргарет была ко мне удивительно благосклонна), я и узнал, что Скалли носит теперь другую фамилию, поскольку еще в начале прошлого года вышла замуж – за врача, с которым познакомилась в больнице, где опрашивала выживших жертв "балтиморского отравителя" (то нашумевшее дело даже попало тогда на первые полосы газет).
Неудивительно, что база ее не находила. Это не было ошибкой. Ничего не было. А когда Маргарет с гордостью показала мне фото трехмесячной внучки, я окончательно утвердился в этой мысли.
Хотя все же, глядя на очаровательную малышку, хитро смотрящую на меня голубыми глазами Скалли, не мог не думать о том, что скоро мог бы родиться наш ребенок – если бы только ЭКО оказалось успешным…
Но усилием воли я не дал этим мыслям увлечь себя в темные глубины, предпочтя сосредоточиться на том, что теперь у Скалли была семья и ребенок, появившийся на свет самым традиционным образом. И потому этот гостеприимный дом я покидал с куда более легким сердцем, чем ступил на его порог, – и листком в руках, на котором Маргарет записала для меня новый адрес Скалли и ее номер, отличавшийся от известного мне одной лишь цифрой.
Разумеется, я не собирался ей звонить. И не собирался навещать. Нет. Но все же меня неудержимо туда влекло – по заветному адресу, аккуратно выведенному на бумаге и будто призывавшему действовать.
В конце концов, убедив себя, что ничего страшного не произойдет, если ненадолго наведаться в тот район, тем же вечером я будто невзначай, но до предела снизив скорость, проехал мимо ее дома в пригороде. И еще несколько раз на следующей неделе: делал здоровенный крюк по дороге с работы или на нее, но увидеть Скалли мне так и не довелось.
И тогда, найдя себе сотню благочестивых оправданий, на выходные я решил установить там наружное наблюдение. С самого утра занял пост напротив ее дома и несколько часов сидел в машине, неспешно грызя семечки и размышляя о том, как низко пал, шпионя за бывшей напарницей, и что она наверняка надрала бы мне задницу, если б узнала.
Но, в конце концов, этого того стоило. Даже надранная задница бы стоила. Потому что в тот день я наконец ее увидел.
И эта идиллическая картина, словно сошедшая с полотна кого-то из импрессионистов, до сих пор так и стоит перед глазами: ясное голубое небо без облачка, сочная зелень аккуратно подстриженных газонов, свежая листва растущих по обеим сторонам дороги деревьев, пронизанная лучами уже по-летнему теплого солнца, и две женские фигуры, одна из которых вдруг заставляет мое сердце биться чаще…
Ее ярко блестевшие на солнце волосы были длиннее, чем когда-либо на моей памяти, но в остальном это была все та же Скалли, разве что вместо привычного делового костюма и каблуков на ней были светло-синие джинсы и теннисные туфли.
Она катила перед собой коляску и улыбалась, изредка перебрасываясь парой-другой фраз со своей спутницей. Присмотревшись к которой, я едва поверил своим глазам – ведь это была не кто иная, как Мелисса, живая и невредимая!
Они давно скрылись из виду, а я все сидел с блаженной улыбкой на лице, готовый благодарить небеса за тот день, когда мистер Гилмор переступил порог нашего офиса, и впервые за эту неделю дыша наконец полной грудью.
А вечером, крутясь на диване в тщетных попытках уснуть, задумался о том, что мог бы вернуть Саманту, и о многих других безвозвратно упущенных возможностях. Хотя это уже не имело никакого смысла.
Наверное, если бы не чертова болезнь, оставлявшая мне считанные месяцы, если не недели, прежде чем записать последним пунктом в длинный список потерь, которые сопровождали Скалли с тех пор, как она стала моей напарницей, я подумал бы дважды.
На деле я подумал трижды. И ее счастливое лицо было лучшим подтверждением тому, что я все сделал правильно.
Вблизи же я увидел ее лишь несколько месяцев спустя, когда, зайдя в кафетерий Бюро, услышал голос, который не спутал бы ни с каким другим. И тут же, начав озираться по сторонам, заметил ее у окна, мило беседующей с… агентом Пендреллом. Агентом Пендреллом, черт подери!
Но не успел я прийти в себя от столь неожиданного открытия (хотя к этому времени мог бы уже привыкнуть к подобным вещам), как у меня вновь перехватило дыхание – и на сей раз совсем по другой причине: Скалли была в зеленом джемпере, том самом, что я собственноручно снимал с нее одной памятной ночью, когда она ненароком задремала у меня на диване.
Я уже давно вымыл чашки, застелил свежие простыни и сделал круга три по квартире, пока наконец не решился ее разбудить. Отправляться домой было слишком поздно, а спать в неудобной позе на диване – не самое лучшее решение. И потому можно было надеяться, что к моему куда более заманчивому предложению напарница отнесется благосклонно.
Неслышно опустившись рядом, я коснулся пальцами ее щеки, осторожно будя, и, когда она открыла глаза, проникновенно прошептал, что с готовностью уступлю ей кровать.
– Думаю, она вполне способна вместить двоих, – после непродолжительной паузы тихо произнесла Скалли, заставив мое бедное сердце пропустить пару ударов.
– И может быть, мне даже повезет? – стараясь скрыть волнение за игривостью, спросил я, сглотнув.
– Может быть… – не отводя взгляд, ответила она.
И мы еще какое-то время смотрели друг другу в глаза, словно продолжая разговор, но уже без слов, а потом ее рука скользнула мне на шею, притягивая ближе…
Той ночью мне действительно повезло. Дважды.
– Малдер, вот ты где! Везде тебя ищу, – запыхавшийся Фрэнк хлопнул меня по плечу, безжалостно вырывая из сладостных воспоминаний. – Скиннер вызывает нас на ковер. И слышал, он сильно не в духе.
Старина Скиннер и его выволочки – что ж, хоть что-то в этом мире оставалось неизменным.
В отличие от счетов за телефонное общение, которые, и так съедая теперь солидную часть моего жалования, в тот вечер установили абсолютный рекорд.
Что поделать, приходилось принимать меры, чтобы отвлечься от навязчивых воспоминаний об обнаженном теле Скалли, прижимающемся к моему, ее сияющих глазах, смотрящих на меня с нежностью и любовью, и слегка растрепанных волосах, которые я лениво пропускал сквозь пальцы, наплевав на то, что на сон оставалась лишь пара часов…
"Не возжелай жены ближнего своего, Малдер", – упорно напоминал я себе в такие моменты. Если б это еще помогало…
Не забывал я теперь и про ее день рождения. И каждый год Скалли получала цветы и открытку с пожеланиями всего наилучшего, подписанную "От коллег". Хотя на деле она была только от одного коллеги, о существовании которого она вряд ли даже подозревала. Во всяком случае, как я долгое время полагал – до того приема по поводу 95-летия Бюро, на котором она подошла к нам сказать, что впечатлена нашей работой по делу сектантов из Аннадэйла.
Фрэнк скромно поблагодарил, как всегда приуменьшив свои заслуги; я же, застигнутый врасплох, так и стоял столбом, практически лишившись дара речи и не зная, куда деть глаза, чтобы мой взгляд (так и норовящий заглянуть в ее декольте) не выдал меня с потрохами, и в итоге промямлил в ответ лишь что-то невразумительное. Должно быть, она сочла меня чокнутым. Если не считала до этого.
И потому, узнав позже, что вскрытие жертвы в нашем новом расследовании будет проводить именно она (ведь у нее были лучшие рекомендации, и, если она не смогла бы пролить свет на это дело, никто бы не смог), я едва не смалодушничал и не отправил туда Фрэнка. Но отказаться от такого шанса было бы непростительно. И я убедил себя, что, даже находясь с ней рядом, сумею держаться исключительно профессионально и ничем не выдать своих истинных чувств. Уж за столько лет я должен был стать в этом мастером.
Все шло неплохо, поначалу.
– И что вы на это скажете? – кивая на обугленное тело, спросил я. – Самопроизвольное возгорание?
– Сейчас посмотрим, – надевая перчатки и подходя к столу, отозвалась она. А затем подняла на меня глаза и чуть иронично улыбнулась: – Не хочу вас расстраивать, агент Малдер, но боюсь, что самопроизвольных возгораний не бывает.
"Скажи это еще раз, Скалли", – едва не простонал я, готовый растечься лужицей у ее ног.
"Скалли". За все эти годы мне так и не удалось привыкнуть к ее новой фамилии.
Возможно, и здесь мы могли бы стать друзьями, если бы я не решил изначально держаться на приличном расстоянии и не предпринимать никаких попыток к сближению, чтобы снова невзначай не затянуть ее в эту черную воронку.
И без того не все всегда было радужно. В конце концов, это чертово ФБР, а не цветочный магазин, и дерьмо случается. Случалось раньше и случается сейчас.
Скалли потеряла второго ребенка в стычке с бандой братьев О'Релли. Обычная проверка в далеком от криминала районе по звонку кого-то из соседей, обернувшаяся трагедией.
Ее саму лишь чудом удалось спасти. А я и вовсе чуть не слетел с катушек. Тьма не должна была добраться до нее. Не должна. Не в этот раз!
Дошло до того, что я подкараулил напарника Скалли на подземной парковке и, схватив за грудки, в недвусмысленных выражениях дал понять, что он пожалеет, что появился на свет, если еще когда-нибудь ее подведет.
Я не слишком-то люблю об этом вспоминать. Бедняга и так был сам не свой после случившегося. Поговаривали даже, что он едва не ушел из Бюро и еще долго посещал штатного психолога. Вероятно, в той ситуации он и так сделал все, что мог. Вероятно, мне просто нужно было выместить на ком-то свою злость и свое отчаяние.
А затем ноги сами понесли меня в больницу. Где я чуть ли не вечность слонялся по длинным коридорам, дожидаясь, пока все разойдутся, и только тогда осторожно проскользнул в палату Скалли.
В свете луны ее усталое, печальное лицо казалось еще более бледным, а неподвижная фигура под простынями – еще более хрупкой. В ней с трудом можно было узнать ту полную жизни женщину, что я видел еще две недели назад играющей с дочерью и собакой на лужайке перед домом.
Силясь сдержать слезы, я опустился на пол возле ее постели и взял ее за руку. Как когда-то.
Так не должно было быть, не должно. Но, вероятно, невозможно предусмотреть всего.
Не знаю, сколько просидел там, так и не выпуская ее пальцев – несмотря на опасения, что мои прикосновения могут ее разбудить и придется потрудиться, объясняя свое здесь присутствие.
Но благодаря лекарствам сон ее был крепким, и единственным свидетелем моего пребывания в ее палате стал ярко-желтый воздушный шарик с веселой рожицей, который принесла ее дочь, непоседливая девчушка с забавными хвостиками. Тогда ей было, сколько Эмили, они даже были слегка похожи.
А Скалли… Не прошло и двух месяцев, как она вновь приступила к работе, а спустя еще пару уже опять улыбалась. Почти как прежде.
С тех пор минуло три года. И в последний раз, когда я ее видел, живот был уже заметен. Надеюсь, на этот раз все будет благополучно. Должно быть.
– Эй-эй, Малдер, смотри на меня. Они уже близко, совсем близко, – глаза Фрэнка подозрительно блестят. – Мы… мы же не дадим пропасть билетам на "Янкиз"?
Фрэнк – славный малый. Можно сказать, мне крупно повезло. Хотя поначалу я и отнесся к нему с предубеждением, за последующие годы он не раз доказал, что лучшего напарника и желать нельзя. За одним исключением, конечно.
И мне вовсе не хочется его расстраивать. И его сынишку, который частенько расспрашивал про расследуемые дела и раскрыв рот слушал истории о наших похождениях. И его милую жену, которая всегда была добра ко мне, хотя, по-моему, так до сих пор и не отказалась от мысли свести меня пусть не с этой, так с другой своей подругой. А я находил сложным объяснить, почему из этого ничего не выйдет.
Ведь даже сейчас, когда глаза неумолимо закрываются, я продолжаю думать о Скалли – и о том дне, когда пожелал, чтобы она никогда, никогда не открывала дверь в мой подвальный офис. Со всеми вытекающими последствиями. Всеми, кроме одного: я не хотел ее забыть. Не хотел забыть ничего. Думаю, мы с джиннией поняли друг друга.