Возмужание под ремешком и палкой

Меня зовут Суини Тодд. На вид я эдакий вертлявый, стройный, растрепанный темноволосый мальчик. Без хвастовства – весьма и очень даже симпатичный, с кругленькой непослушной попкой, которая просто не может жить спокойно под полосатыми штанишками. Когда-нибудь я стану настоящим парикмахером, как мой отец, которым я искренне горжусь... Но это в будущем. А сейчас не будем ходить вокруг да около, поведаю вам сразу, как учила меня нянька уму-разуму. (Давно пора прогнать ее, да папа почему-то не решается: готовить и стирать, мол, будет некому...) Итак, нашалил я как-то – да так, что аж самому страшно стало. Нянька меня, четырнадцатилетнего болвана, за руку взяла, отвела в свою комнатку, двери заперла, уселась в кресло и меня пальцем поманила. Я медленно, как по болоту ночью, подошел, и тут коленки сами затряслись. А она руками по своим коленям ударяет: «Ложись-ка мол, всыплю хорошенько!» Трясущимися от… вам я признаюсь честно – от возбуждения руками, я начал дергать пуговицу на своих штанишках… Ой!.. Спереди вдруг поднялось рычагом и заплясало – ноет, бесится, боится – а просит! Я рывком штанишки сдернул и хотел было юркнуть экзекуторше под левую руку – лежать, получать… Да не тут-то было: нянька меня за ухо как схватит… и рубашку задрала. – Та-ак! Суини, опять шалишь?! – вопрошает она меня с иронией и одновременно так сурово, что аж ягодицы сжались. А правой рукой тут же берет меня за яички: загребла в охапку и как будто бы взвешивает их. – Ну-ну! Хорош проказник. А вот сейчас я надеру тебе писюнчик, чтобы хорошо запомнилось! Нянька правой рукой мне яички как стиснула, а писюнок то вправо, то влево дергает, жмет, яростно тискает – ай да терзает! – Больно! – кричу я, не узнавая собственного голосочка. – Терпи! Сейчас еще сильнее буду драть! Няня выпустила меня, сняла с себя тонкий гибкий поясочек из красной кожи, сложила его вдвое, вокруг руки обмотала – так, чтобы коротенький кончик остался с ладонь длиной и с быстрыми, короткими замахами как начала хлестать меня меж ног. Вверх-вниз, вниз-вверх, да так, что и по писюну и по голым ляжкам попадало! Я крепился, как мог, а слезы сами градом потекли у меня из глаз. – Ой, ня-ня-я-я-я-я! – завопил я, как ошпаренный. Что-то вдруг резко-резко сжалось внутри меня, в голове зашумело, заметалось – и в член! Вы заметили, я тут впервые свой писюнчик по-взрослому назвал? Давно пора! Итак, мой член набух до невозможности, натужился, как будто тетива перед атакой – и выстрелил! И раз, и два, и три!.. Я чуть не рухнул на коленки – на этот раз на свои собственные. Но нянька тут же цепко обхватила меня и растянула на своих коленях так, что аж попка голая призывно оттопырилась… Чья попка-то? Моя конечно! – А вот сейчас я тебя выпорю, и никакое удовольствие тебе не помешает прочувствовать, как жалит ремешок! – заметила она, и я – о, ужас! – понял, для чего она надрала мне пи.. член. Теперь я буду чувствовать все жгучие удары голой попой, не отвлекаясь на приятные позывы спереди: она цинично и безжалостно лишила меня защитного оружия! Ремень, уже во всю длину, со свистом шикнул в воздухе – и как вопьется мне под ягодицами! – Ай! Простите! Я больше не буду! Еще раз – полоса к полоске, дважды. – Ай! Ай!!! Нянька не обращает на меня внимания – вернее на мои мольбы. Ремень, как гибкая змея, кусает ягодицы, ляжки… междупопие! – А ну-ка попу выше и ноги разжимай! – скомандовала няня. Ослушаться я просто побоялся. Кончик ремня щекотно опустился – прямо на дырочку! Секунду-две лениво полежал на ней и – как взлетит со свистом: хлясь! хлясь! хлясттттьььь меня! Попка горит, пульсирует и – совершенно ненарочно! – вдруг тонко-тонко, но необычайно звучно и мелодично пу-укает!.. А я смеюсь: тут просто невозможно удержаться. – Ах ты, бесстыдник! – Няня в гневе выпустила ремешок и рывком поставила меня на ноги. – Не смей и шагу сделать! – прикрикнула она и направилась к сундуку, что стоял в углу. Сердце мое прямо екнуло в предчувствии неладного, а попочкой, вернее междупопием, я остро чувствовал, что экзекуция еще не завершилась… Няня достала длинный прут из сундука и быстрым шагом подошла ко мне. – Так, живо животом на кресло, а попой кверху! Ягодицы распускай!.. – Не-ет! – завыл я, неожиданно ясно осознав, что сейчас произойдет. – Расставляй пошире бедра! Получишь двадцать раз! О Боже, порка между ягодиц – да еще палкой! С присвистом! «Только не это!» – возмутился мой окрепший член, упершись в кресло. Нянька постукивает кончиком прута меня по дырочке, и я сжимаю попку что есть мочи… – Расслабить ягодицы!.. Двадцать раз! – повторила няня приговор и, прицелившись как следует, с треском шлепнула меня прутом. Она стояла слева от меня, левой рукой придерживая мне рубашку выше поясницы. Прут снова строго, даже угрожающе постукивает меня по междупопию… Сейчас еще ударит! Я потихоньку, незаметно пробираюсь под свою рубашку и зажимаю ладонью член, так словно это рот, вот-вот готовый закричать. И потираю приоткрывшуюся мокрую головку. Свист-треск – без передышки девять раз! Я, кажется, совсем не ойкал, а только член свой теребил – еще безжалостнее, чем меня секли. А мысленно все представлял, как нянька дрочит мне. Эх, жаль не посмотрел, как выглядело в этот миг ее лицо! Тресь, тресь, тресссь, ТРЕСЬК! ТРЕСЬ!.. ТРЕССССЬ! ТРЕСЬ!!! ТРЕСССССССССЬ! ТРЕССССССССССССССССЬ!!! Пауза… А из меня вот-вот еще раз выстрелит – под кресло!.. И… ТРРРРРРРРРРРРРРРЕСССССССССССССССССССССЬКККККККККККК!!!!!!!! – Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Невыносимо!!! Я кончил почти одновременно с этим варварски болючим, раскаленным… сладостным ударом! Щеки у меня раскраснелись чуть ли не ярче моих голых, свежевыпоротых половинок, уши горели, а мой зад как будто только что вырвали из адского огня. – Достаточно, Суини, – сказала няня и, выпустив подол моей рубашки, одобрительно пошлепала меня по заду. Ее сухая, мягкая ладошка показалась мне прохладной и… непривычно нежной. – Благодарю! – без всякого притворства заявил я каким-то странным охрипшим, низким голосом, припомнив, что обычно няня заставляла меня говорить «спасибо» после порки. И тут же я поймал себя на мысли, что выражаю благодарность совсем, как удовлетворенный проституткой мужчина… в лучшем из борделей мира! Но няня этого, похоже, не заметила и ничего не поняла. – Так, живо в угол! – последовал приказ. Я опустился на колени, глядя в темную промежность перпендикулярно расположенных, неровных стенок, обтянутых поблекшими обоями. Долго стоял так, молча вспоминая все «прелести» сегодняшнего бития… Вот это да, я в жизни не испытывал такого! Но, рано или поздно, приходит озарение, и ты взрослеешь… так и не набравшись ума-разума! Да разве это важно?.. Чуть позже няня обнаружила под креслом… гмм, кхе… мои художества. Отправилась на кухню, захватила там имбирный корень и, вырезав довольно внушительную пробку, вернулась и вогнала ее прямо в мою пульсирующую, измученную попку. Ой-ййй! Й! Ййй! Ай, жжется!!! – Час в углу! И не смей тереть себе ни попу, ни перед! – распорядилась няня. С унылым видом я повиновался… Да, тут уж только и осталось, что мучиться да стоически терпеть! Нашла-таки мне воспитательница наказание, которое действительно наставило меня на верный путь. Похлеще порки, но при этом ни разрядиться, ни помечтать! Я мужественно выдержал все время, что она назначила. А после встал и гордо натянул штанишки. Благодарить уже не стал: не та услуга! А сам себе на будущее сделал вывод: попрошу-ка лучше я отца, чтобы он меня порол, а не нянька. Слишком я уже большой, чтобы женщина смотрела на меня без брючек! А отец… Он-то уж выпорет, а издеваться не додумается: мужик ведь… мужика всегда поймет. Вот так-то! ВСЕ!!! … А КТО НЕ КОНЧИЛ – Я НЕ ВИНОВАТ!