*
21 апреля 2019 г. в 02:29
Любовь к Родине застревает в горле.
Мирон пытается протолкнуть ее внутрь хлебным мякишем, мутным самогоном.
Не помогает.
Это Россия - города здесь хищные и голодные.
Каждое утро выдыхает перегаром в лицо, каждое закатное небо окрашивается триколором;
под матрасами прячутся банкноты и книжки Сорокина; город становится пристанищем отчаянных, ушлых и молодых - а вокзалы срыгивают их на окраины.
Мирон ищет взглядом бледное солнце, затерянное среди панелек.
Не находит.
Солнца здесь нет - только серость, разруха и ветер - промозглый и злой.
Где-то по грязным подъездам спряталось бунтарское искусство - грубое, обшарпанное, святое, но Мирону там не место.
Его место на улице - враждебной и родной; родной и враждебной - как запойная мать, как гулящая мать; Мирон - нежеланное дитя улиц.
Мирон - злой волшебник на синем вертолете.
Мирон - словно пророк с зияющей дырой от пули во лбу на месте третьего глаза.
Человеческие муравейники изможденно стонут - это диско дворов, это эхо спальных районов - и оно резонирует в его костях.
Отчаянно хочется любить, отчаянно хочется ненавидеть, но сил хватает лишь на равнодушие.
Вместо Бога на место серпа и молота приходит знак доллара, а долларов у Мирона нет - ни под матрасом, ни в дырявом кармане паленых спортивок; в дырявом кармане паленых спортивок у Мирона полупустая пачка Примы да белое бессилие - и билета на самолет с серебристым крылом, конечно же, у него тоже нет.
Даже в небе - безучастном и тусклом, - никаких журавлей не осталось - перебили; а из опущенных рук давно вылетели синицы - призрачные надежды на светлое будущее.
Народ в исступлении, народ в смятении, народ больше не верит ни в вождя, ни в Бога, ни в прекрасное далёко; кто-то начищает обрез, кто-то учится молиться заново, кто-то дезертирует за Океан.
Мирон варит и продает оборотные зелья - первитиновые.
Тут все - те-которые-выжили - и не иначе, как чудом; тут все - фантастические твари; тут все - мародеры и пожиратели смерти.
Потребители смерти.
Так какой, к черту, Колдовстворец, когда заводы стоят, людям нечего есть, а следы от пуль рассыпаются как веснушки на оплывшем лице вновь обреченной страны?