Без цвета

Яркая вспышка света так близко, Настя замечает её краем глаза, испуганно вздрагивает и замирает, завороженная истинным обликом мира. Цвета молниеносно растекаются по двору, обнажая голубые стены хрущевской многоэтажки, окрашивая мелкие трещины в грязно-серый цвет. Это не привычный серый, он насыщеннее, реальнее. Серые заросли мальвы становятся зелеными, совсем блеклыми в сравнении с распустившимися на них бутонами. Плоды шиповника, растущего по соседству, меркнут на их фоне. Креслина касается одного цветка, вдыхает его аромат. Цветными они даже пахнут по-другому. А потом разносится звук. Медленная ненавязчивая мелодия, лишенная смысла и наделенная им одновременно. Её смысл это окрасить все вокруг, превратить чистый холст в произведение искусства. Рукою незримого художника музыка делает уверенные мазки, подбирает нужную краску и уходит на задний план, оставляя одинокого зрителя напротив своего творения. Анастасия охает, когда опускает взгляд на собственные руки. Некогда темно-серые, скучные, шаблонные рукава её куртки оказываются ярко-красными. Да, это определенно красный, самый насыщенный красный, который она видела за всю свою недолгую жизнь. Настя помнит каждый цвет, который они проходили в пятом классе, когда школьникам показывали цвета. Включали музыку, совсем не похожую на ту, что играет прямо сейчас в одном из дворов Москвы, то был больше шум, непонятный ритм, от которого у детей после урока болели уши. Но девушка полюбила этот шум, потому что тогда она впервые услышала музыку, впервые увидела мир не черно-белым. Полностью отдавшись моменту и совершенно позабыв про осторожность, Креслина срывает крупный бутон мальвы и чувствует, как острый шип шиповника, ветка которого находилась под цветком, входит в её кожу. В момент, когда алая кровь окропляет розовый лепесток, музыка обрывается. Медленно, словно бы нехотя, мир возвращается в свой серый облик. Боль в пальце заставляет девушку вернуться в реальность, где она с ужасом осознает, как сильно рисковала быть задержанной правоохранительными органами последние три минуты. Спрятав серый цветок в кожаный рюкзак, Анастасия ускоряет шаг, покидая недавнее убежище цвета и выходя на такую же привычную серую улицу, скучную, как и все вокруг. Девушка шипит, пытаясь вынуть злосчастный шип из безымянного пальца. Кто-то материться позади неё, слышится звук приближающихся тяжелых шагов, доносящийся из двора. Настя дергает пальцем, вгоняя шип еще глубже, когда парень сходу задевает её плечо, безуспешно пытаясь скрыться от гонящихся за ним полицейских. Креслина чувствует, как начинает трястись все её тело, пульс бешеным ритмом раздается в ушах. Но она не в силах сдвинуться с места, не в силах даже пошевелится. – Стой, сволочь! – командует грузный мужчина, замахиваясь дубинкой. По его потемневшему лицу стекает пот, он скалит сероватые зубы, понимая, что сильно отстал. – Не уйдет, – заверяет его полицейский помоложе, доставая из кобуры небольшой пистолет, пытается прицелиться. Настя коситься на его руки, костяшки пальцев испачканы в крови. Он грубо толкает её, проходя мимо, словно бы девушка является причиной его неудачного прицела. – Мы должны видеть мир в истинном цвете! – кричит парень, добегая до остановки, где, дожидаясь пассажиров, стоит маршрутка. Он показывает средний палец, говорит что-то ещё, но слова его тонут в шуме старого двигателя. С такого расстояния Креслина не может четко разглядеть его лицо, но все же замечает заплывший глаз и разбитый нос, который преступник вытирает рукавом клетчатой рубашки. Это его кровью испачканы руки полицейского. – Блять! Съебался всё-таки, - лицо мужчины искажает ярость, он резко вынимает рацию из нагрудного кармана и отходит в сторону, общаясь с диспетчером. – Чего встала? Или ты с ним? Нет, тогда проваливай, - полицейский ставит пистолет на предохранитель, прожигая своими черными глазами дыру в Настином лбу. Девушка мотает головой, натягивает капюшон почти до самых глаз и спешно начинает идти к пешеходному переходу, огибая автобусную остановку, чтобы не привлечь лишнего внимания. Ни разу не оборачивается, хотя чувство, что за ней следят, не покидает. В ожидании разрешающего сигнала светофора, люди вокруг Анастасии оживленно обсуждают выходку парня, упрекая его в том, что он включил музыку. Пожилая женщина рядом с ней активно жестикулирует, выражая абсолютно все свои эмоции, говорит про то, что раньше никто не позволял себе подобного безрассудства. Её собеседница согласно кивает головой, утверждая, что её внуки не такие глупые, как этот парень. – Он просто не молчит, - шепчет Настя, когда все начинают идти, надеясь, что её слов никто не услышал. Но ловит на себе яростный взгляд проходящего мимо мужчины средних лет, который сжимает пальцами бутылку, в коей плещется сероватая жидкость. – Если музыка под запретом, значит так надо, сопляков это не должно беспокоить, - он говорит, чуть заикаясь от выпитого алкоголя. «Музыка под запретом». Каждый день об этом вещают с черно-белого экрана телевизора серые ведущие скучных новостей. Каждый день ей напоминали об этом в школе. Об этом каждый раз писали в газетах. На многих заборах, ограждающих строящиеся здания, черной несмываемой краской были выведены эти три слова.Как приговор. Добравшись до дома, Настя закрывается в своей комнате. Она смотрит на свое отражение в большом вертикальном зеркале, висящем на стене. Серые волосы, серые глаза, белая кожа. Все как у всех в этом мире. Ей становится плохо от мысли, что она даже не может узнать какого цвета её собственные волосы. Обводит взглядом комнату. Серый стол, черные стулья, белая кровать, серое одеяло. Можно сойти с ума в этой черно-белой темнице, из которой есть выход, но нет ключа, чтобы его открыть. Девушка запускает пальцы в свои волосы, зажмуривается, хмуря брови. Она громко кричит, потому что знает, что здесь её никто не услышит. Кричит, потому что вновь хочет увидеть мир. Эта мысль не покидает её сознание, заставляет задыхаться от безысходности. Креслина чувствует, как по щекам начинают течь слезы, падая на холодный пол. Но девушка не видит, что серый цветок на короткое мгновение её крика вновь стал розовым.

***

– Английский и шведский это очень важные языки, - чётко и громко произносит куратор, представившаяся Натальей Дмитриевной. Она сидит за учительским столом, положив на него руки, и просматривает список зачисленных в её группу студентов. Верхняя пуговица её серой рубашки расстегнута, обнажая тонкую цепочку, на которой, скорее всего, висит нательный крест. Женщина внимательно вглядывается в лица студентов, изредка поправляя светлые волосы. – И вы должны понимать, что пришли учиться в университет, что больше вы не школьники, - Наталья Дмитриевна задерживает взгляд на лице Креслиной, её серые глаза холодны также как лёд, – Значит, к вам будет больше требований и у вас будет гораздо больше обязанностей. – Можно уже забирать документы, - шутит парень с последней парты, толкая локтем соседа, но тот никак не реагирует. – Молодой человек, - куратор повышает голос и чуть поддаётся вперед, – Ведите себя достойно. – Слушаюсь, - юноша поднимает правую руку, словно отдавая честь, на его лице играет широкая улыбка. Настя внимательно вглядывается в лицо его соседа, в то время как аудитория заходится смехом из-за очередной нелепой шутки. Светлые слегка кудрявые волосы, недорогие очки в черной оправе, плотно сжатые тонкие губы. И фингал под левым глазом, который парень никак не попытался скрыть. Анастасия чувствует, как её кожа покрывается мурашками, а ладони потеют. Она незаметно вытирает руки о черную юбку, которую её заставила надеть мама, и поворачивается обратно к доске, продолжая слушать нравоучения касательно дисциплины. Минутная стрелка на небольших настенных часах двигается предательски медленно, словно бы издеваясь над новоиспеченными студентами, что не знают чем ещё заняться на нудном классном часу. Настина соседка по парте рисует в сером блокноте нечто отдаленно напоминающее цветок розы. «Вот только он не серый» - думает девушка, переключая свое внимание на скучный вид из окна. Стоянка и черные гаражи, за которыми курит компания молодых людей, серые деревья с серыми листьями, черная дорога. Настя тяжело вздыхает, подпирая голову рукой. Понимает, что не может выкинуть события вчерашнего дня из головы, чувствует, как начинает щипать глаза. – Что ж, - слова куратора заставляют юную особу вырваться из плена мыслей и взять шариковую ручку в руку, – У нас осталось совсем немного времени, поэтому произведем небольшую перекличку, после которой все будете свободны. – Так чего мы ждем? – подает голос парень с последней парты, активно убирая со стола свои письменные принадлежности. – Я ещё никого не отпустила, - Наталья Дмитриевна тянется за изящными очками, параллельно прожигая своими серыми глазами дыру в ненавистном студенте – Тот, кого я назову, встает. Антипова. – Здесь, - с крайнего ряда встает девушка, поправляя белую блузку. Она фальшиво улыбается всем присутствующим и подмигивает мальчику за соседней партой, от чего её соседка прыскает со смеху. – Буркина, - Наталья Дмитриевна поднимает взгляд, когда не слышит, чтобы кто-то вставал с места, – Нет Буркиной? Молодец, не соизволила явиться на первое сентября. Гусева. Настя внимательно следит, за тем, как поднимаются и садятся её одногруппники. Её пугает такое количество неизвестных людей, её пугает мысль остаться одной в таком большом коллективе, где, казалось, каждый уже нашел друзей, а у неё даже нет темы для разговора с соседкой по парте. – Костылев, - Наталья Дмитреевна произносит его фамилию особенно холодно, словно бы ненавидит всех Костылевых в мире. – Здесь, - девушка оборачивается и встречается с ним взглядом, её сердце пропускает удар. Это он. Он вчера включил музыку, он удирал о полицейских, это из-за него Настя теперь не может спать. Парень замечает её пристальный взгляд, чуть нахмуривает брови, вглядываясь в незнакомое лицо и резко дергается, словно бы по его телу пропустили электрический разряд. Он тоже узнал её. – Николай, - куратор поправляет очки указательным пальцем, – А у тебя брат случаем здесь не учился? – Н-нет, - отвечает парень, не переставая смотреть на одногруппницу, – У меня нет брата. – Ну, хорошо, - голос женщины становится значительно мягче, – Креслина. – Присутствует, - Настя поднимается, не переставая смотреть на Костылева, из-за чего две девушки на первой парте, имена которых она благополучно забыла, стоило им сесть, начинают перешептываться, часто косясь в её сторону. Заметив это, парень отводит взгляд, делает вид, что слушает соседа. Анастасия присаживается на место, но все ещё чувствует, что он смотрит прямо ей в спину. А может это ей только кажется. – Он тебе нравится? – спрашивает соседка, не отвлекаясь от рисования серых цветов, что теперь украшали всю страницу блокнота. К одинокой розе присоединились ромашки, незабудки, пара подсолнухов. Черно-белый букет. – Костылев? Что? Нет, - Настя опускает взгляд на свои руки и начинает сдирать серый лак с ногтей, – Конечно нет. – Тогда почему ты занервничала? - студентка, уподобаясь ей, поднимает правую бровь, отвлекаясь от своего занятия. – Первое сентября же, - Креслина натянуто улыбается, пытаясь скрыть истинную причину своего поведения. Зачем-то достает из пенала недавно убранную ручку и принимается рисовать узоры на листе, который служил ей вместо оставленной дома тетради. – Соловьева, здесь? - громко спрашивает Наталья Дмитриевна, не менее других утомленная сегодняшним учебным днем. – Здесь, - соседка встает, попутно закрывая блокнот с рисунками. Не оглядываясь по сторонам, улыбается куратору и возвращается на место, - Меня, кстати, Оксана зовут. А тебя? – Настя, - девушки пожимают друг другу руки, после чего широко улыбаются. «Уже не одна» - мысленно радуется Креслина, на мгновение, забывая о парне за последней партой. – Теперь можете быть свободны, - произносит куратор, массируя пальцами виски, – Спускайтесь тихо, как мыши, чтобы вас никто не заметил. И будьте добры, не опаздывайте завтра на первую пару. – Идешь? – Соловьева стоит рядом с партой, держа одной рукой свой портфель, а другой, печатая что-то в телефоне. – Да, - Настя резко поднимается, чувствуя, как капроновые колготки цепляются за стул, – Только не это. – Что такое? – Оксана поднимает на Креслину глаза, не прекращая набирать сообщение, – Затяжку поставила? – девушка грустно кивает, начиная двигаться в сторону выхода, – Подожди, у меня есть прозрачный лак, но для начала стоит найти туалет. Настя одной из последних покидает учебное заведение. Подставляет лицо приветливым лучам сентябрьского солнца, вдыхает аромат клена, что растет на территории РГГУ, безуспешно пытается найти его взглядом, но видит лишь серые корпуса. Новый этап в её жизни начался намного лучше, чем она себе представляла. – В какую тебе сторону? – спрашивает одногруппница, спускаясь по бетонным ступеням здания. Она смотрит себе под ноги, стараясь не запнуться на высоких каблуках. – Эм, - девушка задумчиво смотрит в сторону ворот, что служат единственным выходом из университета, – Влево. – Чёрт, - Соловьева поджимает губы, достает из кармана телефон и пару секунд смотрит в экран, – Ладно, тогда до завтра? – Да, до завтра, - Настя неловко обнимает сокурсницу, замечая легкий аромат духов, исходящий от нее. Что-то сладкое и нежное, напоминает ежевичный леденец. – Удачно добраться до дома, - говорит на прощание Оксана, когда отходит от института на несколько метров. Она не оборачивается, лишь незаметно поворачивает голову, и тут же одергивает себя, словно бы боится смотреть назад. – Могла бы и со мной попрощаться. Так, ради приличия. Креслина резко вздрагивает, когда слышит его голос. Интуитивно отступает назад, наступая на чужую ногу. Оборачивается, задевая виновника волосами, от чего тот потирает и без того израненное лицо. – Ау, - шипит Николай, пальцами касаясь синяка под глазом, медленно возвращает очки на прежнее место. Шумно втягивает воздух, когда оправа касается кожи. – Не нужно было подходить со спины, - бурчит Настя, рассматривая собственные ботинки, словно бы пытается увидеть отражение в лакированном материале. – Сомнительное «прости», - ухмыляется Костылев, подходя ближе. Слишком спокойный, слишком уверенный и это пугает, – Я знаю, что ты вчера видела. Как гром среди ясного неба эти слова рушат иллюзию нормальной жизни. Коля щурит глаза, наблюдая за реакцией девушки, почесывает большим пальцем подбородок. – Что именно? – Анастасия театрально взмахивает накрашенными ресницами, – Вчера был достаточно насыщенный день. Креслина делает шаг назад, всем видом показывая, что не намерена играть с Николаем в «кошки-мышки». – То, о чем ты предпочтешь не говорить, не так ли? – парень не двигается с места, но не сводит глаз с Настиного лица. Словно хищник, заметивший свою жертву. – Дай-ка подумать, - девушка закусывает губу, подпирая рукой подбородок, и делает ещё один шаг, незаметно увеличивая расстояние между ними. – Ты про ту сладкую парочку в парке? – Нет, - самодовольно улыбаясь, Костылев двигается ей навстречу, – Было кое-что ещё, гораздо более важное. Хищник подходит к жертве слишком близко, скалит свои зубы, готовясь нанести решающий удар. – Не было, ты ошибаешься, - голос Креслиной становится предательски тихим. Теплый сентябрьский ветер становится неожиданно холодным. Жертва замирает от безысходности. – Хорошо, - Николай пораженно поднимает руки, – Значит, мальву вчера не ты сорвала. Хищник нападет, разрывая зубами тело жертвы. С его морды каплями течет теплая кровь. В этот момент Настя забывает как дышать, раскрывает рот, но не в силах произнести и слово. Касается пальцами щек, вытирая непрошенные слезы. Шумно втягивает воздух. – Прости меня, - Костылев успокаивающе касается плеча девушки, но та лишь смахивает его руку. – Простить? – Анастасия истерически смеется, не прекращая плакать, – Я жить нормально не могу. Ты понимаешь? Понимаешь?! – Значит, я был прав, - Ник задумчиво смотрит в заплаканные глаза девушки, – Ты такая же, как и мы. Настя злиться, не понимая его слов. Горячие слёзы обжигают щеки, черными линиями растекаясь по коже. Она сжимает кулаки, от чего костяшки пальцев белеют. – Я не такая как ты, - шипит Креслина сквозь плотно сжатые челюсти. Разворачивается и на негнущихся ногах начинает идти в сторону метро. Костылев говорит что-то ей вслед, но девушка пропускает мимо ушей его слова. Показывает непристойный жест, сворачивая за угол, и сливается с серой толпой, заполняющей серую улицу.