обещания

Громкие звуки старинных цокающих часов доносятся до ушей и глухим эхом словно звонкой монетой отдают в пустой голове. Звонкий смех обволакивал, заставляя нервно и тщательно осматривать каждый дюйм тела шумной собеседницы. Растрепанные кровавые волосы, что расплескались по плечам, искусанные пухлые губы и грязное засохшее пятно на щеке. След недавнего пиршества. — Что ты так смотришь, Соута-кун? — Ее губы самовольно расплываются в насмешливой улыбке, открывая взору полный рот белоснежных зубов. — Ты опять это делаешь? — Фурута кажется, совсем (не)осознанно делает краткий кивок в сторону стола, где валяются две пустые бутылки из-под кровавого вина, а еще множество хрустальных сосудов и бокалов с характерными красными следами. А после презрительно отворачивается к окну. — Я могу это делать сколько захочу, — Она подпирает подбородок рукой, и скучающе зевает, словно ее это и вовсе не касается. — А ты собирался на свидание, так что иди давай, а то опоздаешь. Женщины это не любят, знаешь ли. — У меня язык не поворачивается назвать это существо женщиной, — в подтверждение своих слов он картинно закатывает глаза. — Соута-кун, ты что, опять нашел себе очередную невесту весом в сто килограммов? — в голосе промелькнула едва ощутимая нотка откровенной насмешки, а сама Итори кокетливо хлопая глазками, принялась накручивать на пальчик локон вьющихся волос, — А? Соута-кун? Фурута ловит себя на мысли, что она, после ночного шабаша выглядит весьма недурно.Хотя бледное лицо, на котором слоев тонального крема больше, чем слоев краски на стенах этого гадюшника, чуток пугает. Видимо не успела даже умыться после бурной ночи, проведенной в объятиях терпкого алкоголя с горьким одиночеством. Как всегда выпила все штрафные, просто чтобы забыться. — Ну почти, — Фурута лишь делает глубокий и протяжной вздох, пытаясь отвлечься. В голове невольно всплыл на поверхность образ его предыдущей пассии, которую он с превеликим удовольствием скормил в ресторане. Его губы согнулись в подобии легкой улыбки от внезапно нахлынувших столь «приятных» воспоминаний, — Хотя Ами была м-мм неповторима. — Ох, ты что-то не особо многословен сегодня. А мне так хотелось послушать очередную историю про любовь! — ухватившись рукой за сердце сочувственно вымолвила Итори, а после залилась долгим и звонким смехом. — Видимо, все женщины, что меня любят, обречены на вечные страдания и муки, — он грустно вздохнул и приподнял вверх брови, чтобы добавить более страдальческого вида собственному лицу. Что вышло весьма кривовато и даже по-детски неуклюже. Рука в красной перчатке потянулась за бумажной салфеткой со стола, которой он сразу же принялся вытирать невидимые слезы с лица. — Ты их сам на это обрекаешь, — ему в щеку снайперски прилетела смятая бумажная салфетка со следами красной помады. Он, конечно, мог в последний момент уклониться, но не стал этого делать, так ведь интересней. — В этом нет моей вины, — Фурута трет рукой щеку, бросая снисходительно-сочувственный взгляд в ее сторону, — Я никому не обещал хеппи энда. «— Не обещал..», — обидные слова подобно раскаленному железному пруту протыкают нежную кожу груди, разрезая измученное и ранимое сердце на две части. В который уже раз. Итори показательно громко фыркает, и нервозно теребит край своей легкой ночнушки. Всеми силами, делая вид что это высказывание, адресованное несомненной ей, абсолютно не задело ранимую девичью душу. Обидная истина, что уже была стократно прокручена и осмысленна в голове, сразу же отдает жгучей болью в висках. Он же ничего не обещал, это она себе придумала все эти воздушные замки, и золотые горы, а теперь страдает. Но чувство гордости и собственного достоинства не давали признавать это. Она видит как липкий, пристальный взгляд , скользит по лицу, оценивая. — Пожалуй, я мог бы пообещать разок, — слова звучат сладко, нежно, как очередной обманчивый бальзам, которым он с неописуемым наслаждением намажет ей все больные места на теле. А потом опять безжалостно ударить по них. Слова такие, как их хозяин, мучительные и издевательские, но чертовски необходимы. Они рассыпаются в памяти, жутко интимными и трепетными воспоминаниями, заставляя крупную дрожь пройти по телу, а дыхание моментально сбиться. А потом.. опять просыпаться, в холодной одинокой постели, если не рядом он, то это невыносимо. Все это повторялось, как минорный трек на заевшей старой пластинке. Вино, постель, смятие простыни. С утра он уже так привычно стыдливо сбегает, наспех одеваясь, словно за ним кто-то гонится. Итори при этом никогда не спит, но умело притворяется. Отпускает. Вот так просто и легко, дает уйти на все четыре стороны. Исчезнуть в очередной двух тысячный раз. Без слов, объяснений, прощального поцелуя, и прочих жалких и совсем неуместных сантиментов. Просто испарится за пеленой ночных огней и городских оков. — Соута ты идиот. — Немного устрашающе усмехнулась девица, и откинулась на спинку кресла. — Если ты думаешь, что мне именно ЭТО нужно, то прими мои искрение соболезнования. Поминальный венок вышлю позже. — Разве, не нужно? — Скрип отодвигающего стула, неприятно режет по ушам. Черная тень нависает над ней, упираясь об угол стола. Белые зубы прикусывают тонкую ткань на среднем пальце и медленно стягивают перчатку с правой руки, открывая взор на руку с длинными худыми пальцами. — Мне не нужны подачки, от не состоявшихся личностей с завышенным чувством собственного величия. — Рука её только сейчас разжимается, расслабляется, отпуская край и без того помятой ночнушки. Красные перчатки, шлепаются на мраморный стол с характерным хлопком. А холодные пальцы касаются разгоряченной кожи. Он крайне сосредоточен. Успокаивающими, плавными движениями, убирает непослушные волосы назад. Густые, распущенные, с некогда красивыми локонами что уже потеряли свою былую пышность, придавали ей некой свежести, молодости. Они подобно морскими волнами ложились на тяжело вздыхающую грудь. Итори показательно кривится и отворачивает лицо в сторону. Миловидное личико моментально принимает такой жутко непривычный, серьезный и даже взволнованный вид. Оно казалось свежим и отдохнувшим, но если присмотреться, то можно было увидеть мелкие мимические морщинки возле губ и глаз, и сероватые мешки под багровыми глазами. Она не терпит, жалости в отношении себя. Но вот только он и не собирался жалеть. Голодный взгляд блуждает по худым, острым плечам, изящным четко выделяющимся ключицам. В которые так и хочется впиться, безжалостно кусая до крови, до обжигающей боли. Прикосновения с каждой секундой становятся более развязными и властными, заставляя возжелать большего. Умелые пальцы ласкают каждый сантиметр бархатной кожи, перебирая завитки непослушных, спадающих волос. Пальцы гладят чувствительную кожу так восхитительно, порочно и сладко, заставляя невольно издать протяжной глухой стон. Он не мигая, смотрит, жадно ловя каждый мимолётный вздох, движение. — Тебе пора. — Встревоженно всхлипывает Итори, пытаясь вразумить, унять эту внезапно нахлынувшую любовную горячку. — Я знаю.. — хриплый голос, потоком горячего воздуха обжигает правое ухо. Итори чувствует как по коже, подобно ядовитой змее, заскользил горячий язык, оставляя за собой противную, влажную дорожку. Фурута с упоением, тщательно вылизывает чувствительную мочку, нежно покусывая, а она уже буквально изнемогает от сладкой неги. Робкие попытки оттолкнуть, больше похожи на неуместную игру в недотрогу, и выглядят просто смешно. Он лишь едва заметно ухмыляется, видя очертания вставших сосков, сквозь плотно прилегающую тонкую ткань. Притягательные круглые груди, подымаются в такт частому сердцебиению, открывая вид на чересчур нежные голубые жилки между ними. Холодная рука властно хватает за подбородок, заставляя, повернутся лицом, посмотреть в глаза. Встретившись с полным нескрываемой ненависти и возбуждения взглядом, он лишь расплывается в самодовольной и одобрительной улыбке. Кажется, все как всегда, пошло по его плану. Он требовательно и развязно целует в припухшие покусанные губы. Сердце в груди неистово бьется, отдавая ударами в висках. Запах чужого человека, жар, нежность кожи, порывистое от возбуждения дыхание, окончательно срывают последний оплот здравого разума. Итори не в силах более сопротивляться, обхватывает ладонями его лицо, больно дергая за черные волосы, что переплелись между пальцев. Поцелуй выходит отвратительно влажный, а еще неимоверно сладкий, с отчётливым вкусом крепкого кофе и мерзкого вина. Острые зубы неосторожно, а то и намеренно, в порыве прокусывают деликатную кожу. Язык сразу же жадно лакает теплую алую кровь, что тоненькой струйкой сочится из ранки. Совсем как дикое животное. Касания его губ, такое томительное и искусное, оно опьяняет хуже вина. — Уходи-ии.. тебе пора.. — пошлый возбуждённый возглас вырывается из груди, прямо в губы парню. — Я так стосковался, — трется щекой об мягкие волосы, губы опускаются к шеи, находят на ней пульсирующую жилку, зажимая ее зубами, — по твоему телу. — Уходи.. молю.., — слова сказанные полушепотом, придают некой интимности и весомости всему сказанному. Фурута больно сжимает плечи, надавливая на них с невероятной силой, заглядывая в мутные блестящие глаза. От этих переглядываний, дико сводит душу и тело. Предательски выступающие слезы, пеленой застилают глаза. Морща лицо, он отпускает ее из стальной хватки. Итори прекрасно знает, что у него аллергия на женские слезы и необоснованные истерики. Он молча отстраняется, и укоризненно смотрит на висящие на стене часы, выбивающие без двадцати три. — Действительно, — руки потянулись стряхивать невидимую грязь из рубашки. — мне пора. Совершенно спокойно и обыденно, он направляется к двери, останавливаясь на пороге, возможно, раздумывая, уходить ли ему. — Я еще не дал обещание. Придется вернутся. Вечером. — на одно мгновенье Фурута оборачивается , бросая на нее краткий взгляд, и быстрыми шагами удаляется прочь. Не понятно, почему но эти слова вызывают внутри какое-то торжество, чувство радости. Итори не в силах себя сдержать, издает непонятный хриплый смешок. Поднявшись со стула, она припадает к окну. Сквозь запотевшие от жаркого дыхания окно, отчетливо видно как Фурута выходит из подъезда, и спешно скрывается за углом очередной серой многоэтажки. А она как всегда, остается в пустой квартире, запивать свое горе вином со слезами. По крайне мере, до вечера..