В их доме поселилась смерть

      — Это психоз, скорее всего основанный на страхе перед родами и отцовством. В этой ситуации происходит так, что разные его страхи и опасения складываются в одно единое целое, с которым он пытается бороться. Большой след на его психике конечно же оставляют видения и кошмары, которые преследуют его с самого детства. Понимаете, всё что мы переживаем и испытываем в детстве, остаётся на всю жизнь. И видимо именно рассказы его дедушки так повлияли. Война это очень трудное психологическое время, и то как его передают в рассказах крайне реалистично и однабоко, особенно для ребёнка. Клаус, похоже, пережил шок, увидев всю представленную картину. Его дедушка, которому он хотел угодить, был крайне прямолинеен, рассказывая о том, какие же немецкие солдаты гниды. Клаус же, зная о своей принадлежности к этой нации, сильно страдал. Будь он в более зрелом возрасте, он бы, может, и не придал этому значения, но будучи ребёнком он видел в этом проблему. Проще говоря, Клауса преследует прошлое, в каком-то смысле даже не его. И надо крайне постараться, чтобы распрощаться с ним. А сейчас он угнетён и запуган, на его плечи лёг груз в виде отцовства. И именно это загоняет его. Все фантомы и видения всегда основаны на чём-то. Может даже, в какой-то мере, Клаус не хочет этого ребёнка. Это психическая неопределенность присуща многим молодым родителям. Чтобы бороться с ней, стоит дать понять Клаусу, что он в безопасности. Что военное время давно прошло, и ему ничего не угрожает. А так же поддержать его. Попробуйте исключить из жизни факторы, которые вызывают приступы паники. Переставить детскую кроватку, разобрать её, купить другую. Возможно даже пойдёт на пользу посещение детского приюта, ведь, как я понимаю, Клаус не имеет опыта общения с детьми.       — У него была младшая сестра, — качнул головой Николай, — Она… Погибла, — он поджал губы.       — Это тоже вполне может быть таки причиной для переживаний. Но не смотря на это всё, положение не критичное. Клаус не пытается навредить ни себе, ни ребёнку, что крайне неплохо. У него есть материнский инстинкт?       — Клаус… Не хотел этого ребёнка, он залетел, — Коля сверлил взглядом край столешницы, облизывая пересохшие губы.       — Тогда, вероятно, он всё ещё сопротивляется и не хочет принимать факт дальнейшего отцовства. Ладно. Я пропишу ему лекарства и снотворное для лучшего сна. Если что-то поменяется — держите меня в курсе. Удачи вам.       — Да, спасибо, — немного растеренно отозвался мужчина, забирая медицинскую карточку мужа и выходя из кабинета и прикрыв за собой дверь.       Прижимаясь лбом к холодной стенке коридора он тяжело выдыхает.       «Почему это происходит именно с ними?» «Почему они не могут просто спокойно жить как другие, радоваться скорейшему пополнению в их семействе?»       Клаус угасает на глазах, больше нет того веселого молодого человека с немецким акцентом, что так смешно говорил его фамилию: «Ивущькин». От него остался лишь замкнутый и подавленный Николаус с потухшим взглядом светлых голубых глаз и большими синяками под ними.       Он бледным призраком встречает его дома, опираясь о косяк и потирая тонкими пальцами золотое обручальное кольцо.       От былой бодрости не осталось и следа, он исхудал, несмотря на округлый живот, что кажется на фоне хрупкого тела совсем большим. Впалые щёки абсолютно гладкие, несмотря на то, что он уже не брился несколько недель.       «В какой момент их жизнь так сильно пошла под откос?»             А ведь начиналось всё так хорошо. Квартира, неожиданная беременность, ремонт детской комнаты, кроватка. Клаус изумительно готовил, не переставая учится у мамы Коли и радовать мужа. Не боясь, примерял каждый день фартук, проводя почти всё время на кухне. Теперь же они проводят всё время в больницах. Клаус под капельницой, Коля у его кровати и в кресле у психолога.       А раньше Коля боялся потерять искру в отношениях. Насколько же он был глуп. Лучше бы так, чем как сейчас.       Немец тихо целовал его руки своими сухими обветренными губами и молчал, долго и исчерпывающе. Так, как не молчал ещё никто. Это была словно мольба о помощи тонущего, в своих переживаниях и страхах.       Всё чаще их квартиру начинали посещать полумрак, холод смерти и Аня. Кроткая и от чего-то крайне понимающая Клауса.       Даже отец Коли, некогда рвавший и метавший, приутих во всеобщей скорби. Начал приносить откровенно яркие, на фоне белых стен палаты, апельсины, Клаус смотрел на них пустым взглядом и не прикасался. И вздрагивал лишь тогда, когда скрипнет дверь в палату. Это были лишь пара мгновений, дальше он снова замирал, взирая в пустоту.       А Коля чувствовал как угасает в нём жизнь, как словно сквозь пальцы утекают песчинки драгоценного времени жизни. И это его пугало, пожалуй так, как не пугало больше ничего. И засыпая каждый раз один, он всё сильнее понимал, что в их доме поселилась смерть вместе с пронзительным детским плачем и топаньем ножек, что всё время чудились Клаусу, и которые так и не услышал Коля. Ему хотелось верить, что всё будет хорошо, но тихий звон могильных колокольчиков, доносящихся морозным ветром с кладбища из-за окна, медленно убивали его надежду в это.       В их доме навсегда поселилась смерть.