весной за пазухой живут котята

Весна. Какое прекрасное время года. Время пробуждения, расцвета жизни и, как поговаривают, любви. Вот уже и деревья начали покрываться бело-розовыми цветами, а в душе Накамото — вечная мерзлота. Окно в автобусе до безобразия холодное, хотя температура воздуха уже около пятнадцати градусов. Салон залит красными лучами заходящего солнца. Пустые сидения громко звенят, когда транспорт наезжает на очередную ямку. Здесь нет ни единой души, разве что водитель да маленькая фигурка, закутанная по уши в затёртое шерстяное пальто. Юта не знает, какой по счёту круг проезжает сидя вот так на нагретом солнцем кожаном сидении и наблюдая, как за окном город всё больше оживает с наступлением сумерек. Поразительно. На одной из остановок автобус вдруг останавливается, впуская толпу усталых людей, которые, вероятно, возвращаются домой после утомительного рабочего дня. Умиротворённая атмосфера сразу же растворяется. Так же быстро, как и последние солнечные лучи скрываются за городскими высотками. Японец выуживает из кармана комок спутавшихся наушников и начинает старательно их развязывать. Сидение рядом прогибается под тяжестью чьего-то тела, но Накамото совершенно не обращает на это никакого внимания. Быстро расправившись с узлами, парень включает первое попавшееся лоу-фай радио и, прислонившись лбом к окну, смотрит на огни ночного города. Завораживает. Правда, свет этот искусственный и не греет совсем. Жизнь Юты отнюдь не сахар, но он чувствует ещё большее разочарование в ней, когда автобус предательски подпрыгивает на очередной выбоине, а лоб парня с размаху сталкивается с холодной стеклянной поверхностью. Накамото вынимает наушники и, шипя, трёт ушибленное место. В тоже время он слышит сбоку приглушённый смешок и, повернувшись, сталкивается с улыбающимися глазами, в которых, кажется, затаилось то самое закатное солнце. После смущённо отводит взгляд и прячет алеющие щёки за воротом пальто. Но незнакомец вновь притягивает к себе взгляд японца, точнее не он сам, а непонятное шевеление под его курткой где-то в районе груди. Юта пытливо наблюдает из-под длинной чёлки в надежде увидеть то, что могло там спрятаться, чем вызывает улыбку на лице соседа. Внезапно шевеление вновь повторяется, и из приоткрытой куртки высовывается чумазая мордочка котёнка. Картина настолько трепетная, что с губ парня срывается удивлённо-умилительный вздох, а взгляд обращается к незнакомцу с немым вопросом. Тот так же молча кивает и раскрывает куртку пошире. Юта тянется холодными пальцами к подрагивающему котёнку и чешет за ушком. Животное урчит, довольно щурясь, заставляя Накамото растянуть губы в улыбке, которой на этом лице уже давно не было. Тёплая и искренняя, точно весеннее солнце. Тревоги рассеиваются, словно темнота перед автобусными фарами. Салон постепенно пустеет, котёнок окончательно обосновался под пальто японца, а парень рядом, кажется, задремал. − Конечная, — недовольно выкрикивает водитель, чем заставляет подпрыгнуть спящего. Ребята вскакивают с насиженных мест и ныряют в темноту. Район совершенно Юте незнаком. − Я тут не так далеко живу, − внезапно нарушает тишину незнакомец, − можешь переночевать, если, конечно, не боишься, — лёгкая полуулыбка. — Всё равно транспорт уже не ходит. Юте не страшно, отнюдь. Наверное, впервые в жизни. Котёнок за пазухой, посапывая блаженно, царапает кожу через свитер, и у японца буквально кошки на сердце скребут. В чужих глазах тепло разливается на уровне скорости света, а Накамото, кажется, вновь обрёл веру в человечество. Он послушно следует по пятам за незнакомым парнем, потупив взгляд в землю, и, конечно же, врезается в чужую спину, вновь испытывая испанский стыд. От своей нелепости хочется сбежать и скрыться в тёмной неизвестности, вот только страшно до трясущихся коленок. Дверь отворяется с характерным писком. Стоящий впереди парень держит её, улыбаясь, и приглашает войти, уже привычно − без слов. Юта осторожно переступает порог и, испытывая жуткое волнение, сильнее прижимает котёнка к груди. Они так же молча поднимаются на шестой этаж, оставляя после себя лишь шаркающие звуки, что эхом разносятся по всему подъезду. Оказавшись у нужной квартиры, незнакомец неторопливо выуживает из кармана ключи и отворяет дверь, сразу же включая свет в крохотной прихожей. Юта стоит, испуганно глядя незнакомцу прямо в глаза, и ещё крепче прижимает к себе котёнка. − Ах да, − незнакомец бьёт себя ладонью по лбу, чем заставляет японца нервно дёрнуться, − мы ведь даже не представились друг другу. Я, наверное, сейчас так глупо выгляжу, — снова смешок и смущённый взгляд в пол. − Да нет… − на уровне шёпота выдаёт японец и тоже опускает глаза. − ЛиТэён, — приветливо протягивая руку и с улыбкой-солнцем. − Юта. Накамото, — подрагивающими от волнения ледяными пальцами и спрятанным в воротнике смущением. − Заходи, не бойся. Я ведь не кусаюсь, в отличие от него, — он указывает на выпирающий из-под пальто бугорок. Юта улыбается. Снова. И глубже прячется за многострадальным воротником. Переступает, наконец, порог и аккуратно закрывает двери. В квартире Тэёна чисто и уютно, в отличие от жилища Накамото, которое тот старательно пытается избегать, дотемна гуляя по пустынным улицам спящего города. Верхняя одежда отправляется на вешалку, а Тэён скрывается за дверью ванной комнаты с чумазым комочком в руках, предварительно усадив деревянного японца на диван в жилой комнате. Юта смиренно сидел, думая о всей странности ситуации в которую он попал, когда вдруг услышал грохот из ванной и возмущённые вопли Ли. За долю секунды Накамото вваливается в ванную и испуганно таращится на распластавшегося по полу мокрого Тэёна с намыленным котёнком в руках. Ли смеётся звонко и, откидывая голову назад, перекатывается с одного бока на другой, а Юте лишь остаётся закатать повыше рукава и снять мокрый комочек с барахтающегося парня. Котёнок мыться не хочет от слова «совсем». Спустя полчаса вымокший до нитки Юта победно вытирает полотенцем обиженно сопящее животное, пока Ли роется в поисках сухой одежды. Купание пушистика стёрло всю неловкость между ними. Тэён накрывает голову зазевавшегося Юты полотенцем и смотрит глазами-полумесяцами со всей нежностью, на которую только способен человек. Японцу смущение прятать негде. Развесив мокрые вещи, Ли предлагает устроить кино-марафон, и Накамото соглашается. В руках тёплые кружки, на животе у Юты урчит котёнок, а расстояние и неловкость растворяются, словно сахар в горячем чае. Японец засыпает на плече Тэёна где-то на третьем фильме. Ли укрывает младшего пледом, а сам ложится на рядом стоящую кровать, утыкаясь взглядом в потолок. Сонный Юта — удивительное явление. По-детски наивно трёт глаза тыльной стороной руки, моргает часто-часто и приветливо целует котёнка в носик, а замечая Тэёна − пугается, но лишь на долю секунды, бормочет «доброе утро» и, краснея до кончиков ушей, скрывается за дверью ванной. У Тэёна от такого доброго утра сердце пропускает несколько ударов, а на лице застывает глупая улыбка.

***

Юта выбегает из зоомагазина с огромным мешком кошачьего корма и стремительно несётся в сторону остановки. Лишь бы не опоздать. Он с разбегу вваливается в уже отъезжающий автобус и расплачивается с чертыхающимся водителем. В автобусе народу − не протолкнуться. Красные лучи уходящего солнца заглядывают каждому в лицо, будто узнавая: «Как прошёл день?», на что люди лишь недовольно морщатся и отворачиваются от источника раздражения. Накамото лицо под лучи подставляет. И улыбается ярко в ответ. Душой он где-то среди облаков, сознанием — в уютной квартире, а тело тянет к земле тяжестью мешка с кормом. Японец буквально выпрыгивает из штанов, когда слышит уже привычное «конечная». Несётся со всех ног в давно знакомом направлении. Ведь его там ждут, шлют каждые полчаса «Ты там скоро?» и «Тут все части голодных игр по тв крутят, где тебя носит?». Юта открывает дверь своим ключом и, поставив мешок с кормом в один из кухонных ящиков, спешит скорее укрыться в родных объятиях. У Тэёна на коленях кот, а ещё сопящий японец, что уснул где-то в середине третьего фильма. Их счастье соткано из солнца, кошачьей шерсти, мягких поцелуев и одних наушников на двоих. А у Юты, кажется, наконец-то в душе весна.