Расскажи мне о смерти, мой маленький принц, или будем молчать всю ночь до утра… Слушая проколотых бабочек крик, или глядя с тоской мертвым птицам в глаза. Тихий шелест колосьев, звездная даль… Фиолетовый бархат в блестках дождя… Это самое жестокое слово Это — то, что никто не хочет принять… Fleur «Никогда»
«Лучшее время для просьбы у духов о счастливом замужестве — несомненно Ивана Купала.» Именно эти слова произносила Эшли, когда уговаривала Сала пойти с ней на реку, плести венок для прошения мужа. Фишеру не особо верилось во все эти обряды, но попробовать он решил из побуждений Тодда — мальчика из соседней избы. Моррисон уже как год был замужем за Нилом, и судя по его словам, совершенно не жалел. Нередко конечно Трэвис Фелпс, будущий священник, при виде их пары крестился, но и сделать ничего им не мог. С недавних пор такого рода отношения считаются приемлемыми. Именно поэтому Салли сейчас стоял у берега, смотря в свое еле отличимое в темноте отражение на поверхности воды. Пока Кэмпбелл собирала цветы для этих треклятых скрученных букетов, юноша рассматривал свое лицо и тело. Неестественные голубые волосы струились по плечам, переливаясь от тусклого огня свечи. Шрамированные щеки были неприятны на ощупь тонким ладоням мальчика. Ровно так же как и воспоминания о нападении волка на них с матушкой. Глаза небесного цвета, которые Трэвис называл дьявольскими, боясь сказать чуть громче «дьявольски красивые». Костлявое тело, закрытое холщовой рубашкой с вышивкой. Салли услышал голос Эш, что звал его. — Эй, Сал, держи! — в руки парня были любезно отданы цветы: ромашки, одуванчики и что-то еще. — Напомни мне, как конкретно их скручивать? — единственное, что голубоволосый помнил о плетении венков — нужны цветы с длинными стеблями. — Сейчас покажу, — девушка вскочила и куда-то убежала. Вернулась она с небольшим пучком травы. — Совсем забыла о ней. Как же без нее концы подвязать? Эшли присела рядом и внимательно стала изучать стебли цветов. — Начнем плетение с двух одуванчиков, их нужно скрестить. Лучше выбрать крупные одуванчики с толстыми длинными стеблями, — начала Кэмпбелл. Салли внимательно следил за ее действиями. Затем, по ее словам, нужно стебель верхнего одуванчика согнуть и обвести вокруг нижнего таким образом, чтобы он оказался справа от бутона. Только вот в остальное Сал не особо вслушивался. Настала пора взглянуть на результаты. В руках Эшли был ровный и красивый венок с белоснежными цветами, все как полагается. Но в это же время рядом с Салли у темной воды лежал кривой обруч с подвявшими ромашками, смутно напоминавший венок. Фишеру не особо хотелось выполнять эту традицию Ивана Купала, и он делал это исключительно из-за молящих зеленых глазах его подруги, которая сейчас ободряюще хлопала его по спине. — На самом деле все не так уж и плохо, зато он выглядит, — она запнулась, — Довольно натурально? — Возможно, но я не уверен, что на такой венок придет хотя бы улитка, — сказал Фишер. Настало время пускать цветы на воду. У Салли были смутные ощущения, когда он смотрел на водоем. Вода была очень темной отнюдь не из-за освещения. Это была другая тьма. Такая… привлекательная? Юноша не впервые ее видит. Когда-то в детстве он наблюдал, как Меган отправляла по реке свой первый и последний венок. Почему последний? Потому что ее сейчас считают местной русалкой, девочка утонула здесь спустя пару дней после Ивана Купала. Хотя Салли считает, что Меган убили, а труп просто скинули в реку. Фишер видел ее крестик около избы Холмсов, но она никогда не ходила без него. Да и по рассказам других жителей — у нее было что-то с головой, словно ее ударили по ней. Эш опустила свой венок первой, и тот начал скользить по глади из-за течения. Он так завораживающе плыл, что Сал на мгновение забыл о своем кривом творчестве. Если бы Эшли его не подтолкнула, парень продолжал бы любоваться. Голубоволосый нерешительно стал опускать руку с венком на поверхность речушки. В какой-то момент он просто расслабил вспотевшую ладонь, и сплетенные цветы пустились вслед за луной, выглядывающей из-за холмов. — Ты же знаешь слова, которые нужно произносить? — спросила подруга Салли. — Вроде как, что-то типа: суженый, ряженый, приди ко мне наряженный? Кстати, ты слышала о каком-то заклинании призыва духа на реке? — Сал невольно вспомнил о слухах девиц с соседней деревни о призыве духа реки, который может выполнить любое желание, кроме одного, стоит провести с ним три дня. — Конечно же слышала, мне Мейпл даже давала то самое заклинание, — она порылась в своей корзине и нашла исписанный с двух сторон пергамент. — Вот это слова для замужества, а это дала Мейпл, — она вручила пергамент в руки парню. — Знаешь, у меня появилась гениальная идея, тебе муж, а я опробую этого «духа», — неожиданно заявил Фишер. В самом деле, он не особо торопился замуж, а любопытство тянуло к познанию сущности другой стороны. — Если это и правда сработает — я буду носить тебе по кувшину молока каждый день, — пообещала девушка. Она начала читать свое заклинание, пока голубоволосый изучал призыв. Голос Эшли был тихим и монотонным, стоило ей закончить, и юноша стал произносить слова: «Расскажи мне о смерти, темной воды дух, или мы замолчим на две ночи с тобой. Слушать проколотых бабочек крик, или вдоволь насладиться тишиной и луной. Спрячь меня на три дня и две ночи, темная вода. Туда, откуда не стоит не возвращаться никогда. — Что-то ничего не происходит, может брехня это все? — заскучала Кэмпбелл и начала забирать свечу, чтобы уйти обратно в деревню. — Наверно, — ответил Салли, собираясь уйти вслед за девушкой, но приметив что-то застрявшее между камнями на реке, остановился. — Это случаем не твой венок, Эш? Между камнями, — он стал указывать рукой на то место. — Вот же черт! Какой там муж, если до него венок даже не дойдет? Что же делать? -запаниковала Эшли, видимо для нее это было действительно очень важно. Сал не хотел, чтобы его подруга грустила из-за неудавшейся попытки, и бросив ей короткое: «Я его подтолкну», бросился к камням. «Черт, он довольно крепко засел, если его дернуть — он порвется. Стоит опуститься ко дну и толкнуть камни» — подумал Фишер, но не учел течения и своего неумения плавать. Для него в этот момент счастье своей подруги было важнее остальных аспектов. Он ведь даже когда-то был в нее влюблен, пусть это и оказалось мимолетным. Подкоркой своей души парень завидовал ее будущему мужу, ему достанется чудесная жена. Фишер опустился с головой в воду, задержав дыхание, надеясь что его хватит на пару махинаций. Мягкий ил под ногами вздымался от движений его ног, и Салли бы мог сказать, что это не самые приятные ощущения, если бы не вся эта ситуация и недостающий кислород. Парень в последний раз попытался толкнуть булыжник, и тот действительно сдвинулся с места, выпуская аккуратный и с таким усердием сделанный венок. Обрадовавшийся парень уже хотел всплыть, как понял, что провел под водой слишком долго. Все силы ушли на сдвиг камня, а если учесть отсутствие навыков в плавании, ситуация становилась еще хуже. Сал открыл рот, чтобы крикнуть, но не смог. Его тело стало обмякать, а веки опускаться. Последнее, что он слышал сквозь пелену — это душераздирающий крик Эшли.«Спрячь меня навеки, темная вода…»
***
Очнулся голубоволосый уже лежа на суше у берега той злополучной реки. Он с трудом разлепил голубые глаза, пытаясь разглядеть мир. Вокруг была уже глубокая ночь, но около Салли словно был какой-то неведомый свет, из-за чего он мог увидеть место своего прибывания. Земля была лилового цвета, а источником того самого света был огромный валун с какими-то иероглифами, что и излучали яркий свет. Вода реки была даже темнее, чем раньше. Фишер готов был поспорить, что это место похоже на пристанище мертвых, а может даже им и является. Он внезапно вспомнил, как погрузился во тьму, после того как спас венок Эшли. Уверенность в своей смерти постепенно стала накрывать разум парня. И еще немного, он бы принял эту версию, если бы не услышал шорохи позади себя. — Здесь кто-то есть? — аккуратно спросил голубоволосый. Шорохи прекратились, но была слышна тихая ругань. Сал был достаточно смелым, поэтому не дрогнул, но и оставаться сидя ровно, зная, что он здесь не один — не лучшая перспектива. — Эм… Не бойся? Я не собираюсь приносить тебе никакого вреда, просто выйди, — юноша пытался подобрать нужные слова, и кажется ему удалось убедить существо, потому что спустя пару секунд послышались шаги навстречу. Перед Салли предстал парень на вид того же возраста, что и Фишер. Зачесанные назад темные волосы, длиною чуть ниже лопаток, длинный нос и родинка под глазом. Можно было бы подумать, что он обычный человек, если бы не вздутые вены на руках и глаза с необычной прозрачной радужкой. Салли на миг показалось, что его глаза могли быть карими, будь он человеком. На нем была изрядно потрепанная рубаха с необычной вышивкой. Сал никогда не видел на рубашках вышивку в виде… Восьмерки? Тодд как-то показывал ему такую, говоря что-то про знак бесконечности. Парень пронизывал Фишера взглядом, не решаясь с ним заговорить. — Меня зовут Салли, а тебя? — начал голубоволосый, вытянув руку вперед. Паренек еще минуту рассматривал его руку, прежде чем вытянуть свою в ответ со словами: — Я Ларри, странный ты какой-то малый, нравишься мне. Давно я не видел людей, года три кажется? — А ты судя по всему… Не человек? — отстранился Сал. — Дух, но сейчас на самом деле более интересен факт твоего попадания сюда, от тебя веет другой энергией, ты явно не мертвый, — выдал Ларри, слегка выбивая из колеи оппонента. — Энергетикой? А что это за место? Ларри удивленно вытаращил глаза, но лишь на пару секунд, после чего сказал: — Это другая сторона.Другая… сторона?
***
Салли не впервые слышит это словосочетание. Когда-то он слышал рассказы Тодда об этой стороне, как он выразился тогда: «Пристанище для всех духов». Да что уж там рассказы, он сам думал о духе с другой стороны, когда брал тот самый пергамент с заклинанием призыва. И вдруг к Фишеру закралась одна подозрительная мысль, но он не знал как ее озвучить Джонсону. И стоило ему открыть рот в нерешительности, как дух сказал все за него: — Тебя принесла река. Каким образом это вышло? Салли собрался с мыслями и выдал: — Сегодня Ивана Купала, по какой-то там древней традиции нужно плести венки для замужества, я пошел на реку со своей подругой для этих целей, — Фишер умолчал о призыве и продолжил, — Ее венок застрял между камнями, и я решил его подтолкнуть, чтобы она не расстраивалась, но не расчитал и потонул. — Река не приносит людей в мир духов просто так, а если бы ты был мертвым — тебя бы здесь не оказалось. Ты читал заклинание на призыв духа, верно? — врать было бесполезно, и на эту реплику парня голубоволосый лишь кивнул. — Если я не ошибаюсь, оно звучит как: Расскажи мне о смерти, темной воды дух. Значит тебе хотелось пообщаться с духами? Говорят, если провести с духом с той стороны три дня, река вернет человека обратно. Но стоит не вернуться до наступления полуночи в третью ночь, и человек сам становится духом, — с какой-то заговорческой искрой рассказывал призрак, и Сал понял его прозрачный намек. — Значит мне нужно провести с тобой три дня, и я вернусь обратно? Ларри не ответил, лишь загадочно улыбнулся.***
— Куда мы идем? — спросил Салли, съеживаясь от холодного ветерка. — Замерз? — проявил заботу дух и накинул на подрагивающие плечи парня тулуп, поднятый им с земли до их прогулки, — Мы идем в деревню Эдисона, ну или же в деревню духов. Я не могу долго находиться около реки, да и Розенберг слишком много позволяет мне гулять вне деревни. — Розенберг? — поинтересовался Сал. — А, ты же не знаешь ее, прости. Розенберг — пожилая жительница деревни, но несмотря на возраст, она очень сильна. Говорят, что при жизни она даже была участницей культа! — договорив, Джонсон резко затормозил. — Что-то случилось? — Салли не понял заминки новоиспеченного друга. — Нет, ничего, идем. А с какой ты деревни? — Ларри явно перевел тему, но Фишер не стал его расспрашивать и лишь ответил на вопрос: — С восточной, она около устья. — Это которая пятая по счету? — Да, — Салли знал, что на востоке всего пять деревень, его деревня была самая удаленная и прежде чем приехать в нее, нужно проехать остальные четыре. Больше дух ничего не спрашивал лишь изредка кидал на Салли заинтересованные взгляды. Салли он казался довольно милым, будь Ларри человеком, Фишер бы еще с большим удовольствием разговаривал с ним. Внезапно они вышли на протоптанную дорожку, издалека уже виднелись небольшие домики. От этого места веяло чем-то притягательным, очень темным. Наверно себя так Салли чувствовал, потому что был другим существом. Духи, по словам Моррисона, сосуды с энергией, они отдают ее часть тому месту, где находятся. Именно поэтому он чувствует себя странно. Ларри скорее всего уже привык и чувствует себя как рыба в воде. — Я все хотел тебя спросить, что у тебя со щеками? Они все в царапинах, — спросил Джонсон. — Это шрамы. — Ох, прости, как так вышло? — дух извинился, ведь парень почувствовал себя неловко, заставляя Фишера вспоминать не самые приятные моментв его жизни. — Да ничего, мне говорили вещи и похуже. В детстве на меня напали волки. Прости, это все что я могу тебе сказать, — ответил Сал, переминаясь с ноги на ногу. — Понимаю. Мы пришли, — они действительно стояли у арки, что служила импровизированным входом в деревню. Вокруг были фиолетовые огоньки, что освещали дорогу. Парни прошли еще немного под приветствия мимо проходящих жителей. Наконец они были у избы Ларри, откуда навстречу вышла женщина, очень похожая на него самого. Салли подумал, что они родственники. И не прогадал, как оказалось, ее зовут Лиза, и она мать Ларри. — Говорила же тебе долго не гулять у реки, куда ты так понесся? — у нее был приятный голос, да и она сама выглядела довольно мило. Такой же как и у Джонсона длинный нос, выразительные карие глаза. — Ма, меня призвали, — ответил блудный сын, указывая на Сала. Лиза удивилась: — Три года не призывали, я уж думала то заклинание днем с огнем не найдут. Я Лиза, мать Ларри, приятно познакомиться! Я, так понимаю, на три дня ты остановишься у нас? — Я Салли, думаю, да. Как сказал Ларри, три дня я должен побыть здесь, прежде чем река сможет вернуть меня домой. — Это верно, располагайся, чувствуй себя как дома.***
— Прости, у нас нет спального места для тебя, ты не против спать у меня в кровати? — спросил Ларри, когда они дошли до его комнаты. Сал человек, а значит сильно вымотался. В ответ голубоволосый лишь кивнул и стал устраиваться на перине. Спустя какое-то время они благополучно уснули и проспали бы всю ночь, если бы не настигший Салли кошмар. Он плохо его запомнил, но по бледной коже пробежались мурашки, намекавшие на ужасное содержание сна. На лбу выступил холодный пот. Ларри заметил шевеление рядом с собой: — Что случилось? — Кошмар приснился. Словно все жители моей деревни умерли. — Ты находишься в мире мертвых, мне тоже раньше всякая дрянь снилась, — Джонсон приобнял Фишера, желая успокоить. — Мир мертвых… Но как вы все умерли? — Салли прижался к груди духа, несмотря на то, что он мертв, его тело было очень теплым, это успокаивало. — На самом деле это место существует и в мире живых, но как мне рассказывали: там лишь руины. На мою деревню напали духи, я слышал их голоса у себя в голове, поэтому выпил яд и бросился в реку, а оставшихся жителей убил какой-то демон. Это было действительно жутко, — парень поежился от воспоминаний. — Понятно, расскажи еще что-нибудь, твой голос очень приятный, — глаза Сала предательски закрывались от накрывающей дремоты. Джонсон смутился, но стал рассказывать. Он говорил о смерти, о жизни, о темной реке, о далеких звездах, и лишь когда Салли уснул, шатен зашептал о его бездонных глазах, о шелковистых голубых волосах и о мягкой коже, которую совсем не портили шрамы.Даже если ты убежишь, ты все равно увидишь их в своих снах. Все хорошо, заходи внутрь и поговори со мной. (1)
***
Юноши уже проснулись, и Ларри повел их куда-то на улицу, что-то говоря о «крепости одиночества». — Что такое «крепость одиночества»? — спросил Фишер. Он пытался разбавить смущавшее его молчание и нахождение своей ладони в хватке чужой руки. Тодд говорил, что считает всех духов холодными, почему же Ларри такой теплый? От него словно веет чем-то особенным, он не чуял такой теплоты от Лизы или других духов, встречавшихся им на пути. Голубоволосый невольно вспоминал объятия своей матушки, она тоже была очень нежной и теплой. Его раздумья прервал голос шатена, который тоже ужасно нравился Салли, слегка хриплый, но даже эта хрипотца его не портила. — Это мой домик на дереве, около него я и умер, мне нужно почаще находиться подле него, не спрашивай почему. И Салли не стал спрашивать, лишь взволнованно дышал, желая угомонить ритм своего сердца, который бил прямо в виски. Они пришли, перед Фишером предстало невысокое дерево и ладно сложенный домик из бревен, который путался среди ветвей. Он приметил прибитые к стволу дощечки, являвшиеся импровизированной лестницей. Ларри забрался первый и подал Салу руку для помощи. У Салли словно мир застыл от этой картины: Джонсон, выглядывающий из люка домика, его волосы развиваются от ветра, а шоколадные глаза сверкают чем-то добрым и честным, родинка под глазом и темные мешки дополняли это лицо, парень был нереально хорош собой. Фишер принял руку и забрался в домик. В нем стояли стопки с пергаментом, разные рубашки и штаны, скомканные в кучу, огромный сундук с золотой замочной скважиной и обрамлением. Стоял мольберт с обтянутой тканью на деревянной раме, прикрытый красным атласным лоскутом. Видимо, там была какая-то картина, нарисованная не для чужих глаз. — Располагайся, сегодня мы будем тут, я хочу закончить картину, — пояснил темноволосый. Он медленно подошел к мольберту и скинул атласную ткань, обнажив незаконченную картину для своего взора. Сал застыл, со спины Ларри жутко кого-то ему напоминал, словно он уже видел его когда-то. Что же насчет картины, парень смог разглядеть лишь часть изображения и особо не понял, что там нарисовано. — Ты умеешь рисовать? — поинтересовался голубоволосый. — Да, делаю правда это нечасто, не всегда нахожу вдохновение, — дальше он погрузился в свои мысли, — Чего же здесь не хватает, нужно вспомнить. Фишер плюхнулся на меховой ковер около кучи с одеждой. Его внимание привлекла маленькая шкатулка в углу комнаты. Он развернулся чтобы взглянуть. — Сал, дай, пожалуйста… — дух замолчал на мгновение от представшей его глазам картины: лицо Салли в профиль, яркие голубые глаза и ниспадающие водопадом волосы, из-под которых были видны края шрамированных щек. «Я где-то уже это видел» — подумал шатен и обернулся к мольберту. На холсте был нарисован парень, его голова опущена, на лице шрамы, небесного цвета волосы, а над головой яркий золотой нимб. Оставалось раскрасить лишь глаза, но Ларри все никак не мог вспомнить их цвет. В голове всплывали лишь образы прикрытых век и тонких губ, которые бы он хотел увидеть вживую еще раз. Он еще раз взглянул на Фишера: — Так это был ты… — Ты что-то сказал? Прости, я задумался, — сказал голубоволосый. — А, да. Подай мне банку с кистями, она рядом с тобой, — отмазался дух. Юноша подал последнему кисти. Больше они не особо контактировали Оба были погружены в свои мысли: Ларри думал о Салли и о их встречи в прошлом. Тот же в свою очередь думал о возвращении в деревню через два дня.***
— Наконец-то закончил! — раздался голос шатена, закрывающего мольберт тряпкой. — Умаялся? Сейчас принесу одеяло, — Сал и вправду уже еле держал глаза открытыми, сил хватило лишь на кивок. После чего на его тело упало тонкое пуховое одеяло, Джонсон лег рядом с ним, положив чужую голову на собственное плечо. — Спи, кажется, ты начал истощаться в моем мире, завтра сходим на слезное болото, там есть трава, отвар из которой сможет продержать твою смертную часть на пару дней здесь. Фишер кивнул и провалился в глубокий сон. Ларри внимательно рассматривал его лицо. Он считал его нереально красивым. Но неожиданно эта моська стала морщиться, постанывая. Джонсон понял — ему снится кошмар. Немного подумав, шатен запел своим низким хриплым голосом: Легкий ветра вздох — смерти нет. Тот, кто пламя сам, не сгорит в огне. Бьется на ветру, словно знамя, плащ. Ветер, верный друг, обо мне не плачь. Все, что было — не было, Все в огне сгорит, Пламя рыжей птицею к небу полетит. Имя мое прежнее здесь забудут пусть, Долог путь в бессмертие — Я еще вернусь… Горечь на губах. Смерти нет. В чём моя вина? Тишина в ответ Не сверну с пути… Умирает вздох Не спасёт меня ни судьба, ни бог Всё, что было — не было, всё в огне сгорит Пламя рыжей птицею к небу полетит Имя моё прежнее здесь забудут пусть Долог путь в Бессмертие. Я ещё вернусь… (2) Его голос отдавался эхом, то затихая, то снова набирая громкость. Парень не заметил, как сам уснул, так и не узнав, что за этот вечер голубоволосому больше не снились кошмары. Лишь только сонная улыбка показывала, что сейчас ему снится что-то очень теплое, как и тело рядом, ставшее его временным щитом.«Тебе не нужно быть героем, чтобы спасать мир. Ты не должен быть тем, кем ты никогда не сможешь быть.» (1)
***
На следующий день они действительно отправились на слезное болото. Но перед этим Ларри сказал Салу, чтобы тот был предельно осторожен. В слезном болоте водятся пожиратели, которые питаются энергией смертных. — Но почему тогда ты не можешь сходить сам? Не подумай, что я не хочу идти с тобой. Просто это нелогично, — Салли вопросительно изогнул бровь. — Призраки не могут входить в слезное болото без «проводника». Если выражаться точнее, то я не имею смертной энергии, а значит барьер не пропустит меня. Для этого мне нужно либо убить смертного и съесть его энергетическую плоть, либо держать подле себя живого человека, которого выкинет на эту сторону река, — объяснил Джонсон. Голубоволосый призадумался, но после в знак понимая кивнул. Шатен тут же достал из сундука медные оковы. Один конец нацепил на себя, а другой на бледную руку Фишера. Как он сказал: медь отличный проводник энергии, да и так Салли не заблудится в незнакомой местности. Они шли сначала по узкой тропинке к реке, иногда запинаясь в бурьяне, на что Сал только ойкал, А Ларри сквернословил. Стоило им выйти на открытую местность у берега, дух сказал: — А теперь возьми мою ладонь и закрой глаза, — голубоглазый послушался, а патлатый заговорил: Темной водою, бурной волною Управляет граница смерти и жизни. Голос умершего, слезы усопших В руках смертного с высших. Пусть услышат из жерла все мертвые праведники, и через барьер пропустят нас, как странников. В болото слез, где наши души разорвут на части, где только силы живых имеют каплю власти. Река начинает бурлить и пениться, выстраивая мост из воды. — А теперь дыхни, Сал, — командует дух. И Салли выдыхает, водяной мост тут же замерзает, превращаясь в лед. — Пока мы не пройдем по мосту, не открывай глаза. Иначе они съедят твои глазные яблоки. Фишер кивает и ступает вместе с Ларри на поверхность моста. Движется осторожно, не смея открыть глаза, как ему сказал парень. Они доходят до конца, и Салли слышит жуткие голоса. — Не слушай их, сосредоточься на своей ладони в моей, на моем голосе, Сал, они пытаются тебя напугать, не сдавайся им. Но голубоволосый начинает трястись, его словно выбивает из собственного тела. Они зовут его, и он хочет слышать голос Ларри, но не может. — Черт! — вырывается из уст последнего, и он быстрее спускается на землю, ставя Салли рядом. «Потерпи немного, мы быстро найдем эту траву и вернемся, они не успеют забрать тебя!» — слышится в его мыслях. Джонсон подхватывает его и бежит влево, к самому болоту. Именно там растет цветок Аяды, что поддерживает принесенных рекой. Белоснежные лепестки и длинный стебель. От призрачных ног отлетают ошметки болотной грязи, из-за которой Ларри скользит, как на льду. Добегает до рогоза, слыша болезненные стоны голубоволосого. Где-то среди травы сияет цветок, но Джонсону нужны его листья. Он укладывает Сала на камень рядом с растением, срывает пару листьев и кладет себе за пазуху. Юноша оборачивается, видя как мучается Салли. И он опять подхватывает его в свои сильные руки, уносясь прочь с мерзких слезных болот.***
Лиза сварила отвар, и Сал, напоенный им, уже лежал под теплым одеялом. Пожиратели отступили от его души, но появилась новая проблема. — Ларри, что с моим телом? Что это за пятна? — и вправду, все тело Фишера покрывали огромные фиолетовые пятна. — Это знаки пожирателей, от них нужно скорее избавиться, иначе они съедят твою кожу, есть только один способ это сделать, — но на этом Джонсон замолчал. — И что это за способ? — Нужно слиться с духом. Салли поймал его многозначительный взгляд: — Слиться? — Здесь недостаточно слов, лучше я покажу, — он начал приближаться к чужому лицу, сокращая расстояние между их губами. Касается их неуверенно, ожидая чужой реакции. И она не заставляет себя ждать: Сал удивленно раскрывает глаза и наконец понимает значения слова «слиться». Отвечает на поцелуй, понимая, что выбора у него особо то и нет. Обвивает смугловатую шею своими худыми руками. У парней кончается воздух, последний раз соединившись языками, они отстраняются. — То есть, нам нужно устроить «брачную ночь?», верно? — на это юноша получает лишь пошлую улыбку шатена. Он подхватывает его и усаживает себе на колени, распускает завязки рубахи и цедит прямо в губы: — Знаешь, я где-то тебя уже видел, мы нигде не встречались? Они снова соединяются в жарком поцелуе, пока Джонсон исследует обнаженную грудь парня. Задевает соски, слыша довольный приглушенный стон. Фишер пытается вспомнить и у него выходит, ведь в следующую минуту в его мыслях пролетают картинки двухлетней давности. В их деревне был пожар, прямо в избе Эшли. Салли без размышлений кинулся туда, ища девушку. Он вспоминает, как замертво упал, вдыхая дым, и сквозь закрывающиеся глаза видит силуэт темноволосого парня, что подхватывает его и выносит из избы. Его спина, родинка под глазом — все, что он разглядел, прежде чем провалиться в обморок. — Д-да-ах, виделись, — отвечает Сал, постанывая от руки на своем члене.***
Они всю ночь отдавались друг другу, ловя невероятные эмоции и ощущения. На утро никаких пятен уже не было, «слияние» прошло успешно. Салли начал просыпаться, когда его губы накрывали чужие. — С добрым утром, — разорвав поцелуй, сказал Ларри, — Ты как? Ничего не болит? — Нет, все в порядке, спасибо — ответил не ожидавший ласки парень. — Сегодня последний день, в одиннадцать часов мы пойдем к реке, тебе нужно вернуться до полуночи, или ты застрянешь здесь навечно. — Хорошо, — отвечает Сал и тюкается губами в щеку парня, почти в самую родинку. Тот обнимает его, и они засыпают в объятьях друг друга, понимая, что их встреча предназначена самой судьбой. Так они пролежали до двух часов дня. Неожиданно Джонсон подскакивает: — Знаешь, в той картине мне чего-то не хватает, пойдем со мной. Они снова оказываются в домике на дереве, Ларри усаживает его напротив мольберта и резко срывает с того тряпку. На картине изображен сам Фишер я большим золотым нимбом во тьме. — Твой образ был моим светом, он часто спасал меня от кошмаров, поэтому я решил нарисовать тебя. Но я не мог вспомнить до конца твое лицо, а теперь я могу дорисовать эту картину окончательно, — пояснил шатен. Он взял в руки кисти и краски, начал выводить что-то на бледном нарисованном лице, а именно шрамы. — Твое лицо в десятки красивее, чем у кого-либо. Его совсем не портят эти шрамы. Салли смущенно смотрит на длинноволосого, не сдерживается и подходит ближе к нему, целуя. Затем садится обратно, и Ларри продолжает рисовать. Время близилось уже к десяти. За эти часы они успели дорисовать картину, погулять по призрачной деревне и просто подурачиться в примеси с поцелуями. — Мне не хочется уходить, — грустно вздыхает Фишер. — Надо, Сал. Они сидят в обнимку, Ларри перебирает чужие волосы, пропуская голубые пряди сквозь пальцы. — Я люблю тебя, — резко говорит шатен. Салли удивленно охает, но после расплывается в улыбке: — И я тебя.***
Уже одиннадцать часов, парни направляются к реке, что должна вернуть Сала домой. Берег искрится от звездного света. Сегодня на удивление безоблачно, и яркие звезды особенно хорошо видно. — Вот мы и пришли, остается лишь заклинание и ты будешь дома, — грустно говорит Джонсон. — Да… Здесь очень красиво, я бы хотел остаться здесь подольше. — Кстати, каждый, кто проводит с духом три дня, может просить у него все, кроме одного, загадывай, Сал, — произносит Ларри, смотря в чужие бездонные глаза. И Салли решается, возможно самое глупое, но самое искреннее желание. — Останься со мной, Ларри. Он тут же замечает в карих глазах шок и невероятную грусть и понимает: это то самое «кроме одного». По его щеке скатывается одинокая слеза. — Нужно торопиться, Салли, повторяй за мной заклинание. И они начинают в унисон, неизвестно откуда зная эти слова. Мы не будем здесь…Вместе никогда…
Хочешь отдать все…Но этого мало…
Тебе так хочется слез…А их не осталось.
Это самое жестокое слово, это то, что никто — не хочет принять. Остались лишь последние слова Салли. — Я люблю тебя, Ларри, я обещаю, что буду приходить к тебе каждое Ивана Купала! — Я буду ждать, — отвечает шатен. Спрячь меня навеки, темная вода. — Прощай, мой свет… — он толкает Салли, и его уже полупризрачное тело летит с берега в темную воду реки. И Сал не знает, что вновь увидеть Ларри сможет только через десять лет после последнего призыва. Все, что осталось тому до их следующей встречи — это картина, на которой краска застыла ровной надписью: Ты мой свет.