***
Есть вещи, которые тебе точно следует уяснить о себе, прежде чем ты будешь наблюдать, как все, кого ты когда-либо любил, умирают. Это Какаши понял некоторое время назад, но теперь он обнаружил, что так же есть вещи, которых ты не узнаешь, пока ты не будешь отправлен через пространство и время с помощью запретного джутсу и пока тебе не придется сражаться плечом к плечу с собственным невыносимым семнадцатилетним «я», чтобы спасти будущее. Например, что он, Хатаке Какаши, может сказать кому-то, как много они для него значат, только при условии, что у него есть способ превратить все это в какую-то странную шутку. Чем больше шок, тем лучше.***
Какаши надеется, что они хотя бы спасли будущее. У него нет возможности узнать наверняка, пока джутсу не развеется, что может послать его обратно… или убить его… или разрушить мир… или просто заставит его выглядеть очень, очень глупым в глазах пары подростков.***
Он был слишком поздно, чтобы сделать что-нибудь для отца, и для Минато-сенсея, и для Кушины-сан, и для Рин, но он сделал все, что мог, чтобы всё исправить, как только убедил всех, что он настоящий: старшая — и, надеюсь, более мудрая — версия Хатаке Какаши, которая могла предупредить их об Орочимару, и Данзо, и Учиха Мадаре, и обо всех остальных.***
Когда Обито сидит в камере, ожидая суда, Итачи оправдан и возвращен в деревню, а Наруто и Саске поселены в любящих приёмных семьях, а Третий сталкивается с допущенными им ошибками, и Тсунаде-сама и Джирайя-сама оба возвращены в Коноху, Какаши думает, что должно быть настало время ему пойти и посмотреть, что он сделал. Так почему он до сих пор здесь?***
Я люблю тебя, Гай. Мы трахались. И то, и другое правда, но даже не приближает к снятию масок.***
— Это было сложно, — говорит Какаши восемнадцатилетнему Гаю пару часов спустя, когда Гай неизбежно приходит в жалкую маленькую квартирку, которую Какаши снимал, когда был подростком. Сопляк внизу, в камере, без сомнения следит за Обито. Ему нужны ответы. На некоторые вопросы нет ответов; он поймет это, когда повзрослеет. Какаши уже знает это, как он знает, что он должен дать ребёнку поблажку, но он не может не злиться на него, за то, что он такой, какой он есть. И так же он знает, что мелкий Какаши злится на него точно так же, по тем же причинам. С другой стороны, Гай… На него больно смотреть. Он слишком яркий, слишком энергичный, слишком живой. Сказать по правде, Какаши немного пьяный. Сказать по правде, последние несколько месяцев, с тех пор, как это случилось, он наблюдал, как постаревшая версия этого мальчика, идёт на смерть снова и снова — в его снах. — Какаши-сан! — так Гай называет его, чтобы отличить от прыщавого и молодого. Он делает это сейчас, его глаза необъяснимо полны слёз, руки сжаты в кулаки. — Я надеюсь, я буду… был… эм… буду? э… э- Он звучит больше как Ли, чем как мужчина, которым он стал, думает Какаши. В люблю случае, это не похоже на Гая прийти без длинной подготовленной речи. С лицом, красным как помидор, с дрожащими губами, с ушами, от которых вот-вот пойдет пар, Гай выглядит таким милым и уязвимым, что Какаши не может удержаться. Он намеренно удерживает взгляд Гая, когда снимает маску. Голос в его голове, очень сухой голос, который говорит: это неправильно. И потом наступает тишина, потому что совесть Какаши давно перестала бороться в проигрышных битвах. Он сокращает расстояние между ними тремя длинными шагами. Взгляд Гая прикован к его губам. Его глаза совсем косятся, когда Какаши прижимает его к стене и целует. В восемнадцать Гай уже сильно вырос, но всё ещё на дюйм ниже, чем тридцати-с-чем-то-летний Какаши. Это очевидно первый поцелуй Гая, и мысль о том, что в этот раз Какаши украл его, заставляет его тело трепетать. Этого всё ещё недостаточно. — Это было всего раз, — шепчет Какаши в покрасневшую щёку Гая. Он уже думает о гладкой кожей под зелёным костюмом, о том, как он будет целовать все места, где остались шрамы. Хотя в этот раз, он мог остаться невредимым. Он прижимается к Гаю, чувствуя твердость между ног подростка, руки Гай хватают его за плечи. Какаши не может вспомнить, когда в последний раз он так сильно хотел кого-то, так сильно, что он знает, что не сможет остановиться, если только это не ложь; он помнит последний раз. Как будто он мог бы забыть. И какая-то больная часть его надеется, что его младшая версия вернется домой вовремя, чтобы увидеть это, увидеть его с Гаем, забрать то, чего он не заслуживает. Ни один из них.