All my heart (Всем сердцем)

— А вы когда-нибудь влюблялись в кого-то настолько, что теряли голову? - улыбаясь спрашивает Эйджиро. Внутри все обрывается, а в глазах темнеет, будто бы кто-то решил подшутить и отключил всю электроэнергию в общежитии. Влюблялись ли вы когда-нибудь..? Дрожь. Казалось бы, обычный вопрос, как в женской так и в мужской компании, но отчего так неистово бьется сердце? Невозможно на полном серьезе любить человека, с которым ты виделся всего лишь раз в кофейне. Да, через пару лет вы оказались в одной академии, сражались плечом к плечу и, бывало, вместе слушали музыку. (Последнее больше всего сближало подростков). Ну и что с того? Это явно не было любовью. Каминари не знал, сколько времени провел в размышлениях, но приглушенный голос красноволосого друга вырвал из воспоминаний о лучших моментах и напомнил о том, где и с кем он находится. Со стороны парень действительно выглядел очень странно: сначала устремил растерянный взгляд куда-то между столиком с музыкальным центром и сидящим напротив Серо, а потом, постепенно, глаза стали приобретать остекленелый вид. Никто из ребят бы и не подумал, что подобная реакция была вызвана вопросом, заданным от скуки. Состояние Денки было списано на усталость, в последние дни он усиленно тренировался, а вечерами засиживался над учебниками, желая улучшить свою успеваемость. Каминари тяжело встал, сделал два шага вперед, взял Киришиму за плечи и, натягивая идиотскую улыбку, сказал: — Все в порядке, бро. Просто я вспомнил, что не сделал домашку по литературе. — Когда тебя стала волновать учеба? Наконец-то осознал свою вселенскую тупость и решил бороться с ней? - недовольно фыркнул Бакуго, не отрываясь от экрана мобильника. — Наша Взрывная Королева снова не в настроении?, - ухмыляясь говорит Ашидо и толкает парня в плечо. — Ты ведь сейчас договоришься, кислотная! Жизнью совсем не дорожишь?! Воспользовавшись тем, что Кацуки был разозлен, Каминари поспешил скрыться в своей комнате. Видно, у друга очередные проблемы с Мидорией. Хотя "вечные" будут в разы уместнее. За то время, что они провели вместе в академии, друзья детства ни разу не были расположены с теплотой друг к другу. Не то чтобы это его волновало - Электрозум даже привык к тому, что, во время спокойных бесед с одноклассником, врывался взбешенный Бакуго, и в Изуку летели оскорбления и пожелания смерти. Иногда доходило и до драк. Конечно, начинал их не Деку. Он, в свою очередь, каждый раз пытался объясниться и извиниться перед Каччаном, как называл пепельного блондина, но объясняться и извиняться было не за что! Все понимали, что Бакуго ведет себя так из презрения и высокомерия, подкрепленного желанием занимать только первенство во всем. Возможно, и Мидория понимал мотивы, но никак не хотел свыкаться с ними, лелея иллюзорные надежды на дружеское воссоединение. Просто... Просто все изменилось. Может, Денки и выглядел легкомысленным в глазах большинства, но явно не являлся им в действительности. Он заметил переменчивость в отношении сына Мицуки и Масару к изумрудноволосому. Оно модифицировалось постепенно, раз за разом. Не было испытывающего взгляда алых глаз и надменной ухмылки, жесткости и ругани в словах. Затем исчерпали себя попытки нанести физический урон и переманить людей на сторону "Изуку лох, а Бакуго - Бог". Вместе с тем Кацуки оставался Кацуки: все такой же пылкий и самоуверенный, одолеваемый буйным желанием сразиться с соперниками и возвыситься над ними. Он продолжал злиться и разбрасываться ядовитыми изречениями, которые становились все изощреннее. Злость распространялась на всех, кроме Мидории, как бы герой не пытался это скрыть, напуская на себя ледяную холодность, от Каминари такое не могло ускользнуть. Его чуткость и внимательность никогда не дремали, когда в чем-либо были замешаны дорогие для него люди. Дорогие люди. Джиро... Я виделся с ней еще до того, как поступил в Юэй. Как сейчас помню: случилось это одним прохладным апрельским утром, тогда это вгоняло в тоску - солнечные блики не играли в отражении витрин, а лазурь небес сгущалась стальными тучами. Каждый прохожий был недоволен погодой, обстановкой в мире и собой. Первое они бросали в пустоту с раздражительностью - последнее читалось в глазах. Всегда было страшно уподобиться тем, кто просыпается утром бесцельно, ненавидя выбранный род занятий и собственную жизнь в сумме. Ветер становился сильнее, не с теплотой и легкостью прикасался к лицу, а злобно бил по щекам и беспорядочно раздувал золотистые пряди волос, словно приводя в чувства, словно выкрикивая: "Парень, очнись! Ты можешь захлебнуться в мыслях!". Было принято решение укрыться на какое-то время от ненастья поблизости, занять себя чем-нибудь полезным, увильнуть от печальных раздумий. Взгляд пал на кофейню с яркой неоновой вывеской, в которой и произошла наша встреча. Заказав горячий напиток, я сел за дальний столик, что находился у окна, и уронил голову на скрещенные на столе руки. В этот момент раздался гром и сердце мое пропустило удар, став значительно тяжелее. Я списал это на усталость, но лишь после осознал, что это было предупреждением о неизбежном. Кто-то аккуратно открыл дверь, тут же прикрывая ее за собой, и что-то дернуло меня взглянуть на посетителя. Знаете, прелесть удаленных столиков заключается в том, что за ними тебя не видят. Ты точно призрак, сокрытый от людского глаза - видишь абсолютно все детали, оставаясь в тени, как в мантии-невидимке. Этим я и воспользовался в своих интересах, наблюдая за девушкой не высокого, но идеального для себя, роста. Совру, если скажу, что ее внешность была эталоном женственности и притягательности. Выделяли ее только мочки ушей, хорошо видневшиеся за короткими волосами. Они представляли из себя электрические соединители, которые могли растягиваться. Можно было смело предположить, что эта причуда способна регулировать звуковые волны, образованные в результате колебаний, и подключаться к электронным приборам. А учитывая то, что причуды не копируют существующие объекты в мире, а создают нечто модернизированное, ее разъемы способны на более масштабные вещи. Какова энергия ее передачи звуковой волны за единицу времени? Может ли она преобразовывать колебания воздуха в колебания электрического тока с последующей дискретизацией аналогового сигнала? Предположительно, плюсами ее причуды является то, что она способна убить человека смертельным уровнем звука, это будет составлять где-то 180дБ+; главный минус представляет из себя вакуум. Все-таки для распространения звука необходима среда. По-любому большинство подмечает ее необычные мочки, знакомясь. Хоть я и заинтересовался ее причудой, первоначально меня тормознуло на ее загадочном выражении лица. Оно было полно решимости в завтрашнем дне, но вместе с тем окутано липкой неуверенностью настоящего. И пусть я никогда не был силен в теории вероятностей, даже я понял, что шанс нашей повторной встречи равен нулю. И, к счастью, ошибся. Кьёка не помнила меня, да это было предсказуемо, мы находились в разных частях заведения. Она тогда даже мельком не посмотрела в мою сторону, была увлечена прослушиванием музыки и поеданием кусочка макового торта. И я оказался прав в том, что ей не требуются наушники - собственным разъемом она подключилась к плееру. Мне это понравилось, потому что я мог не использовать usb кабель, а заряжать свой телефон самостоятельно. Не зря ведь я обладаю причудой статического электричества! Саму Джиро и я не узнал, если честно. Волнение при поступлении и сосредоточенность на заданиях вычеркнули из памяти воспоминание о понравившейся девушке. Вернулись они не в самый лучший момент. Когда все были заняты написанием теста, я рассматривал учеников своего класса, класса 1-А. Ничего особенного я не чувствовал, пока не дошел до девушки с фиолетовыми волосами. Как только она оказалась в поле зрения, все пространство рухнуло, все разрушилось, оборвалось. Никаких метафор, взятых из книг, не хватит для описания моего состояния в те йоктосекунды. Как оказалось, от потери заветного памятного кусочка, можно получить внушительное количество рассекающих ран в области души. Лучше бы страдало сердце, тогда было бы ясно, откуда исходит боль. Больно было и сейчас, лежа на кровати. Каминари запутался, он не знал, что ему делать, слишком юн, чтобы махом разбираться в чувствах, особенно в новых. Чего он хочет? От чего так больно? Как понять? Если бы он не отмахивался от чувств, списывая их на что угодно, кроме любви к Джиро, то, возможно, разобрался в себе гораздо раньше. Быстрее бы приступил к действиям. Но знать то, что могло произойти, исключено, а строить предположения нелепо. Забивая голову подобными вещами, отдалиться от решения проблемы легче легкого. А от этого уже тошнит. Денки хочет ее увидеть, ему необходимо обсудить все именно с ней. Он не знает точно, соберется ли с силами завтра, чтобы поговорить о них самих, а не о шутках и миссиях. Сможет ли посмотреть любимому человеку в глаза... Время позволяло побеседовать наедине, без девчонок по комнате. До отбоя еще час. Вдруг она захотела прогуляться перед сном? Или спокойно посидеть, слушая музыку? Бежит. В голове звучит вопрос, но его тут же уничтожает новый. Они сменяют друг друга, теряя смысл, а Каминари продолжает уверенно двигаться вперед. И вновь оказывается прав. Джиро сидит на краю скамейки, подперев правой рукой щеку и смотрит на небо. Оно не усеяно звездами, что она ищет в нем? Хотелось истерично рассмеяться, а после бессильно упасть на колени и зарыдать, ведь он шел к ней, даже не решив, что скажет. Усталость. Страшная усталость. Ноги не держат, но, может, если я приведу дыхание в порядок...и...приведу в порядок...себя, тогда...я... Выдох. Не так твердо ступая, как при беге, мечтательный парень подходит к девушке, что важнее всего существующего, и садится так тесно, как только возможно. Она не отстранилась и не вздрогнула, словно ожидала его прихода, была убеждена, что он явится. С медлительной текучестью ночь окутывает их, даря прохладу, чтобы жар, исходивший от их тел, спал. Их руки не касались. Каждый сантиметр, отделявший пальцы, обращался в километры, вот только тепло ощущалось явно, оно было сильно и пленительно. Молчание нисколько не смущало, было так хорошо, что не требовались слова. На душе у Каминари было спокойно, из мыслей ушла вся липучая тоска, сменившаяся четырьмя словами: "Я так люблю ее". И лишь в серебряном свете, упавшем на хрупкие лица, Джиро мягко положила голову на плечо Ками. Он произнес то, что останется с ними обоими до конца: — Ты — моя песня, и этого не сломать, не опровергнуть сомнениями. Когда-то давно я думал, что нам не встретиться никогда, но сейчас мы сидим рядом, и я несказанно счастлив. Прости за все, я не могу контролировать свои эмоции, потому что ты замечательная! Ты так замечательна, что не описать словами! И, по правде, объясняться я не стану, я просто хочу ощущать тепло, когда твои руки ложатся в мои, потому что я очень люблю тебя. Скажи, ты чувствуешь то же самое рядом со мной? Кьёка сдерживает улыбку, потому что этот тараторящий дурак /ее тараторящий дурак/ не может слышать, как безудержно бьется ее сердце, пока он рядом с ней. И она рада, что не может.