Критическая ошибка

      Дети взрослеют слишком быстро.       Даже полтысячи лет — не срок.       Фос, кажется, только вчера вышла из моря, сделала первый робкий шаг по усыпанному разноцветными осколками песку Пуповины — шаг навстречу ему.       С этого самого момента так и повелось.       «Учитель! Можно я помогу?»       «Учитель! Я хочу быть полезной!»       «Это потому, что я люблю вас, Учитель!»       «Учитель! Учитель! Учитель! Учитель Адамант!»       Маленькая, хрупкая, всего-лишь-три-с-половиной Фос делала шаги ему навстречу. Бежала к нему.       А он... он стоял на месте.       Несмотря на это, расстояние между ними становилось всё больше и больше.       Кажется, сейчас она в двух шагах, смотрит на него снизу вверх этими новыми, не-своими глазами — а на самом деле она дальше, чем Луна, с которой пришла.       Самоцветы не знают, что такое «взрослеть». Точно так же, как и не знают, что такое «смерть». Фос, кажется, первая оказалась ближе всех к пониманию и того, и другого. И это, по правде говоря, пугает.       У неё взгляд почти что человека. Почти что создателя. И, повинуясь этому взгляду, винтики внутри начинают шевелиться. Цифры складываются в строчки кода. Руки сами начинают двигаться, горло — исторгать звук. Всё согласно заложенной когда-то программе.       Я не ваш учитель.       Всё это время я обманывал вас.       На самом деле я...       [КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА]       [СБОЙ ПРОТОКОЛА АУТЕНТИФИКАЦИИ]       — Я не могу выполнить вашу просьбу.       Он снова ощущает себя беспомощным — настолько, насколько может ощущать себя машина, неспособная выполнить свою главную и единственную функцию.       [НЕТ ДОСТУПА К ДАННЫМ]       Я не могу понять, что здесь не так.       Фос — всё ещё не человек, но уже не самоцвет. Не лунянин, хоть и пришла с Луны, облачённая в их белые одеяния.       Фос теперь — даже не Фосфофиллит. У неё чужое лицо, чужие лазуритовые волосы, чужие руки и ноги. Только разрубленное пополам туловище знакомо сверкает мятно-зелёным.       Кто ты теперь, Фос?       А я — кто?       Даже чужими глазами она смотрит всё так же. Даже чужими руками — остатками сплава, которые пытается инстинктивно использовать вместо рук — тянется к нему.       — Учитель, пожалуйста...       Уже-не-его-ученица всё ещё называет его так.       Я не учитель, Фос. Ни тебе, ни кому-либо из них. Больше нет.       Я не имею права называться вашим учителем — разве учитель позволил бы, чтобы его дети сотворили друг с другом такое? Разве учитель позволил бы, чтобы его ученики погибали один за другим, даже не осознавая, что такое смерть? Чтобы они ополчались друг против друга?       Чтобы тебя, Фос, чтобы одну из них разбивали на куски, даже не понимая, что такое убийство себе подобного?       Ведь ни ты, ни они не понимаете этого.       Потому что я вам этого не объяснил.       Я — плохой учитель и плохая молитвенная машина. Я не справился ни с одной поставленной задачей.       Фос, кажется, мы куда более похожи, чем могли бы подумать.       Я так отчаянно желал быть хоть кому-то нужным и полезным, но я бесполезен.       Фос, я тоже не знаю, что я такое.       Вот только почему-то такое наше сходство лишь ещё сильнее отдаляет нас.       Если бы только он мог это всё высказать. Если бы только успел. Тогда бы его — не-его уже — дети прекратили эту чудовищно бессмысленную войну.       Фос тянется к нему — и на мгновение он видит ту самую, новорождённую, не обработанную ещё его руками крошку-Фосфофиллит, едва переставляющую ноги в песке.       А потом она захлёбывается на полуслове, булькая сплавом в пробитом горле, и рассыпается на множество разноцветных осколков.