(Бес)конечное падение

      Элайджу хоронили в закрытом гробу. В таком дорогом, качественном, будто Элайджа не на тот свет собрался, а уезжать в другую страну, где обязательно нужно показать всем, какой ты богатый, знаменитый и выебистый — в общем, как Элайджа и любил. Зато не любил Рид, стоял, смотрел на чёртов гроб воспалёнными глазами, и мир у него перед этими самыми глазами слегка качался.       Хорошо же он смотрелся в глазах других людей, пришедших глянуть на мёртвого мудака столетия, так же внушающе, как чёртов гроб. Да только Риду было похуй на то, что в до дикости приличном костюме и с рожей человека, не выходившего из запоя, он вызывал диссонанс у людей и андроидов. Рид зачерпнул горсть земли, бросил её на крышку гроба и отошёл, чтобы не слышать, как комья глухо стучат по дереву.       Когда-то давно, когда Рид и Элайджа поддерживали связь и ругались, Рид со злостью выплюнул: «Когда ты сдохнешь, я потанцую на твоей могиле». Или как-то так, Рид об этом эпизоде вспоминал редко и дословно воспроизвести не мог: что, тупых фраз во время ссор у них не было? Были, конечно, Элайджа в мразотности Риду не уступал, только лежал сейчас под слоем земли не Рид. А хотелось.       Риду хотелось сдохнуть, и он бы написал это на своём лбу, чтобы любой желающий его смог застрелить: сам-то он был не в силах. Хватало только на какое-то злое, гадкое пьянство, от которого Рид ненавидел сам себя, на постоянное курение, когда Рид сжигал полсигареты потому, что задумался, и на втыкание в стенку. Пустое, бессмысленное и ничерта не успокаивающее.       За последние два месяца Рид похоронил троих. Элайджа замыкал — Рид надеялся, что замыкал, мразотно надеялся, тихо, — и ему кто-то добрый и весьма целеустремлённый подложил свинец в голову. Если бы Элайджа был жив, то наверняка бы оскорбился: как это, простая пуля, снесшая полголовы, а где же разнообразие и воображение убийцы, которого так и не нашли?       Он всегда таким был, этот невыносимый ботаник с длинным языком и страстью к своим технологическим штучкам. Рид, конечно, плохо помнил его в детстве, больше в юности и дальше, но какой-то тёплый и благодарный осадок у него с этого детства остался.       Потом Элайджа стал уходить в своих андроидов, Рид поменял приоритеты, умерла мать, уехал в другой штат отец, забрав Рида, и связь, и так уже рвавшаяся, окончательно потерялась. Нет, они встречались, конечно, встречались, когда Рид вернулся сюда учиться, но ничем хорошим это не заканчивалось.       Рид не любил эти встречи, не любил андроидов и отстранённость Элайджи, его постоянное стремление втиснуть в Рида что-то, связанное с андроидами, другой, правильной жизнью и тараканами Элайджи, и в один прекрасный день послал его нахуй. Взаимно. Сейчас Рид не мучил себя тем, что надо было наладить отношения, смириться или сделать что-нибудь ещё, потому что и мучить-то не надо было: мысли приходили сами.       Первой была Тина Чень, лучшая — и так уж получилось, что единственная — подруга Рида. Она вертелась с одним наркоманом, безобидным, но очень хитрым, и вроде как собиралась его брать, прихватив с собой пару полицейских андроидов и кого-то из новичков: плевое дело, Тина заверила даже Фаулера, что справится. Рид пожелал ей удачи, хлопнул по плечу, и Тина победно улыбнулась. Умерла, как потом заверяли свидетели, которые, конечно, нихрена не сделали, чтобы её спасти, Рид был в этом уверен, в скорой.       Очень удачно — чёртов болтливый язык Рида — и несколько раз вошёл нож, припасенный блядскими дружками наркомана, и Тину не успели довезти до больницы. Рида Фаулер, как только пришли новости, отпустил сразу, буквально выгнал пинками с работы, и Рид только за пару улиц до своего дома — машинально пошёл пешком, даже не заметив — осознал, что кому-то придётся звонить родителям Тины, потому что самой Тины больше нет.       Рид молча сел на какую-то лавочку, достал пачку сигарет, зажигалку и впервые просто спалил сигарету. Сигарета тлела, Рид смотрел на неё, а кругом светило солнце, шли люди: мир, в общем-то, не останавливался. Рид не стал давить в себе желание напиться, не стал ходить куда-то далеко и искать приличное место, просто вливал в себя какую-то высокоградусную срань, оставался восхитительно трезвым и крутил в руках телефон.       Он знал, что там будет: слёзы, истерики, чужая боль и тоска, и Рид решился на второй бутылке, вышел, чтобы не звонить из бара, и голос матери Тины, строгий и прежде веселивший Тину до глубины души, впился в Рида иглами.       С Тиной Рид дружил долго, она успела познакомить его с родителями, с кошкой — ныне покойной — Лорой, с целой оранжереей на подоконнике и с другой жизнью, где можно было не злиться, не считать всех ублюдками и не скалиться агрессивно на каждый взгляд в свою сторону. Конечно, Тина не была идеальной — не андроид, хотя и андроиды у них у всех были подпорченными, — но именно она научила Рида любить всякую мелочь в жизни, например, неон и кофе в три ночи после сложного дела. Хотя кофе Рид и так любил, но с Тиной было приятно пить и работать, жаль, что в паре они прошли немного.       Рид, в свою очередь, представил ей свою квартиру — животных он принципиально не заводил, их и на работе хватало — и свои хуевые шутки, над которыми Тина иногда смеялась и толкала Рида шутливо в бок. Рид ценил и даже старался с ней быть меньшим дерьмом, как обычно. Дружба у них была, как ни крути, хорошей, хоть Рид и искренне считал себя сукой, неспособной терпеть кого-то рядом слишком долго.       Фотографии с Тиной он закинул куда-то в нижний ящик, а на то место, где она сидела раньше, старался не обращать внимания. И меньше пить, конечно, меньше пить, вряд ли бы Тине это понравилось. Вряд ли бы это понравилось самому Риду: не превращаться же в Хэнка Андерсона, спасибо, ему в жизни и так проблем хватало.       Хэнка Рид похоронил вторым, прямо посередине Хэнк встал и вроде бы ничего в жизни Рида не значил: были они напарниками, но давным-давно, ещё Рид тогда не знал, что такое прокрастинация, саморазрушение и апатия по пятницам. Хэнк был для него чем-то вроде идеала, к которому Рид желал — и очень старался — стремиться. Самый молодой лейтенант, гордость отдела, первый по раскрываемости и по ведению допросов, мечта, а не мужик, Рид над ним тогда и научился подшучивать.       Хэнк подшучивал в ответ, по-взрослому и порою совсем не смешно, но Рид в долгу не оставался. Ему страсть как нравилось собачиться с Хэнком, а потом всё равно вставать спина к спине и работать слаженно, будто и не было ничего в их жизни сложнее детских приколов Рида. Рид ухмылялся, лез в самое пекло, и Хэнк тащил из этого пекла его за шкирку, как котёнка, а Рид умудрялся во время этого ещё над ним издеваться и кайфовать от этого.       Хэнк обнажал ровные зубы и грозил однажды оставить Рида прямо там, в очередном пиздеце, и пусть Рид сам выплывает как хочет. Рид знал: не оставит, и продолжал своё чёрное дело. Потом их развели по углам, Рид начал работать один и иногда лез к Хэнку по старой памяти, умер Коул, ушла жена Хэнка, и Хэнк, так вдохновлявший Рида, исчез.       Осталась бледная пьяная копия, которую Рид терпеть не мог. Где-то там, внутри, всё ещё сидел тот самый Хэнк Андерсон, но Рид его в упор не видел. И не старался увидеть, потому что розовые очки с него слетели лет в четырнадцать.       Хэнка убили даже не в Детройте. Он свалил куда-то в кратковременный отпуск вместе со своим пластиковым сыночком, чтобы через сутки найтись утопленным в ближайшей реке. Коннор в полнейшей растерянности и в шоке отвечал, что Хэнк вышел прогуляться — а дальше пустота и труп в воде. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, а Коннор был чист, хотя Рид всё равно подозревал его. Не сказать, что смерть Хэнка его подкосила так же, как смерть Тины, но Рид уставился в стенку и так просидел около часа, стараясь, чёрт возьми, не думать, отключить свой мозг и выйти за пределы этого мира куда-нибудь в космос.       Связи с космосом не было. Адекватной реакции — тоже, кроме ебанутого бульканья пивом, завалявшемся в холодильнике, Рид даже не был уверен, что срок годности не вышел. Рид пил и невесело хохотал над иронией и над блядской своей жизнью, которая решила впечатать в его лицо побольше дерьма за раз и так оставить, чтобы полюбоваться, как Рид выкарабкается.       Рид в качестве дебильного решения даже пытался найти связь между убийствами, хотя мутным оставалось только убийство Хэнка, а у Тины было слишком много свидетелей: какой-то еблан втыкнул нож, его тут же скрутили, он сознался. Ничего сверхъестественного, всё ясно и понятно, Рида заверяли так все: от Фаулера до страждущего проявить сочувствие Коннора. Вот только сочувствия консервной банки и его жалостливых глаз Риду не хватало для полного счастья.       Понимающее лицо Коннора хотелось разбить о ближайшую стену, потому что при взгляде на него накрывало таким раздражением и завистью, что становилось тошно. Потом, после смерти Хэнка, становилось никак: у Коннора был взгляд потерянной собаки, не дождавшейся хозяина. Рид его не поддерживал, это другие из отдела подходили. Коннор не отвечал, а потом и вовсе пропал. Но Риду до него уже не было дела, он даже не помнил, видел ли его на похоронах Хэнка.       Во все дни похорон светило солнце, и только на Элайджу выпал противный, мелкий дождь, такой же вредный, как он сам. Рид закутался посильнее в утеплённую куртку и пошёл к выходу, ни с кем не прощаясь и нарочито игнорируя шаги, раздающиеся позади него. Кто бы там ни был, Рид не хотел видеть его ебало и слушать пропитанные фальшью речи. — Детектив Рид, — позвали его, и Рид зашагал быстрее. — Детектив Рид, — его поймали, развернули к себе, и Рид, подняв глаза, увидел Коннора. Коннор, прилизанный и аккуратный, как и всегда, наклонился над ним. — Пошёл нахер, Коннор, — безразлично сказал Рид, и Коннор нахмурился. Глаза собаки у него так и остались, Рид скользнул по его лицу незаинтересованно. — Извините, детектив Рид, но вам нужно привести себя в порядок, — Коннор зачастил, будто бы боялся, что Рид сейчас оживёт и даст ему по тириумному насосу. Рид покосился на место, где он располагался. Драться на кладбище было неприлично, но где Рид и приличия. — А тебе нужно пойти нахер, — повторил ещё раз Рид, чтобы до пластика наконец дошло. Какими всё-таки дебильными делал Киберлайф своих детищ, ничего не понимают. — Я хочу вам помочь, — твёрдо возразил на это Коннор, и Рид сорвался, вырвался. Коннор отшатнулся, будто не ожидал такой прыти, и Рид надвинулся на него обвиняюще. — А что же ты своему папочке не помог? — зашипел Рид, сжимая руки в кулаки и готовясь в атаке. — Что же ты не спас его, когда того топили в реке? Сидел где-нибудь и грел свою жопу, а теперь пытаешься замолить грехи, вытащив меня из говна? Или ты и вовсе его пришил, потому что трахаться со стариком надоело? А? Нет, Коннор, — Рид замотал головой, ухмыльнулся зло и ненавидяще, — так не получится. Надо было раньше, раньше, когда ещё Хэнк был жив, — Рид вдохнул это в лицо Коннору, топчась по незажившим ранам. Хотя что эти машины чувствуют, потерю задач? Только это, ничего у них больше в процессорах нет.       Коннор смотрел на него, широко распахнув глаза и замерев в неудобной позе, будто Рид его и впрямь задел за живое. Рид развернулся, плюнул от скопившегося омерзения к этой банке на землю и ушёл, так и не разжав кулаки. Больше, чем умереть, ему хотелось отсюда уехать. Бросить всё к херам и спиться в какой-нибудь глухой деревне, чтобы никто не доставал своими вопросами и наигранным сочувствием, чтобы остались только Рид, бутылка и пустое пространство на много миль вокруг. Рид пнул ногой дверь, кинул куда-то куртку, швырнул пиджак и, закатав рукава ненавистной рубашки, начал собираться.       Надо было по-человечески уволиться, а потом уже собираться, продать квартиру или запустить сюда жильцов, но уволиться Рид решил с утра — и хер бы его кто остановил, — а квартира… А что делать с квартирой, он подумает потом. Денег у него стало хоть завались: Элайджа расщедрился, сделал завещание, чтобы его брат смог спокойно похерить свою жизнь, роя в себе сотни ям и думая, где же облажался. Облажался Рид везде, так что мыслей у него должно было хватить месяца на четыре, а там, глядишь, он созреет для чего-то ещё. Или загнётся. Одно из двух. — Куда вы собираетесь? — спросили с порога, и Рид обернулся. Схлынувшая злость вернулась в двойном размере, и Рид без предупреждения и без слов ринулся на Коннора, стремясь уничтожить этого полуёбка, приперевшегося домой.       Коннор не нападал, только защищался, но Рид, разбивший ему нос и стремящийся вытащить насос, всё равно оказался спиной на полу, а лицом — к серьёзному лицу Коннора, нависшего над ним и сжавшего руки Рида. — Вы этим ничего не добьётесь, — сказал Коннор успокаивающе, и Рид оскалился, задышал тяжело, суча ногами. — Что-то слишком ты спокойный для того, кто похоронил папочку месяц назад, — язвительно отозвался на реплику Рид, собираясь грызться до последнего.— То-очно, — Рид протянул это слово настолько мерзко, насколько мог, — ты же его и пришил, теперь всё сходится. Меня тоже пришьешь, жестянка, за потрясающие выводы? — Детектив Рид, — Коннор повысил голос, и Рид дёрнулся. — Я просто пытаюсь вам помочь. — И в честь чего это? — прищурился Рид. — Где-то вирус доброты и поддержки подхватил? Или решил, что меня окончательно теперь раскатало по асфальту от этих смертей, чтобы я велся на твои сладкие речи? — Рид закашлялся и продолжил уже сипло: — А что ж раньше-то не пришёл, Коннор?       Коннор слушал его с лицом, которое Рид часто у него видел до девиантности и всего этого движения за права, свободу и равенство, которое перевернуло старую добрую Америку с ног на голову. Рид этих трансляций, этого двуличия и лицемерства наслушался ещё тогда, нахрен ему не сдалась двойная игра Коннора. — Эй, — Рид зашептал, улыбнулся дико, — может, ты и впрямь пришёл меня убить? Не стесняйся, тут все свои, как хочешь: просто утопить или застрелить из револьвера папочки?       Коннор покачал головой, слез с Рида, освобождая руки, и встал, протянув собственную ладонь. Рид уставился на неё как на гадюку. — Детектив Рид, — мягко проговорил Коннор, — пожалуйста, позвольте вам помочь. Ваше стремление сделать мне больно отнюдь не помогает. — Я тебя не понимаю, банка, — признался Рид, продолжая лежать и пялиться на руку Коннора. Раздражение сменилось апатией и безразличием — обычное состояние Гэвина Рида, первый раз бесплатно. — Можете считать меня, — Коннор нахмурился, подбирая слово, — ёбнутым, если вам так будет легче. — Я всё равно уеду, что бы ты тут мне не втирал, — Рид прикрыл глаза. Вставать не хотелось. — Хорошо, — покладисто согласился Коннор, — тогда я уеду с вами.       В машине, которую вёл Коннор — кто же ещё, действительно, будто Риду в его нынешнем состоянии кто-то позволил бы сесть за руль — было тепло и даже комфортно. Рид бы точно оценил, если бы Риду не стало так похуй на то, куда его везёт Коннор и зачем. Эта чёртова банка хмурилась все сборы, зачем-то осталась на ночь, мигая диодом и наблюдая за Ридом. Рид послал его, без зазрения совести распечатал очередную бутылку и даже поглумился над тем, какой собирательный образ получился, ещё бы ноябрь 2038 сюда. Но на дворе стояло начало лета, солнечное, ласковое начало, которое Рид ненавидел всей душой.       Пластикового Коннора ненавидел тоже, но как-то блекло и без огонька. Рид устал, чертовски устал за последние месяцы и просто мечтал о покое и совершенном отсутствии мыслей, чувства вины и прочего дерьма, которое преследует родственников и знакомых погибших, Рид брал дополнительные курсы по психологии в академии. Коннор почему-то крутился около Рида, негодующе цокал на завалы и всеобщий срач, а Рид смотрел, как перфекционист Коннор пытается совладать с хаосом, и не понимал его мотивов, а потом и вовсе махнул рукой и глубоко задумался до тех пор, пока Коннор не попытался всунуть в него еду.       Тогда-то Рид и расхохотался: блядски глухо, глупо и почти истерично, потому что всё это копошение ненавистного существа доводило его до ручки и заставляло паранойю, подозрительность и мудачество, глубоко закопанных под страданиями Рида, вылезать обратно и пытаться анализировать Коннора.       Анализировать Коннора было бессмысленно, это Рид давно понял и даже не старался. Вот и ехал сейчас, уволившийся, в какую-то глушь, безрадостно предвкушая дни саморазрушения, боли и всякого прекраснейшего дерьма, что ему уготовили. Коннор крепко держал руль, смотрел только вперёд, и Рид повернул голову вбок и закрыл глаза.       От недосыпа, ставшего уже хроническим и нормой, иногда клонило в сон в самое неподходящее время, и Рид загадал себе не проснуться. Было бы хорошо, очень хорошо просто уснуть и не открыть глаз, но кто бы ему дал такую возможность. Рид вынырнул из очередного кошмара, парадоксально ощущая чужую кровь на руках, и уставился на неоновую вывеску рядом. Неоновую. Рид это про себя дважды повторил и только потом развернулся к Коннору. — Где обещанная мне глушь? — спросил он, морщась. Голова раскалывалась, общее самочувствие было далеко даже до «сойдёт», и меньше всего сейчас Рид хотел выяснять какую-то хуйню. — Вам не нужна глушь, — авторитетно заявил Коннор, и Рид что-то буркнул себе под нос. Что — не услышал даже он сам и решил не пытаться повторить это снова. — Ага. Мне нужна поебень с неоновыми вывесками, огромными домами и тобой в придачу, — всё-таки ядовито возразил Рид и поморщился ещё раз. Коннор взволнованно на него глянул и тут же опустил глаза. — В аптечке есть таблетки, — осторожно предложил Коннор, поворачивая. — Нахуй таблетки, — Рид нащупал сигареты, вытянул одну и не зажёг. Просто стал крутить в пальцах, пока не растеребил и пока табак не посыпался ему на колени. Коннор сбоку вздохнул, но ничего не сказал. Правильно, осознает, что Рид ему в лучшем случае даст по ебалу, уж на это-то он найдёт силы и злость. И даже мотивацию, которой не мог найти у себя уже месяц.       Новый город оказался мокрым, неоновым и огромным. Но тем лучше было для Рида. Он понятия не имел, чем занимался здесь Коннор и зачем возился с ним, но утром, собирая себя по кускам, всегда видел перед собой готовый завтрак и восхитительное отсутствие приставучей банки. Иногда Рид его даже ел, но чаще одевался, хлопал дверью — электронные замки придумали явно для таких, как он — и шёл куда глаза глядят.       Прошлое всё равно его находило, догоняло в каком-нибудь парке или в тихом местечке. Рид до боли в глазах пялился на неоновые вывески, покупал сигареты и старался не думать, как его находит Коннор и зачем постоянно тащит в чужую квартиру, которую Рид никак не мог назвать своей.       Рид утром, как собака, тыкался во все углы, и его воротило от неправильности и непривычности. Он даже не пытался выяснить, что это был за город, шлялся по окрестностям и наверняка бы пару раз нарвался на неприятности, если бы не Коннор. Коннор чуть ли не держал его за руку, как ребёнка, а Рид порою огрызался и как животное, попавшее в капкан, рычал на него. Может, Коннор понимал, может, нет, но на нём это никак не отражалось. Рид плевался и уходил снова.       Когда это случилось в первый раз, Рид абсолютно неприлично сидел на спинке лавочки, незадумчиво жёг очередную сигарету и глядел на тёмный парк. И даже не услышал, как к нему кто-то подсел, только буркнул, когда уловил движение: — Занято. — И из-за этого пропустить такое зрелище? — насмешливо поинтересовались у него, и Рид недовольно и заёбанно дёрнул головой, чтобы от него отстали. — Амбициозный Гэвин Рид похож на ненавистных ему алкашей и не старается идти по головам, — продолжили всё так же насмешливо.       Рид всё-таки повернулся, чтобы врезать этому уёбку, достававшему его, и замер, наморщив нос. Хэнк молча ждал, пока до Рида дойдёт, а Рид глядел на его прозрачное лицо и никак не догонял: допился ли он до галлюцинаций или вышел наконец на связь с космосом? Первое подходило преотлично, прямо идеально, и Рид мысленно поздравил себя. Глядишь, ещё пара бутылок — и Тину с Элайджей увидит, вот будет счастье, а потом Коннор найдет его труп и будет долго думать, как же так получилось. — Хуя, — Рид открыл рот, затянулся даже и выпустил дым. — Как поживаешь в аду, старик, черти сильно жопу вилами колют? — Всяко лучше, чем ты, — Хэнк кивнул на его лицо, и Рид ощерился. Не хватало ещё, чтобы его всякие алкоголики со стажем осуждали. — А ты что, дух прошлого Рождества? — Рид отбросил куда-то сигарету, мысленно поздравил себя ещё раз. — Сейчас будешь мне показывать, какая хуйня со мной случалось раньше, чтобы я резко осознал, что сейчас не так плохо? — Ты идиот, — мрачно и серьёзно сказал Хэнк, и Рид заткнулся. — Он тебя здесь похоронит.       Рид фыркнул, вытянул ноги, глядя на тёмную шелестящую листву. — Клёво, — сказал он. — Только поскорее, ты не мог бы там поторопить своего сыночка, а то уже терпение теряю.       Хэнк покачал головой, потянулся и дёрнул Рида за куртку. Рид едва не упал, хотя в детстве читал всякую хрень про призраков и через их прохождение через всякие живые объекты, а Хэнк шарился по его куртке так, будто действительно был живым и даже копом, а Рид — мальчишкой-закладчиком, старательно стремящимся спрятать свой товар. — Видишь? — Хэнк отлепился от него, продемонстрировал чёрную маленькую пуговку, которую Рид даже не чувствовал. — Это следилка. И ты их таскаешь штук пять. — И что? — Рид колупнул её ногтем. — Ему нравится наблюдать за твоими страданиями, — недобро ухмыльнулся Хэнк и кинул пуговку на асфальт. Та замигала и тут же погасла. — Как думаешь, почему он не пытается сделать из тебя трезвенника и наладить тебе жизнь? Он же может, ты знаешь.       Рид заторможенно кивнул. Его мозг бунтовал и выдумывал какую-то хуйню, в которую Рид уже готов был поверить. Глюк-Хэнк оказался прав: Коннор мог, он этого самого Хэнка вытащил из затяжной депрессии, что уж говорить о Риде. — Знаешь, сколько ты уже тут? — спросил Хэнк и, не дожидаясь даже звука от Рида, сам ответил: — Два месяца. Два месяца для Коннора — это много. Но он позволяет тебе разрушать себя. — И что потом, психотерапевт хуёв? — хрипло каркнул Рид, у которого сдавило в горле. — Потом он тебя похоронит, — со знанием дела повторил Хэнк. — Может, убьёт, может, просто раскатает всё то, что не разрушил ты. Милых мальчиков-революционеров не бывает. Милых мальчиков с травмами — тем более.       Хэнк встал, ступил на асфальт и раздавил пуговку. — Ты ему чем-то приглянулся, Рид, — сказал он напоследок. — А это страшно, уж поверь мне.       И исчез так быстро, что Рид даже не успел поинтересоваться, кто его утопил. Но подумать было о чём, Рид даже слез со спинки, чтобы наклониться над раздавленной пуговкой. Он не сомневался, что отключился уже давно, примерно на том моменте, когда словил приход Хэнка, и просто хотел потрогать потрясающе чёткую галлюцинацию пуговки. Рид подцепил кусочек ногтем, покрутил в пальцах. Кусочек был вполне материальным и холодным. Рид откинул его куда-то в сторону, засунул руки в карманы и пошёл на выход.       Дойти не успел: Коннор, выскользнувший из темноты, вырос на пути, и Рид чуть в него не врезался. — Скажи-ка, Коннор, — обратился он к очередному своему глюку, хотя Коннор для глюка был слишком непросвечивающим, — какое сейчас число? — Пятое июля, Гэвин, — быстро отозвался Коннор и улыбнулся. Рид взглянул на его улыбку и выбросил из головы галлюцинацию-Хэнка и всякий бред, что тот нёс. Два месяца ещё явно не прошло, а Рид медленно ехал крышей. Коннор мягко сжал пальцы около предплечья Рида и повёл его к машине.       Проснувшись утром, Рид долго слушал тишину в квартире, а потом стал искать свой телефон, который он забросил куда-то в тумбочку. В тумбочке телефона не оказалось, и тогда Рид, наскоро одевшись, спустился вниз. В магазинчике, в который Рид иногда заглядывал, был телевизор, и Рид на него никогда не обращал внимания. Зашёл он очень вовремя: передавали прогноз погоды. Рид мотнул головой несколько раз, и ведущая, видимо, специально для него сказала снова: «Шестнадцатого августа в…»       Рид развернулся и вышел. Галлюцинация парадоксальным образом была права. Хэнк вообще любил быть правым. Хотя для Рида это не имело никакого смысла.       Рид пожал плечами и пошёл вниз по улице.       На свою судьбу ему было откровенно плевать.       Утром Рид не видел Коннора, зато вечером мог наблюдать, как оригинальная модель, самая продвинутая, самая крутая и заставившая ЧСВ Киберлайф вырасти до небес, возится на кухне или в комнатах. Рид отворачивался, потому что Коннор маячил и всё вглядывался в него, и уходил куда-то вглубь. Однажды он забрел в санузел и долго смотрел на работающую стиральную машинку, а потом наконец-то обратил внимание на то, что бритва, стоящая и ожидающая Рида, безопасная.       Рид провёл по ней ногтем и поставил на место, вернулся к тупому созерцанию работающей машинки. Рид где-то и от кого-то слышал, что так любят втыкать коты: сидеть около машинки и смотреть на то, как крутится бельё. Сам он котов никогда не держал, но мать их обожала, и давным-давно у них жили Сэнди и Милли, две мягколапые ленивые кошки, с удовольствием подставлявшие пузо для чесания и спящие практически всё остальное время. Мать тискала пушистые тельца и улыбалась, показывая их многочисленным знакомым, друзьям и семье.       Рид, единственный в семье, кошек не любил. И собак не любил, и вообще всех домашних животных, кроме попугаев: попугаи в детстве были его тайной страстью, потому что Рид хотел стать пиратом и даже учил пиратские знаки и готовился сразу после школы рвануть в моря. А потом приехать через много-много лет загоревшим до черноты, бородатым и с попугаем на плече и басом отвечать на всё вопросы, смеясь над сухопутными, не видавшими жизни.       Сейчас от детской мечты ничего не осталось, даже радости, и Рид отвернулся от машинки, чтобы наткнуться на Коннора. — Всё в порядке? — Коннор глянул на него сверху вниз, и Рид оттолкнул его, но Коннор не сдвинулся с места. Жестянки действительно были жестянками: тяжёлыми и устойчивыми. Да только Риду было плевать, и он, не соизволив взглянуть на Коннора, выплюнул: — Уйди с дороги.       Коннор покачал головой и улыбнулся. Рида уже начинало подташнивать от его улыбки. — Я приготовил ужин, — доложил Коннор, и Рид дёрнул плечами. Достижения Коннора в готовке его ничуть не интересовали. — Охуительно. Теперь кыш.       Коннор взглянул на него ещё раз, снова чему-то улыбнулся и пропустил, и Рид старательно положил на этот момент хуй. Проснулся он перед самым рассветом, и Коннор наверняка был ещё в квартире, но Рида это никогда не волновало, поэтому он свалил и где-то даже раздобыл кофе — прямо как в старые-добрые.       В парке было ожидаемо пусто и ожидаемо холодно. Рид поморщился, отхлебнул кофе. За столько месяцев от его вкуса он даже отвык, не хватало только очередного висяка и парочки трупов неподалёку для полной атмосферы. Тогда-то это и случилось второй раз. К Риду снова подсели, и он, не отрываясь от гипнотизирования посветлевшего неба, буркнул: — Привет, Тина. — Привет, — отозвалась абсолютно мёртвая Тина Чень, кладя руки на лавочку. — Я сегодня ещё не пил, — просветил её Рид, поболтав остатки кофе по стаканчику. — В книжке духи Рождества приходили ночью, ты проебала каноничность. — Пускай, — согласилась Тина, а потом наклонилась и заглянула с волнением в глаза Рида. Рид кивнул ей, поднял стаканчик и допил залпом. Тину он в любом случае был рад видеть, пусть и такой прозрачной. — Тоже пришла говорить, что Коннор меня придушит в глухом переулке? — Рид прицельно бросил стаканчик в урну и даже попал. Или нет, Рид не видел: уже отвернулся. — Или что мне нужно взять себя в руки и перестать проёбывать свою жизнь? — Тебе действительно нужно уезжать, Гэвин, — сказала Тина. — Ты ведь не знаешь, на что он способен. Сейчас он ничего не делает, а потом? — Я знаю, что если он хотел бы меня убить, то убил бы, — абсолютно логично — и снова — попытался донести Рид. Тина фыркнула и крепче сцепила руки на деревянном сидении. Рид особо не увлекался ни призраками, ни приведениями, ни духами Рождества, но не помнил, чтобы просвечивающие люди могли так взаимодействовать с предметами. Может, эти глюки Риду подбрасывала единственная разумная клетка его мозга, а Рид не замечал? — Но он, наверное, не хочет тебя убивать, — легко продолжила Тина после мучительного молчания Рида. — Ему просто интересно, что с тобой будет. Ты как… — она замолчала, подбирая слова, а Рид лениво и нехотя нахмурился, — как зверушка в зоопарке. — Подожди, — Рид махнул рукой. Мысли в голове шевелились неохотно и не поддавались никакому анализу — Рид и отвык думать о чём-то, кроме своей вины, да и вообще отвык думать: просто заливать горе оказалось гораздо эффективнее. — С Андерсоном была такая же хуйня. — Твои раны свежее, — без обиняков заявила Тина, прикрывая глаза. Слишком много было у неё мелочей в поведении, которых Рид раньше не замечал. — И Хэнк тогда ещё не был мёртв. — Он ёбнулся, — дошло до Рида, и Тина кивнула отрывисто. — А хули не начал искать тех, кто… — Рид закрутил рукой и так и не смог продолжить. — Тех, — повторил он. — Посадил бы их за решётку. — Я уверена, что он их давным-давно нашёл, — безмятежно отозвалась Тина. — Функционал андроидов выше, чем у нас, а скольких откапывают уже после того, как сгнило тело?       Риду страстно захотелось напиться. Он всё равно собирался похерить свою жизнь, с Коннором, без Коннора — неважно, но чёртовы призраки втягивали его в размышления о собственной жизни и поехавших андроидах. И хотели, чтобы Рид не отъехал раньше времени, в общем, желания не совпадали. Но что-то у Рида зашевелилось, как шевелилось всегда, когда Тина старалась дать ему хорошего ускорения для решения тупиковых дел. — Окей, — согласился Рид неизвестно с чем, — а хули вы доёбываете меня только сейчас?       Ему никто не ответил. Рид огляделся — утро, по парку цивилизованно ходили и бегали люди, и никакого намёка на то, что у Рида окончательно и бесповоротно съехала крыша, не было. Листья на деревьях, правда, пожелтели — или Риду просто так казалось. Он в принципе впервые за несколько месяцев внимательно рассмотрел парк, в котором постоянно сидел.       Энтузиазм, похороненный за злостью и болью, на мгновение поднял голову, и Рид, повинуясь ему, отправился в ту квартиру, куда его притащил Коннор: рассмотреть обстановку. Над словами Тины он не думал, но из головы не выбросил, и они маячили где-то на краю сознания. Энтузиазм не гас до самого подъезда, и Рид уж было испытал забытое чувство, подстёгивающее его на работе, заставляющее гнать вперёд и закрывать ублюдков, но на лестничной площадке Рид остановился.       А смысл, спросил он себя, какой в этом смысл. Рид не стремился покидать вещи в сумку и вернуться в Детройт. Рид не стремился копаться в сломанных микросхемах Коннора. Тина подтолкнула Рида к действию, но не рассчитала, насколько Рид приблизился к состоянию амёбы. Рид и сам не рассчитал. Он сжал ключи — откуда у него ключи? — в кармане и развернулся.       Желание напиться, в отличие от энтузиазма, никуда не делось.       По логике вещей третьим и последним духом Рождества должен был оказаться Элайджа — дух будущего, вот бы у Элайджи подлетело и без того непомерное самомнение, — но Элайджа запаздывал. Рид и не ждал, но как-то привык раз в… в какое-то время видеть мёртвых и даже разговаривать с ними. С такими способностями находить странности на пятую точку Рид бы мог стать неплохим экстрасенсом, но не стал — да и не собирался, другие приоритеты в жизни были.       В юности Рид — после увлечения пиратами его захватил космос — вообще планировал улететь за пределы Земли и присылать весточки из космической пыли, но для научной работы Рид не подходил, а для существования в ограниченном пространстве кучу времени — тем более, поэтому его мотнуло сначала в сторону насилия, а потом в сторону вылавливания насилия. Разносторонним человеком был Гэвин Рид. Особенно молодой Гэвин Рид.       Рид всегда вспоминал об этом времени с кривой усмешкой и сигаретой в зубах — для ещё большего лихого вида. Как бы то ни было, молодой Рид давным-давно бы заметил снег и наступившую зиму, а нынешний Рид всё проебал. Как всегда. Рид даже невесело себя с этим поздравил и пнул сугроб. Снега здесь было намного больше, нежели в Детройте.       По этому снегу и пришёл Элайджа. Может, и впрямь в каноничное Рождество, Рид числа не отслеживал и в последнее время вообще падал в чёрную яму: очень много спал, очень мало разговаривал и мог просидеть, ни о чём не думая, огромнейшее количество времени. Даже если Коннор отпилил бы ему руку, Рид не почувствовал или отнёсся исключительно философски. Подумаешь, рука, какая разница, одной рукой меньше, одной рукой больше.       Даже на улицу Рид выходил редко: не хотелось вставать и одеваться. Боль, кусавшая Рида со времени смертей, забилась в угол, разумность и вовсе не появлялась с тех же времён, а чувство вины притупилось и оставило Рида наедине с пустотой и полнейшим ничем внутри. Рид перестал обращать внимание на Коннора или пытаться ответить на его реплики или вопросы. И даже не злился, что для Рида, у которого, по мнению очевидцев, злость текла вместо крови по венам, было чем-то запредельным. — Кошмар, — поделился своим несомненно ценным мнением Элайджа, шагая рядом с Ридом в пижонской модной куртке. Рид, уткнувшись носом в шарф, не отреагировал. Элайджа обогнал его, встал на пути, и Рид, не задумываясь, прошёл сквозь него. Проморозило до самых внутренностей, и Рид вздрогнул и остановился, отряхиваясь от этого холода, как собака, и Элайджа перед его носом щёлкнул пальцами. — Прекрати делать вид, что меня нет, — приказал он, не особо, видимо, ожидая, что Рид послушается и прямо сейчас начнёт здороваться и спрашивать, как дела в котле. — Ты знаешь, зачем я здесь?       Элайджа обожал вопросы. Когда он был меньше, намного меньше, то доставал вопросами всех, до кого мог дотянуться и кому не посчастливилось оказаться в зоне поражения. Элайджа спрашивал обо всём, что видит, и хлопал ресницами, когда кто-то не знал ответа. В голове у него не укладывалось, что человек не способен ответить. Мать всегда над этим смеялась, а Рид смеялся над взрослыми с растерянными лицами. Элайджа смешил их обоих, но и Рид тогда был мельче.       А потом вопросы Элайджи с двойным и тройным подвохом просто стали раздражать, потому что Элайджа, кто бы там что ни говорил, приятным человеком не был и шанс показать своё превосходство не упускал. И шанс поиздеваться — тоже. И поиграться в умудренного жизнью человека. И много чего ещё не упускал, чтобы люди вокруг не расслаблялись. В любом случае, Рид на его вопрос отвечать не стал, даже голову не повернул. Если Элайджа от большой братской любви хочет выебать ему мозг, то пусть делает это побыстрее. — Кошмар, — ещё раз повторил Элайджа с долей ехидства. Определённо, в котле он устроился лучше всех, этого у Элайджи было не отнять. — Хочу тебе рассказать о Конноре.       Если бы Элайджа пришёл раньше, Рид бы по старой памяти закатил глаза, потому что кто о чём, а Элайджа об андроидах. Даже если андроиды по какому-то чудесному стечению обстоятельств вдруг исчезнут, Элайджа всё равно будет о них говорить — исключительно ради того, чтобы никто не забыл. Но Элайджа пришёл позже, и поэтому Рид просто пошёл дальше, воспринимая информацию пассивно и безразлично. — Я всегда думал, как поведут себя девиантные андроиды, потеряв своего человека или другого андроида, — Элайджа спрятал полупрозрачные руки в карманы. — После девиации их тип мышления не меняется: пусть они и начинают испытывать чувства, но сохраняются базовые реакции. От обиды или горя многие люди начинают плакать, и у андроидов заложена та же реакция, только обида из-за девиации будет настоящей, а не смоделированной. Для Коннора Хэнк был близким человеком, и, хоть о характере их отношений я никогда не думал, смерть Хэнка должны была вызвать у Коннора боль и сильнейшее чувство скорби. Человек бы на его месте расплакался и носил цветы на могилу, а то и попытался отомстить, но с Коннором получилось иначе, — Элайджа поправил воротник куртки, и Рид мазнул по воротнику взглядом. Воротник расплывался перед глазами, информации было слишком много и вся — какая-то совершенно ненужная и незначительная. — Он, конечно, отомстил, но вместо того, чтобы переживать боль, просто нашёл себе страдающего человека. — Старик говорил, что ему нравится наблюдать за моими страданиями, — возразил Рид. — Нравится, — согласился Элайджа. — Тебе больно. Коннору нравится, что кому-то больнее, чем ему. Некое… удовлетворение. К тому же, Коннор не может отключить функцию самообучения: на основе твоих страданий он может смоделировать множество разных реакций на одну и ту же ситуацию. Для него ты этим очень интересен. Да и человек ты крайне неприятный, Гэвин, и Коннор не может не испытывать к тебе хотя бы раздражение. Поэтому… — Он может меня убить? — поинтересовался Рид, и Элайджа заткнулся. — Гэвин, — начал он, но Рид повернулся к нему. — На основании всей той хуйни, что ты нёс, — голос у Рида хрипел: он и отвык говорить так много, — какая вероятность? — Шестьдесят пять процентов, — ответил Элайджа. — Или… — Сойдёт, — Рид встряхнулся ещё раз. Мысли о смерти приходили ему в голову не в первый раз, но мысль о смерти от рук Коннора вдруг показалась ему привлекательнее некуда. — Передавай привет Тине и Андерсону.       Элайджа дёрнул его за руку, и Рид чуть не упал. — Я всегда знал, что братец у меня не обладает способностью к мышлению, — зашипел Элайджа, — но сейчас ты вообще стал похож на оболочку человека. Хочешь самоубиться чужими руками? Прошло полгода, может, пора начать соображать и уезжать от Коннора? Он тебя разрушает, — шипение Элайджи стало громче, — потому что тебе ничего не надо делать. В иных условиях ты бы зашевелился, но не здесь. Здесь не надо думать. Здесь не надо жить так, как ты привык. Коннору плевать на тебя в целом, ему просто нравятся твои страдания. Он записывает твои действия, чтобы потом рассортировать всё по папкам. — А как же речи о том, что все жестянки дохуя живые, тонко чувствующие и добрые? — Рид хмыкнул в лицо Элайджи. — Среди машин не бывает мудаков? — зло поинтересовался Элайджа. Смерть его не украсила, сделала слишком человечным — или Рид просто хотел его таким видеть — в противовес его созданиям, в человечность которых Рид никогда не верил. И им не верил тоже. — Свидимся, — коротко бросил Рид и вырвал руку. — Подготовь мне местечко в котле.       Элайджа не стал его догонять — наверное, исчез, как исчезали Тина с Хэнком, — а Рид не стал оборачиваться. Коннор сидел на кухне с планшетом, когда Рид впервые за полгода нормально разделся и встал перед ним, скрестив руки. — Гэвин, — улыбнулся ему Коннор, оторвавшись от экрана, и Рид очень чётко и очень серьёзно сказал: — Убей меня.       Коннор не удивился. Рид ждал, действительно ждал его распахнутых глаз и тупого выражения лица, но Коннор отложил планшет и поднялся, встав вплотную к Риду. Рид не отшатнулся и не отодвинулся, и Коннор наклонил голову. — Я могу убить вас голыми руками десятью разными способами… — Уж будь добр, — прервал его пафос Рид. — Ты же собирался. Не сейчас, но потом, когда я стану тупо тебе неинтересен. Я, может, нихрена не соображаю, но складывать факты умею, учили, знаешь, дохрена лет назад. — Факты? — поинтересовался Коннор. — Вы про разговоры с вашими галлюцинациями? — Забываю, что ты за мной следишь, — Рид уставился прямо в глаза Коннора. Коннор не отвёл взгляд и не стал изображать виноватого, хотя виноват был. Но не потупился. — Ты — мудак от мира андроидов, — продолжил Рид. — Но хуй с тобой. Жить я всё равно не собираюсь.       Голос от длинных и экспрессивных речей у Рида стал садиться. Эмоций от факта предстоящей смерти Рид не ощущал, лишь облегчение от того, что скоро всё закончится. И досаду на то, что можно было сказать Коннору про своё желание сдохнуть давным-давно. Сам на себя Рид руки бы не наложил: не давал внутренний тумблер и чёртовы устои, затащившие его в глубокую яму, но Коннор — другое дело. Коннор, который мудак, садист и любитель возиться со всякими алкашами, играя в их няньку, совершенно другое дело. — Подождите здесь, — попросил Коннор и вышел. Через минуту вернулся с пистолетом. Рид наметанным глазом углядел глушитель и усмехнулся. Усмешка отозвалась внутри ещё одной волной облегчения. Когда виска коснулся металл, Коннор спросил: — Вам страшно?       Рид невесело растянул губы в подобии улыбки и сказал чистую правду: — Нет.       Боли от выстрела он уже не почувствовал.