Шаг. Еще один.
Сердце замерло. Дрожь пробила насквозь, а кровавая роза, уколов меня шипами, рухнула на желто-багровый осенний ковер. Взгляд словно бы остекленел, я просто не хотел верить в увиденное. Ее золотистые кудри рассыпались по полуобнаженной спине, которой касались теперь уже чужие руки. На идеальных, таких нежных ее губах застыл страстный поцелуй, не принадлежащий мне. Руки опустились на ее талию, чужие губы шептали что-то ей на ухо. Чуть приподнял прядь великолепных кудрей… Она усмехнулась, обернувшись назад. Черт, насколько же медленно взгляд ее небесных глаз растворялся в моей душе… Как же невыносимо ее усмешка стекала ядом по остекленевшим стенкам моего сердца… На губах моих, коснувшихся легкого, но пробивающего насквозь ветра, застыло ее имя, так безмолвно, безнадежно… В последний раз. Крылья за спиной пропитались тяжестью и болью. Они не нужны мне больше. Тишина повисла еще на несколько невыносимо долгих секунд, сердце пыталось вновь возобновить ритм лишь для того, чтобы я хотя бы смог сдвинуться с места. Обернувшись, Катерина попыталась коснуться меня, но рука сама вырвалась из ее прикосновения, такого странного, словно бы снова родного, но теперь настолько же чужого, как и моя убитая любовь к ней. Она осталась там, под начавшимся листопадом, он что-то спросил у нее, удержав за талию. Еще один взгляд мне вслед, короткий вдох, ни на секунду не долетевший до прогнившей души, тихая усмешка, что пробила меня насквозь, как тот самый последний выстрел, сделанный в спину…Шаг. Еще один.
Но больше даже в шагах не было смысла. Я верил ей так, как никогда не мог довериться никому, я просто верил потому, что любил ее больше, чем собственную жизнь. Крылья - невыносимая тяжесть! Проще было просто вырвать их с корнем, вышвырнуть так же, как она вышвырнула меня из своего сердца. Боль. Нестерпимая, прожигающая насквозь. Меня погубила не Катерина, а собственное доверие своего сердца в руки прекрасной, неимоверно красивой, но смертоносной девушке. Даже смерть не смогла бы сравниться с той болью, что сейчас разрывала меня. Листья хотели накрыть, обгоняя каждую горящую мысль, последние лучи солнца обжигали белоснежные крылья, заставляя меня идти еще быстрее, бежать от своей боли. Но как бы быстро мы не мчались туда, куда глядят глаза, мы никогда-никогда не сможем убежать от самих себя. Никогда не сможем скрыться от собственной боли внутри, не сможем ускользнуть от своих страхов. Сколько бы мы не пытались… Зачем? Зачем я только верил ей?! Почему я был так слеп и не замечал того, что она с каждым днем сжигает мое сердце так же нещадно, как солнце опаливает белые крылья?! Как же все-таки невыносимо чувствовать... Любовь действительно не имеет смысла и ни одно нежное прикосновение, никакой страстный секс, никакие гребаные обещания не стоят всей той боли, что бывает тогда, когда ты умираешь изнутри. «Он умер от жизни…» - может быть, эта фраза помогла бы идеально описать мои мучения. Впервые в жизни милая улыбка любящего ангела сменилась на нервно дрожащие губы, в первый раз в своей жизни я чувствовал совершенное бессилие, словно зверь, загнанный в клетку самим собой. Что может быть хуже, чем гнить заживо? Что может быть ужаснее, чем чувствовать в себе огромную силу, но совсем бессмысленную в такой ситуации?... Все понятия о вечной, большой и чистой любви раздирала смертоносная боль. Шаги ускорялись, я не видел ничего перед собой, в упор глядя в собственную душу. Он… Такой жалкий, использованный для нескольких лет любви, так свято верующий в ее столь же искренние чувства… А позже выброшенный, как никчемный, жалеющий сам себя котенок… Никто больше не пожалеет, кроме самого себя. Но нужна ли тогда вообще эта гребаная жалость? Хоть кому-нибудь в этом мире вообще нужно такое искреннее и безвозмездное добро? Тот самый ангел, что спас тысячи жизней, но никак не уберегший свою собственную.Сил больше не осталось. Резко остановившись, я рухнул на скамейку в старом парке.
Солнце прожгло небо, догорело, как никому не нужная больше свеча, и ушло туда, где в нем нуждались такие же влюбленные в жизнь слепцы, как тот, что задыхался внутри меня. Только на обрыве моего сознания, на издыхании каждого чувства, меня мучил единственный вопрос – почему я так и не смог убежать от самого себя?... Холодная луна медленно сливала желто-белоснежный свет на омертвевшие, рухнувшие лишь для того, чтобы сгнить, листья, но даже этот спокойный и ледяной свет не смог успокоить меня. Так бывает, когда раскаленную до невозможности лаву резко заливают льдом. Все просто рушится изнутри, невозвратимо и безнадежно. Мысли стали тише, даже чем давящее на слух молчание убитого сердца. Я ангел. Но что мне это дает?... Тонну боли, что я получаю каждый раз, огромные шрамы на сердце и безответность по всем фронтам?... Многие годы я помогал Небу, спасал жизни, жертвуя всем, а теперь я сам умираю, но, черт подери, где же это Небо? В доброте нет ни капли смысла, жалость – бред, любовь – смерть. Взгляд мой на секунду застыл вместе с лунным лучом, что упал на хрупкий черный силуэт у воды. Чернейшие длинные волосы струились ниже лопаток, темное, пышное платье опускалось до мертвых листьев, касаясь их сетчатым подолом. Маленькая девочка стояла ко мне спиной, сложив бледные, тоненькие пальчики, наполовину прикрытые длинным рукавами. Такая безмолвная, странная, она словно бы казалась мне сейчас, будто бы я настолько двинулся рассудком от невыносимой боли, что теперь начались галлюцинации. По спине пробежались искорки боли, идущие сквозь незримые крылья, а взгляд моих остекленевших зеленых глаз застыл на девочке. С губ сорвался чуть хрипловатый звук, он хоть и был тихим, но среди мертвенной тишины казался слишком громким. - Кто ты? ... – На самом деле мне не было это столь интересно. Я и вовсе потерял интерес ко всему в этой жизни, будь эта девочка даже моей собственной смертью – сердце не стало бы биться сильнее, я не просил бы оставить мне жизнь. Слишком пусто внутри. - Ты просил помощи, и я пришла. – Ее голос, сравнимый с шелестом безмолвной листвы, такой холодный, тот, что никогда не сможет сказать ни единого слова о любви. Такой же голос, соответствующий моему состоянию. – Феликс. От услышанного собственного имени меня чуть пробила дрожь, а может, просто ветер стал немного сильнее? Не важно. Я встал с лавки, сделав несколько шагов ближе к серебрящейся воде. Девочка так и не обернулась. Тогда я медленно подошел к ней и просто встал за ее спиной. - Откуда ты знаешь мое имя? – Так же тихо. Сил совсем не было, как и желания что-либо выяснять. - Разве это важно? – Девочка обернулась, подняв на меня взгляд чернейших глаз. Настолько черные, пропитанные тьмой насквозь, неимоверно пустые, но впитывающие в себя смысл всего бытия. Демон. Машинально и по привычке я сделал неуверенный шаг назад, чувствуя тяжесть за спиной и прикованный к себе взгляд девочки с совершенной внешностью самого прекрасного в мире ребенка, словно фарфоровая кукла, такая же бледная и идеальная. Странно, но даже сейчас мое сердце не стало биться быстрее. Не было даже нервов. Слова, как будто во сне, коснулись пустоты ее глаз. - Ты пришла убить меня? Наверное, только это и будет лучшей помощью мне. - Ты не должен умирать. – Девочка сказала с такой уверенностью, что я почувствовал ее слова собственной кожей. – Я могу сделать так, чтобы ты никогда не чувствовал больше ни боли, ни мучительных страданий, ни убивающей любви. Я могу сделать так, чтобы ты стал сильнее, больше никогда не сталкиваясь с жалостью. Я могу дать тебе все, что ты пожелаешь. - Всегда должно быть «НО». – Ответил так же спокойно, чувствуя, как тьма обволакивает меня, но я не чувствую от нее боли. Только тяжесть за спиной, эти чертовы белые крылья… - … Но ты должен отомстить. Причини ей боль. Уничтожь ее с той же безжалостностью, с которой она уничтожила тебя. Заставь ее страдать. Это же… Так просто. Убей Катерину, Феликс. Убей ее так же, как она убила тебя. Голос девочки, такой вкрадчивый, пропитанный силой и убеждением, пробивался внутрь моего опустевшего сердца, заполняя его тьмой. Я больше не должен чувствовать жалость. Я не намерен чувствовать боль. Белокрылый, слепой ангел Феликс умер, как упавший на землю лист. Глядя в бесконечные глаза Агнессы, я похоронил все самое доброе и искреннее в собственном сердце. Я не сдался, перейдя на Темную сторону. Я просто стал тем, кем я всегда должен был бы быть. Остается только… Скрепить сделку. Ледяные губы идеальной девушки коснулись моих губ, пропитывая каждый миллиметр моего тела невыносимой болью и окутывая темнотой. Она коснулась моей щеки холодной фарфоровой рукой, я рухнул на колени. Огромнейшие белоснежные крылья выломали ребра и повредили позвоночник, переломав ветви мрачных парковых деревьев, лунный свет блеснул на их белизне в последний раз. Мрак стал распространяться изнутри, расходиться по каждому белому перу, окрашивая их в цвет ночи. Нестерпимый рык вырвался сквозь стиснутые зубы, тело пробила дрожь. Но и сейчас, превозмогая адскую боль, я смог увидеть очередное «НО». Все это казалось приемлемым, по сравнению с пустотой. Лучше жить во тьме и творить зло, чем существовать с пустотой внутри. Жить или существовать? ... Я выбрал жизнь. Крылья почернели, покорно опустившись за моей спиной. Я встал на ноги. На губах блеснула ухмылка, которая со временем просто станет частью меня, но никто из них не догадается, какой цены стоила мне эта легкая, ехидная усмешка. Никто не догадается, сколько я отдал за эти черные крылья. Никто не будет знать, что все черное когда-то было белоснежным. Никто, кроме того, скованного цепями ангела в самом дальнем и темном углу моей души.Шаг. Еще один.
Шагов все меньше, по дороге, усыпанной золотыми листьями, я иду к огромному особняку, чтобы увидеть ее. Сердце стучит совершенно спокойно, небо, теперь уже отвергнувшее меня, линует темноту белесыми полосками рассвета. Солнце сегодня встанет. Внутри меня темнота, на губах – ироничная ухмылка. В зеленых глазах навечно поселилась Тьма.Не важно, закат или рассвет – Я снова встречусь с ней. Буду рядом и обещаю уничтожить ее без капли жалости, За собственную смерть, за растоптанные чувства, За ту ее усмешку в последний раз. За мои новые черные крылья.