Реквием

— Привет. Джорно опустился рядом с могильной плитой, слегка опираясь на нее ладонью. Заледенелый гранит с непривычки обжег кончики пальцев, заставляя невольно вздрогнуть. Его сознание, прежде дорисовывавшее на месте камня силуэт Бруно, отрезвилось лишь на мгновение. И, прикрыв глаза, Джорно вновь сфокусировался на воспоминаниях, воспроизводя в мыслях ускользающий образ. Мельчайшие детали все чаще вылетали из памяти, напоминая о мучительных годах, прошедших с того дня. — Прости, что не приходил, столько всего навалилось. Джорно, как и раньше, все так же отчетливо помнил голос Бруно; его тембр, глубину, мельчайшие изменения в тоне, изобличавшие смену эмоций, но теперь, по прошествии лет, у него уже не получалось дорисовать слова, ставшие бы ответом на его фразу. Теперь он мог лишь вести монолог, не надеясь услышать даже сло́ва, обращенного к нему. Но пока память еще хранила каждую фразу Бруно, сказанную им при жизни, этого было достаточно. — Ты не поверишь, Миста снова попытался приготовить клубничный торт. Не знаю даже, что на него нашло. Но теперь у него не вышло не так паршиво, как на день рождения Леона. — Джорно попытался улыбнуться, но вышло слишком неестественно. «Хотя какая к чертям разница, — твердило его сознание. — Покойникам все равно на вкус. Ужасным был этот торт или нет, Аббаккио слишком мертв, чтоб попробовать его». — Триш хотела помочь с готовкой, но, как оказалось, она разбирается в этом даже хуже, чем Миста. На самом деле единственное, что хоть немного спасло этот торт — ужасное количество взбитых сливок. Джорно наклонился к могильной плите, укладываясь головой на холодный гранит. Легкое дуновение ветра, скользнувшего меж прядей его распущенных волос, на долю секунды напомнило холод прикосновения чужих пальцев. И Джорно неосознанно потянулся, надеясь перехватить призрачную ладонь и притянуть к себе. Он почти почувствовал утерянное тепло рук, но наваждение растаяло с новым более сильным порывом. — Надеюсь, Миста не решит приготовить этот проклятый торт и на мой день рождения. Но, знаешь, я уже успел перестраховаться и предупредить его, что мне нельзя сладкое в ближайшие месяцы. Хотя, боюсь, он попробует себя в других блюдах. Джорно снова улыбнулся, но на этот раз неосознанно; уголки губ дрогнули сами, стоило сознанию дорисовать образу Бруно улыбку. — Как думаешь, что мне принести в тот день? Он никогда не называл эту дату «день твоей смерти», даже осознавая, что разговаривает сам с собой на могиле давно ушедшего друга. «Тот день» звучало намного правильнее. Словно жизнь разделилась на два периода: то, что было до «того дня», и то, что происходило позже. И в этом личном для Джорно миропонимании, Бруно не полностью умер, а находился в какой-то вечной коме, из которой когда-то должен был выйти. — Тогда пусть это будет пицца. Мир не придумал еще ничего лучше, чем пицца. Джорно ненадолго отвлекся, вынимая из кармана несколько прямоугольных клочков потертой белой бумаги, перевязанных посередине обрывком шнурка. — Нам не хватает тебя, — зажимая листы в ладони, прошептал он. Едва уловимое очертание силуэта кисти「GOLD EXPERIENCE」легло поверх его ладони, и от могилы к небу устремились несколько разноцветных бабочек. — Очень не хватает, — проводив их взглядом, повторил Джорно.