Дальнее плавание капитана Норрингтона

Первая часть Всё случилось в полдень, когда птицы купались в лужах, поднимая тучи брызг, а ученики разъезжались по домам. Начинались каникулы, и Джеймс с негодованием следил за кэбами, мелькавшими во дворе училища. Очевидно, отец забыл о существовании сына, и Джеймс был вынужден торчать в душной аудитории, глядя в окно. Вчерашний дождь прибил грязь, тем не менее, легко было представить, словно кэбы и не кэбы вовсе, а корабли, плывущие по морю из пыли. Он фыркнул и обернулся. В классной комнате было ещё несколько учеников из числа наиболее ленивых, не спешивших сдать экзамены в срок. Они "заболевали", сбегали с урока или вдруг падали в обморок, лишь бы избежать плохой оценки. Миссис Гейель с уставшим лицом выслушивала их одного за другим. Джеймс усмехнулся и вернулся к созерцанию пейзажа за окном. Там ветер играл с листьями, шёпот которых сливался в монотонную песнь, в кустах ежевики щебетали растрёпанные воробьи, а в зелени деревьев стучал дятел, и его стук то замолкал, то раздавался снова. Джеймс прилип носом к стеклу, чтобы увидеть как можно больше. Родитель не показывался, и Джеймс с кислой миной отошёл от окна и сел на свое место. У доски распинался какой-то загорелый паренёк, которого в классе считали "недостойным внимания титулованных джентльменов". Честно говоря, Джеймс не смог бы вспомнить и фамилии мальчугана, что уж говорить об имени. А тот ковырял острым носком ботинка пол и закатывал глаза к потолку, словно ожидал увидеть там подсказку. Он то тараторил без умолку, то сбивался, смолкал, но потом подхватывал потерянную мысль и горячо продолжал дальше. Преподавательница одобрительно кивала. – Как нам известно, этот век славился... Очевидно, мальчишка нашёл ключ к сердцу пожилой дамы, потому что подобного благоволения на лице миссис Гейель Джеймс не видел уже давно. – Тогда король решил, что хватит разграблять казну, и нанял новых министров. Они продолжали нещадно обкрадывать государство, но короля больше интересовала собственная дочь, что однажды уплыла с пиратами и вернулась с брюхом... Говоривший отличался от прочих болванов-учеников не только необычной внешностью, но и занятными интонациями. В его голосе звучала такая ирония, что Джеймсу захотелось улыбнуться, но он вовремя одёрнул себя. Джеймс сразу и не заметил, какую откровенную чушь нёс парнишка, умудряясь сохранять такой невинный вид, что миссис Гейель продолжала внимать каждому его слову. – Я горжусь вами, мистер... – начала она. – Смит, – мальчишка разулыбался и одарил Джеймса таким проницательным взглядом, будто знал все его секреты до единого. У Джеймса подогнулись ноги: такой дьявольской улыбки ему видеть ещё не доводилось. В этот момент в аудиторию зашёл немолодой человек в потрёпанном жилете, в котором Джеймс признал извозчика отца. Фыркнув, Норрингтон поднялся со своего места и вышел, провожаемый пристальным взглядом чёрных глаз. Уже у дверей Джеймс обернулся. Мальчишка нагло рассматривал его, словно в этом не было ничего зазорного – вот так пялиться на незнакомых людей. – Мистер Норрингтон, ваш отец просил отправить за вами кэб, – сиплым шепотом сообщил извозчик, втянув голову в плечи. Джеймс не сразу смог оторвать взгляд от все еще стоявшего возле учительского стола Смита. – Заберите мои вещи из комнаты, я буду позже, - наконец отозвался он. Слуга поклонился и вышел. – Эй! – услышал Джеймс. Парнишка, который так ловко провёл миссис Гейель, уже стоял рядом с ним. Норрингтон предпочёл сделать вид, что не замечает его. Но не тут-то было. – Ты! Ну, ты! Как тебя зовут? – Не твоё дело, – огрызнулся Джеймс, хотя его так и подмывало познакомиться. – Ого! А я Джек, просто Джек. "Не твоё дело" – какое интересное имя! Наверное, под стать джентльмену, который его носит? Джеймс приоткрыл рот от удивления. Джек трещал без удержу и так быстро, что одна интонация накладывалась на другую, сверху ложилась третья, и весь этот бутерброд подавался несчастному собеседнику. Джеймс встряхнул головой, избавляясь от наваждения. – И что мы неразговорчивые такие, а? – Джек наконец сделал паузу и надул щёки, задумчиво глянув на него. – Джеймс. Норрингтон. "В конце концов, - решил Джеймс, - нет ничего плохого в том, чтобы представиться". – Шикарно, командор! Джеймса передёрнуло. Казалось бы, невинная шутка, но от отцовских разговоров о "будущем единственного сына" его уже трясло. Началось это когда Джеймсу было пять, с заявления: "Сынок, я знаю, из тебя выйдет отличный моряк!" Отец даже не сомневался в своей правоте. – Ох, дорогуша, прости. Думал, ты любишь море... – Всего хорошего, – вежливо бросил Джеймс и, отвернувшись, зашагал прочь. Ему хотелось верить, что в следующий раз Джек будет меньше болтать. Если этот следующий раз вообще наступит. Джеймс не был уверен, что осенью вернётся в училище. Как и любому мальчишке, ему хотелось уплыть в далёкие страны или оказаться на необитаемом острове, где рядом с ним не было бы учителей, отца и миссис Гейель. Но лето обмануло его ожидания, и в первых числах сентября Джеймс сидел за партой , уставившись в тетрадь, и рассуждал о том, что, наверное, всё делается к лучшему. Его несколько пугал предстоящий учебный год, он и даже не заметил, как за его партой оказался Джек. Джеймсу оставалось надеяться, что лето "исправило юному мистеру Смиту совесть и манеры", как говорила миссис Гейель. Но ничего подобного не случилось, и Джек по-прежнему болтал за обоих: спрашивал, как прошло лето, и тут же начинал рассказывать о собственных приключениях, собственных успехах и о его новой шляпе. Сам Норрингтон обычно упирал взгляд в одну точку и лишь изредка улыбался речам Джека: просто так, от души, или чтобы позлить. Джек умел нести чушь таким образом, чтобы произвести должное впечатление на слушателя, сохраняя невиннейшее выражение лица и напуская на себя серьёзный вид. В такие моменты его было легко сбить с толку, чем Джеймс и пользовался. Достаточно было случайного прикосновения или улыбки, чтобы Джек смолк, оставшись сидеть с открытым ртом, пока не спохватывался и не придумывал что-то ещё. Наверное, это была самая настоящая дружба, хоть Джек и называл её игрой. Джеймс не знал, что такое дружба, на чём она строится и что лежит в её основе, но чувствовал, что это именно она. Наверное, дело было в том, что Джек защищал его; а может быть, они были схожи характерами… Только их всё чаще видели вместе: гуляющими, посещающими уроки. Их даже наказывали вместе, вместе лишали завтраков, ужинов. Благо, в столь престижном училище было запрещено рукоприкладство. Иначе, Джеймс был в этом уверен, не обошлось бы без порок для обоих. Семь казавшихся бесконечными лет пролетели незаметно. Окончив училище, Джеймс поступил на морскую службу. Ему казалось, что подобного отвращения он не испытывал ни к чему, кроме математики. Путь от матроса до лейтенанта был тернист и труден, но Джеймс хотел пройти его: хотя бы ради того, чтобы однажды сказать отцу - я смог стать кем-то и без твоей помощи. Для Джеймса это было, пожалуй, даже важнее выбора путей, которыми он добивался поставленной цели. Вечерами он мечтал, как вернётся в родной город, поцелует плачущую мать и надменно окинет взглядом отца. Отдохнув, он уедет, не желая "сидеть на шее у родителей". И тогда – о, да! – он почувствует себя выше всех этих уродов, которым сегодня должен кланяться. И уже никто не будет предлагать ему "повеселиться", ему не придётся краснеть и мямлить, отказываясь вновь и вновь от непристойных предложений. Не потому, что он так обременен моралью, а оттого, насколько унизительным казалось для него исполнять чьи-то прихоти. Его жизнь станет такой, как он того хотел. Никаких обязанностей, никаких обязательств. Власть, деньги и свобода. В соседнем гамаке захрапели, и Джеймсу стало дурно. В каюте было так душно, что воздух казался густым месивом, которым было просто невозможно дышать. Такими вечерами он спасался, сбегая на палубу, смотрел на заходящее солнце, вдыхал прохладный воздух и вновь ощущал, что живёт. Когда же становилось темно, а отражения фонарей светились жёлтыми огнями, Джеймс испытывал ни с чем не сравнимое блаженство. Пожалуй, одиночество стало лучшим выходом из его ситуации. На этом корабле просто не с кем было разговаривать! Матросы, старые служаки, заросли тиной и водорослями, а их язык был настолько грязным, что некоторые выражения повергали Джеймса в шок. Хотя, наверное, дело было не в самих ругательствах, а в чём-то другом. Ведь Джек тоже ругался, да похлеще любого сапожника, но Джеймса это не особо расстраивало. Джек… Джеймс даже скучал по нему. Казалось бы, смешно, но Джеймсу было не до смеха. Он скучал. А воспоминания делали его сильнее, придавали сил, чтобы продержаться еще один день. Очень часто, возвращаясь в каюту, Джеймс сожалел, что рядом нет весёлого, никогда не унывающего Смита. Что бы ни случилось, Джек всегда поддержал и защитил бы его. А на этом чёртовом корабле Джеймс был один, совершенно один! И родительские связи были не в счёт, потому что… они не грели душу, а лишь угнетали. Пожалуй, будь Норрингтон сильнее, он бы противостоял смуте, творившейся на корабле, может быть, даже смог её обуздать. Но он не стал бороться - он поддался. Уступив низменным желаниям, Джеймс переспал с дочерью капитана... ему и в голову не пришло, что та может забеременеть! В двадцать лет он вообще не думал о подобном. У него… было плохо с этим делом. А Мери была милой, очень милой. У неё была пышная грудь, стройные ноги… Джеймс просто не удержался. И теперь краснел, вспоминая ту ночь. Конечно, капитан не захотел видеть больше его на службе, и Джеймсу пришлось вернуться домой. Там он поплакался маменьке, поклонился папеньке – и сбежал в Порт-Роял, где у отца не было никаких связей. И там впервые понял, насколько прекрасно писать историю единолично. А родители пусть присылают презенты – Джеймс, в принципе, был не против. …Несмотря на развернувшееся вокруг сражение, Джеймс чувствовал себя просто прекрасно. Он умело атаковал, легко блокировал удары противников. Но пираты тоже неплохо владели шпагами, заставляя Норрингтона отступать. Но вскоре он уперся в трос и понял, что дальше отступать некуда. Схватив верёвку, Джеймс дёрнул за нее изо всех сил, уронив на противников деревянную балку, но и сам оступился и грохнулся на пол, потеряв сознание. – Этих пристрелить, – равнодушно отдавал приказы капитан "Смельчака". – А это ещё кто? Где-то сбоку, совсем близко раздался наигранный вздох, от которого Джеймс окончательно пришёл в себя и открыл глаза. Над ним стоял Джек и задумчиво глядел сквозь Норрингтона. В следующую секунду Смита скрутили. – Увести, – и капитан двинулся дальше, отдавая приказы. Остальные пираты смотрели на Норрингтона с нескрываемой ненавистью и презрением, которые заставили Джеймса поспешно отвести взгляд. – Что с ним не так? – прохрипел Джеймс одному из матросов. – Я про того, что увели. – Он пират, сэр! – тот пожал плечами и отошёл. Джеймс поднялся и отряхнул с камзола пыль. Джек – пират? Этого не могло быть... конечно, тот бросил обучение, но ведь не мог он так низко пасть? Джеймс с негодованием потёр лоб. От Джека можно было ожидать чего угодно. – Минуточку внимания, джентльмены! – раздалось прямо над его ухом. Джеймс попытался обернуться, но, почувствовав остриё шпаги на шее, предпочёл не двигаться. – Нет-нет, не надо окружать! – Джек, придерживая "заложника", усмехнулся. Теперь его дыхание щекотало шею Джеймса, а в голосе слышалось ещё больше безумства. – Вы ведь не хотите потерять своего бравого лейтенанта Норрингтона? Во-о-от, правильно, – Джеймс мог поспорить, что Джек расплылся в улыбке. Всё случилось слишком быстро. Джек, таща за собой Джеймса, приблизился к борту. Правой рукой он прижимал клинок к горлу Норрингтона, а левой обхватил его поперек груди. И вдруг рывком развернул к себе, быстро прижался губами... и оттолкнул к команде. Никто не успел опомниться, как Джек уже стоял у борта. – Вам запомнится этот день, когда вами чуть не был пленён Джек Воробей! – Джек сделал шаг назад, споткнулся и упал за борт. Джеймс ошалело смотрел по сторонам, прижимая ладонь к губам. Сердце билось быстро-быстро. Вся команда уставилась на него. – Человек за бортом! – крикнул Джеймс. Несколько людей бросились в воду, мечтая догнать наглого пирата, но того и след простыл. Джеймс хмурился, выслушивая Джиллета. – Хей! Ребята! – закричал кто-то из команды. – Корабль! И верно, вдалеке показалось судно, к которому явно и направлялся Джек. – Развернуть корабль! Попробуем догнать! – Да это же "Чёрная жемчужина", – фыркнул кто-то. – Пусть плывёт, виселица подождёт. Джеймс кивнул, поправляя шарф на шее. Ветер дул в лицо, команда принялась за работу, только вот на душе лейтенанта было неспокойно. Один из важнейших дней в жизни мужчины, день его славы – день повышения. Когда ещё можно позволить себе роскошь продемонстрировать гордость, ликование, превосходство над окружающими, которые приходится прятать в повседневности? Конечно, это правило подходит не для всех, но Джеймс не знал ни одного командора, который хранил бы пылкость и чуткость сердца. Увы и ах! Нынче это не модно, как например, не модны платья из тонкого сукна. – Не уделите мне минутку? Элизабет мягко улыбнулась, следуя за ним в одну из башен замка и дальше, в открытую галерею. Лёгкий ветерок ласкал юные кудри. Она была смущена и еле дышала. Джеймс несколько растерялся. Что ей сказать? И как сказать это так, чтобы она поверила? Ведь он и сам не верил в то, что любит её и готов на всё ради её руки и сердца. – Вы прекрасны, Элизабет, – сделал комплимент он. Она, кажется, была от него без ума: опёрлась на стену тонкой рукой, сложила веер. "Сложенный веер – хороший знак", – подметил он. Джеймс был не мастак в разгадывании поведения дам, но за годы пребывания на Ямайке научился понимать некоторые намёки. – Да, – шепнула она, задыхаясь. Джеймс был бы польщён, если бы не растерял по пути все заготовленные слова, а вместе с ними – и уверенность. – Полагаю, вы выслушаете меня, – начал он. Элизабет молчала. – Я приступаю. Вдалеке играла скрипка, она пела: "Зачем грустить? Зачем страдать?" И Джеймс сложил руки за спиной, желая почувствовать хоть каплю уверенности, присущей Джеку Воробью. Хотя Джеймс сомневался, что пирату приходилось делать подобные предложения. – Это... – начал он, запинаясь хуже любого мальчишки. "Как я жалок", – скользнуло на горизонте сознания. – Это повышение заставило меня осознать, какая цель ещё стоит передо мной… – отчеканил он. Цель продолжала молча внимать, и Джеймс был уверен, что не жаждет взглянуть на неё. Но он пересилил себя и договорил, глядя в ангельское личико: – …брак с достойной девушкой. Вы достойная девушка, Элизабет, – пожалуй, это была единственная фраза, сказанная от души. Лиззи была глупа – с этим не поспоришь, – но она, а точнее, её папаша-губернатор упрочил бы положение любого. – Нечем дышать, – просипела она. Похоже, бедняжка была взволнована сверх меры. – Я тоже немного волнуюсь, и я... Он не обратил внимания на шорох за спиной. – Элизабет? – Чем занята эта девчонка, пока он тут распинается? Он обернулся слишком поздно - Лиззи уже летела с треклятой башни прямо на острые камни. – Элизабет! – заорал Джеймс, словно крик мог помочь. Он уже готов был прыгнуть следом за ней, но Джиллет схватил его за руку: – Скалы! Она чудом не разбилась! Джеймс рванул через порт. Чертов день! Ещё утром, когда служанка принесла остывший чай, а он сам чуть не поперхнулся пирогом, – уже тогда он заподозрил, что так просто этот день не закончится! Элизабет, безвольно раскинувшись, лежала на досках причала, а над ней нависал… Джек Воробей! Норрингтон выхватил шпагу: – Встать. Живо! – и был вознаграждён потрясённым взглядом чёрных глаз. Некстати вспомнилась поговорка: "Понёс ветер пепел с места брани". Повисла пауза. Джеймс не опускал шпагу, ожидая подчинения со стороны Джека. Со стороны пирата. Чего ждал Воробей, Норрингтон, конечно же, не знал, хотя и жаждал узнать: о чём нужно думать, чтобы так смотреть? – Элизабет! А вот и появился отец кисейной барышни. Глаза навыкате, одышка, морщинки – всё кричало о переживаниях. Боже мой! Джеймс верил в искренность этих чувств, но вот в отцовскую любовь... Губернатор мечтал выбрать дочери достойного мужа и скорее отдать её под венец. Норрингтон, конечно же, был лучшей партией: кто бы ещё был заинтересован терпеть все выходки мисс Суонн? – Казнить пирата! – Отец! Командор! Неужели вы убьёте моего спасителя? "Нет, будем ноги мыть и воду пить", – Джеймс долго разглядывал старого знакомого и, наконец, опустил шпагу. – Вы достойны благодарности, – он протянул пирату руку. А потом дернул кверху то, что у приличных людей зовётся манжетом, и ухмыльнулся. – Метка Ост-Индской торговой компании, верно, пират? В ответ Джек состроил невообразимую мину. Джеймс ответил корявой ухмылкой, сделав вид, что они не были знакомы. В конце концов, с такими людьми, как Джек, так себя и ведут. – Казнить! Ну уж нет! Как же казнить, когда они, два прекрасных актёра, только вжились в роль? Джеймс решил, что заковать и увести пирата – лучшее решение. Он ведь не хотел рисковать. Однако стоило осмотреть вещички Джека. – Ни пуль про запас, ни пороху, – с сожалением выдохнул Норрингтон, открывая крышку компаса. – А компас не указывает на север, – он самодовольно улыбнулся, и Джек в ответ надулся, как бывало раньше. – А я уж думал, что шпага деревянная, – добавил последнюю каплю Джеймс, поглядывая на пирата. Джек не мог, ну, не мог так оплошать! – Вы самый жалкий из всех пиратов, о которых я слышал. - "И который смеет называть себя капитаном", - мысленно добавил он. – Но вы обо мне слышали, – Джек казался довольным до умопомрачения. Джеймс схватил его и потащил прочь. Может, ему удастся получить свободную петлю для своего друга на утро? Тогда у них будет вся ночь. Целая ночь, чтобы высказать нахальному пирату все имеющиеся претензии. Плевать на возражения Элизабет. Если Джеймс Норрингтон хочет посадить Джека Воробья, он его посадит. Так или иначе. Была у них с Джеком раньше такая игра: ты убегаешь, я догоняю. Джеймс всегда настигал Джека, и тогда они менялись ролями. Снова и снова. Но сейчас Воробей был арестован, и Джеймс ликовал: теперь-то Джеку не удастся сбежать, а значит, их глупой игре настанет конец. Дальше всё походило на сцену из романов, что так любила читать мать. Воробей нашел выход. Конечно, использовать беззащитную девушку – это так просто. Особенно, если накинуть ей цепь на шею и угрожать задушить. Джеймс с молниеносной скоростью перебирал возможные ходы. Шахматист из него был ужасный, зато манипулятор неплохой. Пусть Воробей летит. Его ещё успеют поймать. Пока продолжался "обмен" снаряжения на Элизабет, уши Джеймса пылали огнем, а во рту пересохло. Кажется, это была ревность, но к кому - он и сам не сказал бы. Но он позволил пирату уйти, и винить в этом было некого, кроме самого себя. Джеймс и солдаты рыскали по улицам, обыскивая каждый уголок по нескольку раз. Разумеется, Джека нигде не было: ни в пивнушке, ни в лавке башмачника, ни в пекарне. Как не было и в порту, и на площади, и в десятке других мест. Зато он очень кстати был найден без сознания в каморке мистера Брауна – того оружейника, что ковал Джеймсу шпагу. Поблагодарив хозяина и ткнув мордой в дерьмо Тёрнера, Джеймс махнул рукой, чтобы Джека уносили. Как ни крути, фортуна была на его корабле! Чего уж там - Норрингтон просто злорадствовал, когда произнес: – Полагаю, всем запомнится этот день, когда капитан Джек Воробей... попался нам. Увести его! Но ночь ушла не на выяснение отношений с Джеком, как планировалось, а на драку с живыми мертвецами. Если бы Джеймс знал, что слухи о них правдивы, то едва ли стал бы командором: он ненавидел риск. Ему и в голову не приходило, что болтовня вдрызг пьяных пиратов может оказаться чем-то большим, нежели хмельным бредом. И, само собой, Джеймсу некогда было проверять, как там его бывший сокурсник. Джеймс вообще мало о чём думал, отбивая город от мертвецов "Жемчужины", так некстати похитивших Элизабет. Интересно, какого чёрта она забыла на корабле? Ещё лет пять назад, когда девчонка пела пиратскую песню, а мистер Гиббс сделал ей замечание, - уже тогда Джеймс понял, что ждать от нее можно только неприятностей… - Командор! Они захватили судно! Воробей и Тёрнер захватили "Разящий"! - Опрометчиво, Тёрнер, весьма, - Джеймс сложил подзорную трубу. А ведь ещё утром сей мальчик требовал немедля действовать. И вот пожалуйста. Тёрнер, Тёрнер… - …самый жалкий из пиратов, которых я видел, - продолжил он свои размышления вслух. Джек, Тёрнер, «Разящий» - этим троим далеко не уплыть. Первые солдаты уже оказались на борту. Нужно было обыскать все уютные местечки, где мог прятаться Воробей. А зная талант пирата, это могли быть и бочка, и трюм, и даже спина самого Джеймса. Но действительность оказалась куда хуже… – Отставить! Всем на "Перехватчик"! Живо! В голове билась лишь одна мысль: "Догнать, догнать, догнать пирата!" Но это было безнадежным делом. Оставалось лишь смотреть вслед Джеку, размахивающему треуголкой... Джеймс сглотнул застрявший в горле комок – он упустил птичку. Он снова водит. – Благодарю, командор! Вы помогли нам отплы-ыть! – лицо Воробья сияло, как начищенная золотая монета. Джеймс несвязно выругался. Лейтенант пролепетал что-то насчет «не успеем…» – Незачем догонять, – прорычал командор. – Подойти на пушечный залп. – Но ведь это наш корабль, сэр... "А это мой Джек Воробей", – мелькнуло в голове. – По мне, так лучше пустить его ко дну, нежели отдать пиратам. Пирату. Одному-единственному. Джеку. – Командор, он повредил штуртрос!.. Это известие обожгло щеку, как оплеуха. Джеймс опустил голову, сжав губы. Джек играл не по правилам. – Самый удалой пират из тех, что я видел. – Что ж, посмотрим, – рык получился гортанный, из самого сердца. Хотя Джеймс и сомневался, что оно у него есть. Он смотрел на горизонт, на размытый силуэт "Перехватчика". Наверное, Джек радуется победе, привычно сжимая штурвал судна... Следующие несколько дней Джеймс чуть не локти кусал. Он был вне себя. Но шли дни, и досада на Джека приутихла. Норрингтон получил благословение губернатора и отправился искать свою суженую. Однако море сыграло с ним злую шутку: оно будило слишком много воспоминаний. Например, о том, как они с Джеком впервые оказались на судне. …Им тогда, помнится, было лет по шестнадцать – год до выпуска. На "Призрак" их привела всё та же игра в догонялки. Джек пробежал несколько кварталов, затем скатился по песку к бухте... и замер. Джеймс, догнав, схватил его за руку. Но и тогда тот не шелохнулся. – Всё в порядке? – Посмотри на неё, – прошептал Джек. – Она... прекраснее любой девушки, дамы... – Ну конечно, – фыркнул Джеймс. После отцовских прихотей от одного вида корабля его начинало мутить, как во время качки. Что уж говорить об этой лодчонке. – Я хочу подняться на борт. – С ума сошёл? Команда не пустит... – Это если они узнают. А, Джеймс? Как тебе такая идейка? Норрингтон покачал головой – да никак. Отец еще помнил его последнюю выходку, которая закончилась для Джеймса двухдневным голоданием, а мать не забыла похода к директору. Норрингтон закатил глаза, но Джек не обратил на это внимания. – Как туда попасть? – спросил он озадаченно. – А я знаю? – огрызнулся Джеймс. Увы, их дружба имела ужасные последствия: постоянные неприятности, череда плохих отметок в дневниках. Но ведь сейчас они были вне училища, верно? – Смотри, там рыбаки бросили лодки. Мы можем перевернуть одну из них и под ней добраться до судна, – добавил он, тут же прикусив язык. Джек выгнул бровь, наклонив голову и обнажив светлые зубы, будто обезьянка. – О мой гениальный друг! Через несколько минут они уже сидели в грязной кают-компании. Маленькие окошки, как картинками, были покрыты налётом соли. Густо пахло рыбой, морем и специями. – Короче, я ей и говорю: Кетти, детка, раздвигай ножки! А она захихикала и давай свой веер в руках вертеть, – голос с каждым словом звучал все ближе. Джеймса скрутило от речей моряка, и он, не задумываясь, пошел за Джеком, который схватил его за руку и затащил в какую-то каюту. Видимо, она играла роль спальни, потому что посередине висел гамак, служивший кроватью. На нём болталось дешёвое одеяло кедровых оттенков, вылинявшее местами. – Тс-с-с, – зашипел Джек на ухо. Джеймс вздохнул и закрыл лицо руками. Они вжались в небольшой угол, завешанный тряпкой. В кают-компании послышались топот, голоса и обрывки фраз. Один из моряков говорил басом, тяжёлым, словно якорь, а другой пищал и скрипел. Половицы под ними стонали, выдавая ветхость корабля. – Думаешь, опять повезём невольников? – Сдаётся мне. Иначе прощай, моя Кетти! – И опять на перец выменивать? – Нет, дружочек, они тебе пенни будут в банки закатывать! – загоготал другой. Джеймс закрыл глаза. Он уже привык проводить уикенды не с родителями, а с Джеком, в трущобах, где двум порядочным джентльменам делать было нечего. Но... теперь у них могли быть проблемы. Серьёзные проблемы. – Трясёшься? – шепнул Джек ему на ухо. В шестнадцать лет Норрингтон был намного короче, чем его фамилия, и едва доставал Джеку до подмышки. Мускулов же, в отличие от Смита, у него почти не было, как не было и храбрости. – Нет, я не боюсь, – одними губами ответил он. Вот ещё! Джек не должен знать, что у него сердце заходится от каждого слова этих грязных моряков. Порки Джеймс не боялся, а вот печалить мать лишний раз не хотел. Джек разулыбался, притянув друга к себе и сцепив руки за его спиной в замок. Джеймс сглотнул, уткнувшись лбом в плечо Джека. Вокруг мерзко воняло рыбой, в любой момент могли ввалиться пьяные матросы. Джек еле слышно что-то мурлыкнул и... ткнулся губами в губы Джеймса, шепнув: – А так? Джеймс поправил парик, прикрыв глаза и подставив лицо свежему ветру. Чудесные годы! Неправильные... но чудные. Жаль, что вместе с прошлой жизнью Джеймс отказался и от Воробья. Это было необходимо. Чтобы начать сначала, нужно забыть всё. А забыть не получилось: Джек был не из тех, кого можно просто так выкинуть из головы. Он постоянно маячил на горизонте. Каждый раз Джеймс обещал себе, что бросит пагубную привычку затевать игры с Джеком. Но солнце сменяло луну, и всё начиналось по новой. Теперь, разыскивая свою так называемую невесту, Джеймс с удивлением замечал, что жаждет новых встреч с Джеком, что это желание захватывает его все сильнее, лишая рассудка и хладнокровия. Если опиум убил отца Джеймса достаточно быстро, то Воробей действовал медленно, позволяя прочувствовать каждое мгновение. И Джеймс вновь и вновь обещал себе, что однажды вздернет мерзкого пирата. Однажды. Только вот когда наступит это «однажды»? – Командор! Смотрите, на острове пожар! – Нет... это сигнал! Пошлите шлюпку, проверьте, нет ли там мисс Суонн. Иногда Джеймсу казалось, что жизнь позволяет ему угадывать дальнейшие события лишь затем, чтобы потом рассмеяться в лицо. Как он и ожидал, Элизабет была на острове. Как он и ожидал, едва ступив на борт, она начала своё нытьё. "Мы должны спасти Уилла". Конечно, должны – вон и Джек не прочь! Интересно, что эти двое делали на острове? Когда два моряка затаскивали Воробья на борт, тот, поравнявшись с Джеймсом, подмигнул ему. "По крайней мере, это означает, что Элизабет ему не дала", – с хмурым видом подытожил Норрингтон. – Мы должны спасти Уилла! – вновь завела Лиззи. – Нет. Ты спасена. Нужно вернуться в Порт-Ройял немедленно, а не гоняться за пиратами, – отозвался мистер Суонн. – Но он погибнет, отец! У Норрингтона чуть не сорвалось с языка: "Сам виноват". То, как губернатор воспитывал свою дочь, всегда казалось Джеймсу странным. Она росла балованной, вела себя подобно мальчишке! Неудивительно, что она плавала с Джеком – два сапога пара. – Да, его участь прискорбна. Джеймс мог бы и поспорить: их участь была не лучше. Но он учтиво молчал. – Впрочем, как и его решение стать пиратом. – Всё ради меня! Ради моего спасения, пойми! – Я возьму на себя смелость прервать вас, – начал Джек, и Джеймс постарался сохранить независимый вид. – Скажу как специалист: после сражения на "Жемчужине"... – Джека несло. Джеймс сунул руку в карман и изо всех сил сжал пальцы в кулак. – Она вряд ли разовьёт большую скорость. Задумайтесь... "Чёрная Жемчужина"... Грозный оплот пиратства на Карибском море... Воспользуйтесь шансом, командор, – он чуть ли не выпрыгивал из штанов, которые и так болтались на бёдрах. – Я помню о том, что служу другим, мистер Воробей, а не самому себе, – хмуро ответил Джеймс. – Командор! Умоляю, сделайте это для меня! Как подарок на свадьбу... Джеймс замер и обернулся. Она это серьёзно? – Элизабет? Ты приняла предложение командора? Джеймс, казалось, перестал мыслить. Всё вокруг: чайки, волны, люди – словно остановилось. – Это ответ. – Свадьба! Обожаю! Налить всем по чарке! – Кажется, Джеймс ожидал от пирата другой реакции. Во рту мерзко пересохло. – Я знаю... "заковать его", да? – с извиняющимся видом спросил Воробей. Похоже, у него все-таки осталось немного сообразительности. Джеймс спустился по ступеням к Элизабет, губернатору и Джеку, мечтая, чтобы все они провалились сквозь землю. Конечно, он может выбирать! Просто чудесно! – Мистер Воробей, – Джеймс не решался смотреть на того, к кому обращался. – Эти господа проводят вас к штурвалу, и вы укажете нам путь к Исла де Муэрте. Дальнейшую часть плавания вы проведёте, размышляя о смысле выражения "нем, как могила". Мои слова вам ясны? – Яснее ясного, – Джек подался вперёд и скорчил немыслимую рожу, а потом улыбнулся уголками губ. Джеймс проглотил комок и попытался вздохнуть. Такое ощущение, словно кто-то самоуправно развернул корабль на сто восемьдесят градусов. О чём думал Джеймс, когда ввязался в эту авантюру? Думал ли он вообще? Едва ли. Теперь же вместе с присутствием Джека Воробья на корабле Джеймс приобрел мерзкое чувство, вызванное целым букетом ненужных мыслей. Он обходил стороной камеру, не желая разговаривать с Джеком. Сейчас, когда птичка была в клетке, птицелов чувствовал себя измождённым. Пожалуй, лишь предстоящая свадьба несколько улучшала настроение. Теперь можно было чувствовать себя равноправным хозяином "Перехватчика", а это была приятная мелочь. Правда, теперь он не мог вести столь же "праведную" жизнь, как и раньше, ведь это оскорбляло бы Элизабет. А мистер Суонн не потерпит такого отношения к собственному чаду... – Неприятная ситуация, – прокомментировал он, сидя в одной шлюпке с Джеком. Они день за днем обсуждали предстоящую кампанию, только вот чёрта с два кому-то удалось бы договориться с Воробьём! У того, яснее ясного, были свои виды и на "Жемчужину", и на команду. Может, даже на самого Джеймса... – При штурме пещеры мы рискуем угодить в засаду. – Нет, если засаду устроите вы, – Джек пересел ближе к Джеймсу. – Я уговорил Барбоссу отчалить с командой к острову на шлюпках. А вы вернётесь на "Разящий" и залпами из пушечек разнесёте их в клочья. Что вы теряете? – он устроил локоть на плече Норрингтона, и тот нахмурился. – Ничего, о чём я мог бы пожалеть, – недовольно высказался Джеймс и концом подзорной трубы скинул руку пирата со своего плеча. – Кстати, скажу откровенно, – не унимался Джек, пальцами снова "случайно" касаясь плеча командора. – Люди на "Разящем" рискуют, в том числе и будущая миссис командор. Усмешка исчезла с лица Джеймса. Неужели Джек не мог сказать об этом раньше? Или это способ избавиться от соперницы? Кажется, Джеймса это разозлило. Иначе как объяснить, что он не испытывал и толики сомнения, отправляя Джека в пещеру, кишащую пиратами-призраками? Норрингтон чувствовал, как медленно тянулись минуты. Пираты не отплывали, и солдаты начинали бунтовать. Двое балбесов, что охраняли корабль в бухте Порт-Ройял, перешептывались между собой. Норрингтон незаметно хмыкнул. Эти джентльмены полагали, что Воробей сказал им правду? Что ж, такое могло тоже случиться, но при одном условии: это должно быть выгодно самому Воробью. Иначе, как считал Джек, игра не стоила свеч. Тем временем на "Разящем" что-то происходило. Пальба… Паника… По его кораблю шатались живые мертвецы! Их кости поигрывали в лунном свете, мертвые пираты ловко, как и при жизни, орудовали шпагами и секирами. Джеймс, выхватив шпагу, ринулся в самое пекло... Его силы были на исходе, когда шпага, пройдя противника насквозь, убила несчастного. Заклятье перестало действовать, и Джеймс уже ощущал сладкий вкус победы! Звонко ударилось о доски палубы первое брошенное оружие. Один за другим пираты молча бросали свои шпаги. – Корабль наш, джентльмены! – провозгласил Джеймс. Солдаты ликовали, губернатор выполз из своей берлоги, а Норрингтон вспомнил о Джеке. Усмехнувшись, он спрятал шпагу. В этом сражении она ему не понадобится. В Порт-Ройяле всё было, как всегда: суда приходили и уходили, шумные торговцы разгружали трюмы, чайки воровато кричали над головами. Солнце продолжало палить, на небе не было ни тучки. Море больше не волновалось, и казалось, не было никаких бурь, сражений и живых мертвецов. И только Джек Воробей, прикованный к решётке своей камеры, напоминал о случившемся. Джеймс спускался по каменным ступеням, соскальзывая с одной на другую, как в детстве. Он не знал, как Воробей себя поведёт. Тот мог молча кивнуть, мог разыграть очередной спектакль. В конце концов, он мог возжелать какую-нибудь глупость. Последнее желание. – Мистер Воробей, я нахожусь здесь, чтобы зачитать бумагу о вашем повешении... завтрашним утром. Джеймс был почти спокоен, глядя на сидевшего перед ним Джека. Тот усмехнулся уголками рта, вздохнув. – Этого не будет, командор. – Отчего же, позвольте? – Мелочи. Скажем, чувство долга. Мне кажется, кое-кто попробует... – О, бросьте! Я не собираюсь рисковать, чтобы спасти вашу сомнительную персону. Джек приоткрыл один глаз и улыбнулся. – На вас, друг мой, свет клином не сошёлся, – в свете факелов блеснула пара золотых зубов. – Это ничего не меняет, – сухо ответил Джеймс. Он теребил в руках приговор. Джек тяжело дышал, отчего Джеймс ещё больше нервничал. – Если вы позволите, я откланяюсь. Раньше Джеймс полагал, что беседа с Джеком будет состоять из множества слов. Но сейчас командору хотелось уйти, чтобы не видеть того через чёрную кованую решётку. – Эй, командор! Он зашагал быстрее. – Джеймс! Услышав собственное имя, Норрингтон остановился. – Я слушаю вас, мистер Воробей, – вытолкнул он из себя, не глядя на пирата. – Хм... черкните мне пару строк на прощание? – К чему? – Считайте это моим последним желанием. Джеймс развернулся к камере, Воробей стоял, молитвенно сложив руки. Паяц. – И что же вы хотите, чтобы я написал? – Что-нибудь. Можете рассказать, как скучали обо мне, – Джек усмехнулся. Джеймсу показалось, что у него вспыхнули щёки. Он шагнул к решётке и, встав почти вплотную, выплюнул Джеку в лицо: – Я по вам не скучал. – Вот и чудно, – Джек наклонил голову и дёрнул плечом. – Только вложите письмо во что-нибудь надёжное, чтобы оно не намокло от моей крови: я не намерен легко сдаваться. Джеймс кивнул, глядя в чёрные глаза. Джек встал на цыпочки и чмокнул командора в губы, чудом не попав в прут решётки. Джеймс слегка покачнулся и прикрыл глаза. – Я прямо-таки вижу, как вы не скучали, – ехидно заметил Воробей и отошёл вглубь камеры. Утром, когда солнце оторвалось от горизонта и ленивым кругом поплыло вверх, Джеймс уже был на площади. Народ потихоньку стекался, чтобы поглазеть на повешение пирата. Оказалось, многие желали посмотреть на болтающегося в петле Воробья. Норрингтон нервно теребил конверт из непромокаемой бумаги. Джеймс смутно помнил, как вернулся вчера в свою комнату и завалился на кровать. Он пытался выкинуть эти минуты из головы, но не получалось - всё время мерещились тёмные глаза с бликами на радужке. Он глянул на лейтенанта, стоявшего как ни в чём не бывало. Джиллет щурился, глядя на солнце, но взгляда не отводил. Интересная штука – жизнь. Ты можешь нарушать законы божьи с кем угодно, но тебя будет неизменно тянуть к пирату. Чёртова привязанность. И дело даже не в этом: в конце концов, Джеймс мог приказать повесить бывшего любовника – если бы только речь шла не о Воробье... Джек всегда был особенным - во всех отношениях. На уроках физики он начёсывал вихры расчёской и играл потом с клочками бумажек. На большой перемене он выбегал в школьный сад, не глядя на погоду. За обедом он клал бутерброд маслом вниз и утверждал, что так многим вкуснее. В конце концов, за полгода до окончания школы он бросил обучение, оставив Джеймса гнить там в одиночестве. – О, командор! – поприветствовал его Джек, которого тащили мимо. – Стойте, – скомандовал Норрингтон солдатам. – Вот вы и попались, мистер Воробей. – Не спорю, командор, – разулыбался Джек, взмахнув руками. Цепи на ногах натянулись, зазвенели, и солдаты дёрнули его назад. – Теперь моя очередь ловить английский флот! – усмехнулся он. – Но, боюсь, уже в следующей жизни, – и он тут же наигранно вздохнул. Джек не умел грустить: только радоваться или злиться. Как-то он сказал, что печаль и ненависть – это слишком скучно. А Джеймс... он жил своей ненавистью к губернатору, Элизабет, Джеку и всему флоту. – Я не участвую в ваших играх, – Джеймс разозлился – на публику - и коротко ударил пирата по щеке. – Я служу флоту, мне нет дела до ваших домыслов. Джек ошарашенно посмотрел на него, заморгав. – Увести. Мистер Воробей рискует огорчить публику своим опозданием. Солдаты потащили упиравшегося Джека к виселице. Тот сопротивлялся, пытаясь прорваться к Джеймсу. Командор усмехнулся, ощущая своё превосходство. Пирата поставили на табурет. Воробей перестал брыкаться и меланхолично уставился в одну точку. – Джек Воробей, да будет вам известно... Дальше Джеймс не слушал. Сколько раз он наблюдал повешение? Сколько раз он убивал? – Это подло... – тихо сказала Элизабет. – Командора Норрингтона обязывает закон, – вступился губернатор. – Как и нас всех. Джеймсу казалось, словно его попросту нет. В ушах звенела барабанная дробь. Он опустил взгляд, не в силах видеть этого. Тёрнер?! Что здесь делает этот мальчишка? Норрингтон нервно замялся. – Губернатор, мистер Суонн, – с почтением обратился кузнец. – Командор. Элизабет... я должен был каждый день говорить тебе это... Я люблю тебя. Джеймс перевёл недоумённый взгляд на девицу. Та выглядела смущённой и несчастной, впрочем, как и несколько последних дней. Она приоткрыла красивый ротик, но Тёрнер уже сбежал, мелькнув в толпе. "Брависсимо", – позлорадствовал Джеймс. Оказывается, Уилл влюблён в Лиззи! Интересно, как давно? Джеймс покачал головой. Странная ситуация, лишённая какого бы то ни было смысла. От размышлений его отвлёк участившийся барабанный бой. Джеку накинули петлю на шею. Да ведь Тёрнер собирается спасти его! – Гвардейцы… – начал Джеймс решительно. Ну уж нет, довольно отсрочек! Пора Джеку и на тот свет. – Нет! Нечем дышать! – Элизабет простонала и... грохнулась в обморок. "Какая прелесть!" – мелькнуло в голове командора. Приводить Элизабет в чувство – отвратительное занятие. Из-за него он не заметил, как Тёрнер сорвал повешение. Джеймс бросился сквозь толпу, на ходу вынимая шпагу из ножен. Если Тёрнер бился за Джека, то Джек – за свою жизнь. Оба пирата отчаянно сражались, пока не были окружены. Джеймс смотрел на Воробья с чувством безусловного превосходства, а на его губах играла победоносная усмешка. – Я в душе был готов к какой-нибудь непродуманной попытке бегства, – Джеймс смотрел на Тёрнера, за спиной которого прятался Джек. – Но чтоб вы... – По возвращении домой я вас сразу помиловал, – возмутился губернатор, словно помилование было для Уилла пределом мечтаний. – И что сделали вы? Пошли спасать этого типа? Он пират! – И славный малый! – кузнец не смутился. "И отлично целуется, но это не повод вытаскивать его из петли", – усмехнулся Джеймс. Ему казалось, словно от него уже ничего не зависит, что он – лишь пешка в этой игре. – Если теперь палачу достанется две пары сапог вместо одной – быть по сему. Но моя совесть чиста. – Забыли своё место, Тёрнер? – рыкнул Джеймс, кромсая мальчишку взглядом. Командор злился – кончик шпаги, приставленный к горлу кузнеца, свидетельствовал об этом лучше любых жестов. – Оно здесь. Между вами и Джеком. Джеймс сжал губы, мечтая, чтобы однажды Тёрнера жестоко убили. – Как и моё, – подхватила Элизабет. О, святые небеса! Этой девчонке пора бы решить, кому принадлежит её сердце, если оно вообще существует, и поскорее. – Элизабет? – губернатор встрепенулся. – Ружья опустите, – приказал он. – Бога ради, выполняйте! За плечами Тернера и мисс Суонн Джеймс мог видеть лицо Джека. Тот казался смущённым и смотрел прямо в глаза командору. – Значит, ваше сердце так решило? – Джеймсу было... больно. И эта боль предназначалась отнюдь не мисс Суонн. – Да, так, – а та и рада считать, что командор влюблён в неё по уши. Сколько... трагизма. И если бы в груди не ныло, Джеймс усмехнулся бы. – Что ж, – голос Джека прозвучал весело и непринуждённо. Воробей, видимо, решил разрядить обстановку. – Я, в общем-то, рад, что всё так вышло, – он прошёлся между свежеиспеченной парочкой и Норрингтоном. – Дело идёт к своей кульминации, – выплюнул он прямо в лицо губернатору, – духовной, комедической, грамматической! – А потом так же вплотную подошёл к Джеймсу и выдохнул чуть ли не в губы: – Я болел за тебя, имей это в виду, друг! Учти... – и покачал пальцем, словно его слова имели какое-то значение. Джеймс не знал, имело ли смысл всё, что произошло за это время. Он испытывал глупую ностальгию по славным временам и не желал разочаровываться. Воробей, душевно улыбаясь, прошёл к той чёртовой башне, с которой когда-то рухнула Элизабет. Джеймс ощутил, как под ложечкой нехорошо засосало. – Друзья! Этот день вы запомните, потому что чуть не по... – и Джек тоже упал, упал в объятия бушующего моря, и Джеймсу на какое-то мгновение захотелось, чтобы чёртов пират разбился… Так было бы проще для всех. – Ему всё равно от нас не уйти… О, нет, Джиллет, Джек спасся. Этот живучий гадёныш чудом остался цел, интересно, хватит ли ему сил доплыть до берега? – Я вижу корабль! – закричали из толпы. Мысль прыгнуть за пиратом Джеймс отмёл сразу, как и десяток других. Ему оставалось следить, как Воробей шустро подплыл к "Жемчужине" и забрался на борт. – Что вы прикажете? Сэр? Джеймса трясло, как никогда раньше. Он попросту не знал, что сказать. – Быть может, в редких случаях, когда борьба за правое дело заставляет стать пиратом, пиратство может стать правым делом, – подначивал губернатор. Джеймс усмехнулся, но получилось как-то горько. – Мистер Тёрнер! – Джеймс храбрился. – Я отвечу за свои действия... – прошептал кузнец Элизабет и отпустил её руку. Командор прикрыл глаза на секунду, стараясь не думать о Воробье. – Замечательное оружие, – он поднял шпагу к солнцу. – И я надеюсь тот, кто его сделал, будет проявлять такую же заботу и преданность во всём, – он перевёл взгляд со своей шпаги на лицо кузнеца. Ну, конечно, малец влюблён. Джеймсу даже было его чуточку жаль: одурманенный красотой девушки, тот не замечал ее внутренней пустоты. Однако Норрингтон не привык делать людям поблажки. Проблемы Тёрнера – это проблемы Тёрнера, и Джеймс будет стараться не выказывать отвращения, лишь бы мальчишка не лез в его дела. – Благодарю. Джеймс отвернулся и пошёл прочь, но Джиллет всё не успокаивался: – Командор! А что Воробей? – Ну… – Норрингтон опустил взгляд. – Мы вполне можем дать ему денёк форы, – и он приподнял брови – на усмешку его не хватило. Закончив с распоряжениями, Джеймс ушёл в свою комнату и закрыл дверь на ключ. Стянув сапоги, встал босыми ногами на пушистый ковёр. Разделся. Бросил парик на стол, растрепал волосы, подойдя к кровати, легко забрался на неё с ногами и... улыбнулся. Немного нервно, зато от души. "Теперь моя очередь ловить английский флот!" Джек Воробей, в любимой треуголке и плаще, стоял за штурвалом "Чёрной Жемчужины". Пряча компас в карман, он нащупал какую-то бумагу. Одной рукой придерживая штурвал, другой он открыл конверт, с удивлением обнаружив письмо от Джеймса. Морской ветер дунул в лицо, на губах пирата взыграла улыбка. "Теперь моя очередь ловить английский флот!" Вторая часть Вот она и произошла, смена власти. Два слова, а сколько смысла! Теперь Джеймс понимал, каково это – быть никем. Даже Джиллет перестал его уважать. И всему виной лорд Беккет. Хотя, может, и выпивка… Да, спиртное – яд, но Норрингтон всё реже думал об этом, когда брал в руки бутылку крепкого рома. Ему казалось, что в его жизни наступила тёмная полоса. Сумеречная. Джек плавал, и Джеймс перестал думать о пирате. Теперь его память терзали лишь воспоминания: о том, что было – и что разрушил Джек, уйдя тогда из школы. О том, что могло было быть - но Джеймс не допустил. Элизабет порхала по Ямайке в обнимку со своим кузнецом, которого все вдруг полюбили и который даже выкупил лавку у мистера Брауна – тот сам рассказал об этом Джеймсу, когда они встретились в каком-то кабаке. Норрингтон снова вспомнил, как это было. Ему представили на подпись бумагу, где красивым почерком было написано о его… увольнении со службы. И Джеймс кричал, что не хочет этого, а лорд Беккет странно хохотал, довольно мигая… Элизабет смотрела на него с недоверием, а Джек отстреливался от какого-то кальмара… А потом Джеймс проснулся. В комнате было ещё темно, и служанка забыла снять бельё с верёвок. Ему казалось, что он умер – сердце колотилось, а в горле стояла сухость. Он дошёл до шкапа, достал бутылку, отхлебнул прямо из горлышка. А затем взял кэб и поехал к Беккету, чтобы действительно уволиться. Он больше не мог находиться на Ямайке. Каждый квартал словно душил его, и всё, чего хотелось – забыться. Когда у него забрали шпагу, Джеймс впервые ощутил раздражение, смешанное с непонятной ему тоской. Он привык к своей верной подруге… Но с законом не поспоришь, и Джеймс выпустил рукоять, без слова отдав солдату лучшее, что было в его жизни. Он смутно помнил, как оказался на улице. Просто шёл коридорами, а потом почувствовал дуновение ветра в лицо. В голову ударила глупая мысль – напиться. Не так, как накануне, а вдрызг, чтобы не помнить своего имени. И местом, лучше прочих подходившим для этого, была таверна. Джеймс, сунув руки в карманы, прошёл мимо стойки, выбрал себе место. В таверне звучала музыка, но он её не слышал, бездумно следя, как к его столику медленно подплыла похожая на бочонок подавальщица и записала заказ, протерев стол грязной тряпкой. Норрингтон откинулся назад, выбросив из головы тяжелые мысли. Компанию ему составило вино, стало немного веселей. И почему Джеймс считал, что Джек станет его искать? Было ясно, как дважды два – игра умерла. И Джеймс не был уверен, что и ему стоит жить. Он уже в красках представлял себе, каково это – умереть на виселице. А может, стоило последовать примеру отца и начать курить опиум… Джеймса передёрнуло – нет, он не хочет деградировать до такой степени. Он ещё хорошо помнил, каким ничтожеством стал его отец, каким его клали в гроб, как плакала над ним мать… Мысли Джеймса становились мрачнее с каждым глотком, пока звенящую пустоту не разорвал чей-то голос, такой же хмельной, как и его собственный: - А я, знаете, вот тоже решил напиться! - К чему? - Да как же, - новоявленный приятель заказал ещё вина обоим. – Профукал я свою лавочку! И парнишку профукал! - Сочувствую, - безразличным тоном ответил Норрингтон. - А ведь я вырубил Джека Воробья! Собственной бутылкой! Услышав знакомое имя, Джеймс чуть протрезвел и оглядел своего собеседника. Одетый в грязные лохмотья, тот больше походил на пугало, нежели на человека. И говорил рвано, отхлёбывая какую-то дрянь из стакана. - Мистер Браун? Не может быть, - Джеймс помотал головой: не хватало ещё призраков былого. Норрингтон плохо помнил вчерашний день, но прошлое стояло перед глазами. - Я самый! А вы чего со службы снялись? Чай, из-за девчушки? Ну, этой губернаторской дочурки! - Нет, - отрезал Джеймс, подперев голову рукой. - Вот и хорошо! А ведь я от того пить и начал, что любовь моя, Кетти, однажды взяла и ушла. Ушла, как листок по морю уплыла! Джеймс с ужасом узнал в этом человеке моряка, что когда-то чуть не поймал их с Джеком на судне. Эх, Кетти-Кетти! От мужчины остался один голос, не было более ни чёрных вихрастых волос, ни жилистых рук. "О, Боже, неужели я стану таким же?" – Джеймс ужаснулся собственным мыслям. Извинившись, он поднялся и вышел на свежий воздух. Нет, так просто он не сдастся! На службу, конечно, возвращаться не станет, как и бросать бутылку… но кое-какой план у него был. На Тортуге бывшего командора приняли, как родного. Точнее, он просто слился с толпой, как и сотни других неудачников и отчаянных пьяниц, которых затянуло в этот круговорот. И Джеймс уже плохо помнил, зачем приплыл сюда. Он просто пил и пил. Пока однажды вечером не увидел в таверне длинную очередь. Люди, разные, но все, как один, изрядно потрепанные жизнью, тихо переговаривались. Вид у них был такой, словно они стояли в очереди за жалованными грамотами. Джеймс был трезв, а потому готов пристрелить любого, кто встанет у него на пути. После месячной попойки трезвость была настолько ужасна, что Джеймс подумывал застрелиться. И он прошёл бы мимо, если бы не заметил Джека. Тот сидел в углу, поигрывая компасом. Пьяницы и неудачники один за другим записывались в команду "Жемчужины". Джеймс подумал, что ничем не хуже их. Или не лучше. - А твоя история? – спросил Гиббс, радушно улыбнувшись. - Моя история, - голос Джеймса звучал глухо, - точно такая же, как ваша. Кроме последней главы. Я гонялся кое за кем по всем морям. Из-за этого я лишился корабля, звания и положения, - он подцепил со стола бутылку и глотнул рома. Удобно обвинять во всём других. Очень удобно. - Берёте меня в команду? – он навис над Гиббсом и оскалился. – Или нет? И куда вы направляетесь? В тёплые края? Он опрокинул стол, уронив вместе с ним и пирата. Джеймс, чёрт бы все побрал, вспомнил! И как гонялся за Джеком, забыв обо всём на свете, и как потерял всё, что имел, и как начал пить, чтобы забыться. О, да! Он вспомнил, какую прекрасную историю придумал: бравый командор сам ушёл со службы! Смена власти! - Ну, так что? Гожусь я в команду к капитану Джеку Воробью? – Джеймс проорал это во весь голос, так, чтобы услышал каждый. "Пристрелить сукиного сына", - мелькнула шальная мысль. Он вытащил из-за пояса мушкет и направил его на Джека. Тот думал укрыться за чахлым фикусом? Джеймс трезв, его не проведёшь! – Или застрелить тебя? Словно насмехаясь, Джек попробовал спрятаться за столбом. Джеймс нахмурился. - Ты нанят, - взмахнув руками, провозгласил Джек. - Извини, привычка, - Джеймс усмехнулся и медленно взвел курок. И тут его толкнули. Пуля попала в люстру, отскочивший кусок стекла разбил бутыль какого-то тунеядца. Тот вмазал кулаком промеж глаз своему соседу, и началась драка. Месяцы на Тортуге прошли не зря, и теперь Джеймс с косой ухмылкой размахивал шпагой, не забывая уделять внимание бутылке, зажатой в другой руке. Он бросился на какого-то моряка, приняв его за Джека. Ноги держали плохо, но отступать Джеймс не собирался – ром ударил в голову. - Давайте! Ну! С кем ещё подраться? Станьте в очередь! Я вас всех уважу! Кто первый? – заорал он, оглядывая грязную толпу. Всё плыло и мелькало перед глазами. Джеймс готов был сразиться хоть с дьяволом, если тот встанет на его пути. С кем угодно! Но раздался звук разбившейся бутылки, и бывший командор свалился на грязный пол, закрыв глаза. Накатила рвота, во рту появился противный привкус горечи. К свиньям! Оказывается, вот чего он заслужил! Быть брошенным, как мешок, в грязный свинарник. Уж лучше бы его проткнула шпага, нежели такой конец! Сзади послышались чьи-то шаги, шелест одежды. - Встаньте, Джеймс Норрингтон, - попросила Элизабет. Элизабет! Неужто ей не было противно поднимать его, грязного, пьяного, из навозной жижи? – Что с вами сделала жизнь? Идёмте, пожалуйста, идёмте. Он еле поднялся, глаза резанул свет. Над портом сгущались сумерки, и яркое пламя в фонаре казалось лишним. Лицо девушки было расплывчатым, но Джеймс старался не обращать на это внимания. Надо же… Элизабет порхала, как и прежде, а Джеймса качало во все стороны. Снова дело в Джеке? Помилуйте! Но невозможно быть рядом и не… чувствовать. - Я ищу того, кто мне мил! – Элизабет догоняла Джека, и Норрингтон едва поспевал за ней. - Я польщён, но море – моя единственная любовь, - пропел Воробей. Норрингтон ухватился за перила, и его вырвало в море. Ох, простите, его вырвало в единственную любовь Джека Воробья! Вместо приветствия Элизабет засыпала Джека вопросами, суть которых Джеймс понять не мог. Он лишь замечал заигрывающие нотки в голосе капитана "Жемчужины" да что-то про ром. Кажется, Джек приказал его спрятать. - …Уилл был насильно угнан на судно Дейви Джонса. - Дейви Джонса? - Джеймс поднял голову. - Ради Бога… капитана "Летучего голландца"? - Ты выглядишь жутко, что ты здесь делаешь? – спросил Джек так, словно они не имели ничего общего. - Ты нанял меня, - Джеймс постарался, чтобы голос звучал оскорбляюще и с издёвкой. – У тебя такие низкие требования. - И пахнешь странно! Воробей поморщился, и Джеймс готов был высказать ему всё, что о нём думал, но тут снова встряла Лиззи. Они о чем-то беседовали, в их руках мелькал компас - тот самый, который Джеймс считал неисправным, а Джек так ценил. Вдруг Воробей заорал: -Мистер Гиббс, у нас есть курс! Джеймс фыркнул и захлопнул рот ладонью – подступала очередная волна тошноты. Ему всучили козу, которую надо было отнести на борт. "Подумаешь! Коза в любом случае легче выходок мисс Суонн", - пронеслось в башке. Джеймс, подобно горничной, драил палубу "Жемчужины". Теперь он постоянно чистил, мыл, скоблил, выбиваясь из сил. Для полноты образа ему не хватало только длинного серого платья с дешёвыми кружевами, какие носила прислуга. Возможно, именно из-за этого Джек, кажется, ни разу не заговорил с ним с тех пор, как они отчалили с Тортуги. Зато он проводил уйму времени с Элизабет. Вот и сейчас они рассуждали о том, что Беккету нужен сундук с сердцем… Дейви Джонса. Слушая их вполуха, Джеймс сунул тряпку в ведро и прополоскал. Если он предоставит лорду сундук, то сможет вернуть себе прежнюю власть, может, даже больше. И тогда он продолжит вершить суд над пиратами. Как знать, вдруг он сможет создать мир, где не будет ни единого грешника-пирата? Он поднял голову и в упор посмотрел на Джека. Сундук – вот что изменило бы его судьбу. - Забавно, да? – он подошёл к Элизабет. – Было время, когда я отдал бы всё, чтобы вот так думали обо мне. - Не понимаю, - Лиззи повернулась к нему. - Отрицать не стоит, - вздохнул Джеймс. Раньше он хотел, чтобы мир Джека вращался вокруг него одного, чтобы они постоянно были вместе. А теперь внутри была пустота и ощущение, что, кроме власти и положения, в этом мире нет ничего, за что стоит бороться. - Я просто знаю его и верю ему, - не согласилась Лиззи. Джеймс негромко рассмеялся. Девочка, как мало ты знаешь… Не было смысла продолжать разговор, и Джеймс зашагал было прочь. Но нет, она должна задуматься! - А вы не предполагали, с какой стати последнего из ваших женихов понесло на "Летучий голландец"? – он усмехнулся и покачал головой. Лиззи осталась стоять с открытым ртом. Джеймс взял тряпку и снова принялся драить корабль. Руки от многодневной работы огрубели, и на подушечках пальцев появились мозоли. Джеймс думал, почему оказался здесь. Джек прятал от него ром, и теперь трезвые мысли, подобно рою ос, напали на Норрингтона. Поначалу он отмахивался от них, а затем бросил тряпку и поднял глаза к небу. За что? За что он должен терпеть, мучиться, быть рядом с человеком, который похож на пламя, и не иметь возможности обжечься? Джеймс вспоминал каждую их встречу, прокручивал в голове каждое слово. Ему хотелось броситься на Джека и задушить его. Никого из живых людей он ненавидел так сильно. - Приятель? – загорелая рука легла ему на плечо, и Джеймс дёрнулся. – Тебе не кажется, что ночью нужно заниматься чем-то иным? Норрингтон стряхнул с плеча руку Воробья и выжал тряпку. Поднял ведро и пошёл прочь, не обращая на пирата никакого внимания. Тот, покачиваясь, следовал по пятам. - А у меня есть ром, - посулил Джек. - Ведь он так необходим, верно? - Нет, мистер Воробей, - процедил Джеймс, выплескивая воду за борт. - Да брось! – Джек подмигнул, заигрывая. - Нет, это ты перестань! Бери свой чёртов ром и катись к Элизабет, раз уж она так хороша! – Джеймс сунул ведро в руки капитану, швырнул туда тряпку и зашагал в каюту. - Джеймс! Стой! – Джек бросил ведро и рванулся за ним. Дверь каюты оказалась заперта изнутри. Очевидно, команда решила оставить Джеймса ночевать под открытым небом. Он вздохнул и повернулся к Джеку. Тот замедлил шаг и наклонил голову, прищурившись. - Ты мог бы переночевать у меня, - невинно предложил пират. - Видимо, у меня не остаётся другого выбора, - сухо согласился Джеймс. Джек радостно закивал, а тонкие губы расплылись в улыбке. Он легко отворил дверь в капитанскую каюту и жестом пригласил Джеймса войти. Норрингтон вздохнул и шагнул внутрь. - Мы не будем зажигать лампы, - предупредил Джек. Джеймс усмехнулся. Он лишь пешка. Интересно, что ещё решили за него? Он обернулся. В темноте глаза Джека блестели, как у призрака. Джеймс закрыл глаза, вздохнул и шагнул к пирату, обнимая ладонями лицо, впиваясь губами в губы. Воробей обхватил его за плечи, руки скользнули ниже – к талии, к бёдрам. Джеймс потёрся губами о щёку Джека, чувствуя, как колются острые волоски. Чёрт бы побрал небритость Джека… провалиться ему на этом самом месте! Одна рука пирата сильно сжимала бедро, другая же обхватила запястье и погладила большим пальцем ладонь. Джеймс хотел было отстраниться, но Джек не позволил. - Помнишь? Раз… два… три, - он двигался легко, увлекая Джеймса за собой. - Миссис Гейель учила нас танцам, - Норрингтон усмехнулся и опустил ладонь на плечо пирата. - Да, - шептал Джек, продолжая вальсировать. – Нам не хватило пары, и нас поставили вместе… Джеймс вяло усмехнулся, прильнув к Джеку. Тот потянулся и ткнулся губами в шею, сменяя музыку слов музыкой ласк. Джеймсу казалось, что корабль попал в шторм, а сам он залпом осушил бутыль рома. Всё тело горело, в голову и в пах ударил жар. Там, где Джек касался его, будто падали жгучие капли воска. Море бушевало, Джек расстёгивал рубашку, Джеймс стягивал с него штаны. Тканый ремень заметно усложнял дело, а выпитый Джеком ром – делал его практически невозможным. Словно выстрел, пришёлся новый поцелуй в ключицу. Джек запутался в штанинах и грохнулся на пол, увлекая Джеймса за собой. Они рассмеялись, как мальчишки, нервно стаскивая оставшуюся одежду. Уже голые, они сталкивались лбами и судорожно дышали. Воробей что-то шептал, усаживаясь на бёдра Джеймса. - Неужели… - прошептал Джеймс, - неужели нам нужно было столько времени? - Как знать, командор, - пропел Джек, терзая его шею ртом. Казалось, что они тонут в океане. Их тела сплетались, бились в судорогах, мышцы сводило от напряжения. В нос ударяла смесь запахов: пота, моря, рома, похоти, ненависти, крови. Вместе они задыхались, дышали всё чаще, ощущая дурь в головах. Пальцы путались в волосах, ноги – в одежде, в кожу вонзались занозы. Джеймс вскрикнул, выгибаясь. Они словно оказались на дне. Вот заложило уши, оба вздрогнули и вздохнули полной грудью. Подобно воде, чувства захлестнули их с головой, и они безвольно упали на пол, перестав бороться, словно позволяя душе уйти на тот свет. …Они развалились в каюте Воробья в позе, ставшей почти привычной за последние дни: Джеймс лежал на постели, к нему прижимался Джек, укрытый одеялом. Джеймс часто дышал, прикрыв глаза. Джек энергично двигал рукой, шепча пошлости и ругательства. - Тебе нравится, да, я вижу… Джеймс притянул Воробья к себе и вжался губами в его губы. Простота и ясность происходящего оглушили его. Пить ром или Джека? Джеймс был уже достаточно пьян первым и так скучал по второму… - А помнишь? – прошептал тот. - Д-да, - согласился Джеймс. Он задрожал и вскрикнул бы, если бы Джек не закрыл ему рот ладонью. - Не надо проблем, цыпа. Несколько минут они лежали молча. Джеймс приводил себя в порядок, вытирая простыней живот. Джек в счастливой апатии уставился в потолок. Они слушали море, наслаждаясь ощущениями, смакуя их, как ром. - За это сажают в тюрьму, - вздохнул Джеймс. Джек гнусно хихикнул. - Именно поэтому ты ушёл со службы? Норрингтон фыркнул и влепил ему подзатыльник. - За что? – возмутился Джек, театрально надув губы. - Я говорю серьёзно, - Джеймс вздохнул: Воробей прижался к нему, засопев в шею. – Мы слишком молоды, чтобы умирать, - продолжил он. – И мне… иногда кажется, что этот мир несколько странный. - Да ну? – усмехнулся Джек, но тут же умолк. - Слишком много хорошего. Плохое, конечно, тоже есть, но его меньше. Всё это заставляет людей верить в светлое будущее… А что в конце? Печаль да разочарования. Уж не лучше ли жить настоящим? Оно одно, оно постоянно. - Молоды… - Джек вздохнул. – Никому не нужны пятидесятилетние капитаны. - А как же Барбосса? - Он был исключением из правил, - Джек усмехнулся. – Ему, кстати, нравилась наша птичка певчая – Лиззи. И, мне кажется, они были бы хорошей парой. Нет, я ничего не имею против Уилла, он славный малый и всё такое… но я бы ни за что не взял его в постель. - Он не плюшевая игрушка, чтобы так о нём говорить, - Джеймс усмехнулся, притянув к себе Джека. - Да ну? А разве Лиззи не тискает его, как медвежонка? - Не знаю, - честно признался Джеймс. Иногда ему казалось, что все эти постельные разговоры "по душам" были сном, но утром, просыпаясь рядом с Джеком, он понимал, что всё реально. Слишком реально. – Помнишь, он утверждал, что его место между мной и тобой? - Ну разумеется, - Джек опять хихикнул и лизнул плечо Норрингтона. - Прекрати! Джек! - Всё-всё, ваше высочество, больше не буду, - Джек показал язык. – Не смотри на меня так, ей-богу, больше не буду, - он расслабился, устроив голову на плече Джеймса. - Я думал, ты с ним спишь. С Тёрнером. - С какой стати? – в голосе Джека сквозило недоумение. - Ты со всеми спишь. - Чудно, Джеймс! Просто чудно. Хочешь, я перечислю сотню тех, о ком даже не помышлял? - О, не надо, - взмолился Норрингтон. - Смотри: Барбосса, мистер Гиббс… - Джек! Прекрати! - … лорд Беккет, губернатор Суонн… Джеймс навалился на Джека и поцеловал. Тот пытался вырываться и несвязно бормотал что-то в губы Джеймсу. По телу разливалось приятное тепло, как от качественного глинтвейна. - Моё мо-о-оре, - мяукнул Джек, улыбнувшись одними глазами. Джеймсу казалось, что он попал в водоворот. Днём он выбивался из сил, работая на "Жемчужине", а вечером оказывался в постели Воробья. - С Джеком что-то происходит, ты не замечаешь? – спросила как-то Элизабет. Джеймс уже не обращал внимания ни на её мальчишеский наряд, ни на расхлябанную походку. - С ним всегда "что-то происходит", - съязвил Норрингтон. - Да, но сейчас… - А сейчас у него не в порядке с головой. Впрочем, это частое явление, - Джеймс внимательно глянул на девушку. Неужели общение с пиратами её так ничему и не научило? Даже Гиббс держал язык за зубами, хоть и бросал на них с Джеком косые взгляды. Когда двое являются любовниками – это трудно не заметить. - Да, но… - Элизабет, не забивайте себе голову. Уверен, мысли о Тёрнере занимают вас гораздо больше. Лиззи окинула Джеймса с ног до головы задумчивым взглядом. - О, друзья мои, вот вы где! – прощебетал Джек, приближаясь. – И о чём же вы болтали? Джеймс усмехнулся. Сегодня Воробей прикрыл шею чёрным лоскутом, и Джеймс прекрасно знал, что скрывалось под тонким ситцем. - Мы… - Лиззи глянула на небо, будто оно могло подсказать правильные слова. – Твой компас сломался. - О, цыпа, конечно, - фыркнул Джек. - Я уверена, - она понизила голос до шёпота, – что Джеймсу тоже стоит попробовать. - Я так не думаю, - хором запротестовали они. Лиззи поперхнулась. - Видишь ли, у него, - Джек ткнул пальцем в плечо Джеймса, - немного другие мысли. Элизабет хлопала ресницами, ничего не понимая. - Отчего же? Я всем сердцем желаю помочь Элизабет. Думаю, больше всего я желаю её благополучия, - Джеймс усмехнулся. Джек – вот он, рядом, можно протянуть руку и потрогать, а сундук – далеко. И уж точно не Джек поможет Джеймсу вернуться на "Перехватчик". - Да, Джек. В моих руках компас не работает, - настаивала Лиззи. - Будь по-вашему, - Джек вздохнул и с любовью погладил крышечку протянутого ему Элизабет компаса. – Но учтите: второго такого нет. – Очевидно было, что Воробью жаль отдавать такую драгоценность Норрингтону. "В постели он более доверчив", - мысленно усмехнулся Джеймс. Он просто не мог не думать об этом. Пират взял его за руку и вложил в сложенные ладони компас, а потом сжал ладони Джеймса и подержал несколько мгновений. - Иначе магия не подействует, - нарочито безразличным голосом пояснил Джек, заметив взгляд Элизабет и отдёргивая руки. – Ну… магия. - Всё ясно, - Элизабет заулыбалась и кивнула. – Магия, я поняла. Джеймс опустил взгляд к компасу и откинул крышечку. Стрелка указывала прямо на север. Рядом раздалось радостное восклицание Джека, похожее на крик чайки. - На север, друзья мои! – Джек взмахнул руками, как крыльями. Элизабет взяла его под локоть и отвела в сторону. Они принялись что-то обсуждать. Норрингтон усмехнулся и вернулся к работе. Как бы ему ни было хорошо с Джеком, он просто не мог подчиняться. Он привык командовать. И теперь все его мысли занимало одно: вернуть былую власть. Тем более, что это вовсе не означало прекращение их с Джеком отношений, если таковые вообще имели место быть. Был безумно жаркий день, когда корабль вошел в бухту, и они впятером отправились в шлюпке на берег. Джек ушёл в себя, и Джеймсу ничего не оставалось, как смотреть на дно. Вода была прозрачная, настолько прозрачная, что даже на глубине было видно каждую песчинку. Далекий берег сиял белизной. Похоже, Элизабет была умнее, чем казалось Норрингтону. Теперь компас "заработал" в её руках, хотя Джеймс раньше считал, что дело не в компасе, а в Воробье. Впрочем, как и всегда. Джек остался стоять на бархане. Весь остров был не больше гавани Порт-Ройяла, а рос здесь один тростник да пальмы с кривыми стволами. Джеймс глаз не отводил от Джека – тот мог сотворить очередную глупость за считанные секунды. Элизабет ходила взад-вперёд, ежесекундно щурясь от яркого солнца. Все трое нервничали. - Не работает! – и девчонка уселась на песок. - Он не указывает на то, что мне нужно. "Опя-ять!" - неведомо кому взмолился Джеймс. Как ему всё это надоело… - Указывает! Ты на нём сидишь, - замахал Джек руками. – Вставай! – и он резко свистнул. Последнее адресовалось Норрингтону и, видимо, расценивать это следовало как приглашение к работе. Джеймс воткнул лопату в песок и бросил на Воробья недобрый взгляд. Ничего. У него ещё будет время отомстить. По крайней мере, этой ночью ему воздастся по заслугам. Если, конечно, Джеймс не успеет сделать своё дело раньше. Ему нужно было сердце Дейви Джонса – и он его получит. Так или иначе. Лопата с глухим звуком ударилась обо что-то. Лиззи и Джек мгновенно оказались рядом, и они втроём принялись рыть песок руками, позабыв про лопаты. Неужели и у девчонки были свои планы? Джеймс фыркнул про себя. Никому нельзя верить. Они вытащили сундук, разбили замок, Джек отворил крышку и замер. Какие-то письма, черновики, бумаги… жёлтые розы и сундучок. Самое ценное имущество Дейви Джонса. Норрингтону показалось, что кровь в жилах застыла. Джек вынул маленький сундучок, чёрный, с тонкой гравировкой. Они прислушались. Тихо, едва ощутимо билось сердце Грозы морей. - Это оно, - Лиззи, как и все они, старалась не дышать. Глядя на Воробья, Джеймс улыбнулся, как-то наивно и даже растерянно. Ему не верилось, что Джек говорил правду. Как и не поверилось и в появление чёртова Тёрнера. "Ещё и мальчишка, - вздрогнул Джеймс, глядя, как Лиззи бросилась к предмету своего обожания. – Четверо на одно сердце – не многовато ли?" Впрочем, кроме Элизабет, появлению Тёрнера никто рад не был. Джек ощутимо запаниковал, но быстро взял себя в руки. Джеймс плохо понимал, о чём говорили эти трое. Кажется, Тёрнер нашёл своего папашу на корабле Джонса и теперь собирался стать капитаном, чтобы освободить отца. Джек же предпочитал избавиться от своего долга капитану "Летучего голландца" и приструнить моллюска. Забавно: у Джека был сундук, у Тёрнера – ключ, а Лиззи страдала от недостатка внимания. Джеймс решил, что не станет вмешиваться до поры до времени. - Отдай ключ, - Джек протянул руку. - Сейчас я с Джеком согласен, - шпага Джеймса указывала на Тёрнера. Джек сделал пару шагов в сторону Норрингтона, но теперь уже его встретило остриё. - Лорду Беккету нужно то, что лежит в сундуке, - Джеймс смотрел в глаза Воробью. Джек оскалился, и Джеймс ответил пирату такой же недоброй улыбкой. Борьба за ключ оказалась долгой и упорной, но цель того стоила. Тем более, у Джеймса были… был достойный соперник. Тёрнер, признаться, был не так уж плох, но до Воробья ему было далеко. Они оказались в какой-то церквушке. Джек дрался, как проворная обезьянка, ловко и изворотливо, и Джеймс в очередной раз пожалел, что не вздернул пирата. Пришлось забраться на крышу, чтобы не упустить Джека. Удачный выпад, и он обезоружен! Но ключ все еще у него… "Пора отправить нахала к праотцам", - решил Джеймс и обратился к Тёрнеру: - Позвольте, я убью того, кто загубил мне жизнь. - А если всмотреться в суть ваших притязаний, командор? – встрял Джек. – Кто именно в тот самый момент, когда вы засадили пирата за решётку, решил его освободить? "Так вот, кто был столь мил…" – Джеймс обернулся к Тёрнеру. Убить кузнеца гораздо проще, нежели Джека… Но разве это не лучший случай, чтобы прикончить Воробья? Джеймс принял решение. Он больше не вступал в разговоры, а молча бросился на Джека. Но тот очертя голову прыгнул вниз, и, похоже, ему, как всегда, повезло... Джеймсу остался кузнец. Когда они оказались на этом чертовом колесе? Выяснять это было уже поздно, они продолжали сражаться. Давненько Джеймс не оказывался в столь глупой ситуации… Он не знал, у кого ключ, все вертелось перед глазами: земля, небо, море. Колесо, наконец, упало на бок. Нужно было выбираться, но Джеймса качало, и он свалился в воду, заметив лишь удивительную голубизну неба. Однако он нашёл силы подняться. Ему необходимо было сердце Дейви Джонса. Подбежав к лодке, Джеймс принялся судорожно искать его. Под руку попалось что-то неожиданное. Грамота? Джеймс улыбнулся, сунул её в карман и интуитивно потянулся за банкой с песком. Через полминуты сердце уже пульсировало в его кармане. Чтобы не привлекать внимания, он отступил к Элизабет и принялся отбиваться. Команда «Летучего голландца» окружила их. - Нам не уйти! – запаниковала Лиззи. Джеймс почти не раздумывал: он схватил сундук и бросился прочь от лодки. Хотелось оглянуться, посмотреть, как там Джек, но он бежал, бежал и бежал… пока не споткнулся и не рухнул навзничь. Пираты издевательски загоготали. Джеймсу ничего не оставалось, как бросить одному из них в клешни сундук и рвануть со всех ног. Вслед снова захохотали, но, хвала господу, догнать не попытались. Третья часть Если бы Норрингтон знал, что будет так больно, он бы предпочёл никогда не рождаться. А теперь с каждым словом из него, казалось, выходила сама жизнь. Смерть маячила на горизонте; она несла чёрные паруса, сверкала пустыми глазницами, сжимала по ночам его горло тонкой костлявой рукой. И Джеймс просыпался, вспотевший, напуганный, но и наяву ему не было покоя. Теперь он готов был молиться и верить во что угодно, лишь бы отсрочить страшную дату… чтобы успеть еще хоть раз увидеть Джека, коснуться его щеки, заглянуть в глаза, вздохнуть сумасшедшую смесь рома и моря. Тогда Джеймс позволил бы смерти забрать себя. Он чувствовал, что на этой грешной земле его больше ничего не держит. Отражения фонарей на воде, морской воздух, постельные утехи – лишь разные способы забыться. Они не могли вернуть ему ту лёгкость бытия, что была у маленького мальчика, бегущего по улице навстречу родителям. Тем более невозможно было вернуть свободу, возможность дышать полной грудью. Может, он и не заслуживал этого? Ветер трепал его волосы. Джеймс ударил кулаком по столу. Хотелось завыть и сбежать… но на корабле дальше своей каюты идти было некуда. И он сидел, отрешённо глядя на письмо с ровным пасторским почерком. Потом закрыл глаза и вздохнул. "Мистер Норрингтон, считаю своим долгом известить вас…" Джеймс осторожно коснулся пергамента и тут же отдёрнул руку. "…ваша мать умерла одиннадцатого числа… " Он вскинул голову и заставил себя, не моргая, смотреть прямо на режущий глаза свет. "…она просила передать вам, чтобы вы молились за её душу". Джеймс замотал головой. Он не молился. Никогда. Никогда не верил! Словно желая добить его, в памяти всплывали картинки из прошлого. Одна за другой, одна за другой, чёрт побери! Ветер колыхал пламя в фонаре, и Джеймсу чудились демоны, корчащие рожи со стен каюты. Схватив шляпу, он бросился прочь. Когда он впервые согрешил? Смешно вспоминать! И горько, что всё случилось из-за Джека. - Думаешь, этот пастор говорит правду? – Джек выжал тряпку, усмехнувшись. – Человек, заставляющий людей платить за глупость физическим трудом? Человек, не носящий нижнего белья? - Брось, Джек, - Норрингтон поморщился. – Какую мерзость ты говоришь! Уверен, что тебе просто показалось. - Я тебе точно говорю! Ты мне что, не веришь? – Джек бросил ненавистную тряпку в ведро, промыл и принялся выжимать. - Н-нет… но ты ведь не думаешь, что прав? - Я не думаю, я знаю. Меня вообще удивляет твоё отношение к жизни. Я вот грешник – и ничего, - Джек усмехнулся, глядя на замешательство Джеймса. – Содом, а? Не смотри так, цыпа, ты понял, о чём я. И да, молитвы - это не выход, - Джек словно озвучивал свои давние мысли, его слова были хлеще пощёчин, и Джеймс покраснел. - Я не понимаю, о чём ты! - О том, что нет разницы, с кем ложиться, мужчина то или женщина. Я не понимаю, почему церковь запрещает мужеложство! А, ну да, - Джек поднялся, взмахнув тряпкой. – Да не будет потеряна ни одна капля семени мужского! - Прекрати! Тебя могут отправить в тюрьму! - Тюрьма не хуже лжи, друг мой. Прошлым летом я побывал там. Не худший опыт в моей жизни, поверь, - Джек недовольно встряхнул головой. – Ты моешь класс по приказу этого урода только потому, что не выучил заповедь. А я не хочу просидеть в пыльной школе всю юность! Есть вещи получше книг, парт и миссис Гейель. - Например? – хмыкнул Джеймс. Бывало, что Джек нёс абсолютную чушь, не задумываясь ни на мгновение. Возможно, это был знак доверия, но Джеймсу казалось невероятным, что такое вообще можно произносить. - Море и… ласки. Знаешь, если ты не испробовал ни того, ни другого, то зря прожил жизнь, - Джек вдохновенно продолжал бредить. Джеймс покачал головой и меланхолично вернулся к работе. – Ты меня не слушаешь? Или просто не понимаешь, о чём я? – глаза Джека зажглись азартом. Джеймс усмехнулся. - Мне всё равно. - Это надо исправить! И Джек подлетел к нему, вцепился в плечи, впился в губы быстрым поцелуем... Джеймс так и замер, не решаясь двинуться, только вопросительно выгнул бровь, уставившись на Смита. На лице того сияла безумная улыбка, глаза горели. Вместо того, чтобы образумиться, Джек схватил его за руки и закружил по мокрому полу. Неудивительно, что Джеймс поскользнулся и шлёпнулся, потянув за собой виновника происшествия. Норрингтон засмеялся, настолько комичной казалась ему ситуация. Джек, его лучший друг, поцеловал его в губы! Джек рассмеялся вслед за ним и чмокнул в шею, оставив противный мокрый след. В чёрных глазах отразилось недоумение, а потом Джек провёл языком по скуле Джеймса, втянул воздух сквозь сжатые зубы. Джеймс больше не смеялся - его только что… облизали. Это было гадко. - Содом и Гоморра! – воскликнул он. Стало страшно, и мерзкое чувство заползло под рубашку, кольнув куда-то в живот. - Только Содом, - Джек внезапно сел сверху и развратно улыбнулся. – Только Содом, друг мой, - небрежно бросил он, еще раз прижавшись своими губами к губам друга. Друга ли? Джеймса не волновали ни церковь, ни Бог. Пожалуй, его ничто не волновало, он лишь прокручивал в голове один и тот же вопрос, не пытаясь найти ответа. Как он увяз в грехах? Ведь он был хорошим мальчиком… Иногда Джеймсу хотелось забыть некоторые моменты своей жизни, но – увы! – именно они, казалось, навсегда врезались в память. Например, картинка, увиденная некогда в замочную скважину. - Мы любовники? – прозвучало с диким акцентом. - Как знать, - мать Джеймса пожала плечами, задумчиво глядя на его воспитателя. Француз тонко улыбнулся. Джеймс, осторожно отойдя от двери, часто заморгал. Ему было десять лет, когда он усвоил страшную истину: люди привыкли изменять. И святой брак вовсе не так свят, как пишут и как принято считать. Был ли его отец гнилым человеком, раз мать предпочла ему другого? Джеймс плохо помнил папашу. Собирая вещи перед отплытием на Ямайку, он видел отца с трубкой в руках. Как наивно было полагать, что отец курил табак! И каким несправедливым казался мир! Теперь Джеймс не искал плохого в себе, он отлично знал, что совершил убийство над своей душой ещё лет сто назад. - Командор? – голос Джиллета отвлёк Норрингтона от неприятных мыслей. Он вздрогнул и обернулся на звук. – Лорд Беккет не отдавал приказов вернуться в порт? - Нет, - отрезал Джеймс, отвернувшись. - Вы… в порядке? – голос был таким участливым, что ему вдруг захотелось рассказать всё, что терзало душу. Как много нового узнал бы лейтенант о своём кумире! - Как видите, - Джеймс развёл руками, пристально взглянув на Джиллета. Тот нервно переминался с ноги на ногу, и Норрингтону вдруг пришла в голову сумасшедшая мысль. – Пойдёмте. Идея выговориться кому-то удивляла своей бредовостью. Но, глянув на участливое лицо Джиллета и побелевшие костяшки его пальцев, Норрингтон решил, что терять ему нечего. Может, стоит насладиться последними днями? Вздумай Беккет убрать лишние фигуры с доски, Джеймс первым пойдет ко дну. О дальнейшем Норрингтон предпочитал не вспоминать. Грязные слова, грязные прикосновения… Ему нужна была разрядка, и он её получил. Что с того, что Джиллет потерял веру? Ничего страшного в том, что они согрешили. "От этого ещё никто не умирал", - фыркнул Джеймс, глянув на человека, лежащего в его постели. В принципе, Джиллет был неплох… но это не Джек. Невозможно заменить бриг лодкой, гласила поговорка. Видимо, так и было. - Скажите… неужели в этом вся ваша суть? – голос лейтенанта дрожал. Джеймс скривился. - Что вы имеете в виду? – он взглянул на охваченного сомнениями Джиллета и невольно вздрогнул. В голове всё постепенно становилось на свои места: вот он, а рядом - практически изнасилованный им лейтенант. - Я был… более высокого мнения о вас. Командор. - Реальность сурова. - Вы ведь просто воспользовались мной! – Джиллет скатился на край постели и сел, покраснев, прикрыв причинное место штанами. Джеймс потянулся, раскинувшись на освободившемся месте. Внутри было пусто, наверное, чувства давно отжили своё. - Скажите, Джиллет, после случившегося вы будете хуже ко мне относиться? - Не знаю… Я… не знаю, - лейтенант не смотрел ему в глаза и, казалось, не дышал. Джеймс вздохнул, раздумывая над произошедшим. - Если вас что-либо не устраивает, я смогу найти другого человека, который занял бы, - Джеймс сделал паузу, - ваше место. - Пожалуй… нет. Я не считаю, что случившееся что-то меняет, сэр. Джиллет поймал его взгляд, и Джеймс усмехнулся. Он был прав: людские грехи мало что меняли. А добродетели? Этого Джеймс не знал, да и не стремился узнать. Он лишь надеялся, что Беккет поддержит его. - Джиллет, - позвал он. Тот отшатнулся. - Да простит вас Бог! – лейтенант принялся креститься и сплёвывать через плечо. - Идите сюда, - Джеймс тяжело вздохнул, запустив руку в волосы. Джиллет опасливо покосился, но вскоре лёг рядом, закрыв глаза, и зашептал молитву. Он не заметил дьявольской улыбки на лице командора, иначе, вполне возможно, тронулся бы умом. Ямайка, Порт-Ройял. Похоже, происходившее не оставляло видимых отметин на этом портовом городе. И Джеймс невольно задумался, случайным ли был его выбор? Возможно, именно из-за забывчивости жителей он и остался здесь. Но теперь это было неважно. Плавание закончилось, и Джеймс шёл к Беккету с равнодушием, присущим одним мертвецам. - А, адмирал! – Беккет вальяжно раскинулся в кресле в своём кабинете. Сбоку сидел губернатор, но его присутствия, похоже, никто не замечал. - Вы вызывали меня, лорд Беккет? - Да. У меня есть для вас кое-что. На новом посту вам пригодится старая подруга. Джиллет смотрел на него безучастно, с лёгкой насмешкой. Джеймс перевёл взгляд на стол, где лежала… его шпага! Он и не думал, что такое свидание возможно. По взгляду Беккета было ясно, для чего предназначается оружие. Норрингтон даже не удивился; всё казалось продуманным и знакомым, словно в это серое болото его затягивало с самого детства. - Члены Братства знают, что обречены, - лорд поигрывал монеткой, и Джеймсу стало совсем невесело. Судьба вновь толкала его к Джеку. – Им остаётся лишь выбрать место для последней битвы. Джеймс бросил быстрый взгляд на губернатора и понял, что тот думал о дочери. Лиззи. Вот уж о ком Джеймс вспомнил бы в последнюю очередь. - Но давайте не будем о грустном! – Беккет поднялся, жестом пригласив Джеймса выйти. – Ведь у любой монеты есть две стороны, - намекнул он, глядя на серебряную монетку на своей ладони. – Вопрос в том, какой стороной она повернётся к вам, Джеймс. - И что я должен сделать? – Джеймс скривил рот. Он снова оказывался пешкой в чужих руках. - Для начала нам нужно избавиться от губернатора. Можете перепоручить это кому-либо, но я предпочёл бы быть уверенным в том, что смерть отправилась по указанному ей адресу. Вы понимаете, о чём я? - Да, я вас… понимаю, - он глянул на часы, стрелки которых сухо тикали, в окно, где виднелся кусок синего неба. Перевёл взгляд на лорда и помрачнел. - Тогда приступайте, - Беккет заулыбался как ни в чём ни бывало, словно и не они минуту назад обсуждали убийство губернатора. Тот лихорадочно складывал бумаги в ящик стола. Джеймс многое бы отдал, чтобы не видеть его глаз. - Увести, - безразличным голосом приказал Беккет. Мистер Суонн обречённо глянул на Джеймса, и тому захотелось сбежать. Эти карие, с лёгким вкраплением золота глаза имели над ним какую-то страшную, неведомую власть. – Мистер Норрингтон проводит вас. Джеймс сидел в своей каюте, глядя в одну точку. Перед глазами раз за разом мелькал тот миг… убийство губернатора. Единственного человека, который принимал Джеймса, ценил его. И что он получил? Пулю в лоб. Быстро, почти безболезненно. Джеймс вздрогнул. В конце концов, это была не шпага… Грандиозные планы лорда Беккета! А что, всё верно: в случае, если эта авантюра не закончится для Джеймса смертью, он сядет в тюрьму за убийство. Зато сейчас он занимает высокий пост! Словно в тюрьме это будет иметь значение… Зачем губернатор взял с него обещание? "Береги Элизабет!" Как можно уберечь эту дрянную девчонку, если сейчас она была… если Джеймс даже не знал, где её носит! Он глянул на Джиллета, застывшего на пороге. - Есть новости? - Нет, сэр. Ветер не менял направления, всё тихо, сэр. - Всё тихо! – Джеймс нахмурился. – Как вы считаете, всегда ли убийство – безнравственный поступок? – неожиданно для самого себя спросил он. - Простите, сэр, я не понимаю, о чём вы, - Джиллет смотрел на него исподлобья, нахмурившись. Джеймса такой ответ не устроил. - Было ли убийство мистера Суонна безнравственным? – он бросил взгляд на собеседника, но тот поспешно отвернулся. - Не мне вас судить, - начал он. – Церковь… - Бросьте, Джиллет! Мы прекрасно с вами знаем, что праведник-лорд не безгрешней меня. Так в чём суть, а? В вере? Не грешно ли строить из себя верующего, брезгуя в душе? Мы с вами военные люди, нам ли не знать, что есть на самом деле жизнь. - Возможно, сэр, вы и правы. - Мне кажется, что я абсолютно прав. - Да, сэр. Так и есть. Джеймс рассматривал лейтенанта, не двигавшегося с места. В глазах его читалось странное сомнение, и Джеймс с радостью отметил, что не утратил умения влиять на людей. Пусть даже на Джиллета, воплощенную невинность. Джеймсу казалось, что мир как-то странно сместил рамки приличий и норм. Сейчас он был уверен, что смерть действительно стояла за плечом, поджидая, когда же можно будет его прикончить. Всё чаще он вспоминал детство, которое представлялось ему связкой разноцветных воздушных шаров на фоне нынешней беспросветной темноты. Иногда память подкидывала образ матери, который должен был бы смирять его сумасшествие, но странным образом лишь подхлёстывал его. И еще хуже бывало, когда перед глазами возникал образ отца, лежащего в гробу. Джеймсу казалось, что вместо запаха моря он слышит аромат зажжённых повсюду благовоний, который ударяет в голову, душит своей навязчивостью; казалось, что из темноты смотрят на него тёмные глаза Джека, упрекая за грехи, о которых Воробей знал, и за те, о коих он не ведал. Джеймсу чудилось, что Джиллет носит с собой обеденный ножик, мечтая зарезать его однажды. И он прятался от людей, метался по каюте, как зверь в своей клетке. Сколько он выдержит, было лишь вопросом времени. Джиллет более не пытался вразумить Норрингтона, да Джеймс и не стал бы его слушать. Ему чудилось, что само знакомство с Джеком – происки дьявола в погоне за его душой, а страстные ночи – то удовольствие, за которые, вместе с прочими грехами, он должен расплачиваться теперь, словно видный джентльмен, заложивший приличное поместье, лишь бы подольше находиться в компании друзей-игроков. Подобно ему, Джеймс продолжал безнадежную игру, оттягивая срок расплаты. И дело не было, как прежде, в неком событии, до которого он мечтал бы дотянуть - дело было в том, что Джеймс не хотел умирать. Он был достаточно молод, занимал высокий пост… он мог бы жениться, если бы захотел, купить прекрасный дом с чудесным садом и небольшой речкой неподалеку. Словом, зажить по-человечески. Неужели он нагрешил так много, что должен платить столь высокую цену? Или, быть может, еще возможно искупление? Вера в его душе была рождена необъяснимой безысходностью, что гнала его, дышала в шею, не отставала ни на секунду, куда бы ни шёл его корабль, каким бы ни был ветер. «Искупить. Искупить. Искупить», - стучало в мозгу. Он накинул плащ, чтобы выйти глотнуть воздуха, вкус которого он почти забыл, и спуститься в трюм, где с недавних пор держали Элизабет. Конечно же! Нужно исполнить последнюю просьбу её отца, и он будет прощён судьбой, он не станет больше грешить. Всё было так просто, что его руки била мелкая дрожь, и он никак не мог отпереть дверь. Решётка поддалась быстрее. Пираты и Лиззи смотрели на него так, словно он был не Норрингтоном, а морским бродягой. - Идите! – прошептал он, но никто не двинулся с места. – Скорее! - Что это значит? – Лиззи подошла к нему вплотную, посмотрев прямо в глаза. - Я выбрал сторону, - ответил он. Да, на этот раз он оказался на её стороне, но вовсе не потому, что жаждал приобщиться к порядочным людям. Были ли таковые вообще? Он проследил, чтобы вся команда перебралась на борт "Жемчужины". Головная боль притупляла страх, но Джеймс всё ещё чувствовал его и слышал, как ядовито засмеялась смерть. Он встряхнул головой, избавляясь от лишних мыслей. Зачем он заговорил с Лиззи? Наверное, это было необходимо, хотя Джеймс и не осознавал причин, побудивших его так поступить. В груди билось желание сделать хоть что-то, и Джеймс с сухой усмешкой понимал, что так себя чувствуют одни лишь умирающие. Желание оставить след - в истории, в сердцах людей, что вокруг. Последнее желание, быть может. Джеймс не знал, стоило ли бороться, но сдаваться не умел. - Бежим с нами, - вдруг предложила ему Элизабет. – Бежим с нами, Джеймс, - с мольбой повторила она, но он не верил. Столько времени сходить с ума! Чёрт побери, зачем девчонка предлагала ему надежду? Чёрт побери… но разве человек не сам решает, чему быть впереди? - Кто это там? Он дёрнулся, зашарил глазами вокруг, ища опасность. Чёртов пират, груда водорослей! Это конец. Их поймали, поймали. "Часть корабля, часть команды", - молитвой пронеслось в его голове. Джеймс метнулся к Элизабет. Пусть бежит, спасается, она так молода, так влюблена! Ему часто приходилось ей врать, но по иронии судьбы именно теперь Джеймс говорил правду. - Наши с вами судьбы, Элизабет, тесно переплелись, но не соединились. Передайте это Джеку Воробью, - и он коснулся её губ своими, молясь лишь о том, чтобы хотя бы сейчас ни о чем не думать. – Бегите скорей! Папаша Тёрнер медлит выполнять приказ, он что-то бубнит, от него воняет, как от свиньи, а Лиззи всё оглядывается, всё думает, не вернуться ли. Нет! У нее важное послание, она не имеет права не доставить его. Джеймс пулей перебивает канат, связывающий корабли тонкой ниточкой. Он горд собой, в его душе – чувство победы, пламя азарта. И оно горит, пока шпага Тёрнера не пронзает его. Джеймс ощущает металл, проходящий сквозь его тело, но не знает, что делать и что думать. И нужны ли еще какие-то мысли - перед смертью?