***
Утро Гуань Шаня начинается слишком рано. Все из-за того, что его мама сегодня работает до вечера, а значит, все дела по дому ложатся на плечи рыжего. Тот вовсе не против, просто спать хочется. Мо считает своим долгом сделать все, что наметил до прихода мамы, чтобы лишний раз не заставлять ее перенапрягаться. Он знает, стоит ему хоть что-то не доделать, как мама доделает всё за ним. Квартира у них небольшая, тем быстрее проходит уборка. С мыслями о том, что конкретно приготовить на праздничный стол, методично протираются полки от пыли. А с сомнениями в выборе подарка для самого близкого человека, пылесосятся ковры, да вымываются полы. Над подарком Гуань Шань думал долго, и хоть все эти праздники он терпеть не мог, но сделать маму немного более счастливой, шанса не упускал никогда. На этот сюрприз пришлось копить долго, но результат не мог не радовать. Под елкой уже располагалась большая коробка, в которой была новая рисоварка, так как их старая готовилась отбросить коньки при каждом приготовлении новой порции риса. Мо сомневался только в одном: хорошую ли марку он выбрал. Он, конечно, подошел серьезно к покупке, и купил отнюдь не дешевую модель, но кто его знает, как все сложится, ведь в технике такого рода, он не смыслил ничего. С головой полных разносторонних мыслей, рыжий даже не замечает, как спустя пару часов квартира уже блистает чистотой. Тело ощутимо пробивает усталость, а желание принять горизонтальное положение перебивает другие порывы заняться чем-то полезным. Поэтому он все-таки позволяет себе минутку слабости и, взяв в руки телефон, ложится на диван. В соц. сетях все пестрило надписями о предстоящем празднике. Отчего-то Гуань Шаня это подбешивало. Что в этом такого особенного находят люди? Всего лишь Новый год, где одна цифра заменяет другую, не более. Палец лениво скользит по экрану телефона, а взгляд все пытается уцепиться за что-то действительно важное. Но внимание привлекает только всплывшее сообщение от Цзяня, в котором значится фраза: «С наступающим, Рыжик!». Эта та вещь, которая НЕ заслуживает внимания от слова совсем. Мысли отчего-то возвращаются к событию произошедшему пару дней назад, когда Цзянь И посчитал нужным спросить у всех о том, кто как Новый год будет отмечать. Большая часть людей отвечали — с родителями, кто-то говорил про компанию друзей, и лишь Хэ Тянь отличился и сказал свое холодное — в одиночестве. Лишь сейчас думая об этом, Мо понимает, насколько отчаянно звучал тогда голос Хэ. Молил о помощи. И не просто кого-то, а глядя прямо рыжему в глаза. Спаси меня от самого себя. — Одиночество, — смакует Гуань Шань. Это та вещь, без которой не обходится ни один праздник в их семье уже лет так десять. С отцом за решеткой поменялось многое, и атмосфера праздников в том числе. Для рыжего такие дни сравнимы с самым вкусным блюдом на земле, но приправа несет в себе отвратительный привкус, которая портит все лакомство целиком до тошноты, и название ей «Одиночество». До Нового года девять часов.***
Пепельница заполнена на половину, хотя сейчас лишь около пяти вечера. Хреново, когда единственное, чем ты можешь заниматься — сидеть и курить, смотря пустым взглядом в окно. Но правда в том, что и этим заниматься не хочется. Даже быть здесь не хочется. Еще в прошлом году Хэ не было настолько тошно от этой ситуации, но с появлением в жизни одного рыжеволосого идиота поменялось все. Больше не хотелось проводить вечера вот так. Ему бы сейчас слушать вечные возмущения, чем смотреть на то, как бесконечно кружатся снежинки за панорамным окном одинокой студии. Отчего-то звонить и писать Гуань Шаню желания нет. Точнее не так — этого желания слишком много, но останавливает осознание того, что, скорее всего, он слишком занят подготовкой к празднику. Он знает это, прекрасно осознает, но справиться с этим, кажется, невозможно. Ему до одури хочется сейчас услышать недовольный тон малыша Мо. Хочется привычно положить руку ему на плечо и потрепать и без того растрепанные волосы. Зарывшись лицом в подушку, мысли Хэ Тяня уходят совсем в ненужное русло. Фантазия рисует картину, где Мо лежит на этой самой кровати в полудреме, укрывается одеялом с головой и оттуда бухтит что-то вроде: «еще пять минут». И голос у него с хрипотцой, не сочится злобой и агрессией. Слишком расслаблен, слишком спокоен. Желание позвонить рыжему увеличивается раза в два. В реальность возвращает телефонный звонок, который сразу становится ненавистным. Во-первых, потому что прервали на интересном, а во-вторых, звонил брат. Он спрашивал, не хочет ли Тянь отметить вместе с ним, на что тот ответил: — Нет, хочу провести его один. Отбросив телефон в сторону, Хэ закрыл глаза, в надежде вернуть ту картину, что еще недавно грела его душу, но все оказалось безуспешно. Вместо этого в голову теперь лезли воспоминания связанные с его семьей. Перебить их удается лишь очередной сигаретой, которая заканчивается слишком быстро. На смену ей приходит еще одна. До Нового года четыре часа.***
Мо Гуань Шаню все-таки удалось закончить все дела к приходу мамы. И этому он бесконечно рад, потому как теперь она может не напрягаться и немного расслабиться, насладившись атмосферой праздника. И Мо действительно надеется, что она ее чувствует, в отличие от него. На самом деле рыжий думал, что не успеет. Его голова будто специально работала против него, вспоминая те слова, сказанные Хэ Тянем на вопрос, кто как Новый год проведет. Это злило, а потому готовка шла не совсем гладко. Гуань Шань даже умудрился порезать палец, и пару раз чуть не перевернул кастрюли. Мо злился на Тяня, потом на себя, а после на весь мир сразу. Бесил не сам поток мыслей, сколько осознание, о чем эти мысли. Точнее о ком. Злость утихла лишь под сильными струями контрастного душа. Мо, подставляя лицо теплой воде, представил студию Хэ. По обыкновению серую, потому что он уверен, Хэ Тянь даже елку не удосужился поставить. Представил, как брюнет сидит у огромного окна с зажатой сигаретой меж губ. И представил его взгляд, который вероятно был бы абсолютно пустым. Повернув вентиль влево, Гуань Шань дергается от резкого ледяного потока. Картина одинокого Хэ Тяня впечатывается в мозг, но почему-то не раздражает. Вызывает другие чувства, которые обычно рыжий старается спрятать поглубже, чтоб те даже не думали больше показываться. Сейчас так делать не хочется, сейчас наоборот хочется прислушаться. Тело начинает подрагивать, а пальцы, кажется, и вовсе отмерзли и не двигаются. Рыжий думает, что если бы можно было потрогать одиночество, оно так бы и ощущалось — противно ледяным. Хотел ли Хэ Тянь, чтобы его спасли? И как бы рыжий не желал не знать ответа на этот вопрос, поворачивая вентиль вправо, в голове отчетливо слышал короткое «да». Вылетев из ванны в одном полотенце на бедрах, злость закипала в венах рыжего с двойной силой, и если раньше она была направлена на «почему я об этом думаю», то теперь «почему я не додумался до этого раньше». Мо сушит волосы о полотенце слишком усердно, но те все равно не просыхают до конца, оставаясь немного влажными. Надевает первые попавшиеся джинсы, слегка помятую толстовку и выбегает в коридор, напрочь забывая про телефон. Так же в спешке надевает обувь и куртку, а после кричит матери: — Мам, мне нужно уйти ненадолго, я обещаю, что успею, — выбегает из квартиры и, закрывая дверь, добавляет, — пожалуйста, не волнуйся. Гуань Шань просто бежит, отгоняя все ненужные мысли, потому что подумать о том, что сказать Хэ Тяню, он успеет позже. Сейчас в его голове только одна вещь — успеть. До Нового года один час.***
Мо бежит всю дорогу, не останавливаясь ни на секунду. Отдышаться он может потом, а сейчас рыжий забегает в многоэтажку, поднимается на нужный этаж и непрерывно жмет на дверной звонок. Сердце стучит как бешеное, и Гуань Шань убеждает себя, что это из-за пробежки, а не из-за этого мудака, который не спешит открывать дверь. Но когда все же открывает, Мо не церемонится, без приглашения заходит внутрь и, игнорируя удивленный взгляд, произносит: — У тебя 5 минут, чтобы собраться. Время пошло. Хэ Тянь с места не двигается то ли от шока, то ли просто оглох. — Ты что, бежал? — только это и произносит. — Тебя ебет что ли? — начинает закипать Мо. — Быстро бля оделся. На что Тянь лишь как-то по-доброму усмехается, но просьбу (или скорее приказ) выполняет. После чего они молча выходят на улицу и быстрым шагом направляются к дому рыжего. Гуань Шань идет немного впереди, думая о том, что эта идея уже не кажется ему такой правильной, какой он считал ее еще полчаса назад. Но стоит ему украдкой посмотреть на Хэ Тяня, как румянец появляется на лице. Этот придурок идет и улыбается, пялится прямо на рыжего, что тому хочется закопать его в ближайшем сугробе. — Малыш Мо, — было начинает брюнет, но Гуань Шань не дает ему закончить. — Завали. Он, кажется, знает, что этот мудак хочет спросить, потому и хочет, чтобы тот заткнулся. У рыжего просто напросто нет ответа на его вопрос. Возможно, где-то в подкорке мозга он и существует, но Гуань Шань отказывается туда лезть. На любой вопрос Хэ Тяня у рыжего нет ответа. Почему пришел? Волновался за меня? Думал обо мне? Нет и еще раз нет. Мо просто не хочет знать ответ. Боится узнать. Принять его. Хэ Тянь зря времени не теряет и, равняясь с Гуань Шанем, пробует второй раз. — Малыш Мо. Только в этот раз рыжий реагирует более эмоционально, резко разворачивается и, смотря прямо в глаза, чуть ли не кричит: — Я не знаю! Понял? Я просто не знаю. Не знаю почему пришел, не знаю почему поступаю так, как поступаю, не знаю почему так злюсь. Я, блять, не знаю, ты понял, гребаный ты мудак Хэ Тянь?! Но брюнет все с той же улыбкой подходит вплотную к Мо и крепко обнимает, утыкаясь носом в висок. Он хотел сделать это всю дорогу, хотел ощутить, что все это реальность, а не очередная игра его разума. И вот, вдыхая аромат рыжего, он более чем уверен, что все происходит наяву. Настоящий Мо Гуань Шань, который стоит и не знает, что делать и что сказать. — Я понял, малыш Мо. — Выдыхает Хэ Тянь, а после добавляет. — Спасибо. И пусть рыжий пока не разобрался с бурей, что происходит у него внутри, Хэ уверен, что он придет к решению. Придет так же, как сделал это сегодня. Растрепанный, слегка смущенный, но к нему. К Хэ Тяню. И тот снова поверит, что чудеса действительно могут случаться.