апокалипсис

— покажи мне себя, антихрист. я слышу тебя, и ты пахнешь, как смерть, как злость, как раздор. стоило прожить всего сотню лет, чтобы встретить кого-то прекраснее рудольфа валентино и опаснее джеймса патрика марча. тьма всегда манит, сколько этого не отрицай, красота всегда манит, как ее не интерпретируй. — как горе. графиня поддевает подбородок майкла и зажимает самый край стальным ногтем, чтобы увести его вниз по загорелой шее, задевая адамово яблоко до кровоточащей царапины. майкл сжимает голову элизабет между ладоней, уже ощущая, как неподатливы будут глаза, и с каким резиновым хрустом сорвется ее шея. — ты пахнешь анисом и кардамоном, переспелыми яблоками и сырой землей со сгнивающими в ней мертвецами. ты живой апокалипсис, — шепчет, — антихрист. — умещусь ли я в твоем крохотном мерзлом сердце, — наклоняет к плечу тяжелую голову, — графиня? — оно всё твое. сквозь его пальцы стекают ее молочные волосы и под бронзовой кожей его бьется жизнь, полная воздуха и молитв из боли и алого. майкл перехватывает руку элизабет, и сталь выскрывает ему запястья, вспарывает кожу по самые вздутые плечи и жизнь вытекает из майкла, будто ей никогда и не были рады. встретил майкла донован и привел в отель. донован подписал себе приговор на вылет и жалеет себя больше всего на свете, мечтая отомстить (самому себе?). элизабет всегда нравились красивые вещи, и оставить майкла в своей коллекции отвергнутых и навеки влюбленных в нее детей было бы так замечательно, как жаль, что это совсем не осуществимо. майкл никогда и не был ребенком, а антихристу любить не дано. да и незачем. майкл чертит пентаграмму под собой, мешая кровь с углем и кожу с черным воском, отчего тело становится непослушным и бьется в судороге, прошивающей его от правого плеча к левому бедру. — хочешь, я заберу всю твою боль? коленям больно от этого, а элизабет и не собирается привыкать к такому — майкл улыбаетсяулыбаетсяулыбается, разучившиеся летать птицы усеивают лос-анджелес дождем, с криками падают на людей, машины, асфальт, крыши и разбиваются насмерть. графиня вытягивает руки и хватает майкла за плечи. — я — сама боль, — майкл улыбается, толкает лицо в подставленную ладонь. майкл бросает элизабет на пол — отныне она алтарь. над черными свечами вспыхивают лица, кровью сочатся его раны, а элизабет проглатывает костью обратившийся в горле вечный голод. — я всё и я ничего. и я взываю к тебе, отец мой, дьявол, плоть моя. не дай мне отступиться от тебя и дай мне сил, как я отдаю тебе всего себя.