***
У Задираки немного дрожат руки, когда он пытается вставить ключ в замочную скважину. Родители уехали совсем недавно, но не хочется терять ни минуты. Эта неделя... будет принадлежать только им, даже если для этого придется послать к Хель всех всадников, да и просто тех, кому от них что-то там надо. Дверь открывается только с третьей попытки, они вваливаются в полутемную прихожую, кое-как захлопывая створку за собой. — Заби, я так сильно... — он прислоняется к стене, их лица слишком близко друг к другу. Глаза в глаза, как отражение. Отражение похоти, которая сквозит в каждом движении. Он тянется к ней, но она грубо толкает его, прикладывая затылком о стену. Боль яркой вспышкой несется по венам, когда она впивается его губы грубым поцелуем, сильно кусая нижнюю губу. Во рту чувствуется металлический вкус. Во имя Одина и Фреи, ничто так сильно не кружит голову, как то, что происходит сейчас. — Я ждала этого не меньше, — прошипеть, оторвавшись на мгновение, слизать тонкую струйку крови, текущую по подбородку, слова целовать, проталкивая язык через ряд зубов. Она протискивает колено между ног брата, сильно надавливая на пах, тот гортанно стонет, даже не пытаясь вырваться. Хотя физически он куда сильнее. От этого крышу сносит окончательно. Она останавливается, только когда он вскрикивает слишком, чересчур жалобно. Отстраняется и внимательно смотрит. У него взгляд с поволокой, из уголка губ ниткой стекает слюна. Как же она любит его... такого, принадлежащего только ей. — Иди в комнату, раздевайся и ложись на кровать. У меня есть... кое-что особенное для тебя, — речь прерывистая, слова тонкие, будто на грани. Хотя, если говорить о грани, свою они уже давно перешагнули. Когда? Может, когда поцеловались впервые. А, может, немного позже, когда пришло осознание, что именно им нравится больше всего. Задирака молча кивает, уходит нетвердой походкой, она знает, что у него ноги как ватные. Он знает, что будет дальше. Они оба хотят этого до безумия. Забияка поднимается в их комнату, хватает сумку, которая уже довольно давно лежит под кроватью, ожидая своего часа. Того времени, когда можно не сдерживать стоны, опасаясь быть услышанными. Быть непонятыми. Трахаться где-то на островах, конечно, тоже круто, но только первое время, дальше приходит понимание, что лучше кровати ничего еще не придумали. Родительская спальня немного больше их собственной, а кровать; большая, двуспальная кровать; была их личным фетишем уже довольно долгое время. Сейчас ставни закрыты, комната освещена дрожащим пламенем нескольких свечей. Задирака лежит на кровати, чуть согнув ноги в коленях, одну руку прижимает ко рту, прикусывая ребро ладони, другой дрочит себе. Забияка пару минут залипает на длинные пальцы, которые скользят по крупному члену, чувствуя, как узел возбуждения внизу живота закручивается сильнее. — Руки, — почти рычит она, а Задирака послушно одергивает руку, смотрит на нее так... преданно, что следующее предложение вылетает как-то само собой. — Оближи теперь, — хищно говорит она, наблюдая, как он почти без заминки начинает облизывать пальцы, то погружая их в рот полностью, то скользя языком по ладони. — Подними, — следует очередной обрывистый приказ. Ей тоже тяжело сдерживаться, трусы уже давно намокли, при каждом движении неприятно впивались в нежную плоть, но выходить из образа было категорически нельзя. Он послушно поднимает руки над головой, прекрасно понимая даже такие обрывки фраз. Дышит прерывисто, жмурит глаза в предвкушении. Она достает веревку, туго стягивает его запястья, перекидывая веревку через ажурную спинку кровати. Затягивает, Задирака чуть двигает руками, чувствуя, как веревка впивается в кожу, почти перекрывает ток крови. Пальцы постепенно белеют, но это неважно никому из них. Она быстро избавляется от одежды, не отрывая от него взгляда, прекрасно видя, как он рассматривает каждую клеточку ее тела, словно бы в первый раз. Взгляд обжигает, однако от него не хочется стыдливо прикрыться. Они ведь... едины, иначе не скажешь. Это всё равно что закрываться от самой себя. Она садится на его бедра, трется промежностью о член, он еле слышно шипит, запрокидывая голову. Забияка мягко берет в ладони его лицо, завязывая на глазах темную ленту. — Так острее, — объясняет больше для себя, прекрасно понимая, что он верит ей безоговорочно, принимая и подстраиваясь под каждое движение. Наклоняется, почти ложится на него, достает из сумки небольшой хлыст из драконьей кожи. Задирака не видит ни хлыст, ни ее улыбку. — Давай же, — шепчет, словно чувствуя мимолетную тень сомнения на ее лице. Вскидывает бедра, чтобы стать еще немного ближе. И первый хлёсткий удар красной полосой рассекает живот, заходит на грудь. Задирака стонет, почти кричит, напрягаются связанные руки, веревка еще сильнее врезается в покрасневшие запястья. Второй крест-накрест, в одно и то же место Забияка всё же старается не бить. Слишком тяжело потом скрыть следы. — Два, — тяжело, между стонами выдыхает Задирака. А Забияка чувствует, что его член стал, кажется, еще тверже. Сдерживаться почти больно. Он сбивается где-то на десятом ударе, из некоторых, слишком глубоких полос, сочится кровь. Она отбрасывает хлыст куда-то в сторону, наконец опускается на колом стоящий член, сразу же принимая в себя так глубоко, как это только возможно. Начинает двигаться, впиваясь пальцами в грудь, живот, размазывая кровь. Задирака почти кричит, толкается бедрами вверх. Она знает, что ему больно. Она знает, что ему хорошо. Она не имеет понятия, как ему удается порвать веревку. Однако это происходит, и он резко садится, нарушая любые ее приказы, прижимая к себе, грубо сжимая грудь, оттягивая волосы, оставляя на бледной шее поцелуи-укусы, которые горят, подобно клейму. Они кончают практически одновременно, он еле успевает вытащить член, заливая спермой живот и грудь. Сперма смешивается с кровью, но они не обращают на это внимания. Только не когда Забияка стягивает с его глаз черную ленту, снова играясь в отражения. В этот раз видя безумную любовь.***
— А как ты думаешь, раскаленный воск, это очень больно? — ухмыляется Забияка, когда они лежат рядом, она прижимается к его груди, слыша слишком быстрое биение сердца. — У нас есть целая неделя, чтобы это проверить, — отвечает Задирака, удовлетворенно откинувшись на спину. Боги даровали ему лучшую вторую половинку, он мог бы об этом хоть всему миру заявить. Если бы только это было возможно.