***
— Эй, меня зовут Иван! Я там живу, — мальчик машет рукой в сторону дома, стоящего на отшибе, — а ты кто? Лука, пинавший до этого мяч в стену дома, отвлекается и удивленно смотрит на чумазого мальчишку, непосредственно подбрасывающего в воздух мяч. Луке 7 лет, Ивану 5, тогда, встретившись в частном секторе Задара, они и не могли предположить, что обычное знакомство станет чем-то большим. — А я Лука, Лука Модрич. — Можно с тобой поиграть? Я приехал сюда совсем недавно, у меня нет друзей, — Ваня нерешительно мнется за покосившимся забором, желая присоединиться к Луке и поиграть в футбол на зеленой лужайке. — Да, хорошо, поиграем в футбол? — Лука открывает низкую калитку, пропуская Ракитича во двор. К Ване тут же подбегает дворовая овчарка, подозрительно обнюхивает и ложится в тенёк у забора. Какое-то время ребята перекатывают мяч, отбирают друг у друга, нечаянно закидывают его в кусты роз, что трудолюбиво сажала мама Модрича. Усевшись на траву, Лука смотрит на то, как солнце медленно начинает опускаться за горизонт. Ваня присаживается рядом, а потом и вовсе ложится на траву. — Лука, а ты тут всегда живешь? — Да, а ты? — Нет, я только к бабушке на лето приехал. Сквозь тишину слышно, как на параллельной улице кто-то проехал, звеня велосипедным звонком. Центр небольшого города далеко отсюда, машины здесь не бывают из-за узких улиц. — Знаешь, я хочу быть футболистом. Папа говорит, что футбол — это здорово, — задумчиво тянет Ракитич, срывая одуванчик. — Я тоже хочу быть футболистом, когда-нибудь я буду играть за сборную, — Модрич забрасывает мяч за сарай, а Ваня, поднявшись, идет к калитке. — Знаешь, мы и тогда будем играть вместе. Лука ещё какое-то время смотрит, как новый друг идет вниз по улице, пиная перед собой мяч и поднимая тучи пыли, особенно отчетливо видные в лучах закатного солнца.***
Иван приезжал еще два года подряд, а потом исчез, записав на клочке бумаги свой почтовый адрес. Каждый день Ракитич вспоминал о своём друге, мечтал вновь увидеть его, искренне радовался редким письмам. Он исчез на долгих семь лет. Иван не мог дождаться того дня, когда вновь окажется на родной земле, тоскливо считал дни, зачеркивая числа в календаре. Закрыв за собой низкую калитку, Ваня неспешно идет к дому, подавляя беспокойство, что подгоняет его быстрее схватиться за ручку двери. Постучав, Иван долго ждёт пока ему откроют, надеется, что дома кто-нибудь есть. За дверью заливается лаем собака. Ракитич нервно оглядывается, слыша, как скрипит калитка, и на землю падает велосипед, звеня железными костями. Невысокий юноша в черной майке, висящей на нем, как на вешалке, стоит у забора, а заходящее солнце подсвечивает хрупкую фигуру так, словно он чертов святой. — Иван, brate! — Словно камень падает с души: Лука тут, Лука ждал. Обнимая Модрича, Ваня думает, что друг как будто состоит из солнечного света. Нет, он и есть солнце. Сидя на кухне дома Модричей, Иван не перестает смотреть на друга, когда он бегает по дому, ища, чем угостить гостя. Лука приносит из кладовки немного орехов и банку меда. Выливает в ковш пакет молока и оставляет кипятиться на плите, пока сам колет орехи. Длинноватые волосы лезут в глаза, юноша то и дело заправляет их за уши. Его прическа напоминает Ракитичу девчачье каре, но оно так идет его лучшему другу. — Лука, как ты? Расскажи, в письмо ведь много не вошло, правда? — Просит Иван, подавая укатившийся орех. — Все хорошо, приехал сюда отдохнуть, сейчас играю за Зриньски, это клуб в Сараево. Лучше расскажи, как ты, — Модрич опускает глаза в пол и подходит к плите с двумя кружками, куда переливает молоко. На глаза Луки падает золотистая прядь, но хорват не обращает на это внимание. — Я все еще в Базеле, в этом году не повезло, не вызвали в молодежку, а тебе, Лука, удачи. Скажи, почему ты так редко пишешь? Мне же интересно, как ты живешь, как день прошёл, — Ракитич внимательно наблюдает, как друг, подойдя к столу, закидывает колотые орехи в миску и давит их деревянной ложкой, измельчая. — Прости, тяжелый сезон выдался. Я уверен, в следующем году ты точно попадешь в молодежку, — Модрич ободряюще улыбается, поливая медом орехи. — Лука, помнишь, я обещал, что мы будем играть вместе? Знай, я от своих слов не отказываюсь, — Иван упрямо сдвигает брови и отпивает горячее молоко из кружки.***
Нет, Иван совершенно не злится, когда Лука слишком долго обнимается с Субашичем. Да-да, правда. Глядя на то, как его маленький капитан закидывает ноги на талию вратаря, как он что-то кричит, называя его братом, Ракитич не может спокойно подавить в себе расжигающиеся эмоции, которые не способна потушить даже радость тяжёлой победы. Но Иван понимает, что не должен нарушить данное самому себе обещание, если и дальше хочет любоваться на это солнышко. Лучше терпеть и гасить взгляд, если хочет быть рядом с ним на правах лучшего друга и любимого соперника в Классико. — Ваня, Ванька, Ванечка! Мы победили, понимаешь, мы в полуфинале! — Лука трясет его за плечи, заглядывает в глаза, обнимает как никогда крепко. — Да, Лука, понимаю. — Помнишь, ты обещал, что мы будем вместе играть в сборной? Вот, мы сегодня бились плечом к плечу, как всегда и мечтали, правда? Иван улыбается, чувствуя, как Модрич тонкими пальцами держит его за запястье, как нежно поглаживает большим пальцем внешнюю сторону ладони. — Значит, я сдержал свое слово? — Иван нервно оглядывается на носящегося вокруг с криками птеродактиля Шиме. — Иван сказал, Иван сделал! За это я тебя и люблю, Brate! Улыбка Луки способна затмить любое освещение на стадионе. Она способна растопить даже самое холодное сердце и в пасмурный день развеять клубы облак тоски. Лука улыбается редко, но это всегда на вес золота.