Это знойное чувство внутри. Разодранные колени и в кровь стертые локти, а ещё целиком и полностью избитая душа.
В горле застрял ком плача, когда Чонгук старается поднять своё полуживое тело с пола, найти силы и выйти на улицу. Скрипучий лифт, в который заваливается Гук – единственное препятствие, стоящее на пути странника своей души.
Чон еле перебирает ногами, понимая, что у него по жизни обычно лёгкая безнадега и всегда полная не судьба.
Он - чертов мазохист, которому нравится Хосок и свои безответные чувства.
Ощущения себя глупым героем драмы под названием "жизнь", которая не имеет хорошего конца. И это чувство нравится ему тоже. Нравится ощущать себя свидетелем, быть третьим лишним.
Все мечтают быть участниками большой истории любви, но никто не думает, что они, как Чонгук, могут оказаться третьими лицами, которые должны показать главным героям всю боль неразделенной любви.
Чонгук знает. Так что, когда приятной негой ветер перебирает пряди его волос, стоит ему выйти на улицу, как парень вскрикивает и падает.
Смуглая кожа покрывается инеем ужаса, а пряди путаются, по телу проходят, до чёрных дыр пропасти перед глазами, болезненные разряды.
Эмоции притупляются до одного душераздирающего плача, пока конвульсии бьют тело темноволосого.
На асфальт капает алая кровь, а за Гуком из самой, сначала квартиры, потом лифта, а в итоге и самого подъезда, тянутся грязные, мазанные по жесткому асфальту его телом, разводы.
Как большая чернильная клякса разливается на белой бумаге, так и Чонгук по асфальту серому растекается, всхлипывает и сжимается от боли. Парня наизнанку выворачивает, когда он видит на измазанном кровью асфальте, прямо там, из самых глубин ада, прорываются, раскроша дорогу в пыль, толстые стебли и плотные бутоны орхидей. Чёрные, как плащ смерти, и длинным тоннелем к Гуку прорастают, окружают как койоты заплутавшую лань. Безжалостные, как глубокое синее море, потопляющее в себе корабли. Жестокие, как госпожа судьба, забирающая жизнь у невиновного ребёнка в пожаре. А ещё страшные и одинокие, как волки в большом лесу, что все воют на луну.
Чон оглядывается в небо и понимает, что та дорога из лепестков - его проклятье на века, потому что действует это психотропно, и ты, скорее сойдешь с ума, чем умрёшь.
Когда из его руки с кровавыми подтеками, разрывая бледную кожу, прорываются чёрные лепестки, он давит в себе рвотный рефлекс, чтобы только не испустить дух.
Сил осталось очень мало, а цветы набирают силу, черпают её из густой крови парня и бессмысленных чувств к Хосоку.
Страшной косой мисс смерть обрушивается на все тело Чонгука, осознание.
Знаете, это чувство, когда спускаетесь в темноте по лестнице и обнаруживаете, что вдруг исчезла одна ступенька. Нога проваливается в воздух, и начинается страшный момент осознания. А Чона, скорее гипнотизирует, чем пугает тот факт, что он - клумба для цветов на собственные похороны.
И от этого становится так смешно, как не было никогда. Как предсмертный плач старика, он смеётся, со слезами на глазах, вспоминает моменты короткой жизни и то счастье, которое испытывал рядом с Хосоком..
Но обидно лишь то, что старик прожил жизнь, а Чонгук готов испустить дух сейчас же, в свои двадцать два.
Чонгук - человек с издыхающей болезнью, которую можно вылечить лишь прекрасной, сказочной любовью.
Парень, неожиданно, слышит звонкий визг тормозов, совершенно не замечая, что уже прошёл по своему трапу и наступил на белую линию разделения.
Разделительная полоса навсегда ограничила его жизнь, разрешая перейти на сторону смерти. Темноволосый слышит крики, до боли знакомого голоса: "Осторожно!"- кричит кто-то такой родной, но при этом совсем чужой, тот, кто никогда не мог принадлежать ему.
А потом Гук слышит, вернее чувствует, сильный удар обо что-то железное.
Слышит треск бампера и всхлипы двигателя, будто машина понимает, как ему больно.
Чон падет на землю и проецирует хруст собственных хрупких коралловых костей, слышит, как ломается шея. Но боли нет. Он видит яркий свет ночных придорожных фонарей, видит блеск одной луны и мерцание звёзд.
Мир становится прекрасный, но только после смерти.
Чонгук разваливается на асфальте снесённой статуей и прикрывает глаза, слыша знакомый скрежет сапог по асфальту и видит силуэт на фоне белых фар.
Фигура становится более узнаваемой, когда Хосок присаживается рядом с Чонгуком и закрывает лицо руками. Он бы тоже закрыл глаза ладонями, но только чтобы не видеть этого противного света, доносящегося из-за спины Хо.
Сейчас Хоуп похож на плачущего, упавшего с небес, ангела. Который ходил, все бродил по облакам, а потом запнулся об очередной отросток лжи и упал на землю, разбивая колени. Он видел красоту небес, и три метра над уровнем неба. Он запускал золотые стрелы, рассекал ими туман, чтобы они долетели до солнца. А потом за огненные цепи притягивает к себе звезду, чтобы наступил день, долгожданный день.
Но Хосок не ангел, а для Чонгука солнце в этом мире больше не взойдет.
Темноволосый лишь слабо, успокаивающе улыбается, чтобы Хосок не нервничал.
Хо больше не пытается прислушаться к голосу разума и переводит взгляд с лежащего перед ним парня на улицу, в поисках последней надежды.
Но Гук что-то кроваво хрипит, пока плюется сгустками крови, заставляет Хосока обратить на себя цвет синих глаз.
Хосок смотрит и, с какой-то неопознанной для Чонгука нежностью, касается щеки друга, гладит и заботливо улыбается, пачкая пальцы в красной жиже его крови.
Хосок теперь же заламывает собственные пальцы и скрывает дрожь голоса наигранно-уверенным басом.
Чонгук сломанной куклой лежит перед ним, не двигается - не может.
Словно Хо стальными ножницами перерезал все нити жизни своей марионетки, и она, испустив последний вздох, упала на пол. У парня руки по локоть в крови, а глаза слезами наполнены, пока он взглядом старается спасти друга, понимая, что все тщетно, но все равно пытаясь.
И, даже, если бы сейчас, Гук сказал:
«Оставь и даже не пытайся» - Хосок бы не послушал, ответив: «Ты бы меня не бросил».
Прозрачные бинты из воздуха и недодаренного тепла, внимания и нескольких лирических стихотворений, детскими цветными пластырями ложатся на рваные раны парня.
Лучше быстрая смерть, чем долгая пытка от этих жутких цветов.
Чонгук забывает, как дышать, когда вместо всего хорошего, что могло с ним произойти, из горла вылетают безмолвные стоны.
Кажется, он равнодушно чувствует, как под ним расползается ещё большая лужа кровянистых сгустков.
Множество цветов окружают парнишку, окружают, прорастая из той самой алой лужи.
Скрючившуюся в нечеловеческой форме грудь, неожиданно покрывают добрые тысячи орхидей.
Бутоны цветов оттенка непроглядной ночи завораживают Хосока своей неописуемой красотой, а Чонгук наконец то стал той самой клумбой цветов на свои же похороны.
Растения смотрят на Хосока голодно, но теперь, вместо хищных взглядов неодушевлённых растений, всем понятно: цветы обвиняют Хосока.
Гук плавно закрывает веки и думает, лишь об одном, пока орхидеи покачиваются на его, теперь уже мёртвом теле, а Хосок смотрит заворожённо и потрясено.
Восхищение навсегда застыло в глазах Хо, но было уже поздно.
Видимо, ради этого, и вправду, стоило умереть...
– Это тебе, мой Хосок…
