***
Роджер Тейлор пытается вспомнить, показалось ли ему или события вчерашней ночи были реальностью. Нет, это была точно реальность, потому что на такие сны и образы у него просто не хватит фантазии. Он в постели один — удивительно. Впервые в жизни он проклял свою способность неограниченно употреблять алкоголь. Сколько он выпил, навсегда останется загадкой, как ему удалось подняться с кровати — тоже. Они едут на очередную фотосессию, где восхищённые их прибытием фотографы всеми силами пытаются сделать из Фредди и Роджера людей, а не подворотных спивающихся бездомных. Удается им это неплохо, и уже через час кропотливой работы в зеркале напротив Тейлора появляется вполне себе симпатичный молодой человек с убранными в небрежный хвост волосами и хитрой ухмылкой в прозрачных голубых глазах. «Красавчик», — мысленно удовлетворённо хмыкает он и берет в руки стаканчик кофе. Он поднимается, меряя шагами душную гримёрку, и решает выйти на улицу за новой порцией свежего воздуха. Уж слишком тесной была для него эта маленькая комнатушка. По дороге ему смущённо улыбаются девушки, строя подчёркнутые угольным карандашом глаза, а ему видится совсем другой образ. Толкает железную дверь, отходит куда-то ближе к парковке, пиная носком тяжёлого ботинка камешки и оборачиваясь вокруг своей оси. Вдыхает воздух с запахом хвои всеми прокуренными лёгкими, пару раз кашляя от прохлады, обжегшей горло. Запахивается в лёгкую куртку и прикрывает глаза. Брайан как-то сказал, что Роджер законченный мечтатель. Он не был совсем не прав. На ум приходит только один образ, и Тейлору хочется назвать это наваждением. Незнакомка заняла все его мысли, он выучил сцену их столкновения практически наизусть, начиная от движения неестественно худого тела в его руке и заканчивая щелчком жевательной резинки. У нее холодные руки, тонкое тело, которое он почувствовал сквозь ткань свитера, задорный смех и шелковые волосы. И те глаза. Искры в этих черных омутах, кажется, сожгли весь остаточный здравый смысл в его белобрысой голове, который он так старался сохранить, перекрыли холодный свет неона и навсегда остались в душе барабанщика, осев там яркой пылью. Она не танцует и не готова вестись на его сладкие речи, одевается максимально закрыто и затягивается украденными у музыкантов сигаретами. Отказывает Роджеру Тейлору и до одури приятно пахнет клубникой. А ещё она очень самоуверенна. Он смеётся себе под нос. Боже, Роджер, да ты поехавший. Нельзя думать так долго о ком-то, кроме себя. Смотрит на красный знак «стоп» перед парковкой и невольно думает, что ему нужно поставить такой у мыслей об этой загадочной незнакомке. Имени ведь он тоже не знает. Стаканчик летит в мусорку. Вот ведь придурок. Достает сигарету, зажимая ее в губах. Может, пора бы ее уже забыть? Вполне возможно, что это была их первая и последняя встреча. Прискорбно? Пожалуй. Щёлк. Газ закончился. Проклятые зажигалки, всегда в неподходящий момент. Щёлк-щёлк. — Твою мать, — как привычное междометие бормочет Тейлор, с сожалением вынимая изо рта сигарету и подбрасывая на ладони изживший себя инструмент. — Помочь? Роджер не отказывается от помощи почти никогда, особенно если дело касается его вредной привычки, поэтому с готовностью разворачивается, на ходу кивая. И на секунду застывает. Не в его правилах было показывать свое удивление, поэтому он лишь хмыкает, когда запах клубники резко ударяет в нос. Тейлор просто вредничает, боясь признать, что рад этой встрече. Глаза у нее всё-таки карие, а не черные, с едва заметной янтарной прожилкой в правой радужке. Правда, из одежды на ней сегодня только мешковатый свитер, доходящий почти до острых колен, проглядывающих сквозь широковатые джинсы, и куртка, но это погоды не делает. Он ее узнал. — Ты, — коротко кивает он, когда она подходит ближе и чиркает зажигалкой в железном корпусе. — Забавно, — он прикуривает, выпуская сизое кольцо и не отрывая от нее взгляда. — Курить, вообще-то, вредно, — лукаво щурится он, намекая на ее пагубные склонности. Девушка издает тихий смешок. — Я не курю, — голос у нее мягкий, приятный, какой-то тягучий. — А зажигалку ношу для барабанщика из «Queen», — в тон ему отвечает она на немой вопрос в глазах ударника. Улыбка его сухих губ. Она вырисовывает носком кед замысловатые узоры на песчанике, и смотрит на него с хитрым прищуром. — Я польщен, — «какая же ты, всё-таки, другая». Он не может насытиться тем моментом, когда она медленно моргает — смотрит, наслаждаясь ее присутствием. — Любишь ударные? — глухо, потому что дыхание перехватывает, как у тринадцатилетней девчонки. Глупый, такой странный и неуместный вопрос. Все лишь для того, чтобы задержать ее здесь подольше. А звучит это как, скорее, «может, попробуем ещё раз?» — Предпочитаю гитару, — в глазах, обрамленных пышными ресницами, пляшут черти, оттанцовывая чечётку в ритм его быстро бьющегося сердца. Он засмеялся. Лукавила она или нет, но он впервые подумал, что даже короткие разговоры с ней переполнены запредельной привлекательностью, которую он не мог разглядеть ни в одной девушке до этого. Она довольно остра на язык. Ему это нравится. — Брайан внутри, — говорит Тейлор, когда она прячет замёрзшие красные руки в карманы. Пауза. — Я не сказала, что мне нравится гитарист, — закусывает алую губу слегка содрогнувшись от поднявшегося ветра, и худые плечи дрожат от беззвучного смеха. Тейлор с трудом подавляет спонтанный порыв предложить ей чашку горячего кофе. Они некоторое время молчат. Странно, с ней даже молчать комфортно. А все его предыдущие пассии требовали постоянного внимания, какой-то назойливой болтовни и сомнительных шуток. Краем глаза ударник смотрит на ее правильный профиль. Девушка смотрит на дальний пейзаж: берег какого-то крохотного блестящего озера, окутанного дымкой, и хвойного многолетнего леса, что зелёной лентой тянулся вдоль крупной гальки. Взгляд у нее безмятежный, а лицо благородное, будто пронизанное светом. Тейлору снова кажется, что это сон. Она отвлекается, когда понимает, что Роджер пялится на нее. Тейлор дёргается, когда их взгляды пересекаются. Она улыбается и подходит ближе. Скептически смотрит на его прическу, едва слышно хмыкает и протягивает руку вперёд. У него снова перехватывает дыхание, как у сопливого мальчишки. Тейлор, тебе впору смотреть мыльные оперы и плакать в подушку, утирая слезы сотнями салфеток. Он смотрит ей в глаза. Девушка убирает выпавшую прядь ему за ухо, обжигая кожу касанием холодных пальцев. Смотрит на него с удовлетворением, улыбается и делает шаг назад, пока оторопевший (да, именно!) Тейлор тщетно пытается прийти в себя. — Ты не думаешь, что наши встречи не случайны? — наконец, говорит он ей в спину, скрытую прядями темных волос. Остановилась. — Это просто совпадение, — говорит она, наполовину развернувшись и глядя на ударника через плечо. — Я хотела помочь, — жмёт худыми плечами. — Я не верю в совпадения, — почти отчаянно, слегка безумно улыбается Тейлор, выпуская в воздух дым. «Не уходи». Она молчит некоторое время, а затем приподнимает подбородок в уже знакомом ему жесте, и одаривает его хитрой улыбкой. — Если мы когда-нибудь встретимся ещё раз, я в это поверю, — она проводит рукой по волосам, отбрасывая тяжёлые пряди назад, — Пока, Роджер Тейлор, — и исчезает в блестящей красной машине, напоследок подняв столб пыли прямо перед ним. Снова полное имя. Да, говори так ещё, как же ему это, чёрт возьми, нравится. Почему, когда его имя кричат фанатики, стоя под сценой (или где-то у него в номере, но это детали), ему хочется поскорее закрыть их яркие ротики? Почему имя «Роджер Тейлор», сорвавшейся с ее губ, звучит так магнетически притягательно? Тейлор жуть как не любит загадки, но, пожалуй, она — это одно большое кареглазое исключение. Он провожает ее автомобиль ухмылкой и долгим взглядом, пока она не скрывается за поворотом. Студия звукозаписи «Mountain Studios». Вот, какая табличка красовалась на заднем стекле машины. Либо эта девочка очень рассеянна, либо в такой же степени умна. — Ставлю на то, что верно второе, — неожиданно вслух проговорил Роджер, вспоминая их родную студию, в которой он, казалось, жил всю жизнь. И он снова не узнал ее имени. Но понял, что нужно делать.***
Прошла неделя, потом ещё одна, и ещё, прежде чем группа вернулась в родную студию для записи нового альбома. Все эти долгие дни Роджер Тейлор мучился от безысходности, видя во снах одну и ту же фигуру: девушку с длинными волосами цвета темного каштана и карими глазами. В его снах она смеялась, плакала, пела и танцевала, она в них жила и была такой настоящей, что, просыпаясь, ударнику хотелось разбить что-нибудь об стену, да так, чтобы на мельчайшие осколки. Он искал ее правильное личико среди толп людей, надеясь уловить знакомый прищур, и раз за разом терпел сокрушительное поражение. Незнакомки не было нигде. Три вечера он провел под студией, ожидая, когда она появится, снова улыбнется ему и спросит, насколько Тейлор упрям. Почему-то он был уверен, что именно этот вопрос она задаст, стоит им увидеться вновь. Но она не появлялась. Ни впервые вечер, ни в два последующих. Кто-то будто издевался над ним. Казалось: вот, вот, ещё немного, она здесь, и!.. Ничего. Никого нет. Брайан, Фредди и Джон в какой-то момент даже забеспокоились: не сошел ли их барабанщик с ума на почве сногсшибательной славы? — Нет, ребята, — мудро глядя куда-то вдаль, философски заметил тогда Фред, — это не сумасшествие, это что-то похуже. И был абсолютно прав. Роджер Тейлор не сумасшедший. Он просто безумец, раз считает, что судьба вновь принесет ему ещё одну возможность на блюдечке, особенно после того, как он уже упустил свой шанс. Дважды. И поэтому злой, растерянный Тейлор бьёт по тарелкам с неистовой силой, выбивая из несчастного инструмента всю дурь и сногсшибательный бит, поет так громко, что стекла дрожат, истощая связки, отдавая всего себя до последней капли музыке, и курит, курит, курит. Словно в сигаретах есть спасение от сожаления. Чтобы заглушить мысли об упущенной возможности и ее цене. Чтобы перекрыть этот образ. Четвертый раз. Последний раз он останется сегодня. В груди теплится надежда, что он все же заслужил этот последний шанс. Поздний вечер наступил внезапно. Закат был сокрыт облаками, так что никто из студии так и не успел понять, как на землю спустились сумерки. И как-то в один момент здание опустело. «Queen» распрощались и разошлись, кто куда, и только Роджер Тейлор остался. Но не внутри здания, как это обычно бывало, а во внутреннем дворе, у выхода для персонала, где ещё утром заметил ярко-красный знакомый (знакомый ли?) автомобиль. Из динамика, непонятно для чего тут расположенного, доносилась какая-то медленная мелодия, под которую Тейлор щёлкал новенькой зажигалкой, то выпуская огонек, то вновь его пряча. Персонал уходил примерно в одно время, выходя из здания небольшими группами. Он преданно ждёт, словно верный пёс. Она появляется. Она выходит самая последняя. Кутаясь в шарф, пряча нос от ледяного ветра, девушка шагает по парковке, пытаясь достать из кармана ключи замёрзшими руками. Слишком легко одета для этого чересчур холодного вечера. Тейлору хочется ее согреть. Мать твою, снова это дурацкое желание. Раньше бы барабанщику захотелось бы ударить себя в лицо раз пять за такие сопли. Но не сейчас. Он оказывается перед ней совсем как при первой встрече, и в этот момент ее туманное «когда-нибудь», сказанное почти месяц назад, обретает конкретные временные рамки. Девушка, кажется, совсем не удивлена. Роджер смотрит на нее сверху вниз, самодовольно щурясь. — Я же говорил, что не верю в случайности. Улыбается. Поплотнее запахивается в куртку, склоняя голову набок и как бы спрашивая: «И что мне с тобой делать?» — А ты умеешь здороваться? — тихо спрашивает она. Роджер хмыкает и с трудом отводит взгляд, глядя куда-то в сторону. — Ты знала. — Просто проверяла, насколько ты внимателен, — пожимает плечами. И вновь этот лисий прищур. — И как? По шкале от одного до десяти? — Твердая семь. Смешок с его стороны в ответ на ее вздернутый нос. Строптивица, каких поискать. И, чёрт возьми, ему нравится. Роджер вполуха слушает мелодию, льющуюся из динамика, и запоздало понимает, что это — вальс. Слегка переделанный, немного не по нотам и в целом какой-то странный, но суть остаётся той же. План, который он не обдумывает, рождается мгновенно и сразу же приводится в действие. Он обычно никогда не думает, прежде чем делать. И, возможно, это и есть секрет его успеха. — Потанцуем? Кажется, он только что увидел на ее лице тень принципиально новых эмоций: привычную маску отстранённости, хитрости сменило удивление и лёгкое смущение, что румянцем пролегло на бледных щеках. — Я же не танцую, — как-то честно, искренне призналась она. Во второй раз, кажется. — Я научу, — с готовностью сказал Тейлор, протягивая ей руку. Она кривится недоверчиво, словно пытаясь разглядеть в его словах подвох, и Роджер проклинает свою дурную славу, идущую впереди него, впервые за всю сознательную жизнь. — Один танец, — просьба. Ему нужно это, как воздух, а почему, он и сам не знает. — О большем я не прошу, — но большего хочет. И впервые он будет уважать ее решение, если вдруг девушке захочется уйти. Она неуверенно вкладывает тонкую руку в его ладонь. Роджер тянет ее на себя, игнорируя тихое «ой», и в следующий момент она оказывается прижата к его телу вплотную. Одна рука барабанщика ложится на ее талию, а другая сжимает в пальцах ее ладонь с той же осторожностью, с какой он прикоснулся к первым в своей жизни палочкам. Нежность и Тейлор — парадокс. Он вовлекает ее в танец спонтанно, аккуратно, ведя за собой в такт музыке. Она не отходит — не то от холода, не то от чего-то ещё… Прижимается всем телом, следуя за ним по шагам, как будто доверяя ему всю себя. Дышит тихо куда-то ему в обнаженную шею, опаляя ее горячим воздухом. Он чувствует запах ее волос, и он кружит ему голову, а ощущение нежной кожи в руке только усиливает этот дурман. Между ними было что-то, чего Роджер описать не мог. Оно было новым, до этого неизвестным и очень приятным, оно разливалось в груди жаром, согревая замёрзшее тело изнутри. Он не хотел анализировать. Ударник наслаждался моментом этой близости, но впервые не знал, чем кончится эта забава. Его это не пугало — подстегивало. Она танцевала, как будто вокруг не было ничего, кроме них. Влекомая, кажется, самим ветром, она легко кружится в танце вместе с ним. Роджер автоматически кружится в нужном направлении, потому что он смотрит только на нее. Ее приоткрытые губы, изогнутые в едва заметной улыбке, опущенные ресницы, отбрасывающие тени на высокие скулы, подсвеченные красным светом неоновой вывески… И нежная, почти кукольная рука в его пальцах. Он был очарован. — Хорошо, — шепот. Шаг, ещё один. Она улыбается, воодушевленная его похвалой и той лёгкостью, с какой она практически парит над мокрым асфальтом. Он ведёт в этой паре, а девушка смелеет с каждой минутой, а скованность исчезает, как пожухлые листья с деревьев, и девушка расцветает перед ним, сбрасывая свою неуверенность к их ногам. Кружится вместе с ним, как единое целое. Их тела плотно прижаты друг к другу, и Тейлор чувствует, как ему становится жарко. Она осмеливается поднять глаза, поняв, что ноги сами несут ее в ритме этого танца. Роджер смотрит на нее и вдруг понимает, что сердце бьётся чаще, чем капли дождя обычно отбивают по его подоконнику во время ливней, а кровь бьёт в голову притоком эндорфинов, туманя разум хуже хваленого алкоголя. Видит бог, в этом танце гораздо больше энергии, доверия и эмоций, чем в одной из его горячих ночей с едва знакомой девушкой. Он отпускает ее, когда в мелодии наступает кульминационный момент. Она изящно кружится, кружится и кружится, счастливо смеясь оттого, что у нее получилось. Не отпускает его руку, и Тейлор пользуется этим, привлекая ее к себе, когда музыка подходит к концу. Поворот, ещё, и… Девушка непроизвольно хватается за его шею, потеряв равновесие на долю секунды из-за того, что Тейлор оказался ближе, чем она рассчитывала. Его рука ложится на ее талию осторожно, не грубо. Пальцы замирают под курткой на изгибе талии, нежно щекоча кожу через тонкую ткань. В этих жестах нет пошлости. Она тяжело дышит, а он любуется ее разрумянившимся лицом, приоткрытыми, чуть улыбающимися губами и блестящими восхищением, распахнутыми глазами. — Что? — спрашивает он, когда девушка впивается в него взглядом, бегая глазами по его лицу. — Понравилось? — Д-да... — шепчет на горячем, таком, что мурашки побежали, выдохе. — Ты в этом настоящий, — вдруг говорит она, не шевелясь. — Как и в музыке, — непроизвольный выдох. — Ты наблюдала за мной? — искренне удивляется он, опуская их переплетённые руки. — Лишь однажды, — девушка смущается, стыдливо пряча глаза, словно нашкодивший котенок, — на правах ассистента. Ты был великолепен, признаю, — она поднимает глаза. Между ними застывают секунды. Они стоят, прижавшись друг к другу и грея продрогшие, влажные от мороси тела. На ее бледной коже полыхает румянец и блестят крошечные дождевые капли. Кончики волос влажные, они прилипают к ее личику, и это кажется ударнику привлекательным до дурацкой улыбки на лице. В этот раз он не упустит ни одну минуту. Не сейчас. В своей обычной манере Тейлор шлёт все к хренам собачьим и, обхватив одной рукой ее неожиданно крошечное точеное лицо, наклоняется и быстро, чуть смазанно накрывает ее губы своими. О, боже, это слишком даже для него. Все равно что сумасшествие, которое так приятно бурлит в крови и так жарко пляшет пламенем на коже. Все его предыдущие поцелуи были полны желания и грубости. Он хотел ту, кого целовал, но не сейчас. Сейчас он ждал. Ждал толчка в грудь, злости, звонкой пощёчины и, что самое ужасное — полные разочарования и боли глаза. И он бы смирился, потому что заслужил. Но ничего из этого не происходит. Происходит что-то более светлое, такое, о чем он и мечтать боялся. Она отвечает на его ласку ему робко, искренне, с каким-то неожиданным доверием. Подаётся вперёд, кладя руку на его предплечье и, мелко дрожа, тянется за его прикосновениями. Его ведёт от одной мысли, что он целует девушку, которая зацепила его лишь парой слов, выбила почву из-под его ног и перевернула весь мир с ног на голову, оставив за собой только ягодный аромат. С ней все так ярко и живо, словно в его жизни вечная весна. Это необычно. И определенно потрясающе. Он нехотя отстраняется от нее, но ещё пару секунд боится открыть глаза, опасаясь, что все происходящее — сон. Ударник даже не может отодвинуться от нее дальше, чем на три сантиметра. Когда же он всё-таки решается, то голубизна его глаз сталкивается с благородной чернотой глаз этой умопомрачительной девушки. Роджер проводит пальцем по ее губе и приподнимает ее за подбородок, изучая каждую чёрточку знакомого лица. Она же часто дышит, хватая порции нужного воздуха, и Тейлор не может не заметить ее румяных щек. Мило. — Так, — голос чуть хрипит от волнения, — может, назовешь своё имя? Она смеётся. — Ты всегда спрашиваешь имя девушки после того, как поцелуешь? — Пожалуйста, я пытаюсь быть романтичным, — вернул себе возможность шутить Роджер. Она с секунду молчит. — Лара Джин Хайдбринг, — представляется она, словно делясь с ним чем-то сокровенным. Роджер чувствует, как каждое слово отпечатывается в его памяти и остаётся там навсегда. — Для простоты — Джин. Джин. Она такая же, как и этот напиток: лёгкая, с горьковатыми нотками, ничуть не портящими общий вкус, сладкая, оставляющая такой же лёгкий туман в голове. — Приятно познакомиться, Лара Джин, — словно пробуя на вкус ее имя, говорит Тейлор, приобнимая ее за плечи. Уж это имя он запомнит навсегда. Двое мокнут под дождем, но им слишком хорошо друг с другом, чтобы прятаться от капель где-то под крышей. Они смеются, оставляя лёгкие поцелуи на щеках друг друга, и совершенно не заботятся об остальном мире. Они живут своим. Она подарила ему настоящее чувство, а он заставил ее в него поверить. Как писал один известный русский поэт:…Как умеет любить хулиган, как умеет он быть покорным…