Феникс.

Генри не помнил точно, когда это началось. В общем-то, это было не так важно. Почти сразу после своеобразного захвата дома девочки по имени Шарлотта, учёный начал работу над самым важным проектом в своей жизни. Феликс Хониккер. Хониккер должен был стать великим учёным и приемником Хаксли. Возможно, он и стал бы, если бы не роковая ошибка доктора. Это случилось в один из обычных дней, когда учёный очень трепетно работал над своей масштабной задумкой. Огромнейшее количество пробирок поблёскивало на искусственном свету. Ещё немного, и этап будет окончен. Осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного, и основа под создание всемогущего учёного, который создаст все возможные лекарства от всех возможных болезней и спасёт все достойные этого жизни, будет заложена. Ядовитый паук, яд которого до их пор ничем не обезвреживается, тыкает лапками в стекло террариума. Хаксли отложил все свои проекты на неопределённый срок, пока не разберётся с Феликсом Хониккером. Если сам Хаксли не успеет всё это сделать — сделает Хониккер. Он добавляет ещё один ингредиент. Интересно, каким он будет? Страшновато открывать мешок с котом. Не так страшно разочароваться в своём творении. Намного сильнее учёный боится не успеть всё исправить. По его прогнозам, если его творение будет совершенно безнадёжным, он просто не успеет всё переделать с нуля. Где тот реактив.? Кто тогда спасёт этот мир? Последний штрих. учёный отмеряет пипеткой несколько капель. Паук зашкрябал лапками по стеклу громче. Подозрительный шум не отвлёк доктора. Он аккуратно дотрагивается кончиком пипетки к горлышку пробирки и нажимает. Бесцветная жидкость стекает по стенкам пробирки. Готово. Шум со стороны террариума прекратился и он, наконец, поднял на него взгляд. Чёрный средних размеров паук отодвигает своими ножками пластмассовый клапан и падает на стол прямо у его рук. ТВОЮ МАТЬ. Учёный реагирует мгновенно, отпрянув от стола. Пипетка шумно падает на металлический стол. Тот вздрагивает. Дверь в лабораторию с треском распахивается.  — Доктор Хаксли! Беннет подлетает к столу и сильно ударяет по нему, прибивая паука защитной перчаткой. Стол сотрясается, несколько пробирок падает, реактивы разливаются по поверхности. Оба замирают. Бенн разворачивается к учёному.  — Сколько их было?!  — Один. Собеседник шумно выдохнул и повернулся к столу.  — Ой.  — Всё в порядке, Беннет, спасибо.  — Ммм. — выдавил из себя подросток. — Я заберу террариум?  — Да. Он почувствовал головокружение. Конечно. Сложно представить, сколько явно токсичных реактивов сейчас смешалось. Работник поставил террариум обратно и подбежал.  — Эээээээ, пойдёмте-ка отсюда, доктор! — он вынужден чуть ли не подхватить учёного. Хаксли спасло то, что Беннет постоянно на грани передозировки мылом, а мыло вымывает его мозг. Головокружение было точно не из-за испарений, ведь Генри в противогазе. Самый важный реактив в проекте только что был уничтожен. Конечно, о том, чтобы винить Беннета не шло и речи. Да и повторить этот опыт гораздо проще, чем делать впервые... всё равно. Генри кое-как дошёл до своего кабинета и прошёл в комнату. Лёг на кровать. Почему он до сих пор не создал антидот к яду того чёртового паука?! Будь антидот — чёрта с два он бы допустил подобное.  — Прости, Феликс, похоже, твой дебют откладывается ещё на несколько месяцев. Чувство странной потери накрывает его с головой и он проваливается в сон. Но не надолго. Учёный сквозь сон чувствует, как его кровать едва проминается. Он через силу продирает глаза и тут же подскакивает, сбрасывает одеяло и отпрыгивает от кровати, чуть не свалившись на пол. Он в шоке уставился на свою кровать. Рыжеволосый мальчик с рубинового цвета глазами сидел на крае постели, заинтересованно глядя на учёного. Его совсем светлая кожа практически сливалась с постелью. Совсем маленький, нет и полутора метров, наверное. На вид лет 10. Волосы странного, но с виду натурального цвета были растрёпаны и совершенно не блестели (может, из-за почти кромешной темени, разбавленной светом лампы). Глаза почти такого же цвета глаза блестели в полумраке, внимательно рассматривая лицо доктора. Кровать подозрительно мало промялась под мальчиком, будто то совершенно ничего не весит. Только сейчас Генри заметил странную ауру ребёнка. Локоны почти незаметно колыхаются от несуществующего ветра. Он будто слегка парит над кроватью. Учёный открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашёл слов от изумления. Учёный должен быть готовым ко всему, как он сам считал, но сейчас его застали врасплох. Вообще-то, в такой ситуации стоило либо захватить контроль над ситуацией, либо сбежать за подмогой. Но ничего из этого он не сделал. Почему? Доктор только сейчас задался вопросом своего бездействия. Отчего-то происходящее казалось странным, неправильным, но абсолютно безопасным и безвредным, почти дружелюбным. Хаксли заставил себя что-то сказать.  — Кто ты? Откуда? Существо молчало, так же изучая чужое лицо. Ответ всплыл в голове почти сразу. «Феликс Хониккер.» Тот затряс головой и надавил на глаза, почти тут же открывая их и всё ещё видя мальчика. Не может быть. Этого просто не может быть. Он не мог появиться просто так, не мог. Должно было пройти года полтора на его выращивание в капсуле, если не больше. Нужно было разбудить его и обучить минимальным человеческим навыкам на подобие ходьбы, чтения и говора. Нужно было как минимум не разлить тот реактив. Он НЕ МОЖЕТ быть тут сейчас. Учёный на ощупь открыл ящик, наблюдая за ребёнком. Так же на ощупь вытащил несколько таблеток из упаковки, и, так же наблюдая, проглотил их. Подавители. Прежде, из-за параноидальных мыслей у него случались выбросы воображения, заставляя его видеть кровь там, где её не было. Но настолько плохо всё ещё никогда не было. Он выдохнул.  — Так, спокойно. Мальчик спокойно наблюдал за происходящим. Доктор сделал два шага к нему. Страх сковал его, но нужно было узнать. Он подошёл вплотную и максимально аккуратно протянул к нему руку. Наверное, стоило тому хоть вдохнуть — учёный тут же сбежит. Кончик пальца врезался в маленькое плечо. Отлично, оно ещё и осязаемое. Он стянул галстук. Только сейчас он заметил, что мальчик обнажён. Он накрыл его плечи своей рубашкой, стараясь не делать резких движений. Тот слегка двинулся и Генри отпрянул и отбежал в угол комнаты. Мальчик слегка поправил рубашку и потёрся о неё щекой. В ношении рубашки как мантии нет особого смысла, но так хоть немного лучше. Генри спиной вперёд вышел из комнаты и закрыл дверь. *** Рыжеволосое наваждение практически не разговаривало. Практически — значит, информацию он передавал не через слова, но через, кажется, мысли. Некоторые образы всплывали в голове учёного, когда он обращался к мальчику. Он так и не смог разобраться: галлюцинация это или что-то другое. Ребёнок не хотел попадаться на глаза кому-то кроме самого учёного. Он убегал прочь, стоило кому-то появиться в зоне досягаемости. А стоило доктору задуматься о том, чтобы схватить его и показать кому-то — он терялся из виду. Но пока Хаксли не думал над тем, как сделать что-то по отношению мальчика, тот был спокоен и находился рядом. Яркие волосы уже видимо развивались, стремились вверх, так же, как и низ одежды. Он парил над полом, не скрывая этого вовсе, лишь иногда мягко приземляясь на мысок, но почти тут же вновь отрывая стопы от пола. Иногда учёному казалось, что тот светится. Мальчик не позволял дотрагиваться до себя, но иногда проводил ладонями в сантиметре от плеч учёного, с заботой глядя на него. Тепло распространялось по телу. Напряжённые мышцы переставали болеть. Тогда он пытался поймать Хониккера рукой, дабы благодарно пригладить, но тот уворачивался слишком лихо. Учёный лишь улыбался на это. В очередной раз проводя время в библиотеке, он пытался найти что-то, что бы обьясняло наличие Феликса. Подавители не действовали на него совершенно, так что гипотеза того, что мальчик реален, пока принята за аксиому. Искать схожести с мифическими существами было очень непривычно. Сразу после появления мальчика, его можно было принять за какого-нибудь инкуба, но поведение не намекало на это никак. Прочитав про фениксов, Генри остановился на них. Летающая, светящаяся, огненная птица, способная своими песнями и слезами излечить. По некоторым источникам была бессмертна. По некоторым источникам, приходит лишь раз и для чего-то великого. По некоторым источникам, живой огонь. На вопрос, может ли он превращаться в птицу, учёный услышал ясный мыслеголос: «Тебе это сейчас нужно?». Мальчик улыбнулся. Учёный отвернулся, а в его голове всплыло огромнейшее количество способов безвредного использования этого феномена. Фактически, в его руках бессмертный живой огонь. Вечный двигатель. Аккумулируя энергию, которую тот и так излучает можно сделать многое. использовать его голос можно на групповых терапиях в больницах, может, с использованием звукоусилителей. Ему приходилось накладывать жёсткие ограничения на мышление, ведь стоит ему подумать о том, как потенциально причинить вред Хониккеру — он сразу это замечал. Думать о причинении вреда и иметь намерение навредить — разные вещи, так что мальчик не пропадал, но ощущать на себе настороженный взгляд не хотелось всё равно. Скорее всего, он умеет отчасти читать мысли. Доктор настойчиво провёл по углу страницы пальцем. Несколько раз. Палец не желал резаться о бумагу. Мальчик хихикнул, беззлобно смотря на него. Учёный улыбнулся в ответ и перевёл взгляд обратно в книгу. Хорошо, проверим это в другой раз. *** То, что голос Феникса способен исцелять обьясняло то, что он не разговаривает вслух. Если бы каждый порез, который делал Хаксли на пациентах, заживал бы тут же, стоит мальчику заговорить — его ярости не было бы предела. Он мягко провёл скальпелем по ещё содрогающейся плоти.  — Феликс, можешь залечить это? — он обернулся на мальчика, который постоянно шатался где-то рядом. Мальчик скептически посмотрел в ответ. Он не сдвинулся с места.  — Феликс, если можешь — поспеши, ему больно. — на секунду он сам усомнился в том, что это феникс и в том, что он вообще существует. Он сделал ещё один неглубокий надрез. Существо под ножом содрогнулось. «Прекрати.» В его голове ясно всплыло это слово. Он внутренне улыбнулся сам себе. Эта проверка поставит всё на свои места. Резать трупы смысла нет, ведь их не излечить. А к препарации ради науки феникс, на удивление, относится нейтрально. Видимо, по причине того, что живым пациентам он колол анестезию, чтобы никаких реакций не было. А сейчас её нет. Придётся изобразить садиста, ведь сделав вид, что забыл про анестезию, он провалился. Феликс предупредительно послал ему в голову импульс. Его мысли прервались и он сделал ещё один надрез, более глубокий. Кровь хлынула плотным потоком. «Я СКАЗАЛ ПРЕКРАТИ!» Мальчик уже раздражённо смотрел на учёного. Улыбка последнего спала, когда он снова посмотрел на Хониккера. Волосы, что развивались по только им известной траектории, сейчас подлетели выше обычного, стремясь к потолку. Текстура его тела целиком поменялась, окрашивая носителя в огненно-рыжий. Языки пламени так же струились ввысь. Псевдо-доктор отбросил скальпель от греха подальше. Жар огня настиг его через несколько метров. Близстоящая кушетка начала плавиться вместе с хирургическими инструментами и пустыми пробирками. ОНА НАЧАЛА ПЛАВИТЬСЯ. Генри в панике набрал в шприц анестезию и вколол в тело, не особо заботясь о том, чтобы попасть в сосуд. Оно подействует и так. Мальчик всё так же горел, разъяренно глядя на последнего. Тот поднял пустые руки.  — Прости, прости! Анестезия сейчас подействует, только успокойся! Живой огонь утих, всё ещё смотря на него. Учёный опустил руки.  — Зачем ты здесь? — обессилено спросил Хаксли. — Источники гласят, что фениксы приходят для чего-то великого. Если это не так — поправь меня. Зачем? Мальчик проигнорировал вопрос. Пламя снова загорелось, но почти тут же погасло, не оставляя после себя ничего. Учёный впал в ещё больший шок. Пепла не было. Было где-то написано, что они таким образом телепортируются, но это могло быть неправдой. Послышался топот и дверь распахнулась.  — Я слышала крики, что произошло? — Флоренс ввалилась в лабораторию и замолкла. Лица за защитным костюмом было не разглядеть, но ступор читался и без него. — ЧТО ТУТ ПРОИЗОШЛО?! На долю секунды в голове учёного промелькнула мысль: «Слава богу, кто-то ещё это видит. я не сошёл с ума.», но тут же её заглушила другая: «У ТЕБЯ В ЛАБОРАТОРИИ РЕАЛЬНЫЙ ФЕНИКС!».  — Доктор Хаксли, что вы пытались сделать? Что расплавило металл? — она повернулась к нему. Учёному пришлось состроить своё обычное лицо.  — Пока ты употребляешь столько мыла — тебе не дано понять, Флоренс. — та, кажется, фыркнула. — Просто приведи тут всё в порядок. И… — он задумался. -.сожги это. — Он указал на тело, что недавно резал. Оно больше не содрогалось, анестезия давно должна была подействовать. Девушка кивнула.  — Я позову других. Учёный растерянно вышел. Нужно было искать Феликса. *** Обыскав этаж, доктор опустился в свой подвал. Там, среди пока пустых капсул, заготовленных под тела Феликсов... странно сейчас называть их так, сидел живой огонёк. Пламя еле-еле волнилось. Говорить не хотелось никому. Мысли Хаксли были доступны.Печаль отразилась в глазах мальчика, когда Генри начал просить прощения. Негласное разрешение дотронуться до себя — и Хаксли бросился к нему, сжимая в объятиях. Он боялся сдавить сильнее, будто он растворится в воздухе. Тепло настолько охватило его тело, что он сравнил это ощущение с наркотическим эффектом. Гладя его волосы доктор думал о том, что его рациональное мышление идёт к чёрту самой короткой дорогой: фениксы не подчиняются законам логики и мира, так что, явно связав свою жизнь с ним — он может себе это позволить. Когда Феликс взял мужскую руку в свою, сплетая пальцы, у Хаксли перехватило дыхание. Мальчик спрятал лицо, уткнувшись им в чужое плечо. «Всё-таки инкуб?» — промелькнуло в его голове, и ребёнок отстранился, громко фыркнув. Он загорелся ярче, поднимаясь над полом и доктором, и плавно вылетел из комнаты. Тоскуя по этому трогательному моменту, учёный был вынужден продолжить работу над проектами. Шарлотта начала кашлять чернилами. Феликс, уже некоторое время умеющий принимать более человеческую форму, не предпринимал ничего. Только однажды учёный случайно стал свидетелем того, как мальчик напевал что-то через закрытые губы над её кроватью. Мелодия была совсем неизвестная, нельзя было даже предположить, какие там должны быть слова. Умиротворение мягко проникло в сознание доктора, даже на таком расстоянии, почти не слыша песни. Пытаясь запомнить её, учёный не смог — мелодия тут же покидала его голову. Лицо девочки, часто искажённое ночными кошмарами разгладилось. Песня прервалась, и мальчик повернулся к дверному проёму. Отчего-то Генри ощутил себя так, будто подглядывает за чем-то, чего не должен видеть. Хотя, его слегка взяла зависть. Феликс отчего-то не был рядом с ним, когда его мучили мигрени или бессонница. Если его таким образом наказывали, то это был перебор. Так ничего и не сказав, Хаксли ушёл к себе в комнату. В такие моменты он чувствовал себя ужасно. Подкошенный головной болью, которая обострялась, если думать о ней, он лёг на кровать и замотался в толстое одеяло. На мгновение комнату осветило пламя, но тут же затухло. Он почувствовал тепло и повернулся, доставая голову из-под одеял. Над кроватью парило его не-наваждение. Оно мягко опустилось на кровать, присаживаясь на мужчину. Тот почувствовал совсем небольшое давление. Готовый к тому, что его упрекнут, Хаксли замотался обратно, хоть мальчик никогда и не делал подобного. Ребёнок тихо вдохнул через рот, но тут же закрыл, начиная напевать свою мелодию. Боль в голове начала отступать. Учёный наблюдал за Хониккером сквозь ресницы. Мелодия слегка отличалась от той, что была в комнате Шарли. Хотя, может, ему просто кажется, ведь запомнить мелодию не представлялось возможным. Продолжая напевать её, Феликс дотронулся до тёмных волос, слегка прочёсывая пальчиками. Тогда доктор подорвался и обхватил маленькое тело руками, утягивая за собой на простынь. Мелодия прервалась.  — Споёшь полноценно для меня? — осторожно попросил он. Он никогда не слышал его голоса. Никогда. Ребёнок не ответил. Он осторожно потёрся носом о грудь учёного, конечно, тот был одет. Настойчивое ощущение того, что доктор сейчас держит у сердца маленькое солнце, не покидало. Сильнейшее тепло разливалось по нему. Мягкое спокойствие захватило его с головой. Ребёнок расслабленно закинул на мужчину руку. Последний пока не мог сообразить, каким образом можно хотеть спать рядом со сгустком чистой энергии, но отбросил эту мысль. Он чувствовал себя слегка виноватым, будто гладя его воздушные волосы, он забирает его энергию, хоть это и не так. Отдыхать на одной кровати ещё никогда не было так спокойно. Пробуждение было таким же тёплым. Смотря на сонные глаза мальчика, он слегка навис над ним. Касание губ было почти невесомым. Хаксли не уверен, что помнит как вообще целоваться. Это было слишком давно. А может, никогда не было. Мальчик поднял руку, дотрагиваясь до чужой щеки кончиками пальцев, её перехватили, почти сразу укладывая обратно на простынь. Касаться персиковой кожи тонкой шеи губами было приятно. Настолько, что он немного забылся, прежде, чем опомнился от шумного дыхания сверху. Целуя маленькое ушко и слегка касаясь кончиками пальцев зажмуренных век, он всерьёз задумался о том, чтобы поддаться инстинктам. Мысль о том, что он способен сейчас заставить его проявить свой голосок (учёный был уверен, что тот понравится ему), взбудоражила его. «Второго шанса может не быть, посмотри, он готов.» — что-то такое пронеслось в его голове. Скорее всего, мальчик был слишком обескуражен таким количеством чувств, чтобы читать его мысли. Мужчина оторвался от него, разглядывая. Руки так же покоились на том месте, куда их положил Хаксли. Частое дыхание было шумным, подогнутые колени были плотно сведены и слегка подрагивали. Генри медлил. Мальчик разлепил веки, не чувствуя прикосновений. Доктор коротко поцеловал его губы и тут же отстранился, снова укладываясь рядом. Хониккер только сейчас начал заливаться краской. Он затеребил пальцами свой воротник, стараясь не двигаться и не смотреть в сторону учёного. Его аккуратно обняли, и он спрятал лицо. Генри молился на то, чтобы мальчик не успел прочесть его мысли. Отвратителен. Думать о том, чтобы совратить этого мальчика... нет. Нельзя. Мифические существа такого уровня слишком непорочны для этого. Реакция феникса была неоднозначной, но не стоит... нет, даже не смотря на его отклик, не стоит. Странное помутнение в собственном мозгу ещё долго занимало доктора. У него были сильные сомнения на счёт того, что он когда-нибудь подумал бы о чём-то таком в привычных условиях. Способен ли Феликс что-то подмешать в его мысли? Пожалуй, не стоит думать над этой версией при нём. Может, сам учёный слишком хорошего мнения о себе, кто знает. Шарлотта всё так же закашливалась, завтра ей предстоял день суда. Она заметно нервничала. Мальчик провёл пол ночи у её кровати, тихо напевая. В это время Хаксли заканчивал работу над одним из своих важных проектов. На утро, отчего-то очень тепло попрощавшись с соседями, она отправилась в школу. А Хаксли представил огоньку своё изобретение. От рассчитывал на то, что это открытие сделает Феликс, но на его плечи и так положена судьба всего мира. Лёд 9. Мальчик был заинтересован. Энергия сильнее клубилась вокруг него, свечение усилилось. Языки пламени то и дело охватывали его, заставляя носителя успокаивать огонь, дабы не подпалить стерильный халат доктора. Наврятли огонь смог бы навредить тому, к кому и пришёл феникс, но пробовать не хотелось. Хониккер был неестественно дёрганным. Никак объяснять своё состояние Генри он не спешил. Сидя на столе, почти не надавливая на него и наблюдая за опытами над льдом 9, мальчик немного болезненно смотрел по сторонам и в один момент, подлетев к учёному и поставив ноги на пол, потянул того за галстук, намекая на поцелуй. Тот ответил не сразу. Неожиданно чувственное касание губ прервал сам Феликс, запуганно оглядываясь. Крупные руки накрыли его плечи.  — Что с тобой? Хониккер даже не успел послать мысленный импульс. Раздался грохот откуда-то снаружи, будто началось грандиознейшее землетрясение, либо на землю упал метеор, и скоро все умрут. Вулканы начнут извергать килотонны магмы, океаны затопят всё, что затапливать нельзя. Мальчик вспыхнул жёлтым, самым холодным среди звёзд, пламенем. Нет, огонь не обпалил учёному руки. Наученный горьким опытом доктор схватил самое важное: пробирку со льдом 9, и ухватил за руку Хониккера. Мальчик рванул вперёд, его рука выскользнула из чужой ладони. Учёный побежал следом, стараясь не провалиться в трещины в полу. Земля содрогалась от столкновений континентальных плит. Передвигаясь как можно быстрее и уже задыхаясь, он выбежал наверх, чуть не наткнувшись на ребёнка. Всё разрушено. Со стороны школы доносились крики, грохот. Земля пропиталась кровью, затопилась ей. Генри отпрянул от края плиты, оставаясь на ней. Мальчик же стоял в огромной луже крови. Где-то рядом валялся кусок защитного костюма. Грохот не прекращался. Монстр, похожий на одного из тех, которых Генри препарировал возвышался на несколько десятков метров. Если апокалипсису суждено случиться — он должен выглядеть так. Только так. Всеобщая паника прорвалась в его сознание, насилуя расшатанную психику. Он сильно сжал в руке пробирку. У них есть убежище. Тот самый подвал с капсулами. Они должны успеть спуститься. Они переждут это. Хаксли открыл рот, чтобы окликнуть мальчика, но тот опередил его.  — Лёд! Используй его! Мир ещё можно спасти! — это были первые слова, которые произнёс Феликс Хониккер. Пылающий мальчик отчаянно смотрел на учёного. Тот растерялся. В такой ситуации. Использование льда...  — Пожалуйста! Ты же хотел спасения мира! — кричит он. …приведёт к почти мгновенной смерти Хаксли.  — Я не могу контактировать со льдом никаким образом! Я не справлюсь без тебя! Попав в эпицентр событий, вероятность того, что он выживет стремится к нулю. Если ничего не предпринять — всё живое на планете будет уничтожено. Если умрёт Хаксли — никогда не будет великого Феликса Хониккера, его открытий. Да, он хотел спасения мира. Но это решение должен был принимать именно его будущий племянник. Не он.  — Я не могу сейчас. — он говорит достаточно громко, чтобы мальчик слышал. — Я не могу сейчас, у меня слишком много незаконченных дел! Феликс Хониккер найдёт способ спасти их всех, не я! Я буду нужен ему в будущем!  — Не перекладывай ответственность! — землю снова тряхнуло, но на горящего феникса это не влияло. — Я тут для этого! Ты нужен мне сейчас! Голос приобретал неестественные нотки. Крик феникса обладал странной силой. Пламя разгорелось так ярко, как никогда. Свет огненной птицы ослеплял учёного.  — ДАВАЙ ЖЕ, ЗА МНОЙ! СЕЙЧАС! — кровь расступилась под ногами лже-Хониккера. Хаксли ослабил хватку. Сил на это не осталось.  — Прости. Рёв монстра разразил воздух, грохот стал громче, будто планета раскалывалась на части. Из глаз мальчика полились слёзы. Доктор шокировано уставился на это. Мальчик вспыхнул особенно ярко, освещая своим светом всё вокруг. Мужчине пришлось зажмуриться. Свет прорывался сквозь веки, грозясь сжечь сетчатку, и он закрыл лицо руками. «Прости. Я не справился. Я люблю тебя.» Свет погас. Особенно громкий крик монстра заставил учёного распахнуть глаза. Нет. Нет! НЕТ! На месте мальчика сейчас не осталось ничего, кроме небольшой горстки пепла. Подгоняемый адреналином, Генри подорвался к нему, сдёргивая халат и собирая его в ткань. Так быстро, насколько смог, он забежал обратно в дом, спускаясь ниже, несколько раз спотыкаясь и чуть не ломая ноги: взгляд туманили слёзы. Он на последнем дыхании вбежал в бункер и захлопнул дверь. *** Первый месяц проживания в бункере, наверное, был самым сложным в его жизни. Лишившись всех помощников в один момент, работать стало сложно. Снаружи постоянно доносился грохот. Страшно не было, стены выдержат всё, что угодно. Хаксли не имел той же библиотеки, что раньше: в бункере были только самые необходимые энцеклопедии. Но он помнил ту книгу наизусть. Если феникс не воскрес сразу после собственного сожжения, значит, для его воскрешения нужно провести ритуал с использованием крови того, кто искренне желает воскрешения. Большая часть пепла хранилась в сейфе. Небольшую горстку учёный насыпал в самую маленькую пробирку и повесил на шею, пряча под рубашку. Тепло пробирки грело его изрезанное сердце. Может ли быть так, что даже в пепле хранится величайшая сила? Возможно. Генри ни в чём не уверен. Он слишком поздно понял, что мальчик не толкал его на верную смерть. Феникс, способный лечить голосом и слезами пришёл, чтобы как раз защитить от смерти. А Хаксли просто испугался. Спустя месяц тяжёлой работы, первая капсула была наполнена. Пока совсем несформированный, хотя и быстроразвивающийся Феликс 2.0 сейчас находился там. В очередной раз записав показатели жизнедеятельности Феликса 2.0, он направился обратно к лабораторному столу. Большинство проектов, надо которыми он сейчас работал, он собирался завещать племяннику. Но сейчас... На племянника и так выпадет много проблем его времени. Нет смысла передавать задачи по наследству. Перекладывать ответственность за все проблемы на кого бы то ни было — не то, чем стоит заниматься великому ученому. Он сделает всё от него зависящее. И не зависящее. Всё. Он берёт в руку маленькую тёплую пробирку и аккуратно касается её губами. Грустная улыбка освещает его уставшее лицо. «Ты справился. Ты молодец. Я воскрешу тебя, когда усвою этот урок. Обещаю, теперь ты свободен от своего долга, и ты будешь счастлив. Я сделаю тебя счастливым. Не беспокойся ни о чём, первый Феликс.»