Визит

      Сквозь сон пробивается глухой треск, и Хирако натягивает на голову одеяло, не желая просыпаться и думая, что умереть от рук ворвавшегося убийцы — не такая уж плохая перспектива. Однако звонкий лай Ангай и скрежет когтей по полу мгновенно прогоняют остатки дремоты, заставляя вскочить, схватить поблёскивающий кейс с куинке и кинуться из комнаты в коридор. Вероятный убийца или грабитель может забрать всё, даже жизнь самого Хирако, но не жизнь его собаки.       Быстро сбежав по ступеням на звук рычания и сдавленного гавканья, он почти нажимает на кнопку активации, но замирает, глядя на незваного гостя. На деревянной террасе среди обломков сёдзи сидит Ута и с сомнением смотрит на Ангай, вцепившуюся в его предплечье с такой силой, что будь оно человеческим — прокусила бы моментально.       — Ты же себе зубы сломаешь, глупая псина. — Ута поводит рукой в попытке стряхнуть или отодвинуть собаку от себя.       Замерев, он принюхивается и переводит глаза на стоящего в тени Хирако, окидывая его удивлённым взглядом. Эта немая сцена, сопровождаемая только злым рычанием Ангай, могла бы длиться ещё долго, но Ута иронично улыбается и произносит:       — А я-то думаю, почему мертвечиной тянет.       Хирако хочет незаметно ущипнуть себя, чтобы избавиться от наваждения, но вместо этого с силой моргает и раскрывает глаза. Ута не исчезает.       — Может, отзовёшь уже её? — уточняет тот, и Хирако, сглотнув, рявкает:       — Ангай, к ноге!       Собака послушно разжимает челюсть и подбегает к хозяину, но всё равно разворачивается к поднявшемуся на ноги Уте и рычит на него уже на расстоянии.       — Добрый вечер, Хирако, — дружелюбно улыбается он, так и не повернувшись к нему целиком — лишь в знакомой насмешке наклоняет голову. — И прости за вторжение.       Рука невольно сжимается на ручке кейса, но Хирако как можно спокойнее спрашивает, случайно проигнорировав приветствие:       — Что ты здесь делаешь, Ута?       Он рассматривает порванную в нескольких местах чёрную майку, в дырах которой светится серая от лунного сияния кожа, потом лицо с тёмными мазками крови, однако совсем не чувствует опасности, какая обычно исходит от врага. Рука сама собой тянется к Ангай и успокаивающе гладит по холке.       — Ну, как сказать… — Ута смотрит сквозь дыру в сёдзи и улыбается так широко и искренне, что Хирако непонимающе хмурится. В просвете мелькает тень, а спустя мгновение на террасе появляется Йомо Ренджи в такой же порванной футболке. Он с серьёзным видом рассматривает обломки на полу, поднимает взгляд на Уту и коротко произносит:       — Извини.       — Перед ним извиняйся, — усмехается Ута и кивком указывает в сторону Хирако. Йомо сразу выпрямляется, узнав хозяина дома.       — Хирако Таке, — произносит он и умолкает.       — Йомо Ренджи? — уже почти не удивляется Хирако, рассеянно почёсывая за ухом беспокойную Ангай.       — Мы, кажется, повредили твой дом, — спустя паузу сообщает Йомо, и Хирако, глядя, как на тонких повреждённых перегородках колышутся обрывки васи*, безразлично кивает.       — Ты, — уточняет Ута, — ты повредил его дом, Ренджи-кун.       — Но ты в этом тоже участвовал, — чуть более раздражённым тоном огрызается Йомо, вызывая у Уты только смех.       — Это нестрашно, — прерывает их Хирако и отставляет кейс в сторону. Смирившись, что ему не приснилось, он выпрямляется и предлагает: — Может, хотите кофе?       Глянув на Уту, Йомо хмурится:       — Мы, наверное…       — Да, хотим, — перебивает его Ута и только после этого ловит взгляд Йомо. Тот закрывает рот, проглатывая конец предложения, и смотрит на Хирако, безмолвно извиняясь. — Только его готовишь ты, Ренджи-кун, — добавляет Ута, и тот в замешательстве резко оборачивается на него.       — Почему?       — Потому что из нас троих ты готовишь его лучше всех. — Ута пожимает плечами так, словно это прописная истина.       — Да, — зачем-то подтверждает Хирако.       Йомо пристально смотрит на него, затем сдержанно кивает.       — Отлично, показывай, где кухня, — усмехается Ута, и Хирако машет рукой, призывая следовать за ним. Ангай, постоянно оглядываясь и иногда тихо рыча, бежит за ним.       Кухня кажется совсем крохотной, когда они заходят туда втроём. Хирако достает всё необходимое для варки кофе, чувствуя на себе взгляд Уты, от которого по коже ползут мурашки, но упорно не замечает его и садится по другую сторону от маленького стола, рассчитанного на одного. Если бы они с Утой склонили головы, то наверняка соприкоснулись бы висками, но Хирако держит голову прямо, а лицо — максимально бесстрастным. Он наблюдает, как Йомо отточенными движениями в полной тишине ставит чайник на огонь, засыпает кофе в фильтр, предварительно принюхавшись — у Хирако мелькает мысль, что его кофе недостаточно хорош для гулей. Облокотившись на стол, Ута подпирает подбородок кулаком и тоже смотрит на Йомо. Он слегка улыбается и не произносит ни слова, чтобы не мешать.       Наконец Йомо оборачивается и ставит перед Хирако чашку с дымящимся кофе.       — Твой кофе, Хирако Таке. Извини за то, что повредили твой дом.       — Спасибо, Йомо Ренджи, — кивает Хирако, подвигая чашку к себе, — не беспокойся об этом.       Йомо выпрямляется и, взяв вторую чашку, ставит её перед Утой.       — Спасибо, — благодарит тот и принимает её из рук. — А вы всегда так странно обращаетесь друг к другу? — спрашивает он, глядя то на Йомо, то на Хирако.       В замешательстве они смотрят друг на друга, а затем на Уту, не зная, что сказать. Заинтересованность постепенно сползает с его лица, и он, вздохнув, бормочет:       — Хотел посетить Японский сад камней, и вот желания исполняются.       Хирако сконфуженно утыкается в чашку, Йомо берёт свою и тоже садится.       Повисшую тишину нарушает только дыхание Ангай, лёгкий цокот её когтей, когда она подходит обнюхать Йомо, и шуршание, с которым тот гладит её. Хирако теребит край тёмно-синей пижамы в полосочку и думает, сможет ли он заснуть снова, надолго ли к нему гости и чего от них ожидать, а также о том, какими словами разбавить напряжённое молчание, но на ум не приходит абсолютно ничего. Йомо и Ута спокойно пьют кофе, глядя в разные стороны, и Хирако благодарен им хотя бы за то, что они не сверлят его голодными взглядами. Ангай уже успела положить голову на колени Йомо и прикрыть глаза от ласки.       — Ну, как дела, Хирако? — неожиданно подаёт голос Ута. Хирако дёргается и переводит взгляд на него. — Чем занимаешься в мирное время?       Йомо тоже смотрит на Уту, немного нахмурившись, будто удивлён его вопросом не меньше Хирако.       — Я… — выдыхает Хирако, когда понимает, что молчит уже очень долго, — хорошо, наверное. Нормально. Наверное.       Он в очередной раз задумывается над тем, а правильно ли он поступил, покинув Управление раз и навсегда и выбрав мирную жизнь. Может, стоит вернуться и сражаться вместе с друзьями?       А может, и не стоит.       — Сейчас занимаюсь похоронами. — Он отворачивается, отпивая из чашки.       — Ого, — выдаёт Ута, — интересный выбор.       Хирако ждёт продолжения — Ута же любит пространные выводы по одному только действию или фразе, — но тот лишь вскидывает брови и замолкает, делая глоток кофе.       — А вы знакомы? — Йомо недоверчиво оглядывает их.       — Вообще-то мы с Хирако-саном почти друзья, — по-лисьи улыбается Ута и подмигивает Хирако. Тот бессознательно кладёт правую ладонь на левое плечо, где вдруг начало колоть старые шрамы. Ута, конечно же, замечает это, и его взгляд почти искрится.       — Снова драки? — устало спрашивает Йомо, и Хирако с Утой одновременно и красноречиво вздыхают. — Ута, у тебя есть какой-то другой способ заводить друзей?       — Есть, — усмехается тот.       — И?       — И тебе он понравится ещё меньше. — Ута пожимает плечами и отворачивается. Йомо пристально всматривается в него, непонимающе хмурясь, а затем откидывается на спинку стула и пьёт кофе.       Удовлетворённый тем, что Йомо не стал задавать больше вопросов, Ута расслабляется и прислоняется спиной к стене. Хирако наблюдает за их молчаливой беседой, мимолётными взглядами и почти зеркальными движениями, рассматривает футболки с тёмными пятнами крови и грязи и при этом ощущает умиротворение, исходящее от этих гулей. Оно передаётся и ему, оседая теплом где-то в животе.       — А у вас как дела? — спрашивает он невзначай и тут же сам себе удивляется: ему казалось, что он уже разучился нормально беседовать.       — Прекрасно, — мгновенно отвечает Ута и смотрит на Йомо. Тот раздумывает секунду, а затем его лицо буквально светлеет от улыбки.       — Хорошо. — Звучит так искренне, что Хирако становится ещё теплее.       — Как Канеки? — Он подаётся вперёд за печеньем. Йомо треплет Ангай за ухом, подбирая ответ.       — Думаю, он счастлив.       — Рад за него. — Йомо с Утой кивают в знак согласия. — А ребёнок?       — Она хорошо, — довольно отзывается Йомо.       — Ичика лучше всех, потому что у неё самый лучший дедушка, — вставляет Ута, и Йомо резко поворачивается к нему.       — Не поэтому, — огрызается он.       — Не смущайся, Пони-сан, — тянет Ута, и Йомо пинает его ногой, вызывая негромкий смех. Побеспокоенная Ангай скалит зубы и рычит на Уту, и тот наклоняется прямо к её морде, специально дразня.       Раздаётся мелодия звонка, и Йомо быстро достает телефон, вглядываясь в экран.       — Я должен идти, — бормочет он, и Ута выпрямляется на стуле.       — Иди, — улыбается он. Йомо в два глотка допивает кофе и встаёт, думает о чём-то, а после кладёт руку Уте на плечо. Тот вскидывает голову, вопросительно глядя на него.       — Нужно починить сёдзи, — произносит он твёрдо. — Сможешь?       — Смогу, конечно. — Ухмылка змеёй скользит по губам Уты. — Я же умею делать руками не только кофе.       Челюсть Йомо сжимается, и он убирает руку.       — Надеюсь, всё остальное ты делаешь не так плохо, как кофе, — проговаривает он и разворачивается.       — Как дерзко. — Ута оценивающе склоняет голову и встаёт следом.       Они с Хирако провожают его до выхода, где лежат деревянные обломки. Безмолвно махнув на прощание и погладив Ангай, Йомо удаляется через дыру в сёдзи, и Хирако смотрит ему вслед, пока тот одним прыжком не оказывается на крыше и не исчезает. Потоптавшись на месте, Хирако поворачивает голову к Уте, но тот всё ещё смотрит туда, где скрылся Йомо, слегка склонив голову набок.       — Ты можешь идти спать, Хирако, но сначала принеси мне молоток, гвозди, васи, кисть и лак для дерева, если есть, — просит он, не поворачиваясь и не улыбаясь.       — Я не хочу спать, — зачем-то отчитывается Хирако и идёт вглубь дома. Ангай остаётся на месте сторожить.       Когда он возвращается, Ута уже сидит возле аккуратно собранных обломков сёдзи, разложенных словно пазлы. Ангай вьётся позади него, но не переходит невидимую черту. Хирако аккуратно ставит всё названное Утой рядом, и тот вместо благодарности кивает с лёгкой улыбкой.       — Я могу посмотреть? — спрашивает Хирако. Ута безразлично жмёт плечами, и Хирако, отойдя подальше, садится на террасу.       Вдали, над самым горизонтом, уже светлеет синее небо, становясь зеленоватым. Чёрные кроны деревьев откусывают неровные полукружия от абсолютно безоблачного полотна, на котором ещё кое-где поблёскивают редкие звезды. Монотонный треск одинокой цикады усыпляет, и Хирако прислоняется головой к косяку, отпивая остывший кофе из чашки. Изредка слышится стук молотка, а к запаху влажной травы примешивается специфический запах кагуне, въевшийся в подкорку как безоговорочный сигнал опасности. В попытке разуверить рефлексы Хирако вполглаза наблюдает за работой: от правой лопатки Уты тянется третья, тёмная рука, и от кончиков ненастоящих пальцев отделяются RC-частицы, склеивая дерево прочнее любого клея, чтобы гвоздь вошёл ровнее.       — Не расскажешь, почему ты выбрал именно эту работу? — без интереса в голосе спрашивает Ута. — С мертвецами работать не каждый согласится.       Хирако хмурится, глядя вперёд пустыми глазами и вслушиваясь в ленивое жужжание мыслей.       — Не знаю, — наконец отвечает он. — Это хорошая работа, спокойная. Мне подходит.       — А нравится?       Хирако пытается извлечь наружу хоть какие-то чувства и эмоции, но внутри абсолютная пустота, о которой когда-то говорил Арима-сан. Словно в нём остались только какие-то условные и безусловные рефлексы, которые поддерживают жизнь, но не более.       — А должно? — спрашивает он.       Ута усмехается так, будто это шутка, но Хирако на самом деле не шутил.       — Видишься со своими? — продолжает Ута, не отвлекаясь от рамы. До Хирако не сразу доходит, кто это — свои: дедушка умер год назад, вслед за ним бабушка, а с бывшими коллегами он разорвал почти все связи. Разве что Курамото и Коори вытягивают его куда-то раз в месяц.       — Редко. Не хочу беспокоить их: они завалены работой, а от общения со мной и вовсе мало пользы.       — Звучит так, будто ты и себя уже похоронил случайно, — хмыкает Ута.       Хирако смотрит на него и отпивает кофе. Всего лишь очередная шутка Безликого, на которые он предпочитает не отвечать, потому что себе дороже, да и ответов на них попросту нет.       — А ты? — спрашивает он, переводя разговор в другое русло.       — Что я? — Ута отстраняет ладонью Ангай, которая лезет прямо под руку.       — …видишься с кем-нибудь?       — Не так часто, чтобы надоесть, — усмехается Ута.       Хирако кивает и смотрит вперёд. Ангай нетерпеливо вьётся рядом, то подбегая к нему, то снова отбегая к Уте. Она теряет страх настолько, что ставит передние лапы ему на бедро и игриво заглядывает в глаза.       — Отстань, глупая псина, — беззлобно говорит он ей, продолжая работать как ни в чём не бывало, но Хирако видит на его лице будто ту самую тёплую улыбку.       Террасу окутывает утренняя серость, а меж стволов деревьев появляется полупрозрачный туман. Время течёт медленно, как во сне, и нить, связывающая с реальностью, истончается. Постепенно рама сёдзи становится целой, и Ута наконец поднимается на ноги, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы. Успевший задремать Хирако просыпается от весёлого скулежа Ангай, которая прыгает Уте на ноги, пока тот разворачивает рисовую бумагу.       — Сядь, — приказывает Ута, и Ангай плюхается на хвост. Хирако тоже машинально садится прямо. — Да не ты, — ворчит Ута, повернувшись к нему, и хрипло смеётся. — Псина. — Он опускается на террасу, скрестив ноги, и отрезает заточенным щупальцем кагуне кусок васи.       Поёжившись от утренней прохлады, Хирако снова прислоняется к деревянному косяку и прикрывает глаза. Едва слышный запах цветов доносится с окраины города, и пение ранних птиц сопровождает лениво ворочающиеся мысли.       Сон окутывает его тёплым пледом, и когда Хирако наконец просыпается, он видит Ангай, которая положила морду на его бедро и мирно спит, а после — плавные тёмные линии на светлой полупрозрачной бумаге. Хирако узнаёт в росписи на створках сёдзи летящих журавлей, стройную лошадь, пьющую из озера, усыпанного лотосами, виднеющиеся позади покатые горы в утренней дымке и хвойные леса. Он думает, что ему кажется, и с силой моргает, но всё остаётся на своих местах.       Осторожно повернув голову, он замечает сложенный листок бумаги и тянется к нему, стараясь не разбудить Ангай. В письме — мелкие аккуратные иероглифы, всего несколько коротких столбцов.

«Хирако-сан! Эти сёдзи казались скучными (как их хозяин, ха-ха), поэтому я одолжил немного акрила и раскрасил их на свой вкус. Навести Канеки-куна, думаю, ему хочется поговорить об одном вашем общем знакомом. Не болей. Ута.»

      Хирако откладывает записку и натягивает наброшенное на плечи покрывало. Ангай ворчливо поскуливает во сне и снова сопит, и Хирако осторожно гладит её по шерсти, разглядывая роспись, не в силах поверить, что эта ночь была взаправду.