О Богах и Дьяволах

      — Ты Бог! Бог!       «Дети» (он всегда будет считать их милыми и несмышлеными детьми) смеются, улыбаются широко-широко, повторяя громкое «Бог». Вайн не остаётся ничего, кроме как кивнуть и сказать кроткое «конечно». Пускай эта трактовка и была верна лишь частично, он позволит им считать себя правыми.       Быть может, он и есть Бог, только немного неправильный, желающий пасть с мягких облаков низко-низко, туда, где никто не увидит и не найдет, или хотя бы существо из сказочных миров. Но явно не человек, не то, что принято называть человеком.       Вайн — свободный, или так только кажется. Он улыбается всем-всем-всем, старается хотя бы, а еще пытается говорить мило, приятно, долго подбирая слова, чтобы не молчать.       Вайн — тень, что прячется в темных углах и шепчет «я здесь». Вайн называет себя мышью, серой и безобразной, и, наверное, где-то в глубине сердца хочет, чтобы его из-за этого ненавидели.       Вайн по своей сути бесполезен, но уйти на тот свет ему, почему-то, не дают.       — Если ты Бог, тогда я Дьявол.       Вайн хотел, чтобы его ненавидели, не замечали хотя бы, но сам ведется на глупые реплики, зажигая в своих углах яркие свечи.       — Я тебя породил, а ты желаешь моей смерти?       Мастера игнорировать нельзя.       Мастера нельзя погладить по волосам, назвав «прекрасным ребёнком».       Нельзя. Нельзя. Нельзя.       Мастера нужно было либо пережить, либо за него цепляться, как за что-то жизненно необходимое, как еда или воздух. И он, Вайн, цепляется. Отрицает, сам себе говорит, что не стоит, но цепляется, делая маленький шаг из тени (не настолько большой, чтобы полностью тень покинуть).       Мастер всегда казался чем-то далеким и недоступным. Запретным даже, наверное. Он светлый, яркий. Он улыбается, потому что хочет, а не потому что он привык. Мастер замечательный-замечательный-замечательный. Вайн им восхищается тихо-тихо, все также в густой тени прячась.       Мастер его ненавидеть не хотел, будто бы не мог, будто бы пропускал все мимо, как ненужный мусор, и шел вперёд, в его, Вайн, тень, с самим солнцем под руку. Шел шумно и заметно, что-то крича и размахивая руками.       Даже не шел, а просто врывался, разрушая привычный серый мир, заканчивая в него краски.       И, наверное, Вайн совсем немного удивился, когда его из угла вытащили, обняли и попросили не прятаться. Совсем немного, потому что он, наверное, этого ждал.       — Мы просто связаны.

Слова, что, на самом деле, Бог — Мастер, а он, Вайн, — обычный падший, остаются несказанными, даже почти забытыми. Потому что смысла в них больше нет.