Нет сил бороться

«I’m only honest when it rains An open book with a torn out page And my ink’s run out I wanna love you, but I don’t know how» Neptune — Sleeping at Last

Квентин сидел с бутылкой скотча в темном зале Коттеджа и пытался унять дрожь. Летнее небо Брейкбиллса за окном еще и не думало светлеть, но уснуть снова Квентин не смог бы. Он знал, что не сможет. Со дня избавления от Монстра прошла уже неделя. Вырвавшийся на свободу Элиот был так счастлив, что немедленно собрал всех и устроил вечеринку. И пока друзья пили и веселились, Квентин просто сидел с чувством выполненного долга и улыбался, глядя наконец в теплые глаза настоящего Элиота. Черная дыра в груди месяцами тянула его в бездну отчаяния, а сейчас словно тумблер переключили, и Квентина враз метнуло в противоположную сторону. Он вознесся с ликованием к небесам и никак не мог поверить, что Элиот спасен и все действительно кончено. Это казалось наркотическим трипом, невозможным сном, от которого он млел, за который цеплялся изо всех сил. Эйфория длилась ровно два бессонных дня. Потом резко накатила усталость, а прежняя восторженная легкость растворялась в повседневных делах, ускользала, словно призрак изнуренного разума. Вымотанный и пьяный, Квентин в какой-то момент отключился, и если все это было лишь галлюцинацией, он бы предпочел никогда не просыпаться. Но утомленному бесконечным стрессом организму почему-то потребовалось не так много времени на восстановление. Забытие вскоре наполнилось темными образами и Элиотом, который был не Элиотом. Во снах он всегда сидит на диване Коттеджа, в шелковой рубашке и с коктейлем в руке. Или он опускается на трон верховного короля в Белом Шпиле. Или терпеливо собирает цветные плитки мозаики. И каждый раз, когда Квентин сжимает его в объятьях, а из груди вырывается вздох облегчения — над ухом слышится хриплый булькающий смех. Отпрянув, Квентин видит забавляющийся взгляд и заляпанное кровью лицо. Монстр снова приближается, кончиками пальцев касается шеи, мягко проводит по волосам, словно играет в Элиота, словно хочет, чтобы Квентин поверил, что это он. Потому что знает, видит, что это делает с Квентином. Дразнит его и наблюдает, как тот цепенеет, пока внутри все сжимается, а разум борется в отчаянном желании прижаться к Элиоту и одновременно оттолкнуть того, кто Элиота забрал и запер в собственной голове. Потому что это не Элиот. Каждый раз подскакивая на кровати после этих снов, Квентин метался по комнате, будто все еще пытался убраться подальше от Монстра. Он сбежал из квартиры Кейди, где все напоминало о нем, и вернулся в Брейкбиллс, но от кошмаров не убежишь. И если Квентина и раньше мучили бессонницы, то теперь он почти перестал спать вообще. Приходилось накачивать себя спиртным, чтобы забыться хотя бы на несколько часов, теша себя надеждой, что он будет спать без сновидений. Квентин почти хотел, чтобы в мире опять случился какой-нибудь апокалипсис, чтобы он занял его мысли и снова дал причину жить. Потому что если еще неделю назад такой причиной было спасение Элиота, то теперь, когда он наконец получил то, за что боролся, — он сам оказался сломленным и разбитым. Он просто не знал, что делать дальше. И присутствие Элиота, который теперь все время был рядом, обернулось не спасением, а очередной пыткой. Прощальное мучение от Монстра — невозможность смотреть на Элиота без затаенного страха, что все это иллюзия, ночной кошмар или новая затейливая игра. Невозможность расслабиться в его руках без затравленного ожидания, что эти руки сомкнутся на его шее. Отставив бутылку, Квентин устало потер глаза и со вздохом сполз по дивану. В какой-то момент — через минуту, десять, а может, час — послышались тихие шаги; открыв глаза, он разглядел фигуру Элиота. Квентин дернулся от неожиданности, выругался сквозь зубы. Медленно выдохнул, напоминая себе, что это уже не Монстр. Выдавил тихое приветствие. — Кью, — Элиот сел рядом, коленом коснулся ноги Квентина, — послушай человека с больной печенью: даже в запоях надо делать перерывы. Квентин вяло хмыкнул. Он сейчас даже не ощущал себя пьяным — вернее, не ощущал себя достаточно пьяным, чтобы подавить свою постоянную тревогу. Элиот глотнул из бутылки, и Квентин задержал на нем взгляд на пару секунд. Теперь можно было не следить за тем, что он употребляет, и к этому Квентин уже почти привык снова. Элиот всегда знал свою норму, он и Монстр пили совершенно по-разному. То, с какими грацией и достоинством только Элиот умел держать бутылку, действовало немного успокаивающе. — Знаешь, пока моим телом управлял Монстр, мои чертоги разума выглядели как Коттедж. — Элиот меланхолично обвел комнату взглядом. — Иногда мне кажется, что я все еще там, а все вокруг — лишь тени из моих воспоминаний. — Ох. М-м, ты… — Квентин нахмурился, вмиг посерьезнев. — Тогда тебе, наверное, не стоит оставаться в Коттедже. — Тогда я фокусируюсь на различиях, — продолжил Элиот, будто не слышал его. — Например, я не помню, чтобы ты когда-нибудь так напивался и избегал меня. Вот почему я знаю, что ты настоящий. — Квентин почувствовал его внимательный взгляд. — Ты понимаешь? Коротко посмотрев куда-то в район подбородка Элиота, Квентин тяжело вздохнул. Элиот видит, что происходит. Элиот знает. — Откуда ты?.. — Джулия мне все рассказала, Кью. Квентин согнулся, пряча лицо в ладонях. — Джулия не понимает… всего. Это было несправедливо. Они столько вытерпели не для того, чтобы стать чужими. Не для того, чтобы сердце разрывалось от боли и ненависти к себе. Осталось ли еще хоть что-то, что Монстр не сломал? — Кью. Посмотри на меня. Квентин заставил себя повернуться, поднял глаза. И встретил взгляд Элиота, такой знакомый и родной, наполненный такой заботой и любовью, что на секунду опешил. А Элиот мягко сжал его плечо. — Это я — Элиот. Все кончено. Это я. Квентин почувствовал, как тревожный узел в его груди начал понемногу распутываться. Поверить. Мозг уже знал, что Монстр не вернется, оставалось поверить в это сердцем и отпустить, разжать наконец пружину, сдавливающую его измученный разум. Квентин по старой — почти уже забытой — привычке потянулся к Элиоту и обнял его. Обнял и тут же застыл, не дыша. В душе снова задрожала перетянутая струна сомнения. Квентин пытался подавить ее, пытался искать чертовы различия, чтобы убедить себя, что это на самом деле правда, что это Элиот и кошмары не способны стать явью. Пытался настолько сильно, что семя страха проросло в болезненное отчаяние, и если происходящее сейчас окажется очередным сном, Квентина это просто уничтожит. — Я больше никуда не уйду. Я не должен был оставлять тебя одного, — услышал он шепот Элиота, когда тот прижал его к себе. — Прости, я не должен был убегать от тебя. Мы со всем справимся, мы всегда справлялись. Струна лопнула. Задушенные страхом чувства прорвались, захлестнули волной цунами, водопадом смыли все сомнения. И снова вспыхнула надежда, и с новой силой разгорелась любовь, и вернулась причина жить. Квентин хватался за них, как хватался за Элиота, облегченно всхлипывая ему в плечо. Он чувствовал бережные поглаживания на спине и слышал, как Элиот бормотал что-то успокаивающее. — Я так скучал по тебе, Эл, — выдохнул Квентин, чувствуя невероятную легкость, словно огромный камень на душе наконец стал рассыпаться. Элиот провел по его голове и поцеловал куда-то в волосы. — Я тоже. Ты мой дом, Кью, и я вернулся. Все будет хорошо. И Квентин поверил. Это не могло вмиг развеять его депрессию, и Квентин знал, что еще не раз проснется в холодном поту. Но это был переломный момент, после которого понемногу будет становиться легче. Они справятся, вместе. Он был готов бороться снова.