Номера

Быть умным очень круто, а главное — полезно. Зачастую за это тебе могут прилететь неплохие бонусы от жизни. Материальная компенсация, например. Благодаря своим знаниям в области физики и химии, Брайан пользовался уважением среди молодых учителей-практикантов, которым, по каким-то причинам, срочно нужна замена на пару уроков. Резоны, кстати, разные: у кого-то гора тетрадей, у кого-то важная конференция в соседнем учебном заведении, а кому-то просто лень рано вставать. Последнее, конечно, опускали — Мэй не поощрял такое отношение к работе, потому приходилось придумывать всякие небылицы о смерти сестры бабушки одноклассника отца, лишь бы Брайан согласился. И он соглашался, не сразу, разумеется, но из собственного интереса предпочитал не отказываться от возможности провести денек в компании неуправляемых спиногрызов, да еще и заработать на новые струны или какой-нибудь модный дорогущий ремень. И это все во время обучения в университете! Больше всего Мэю нравилось подменять своего однокурсника Мэттью — учителя астрономии в одной из лондонских школ. Хороший парень, на самом деле. С ним и о звездах поболтать можно, и опрокинуть по рюмке за Галилео Галилея в местном пабе. Чаще всего Брайан заменял Хопкинса на уроках у выпускников. К слову, сам Мэй был ненамного старше их, поэтому совладать с бестолковыми подростками было сложнее, чем если бы этим занимался учитель со стажем. Но у Брайана получилось, он стал настоящим авторитетом среди старшеклассников, а за хорошее поведение разрешал ученикам по разу дотронуться до его кудрей. Казалось, дети были ими одержимы, Мэя это всегда удивляло, но приятно. Так что к пятому своему посещению этой школы он заметил, что дети до одного хорошо разбирались в предмете Мэттью Хопкинса и полностью перестали воспринимать настоящего учителя. — Говорю тебе, Брай, последний раз в этом месяце! — Хопкинс поднимает на друга щенячий взгляд и виновато поджимает губы. — Сам подумай, они тебя обожают, — парень оглядывается по сторонам, берет со стойки только что разлитый барменом коньяк и вскидывает брови. — И не только как учителя астрономии, — хитро улыбается и, не сводя взгляда с Брайана, осушает стакан за один глоток. Кудрявый смущается и закрывает лицо бокалом белого сухого, но это не спасает его от ощущения на себе ехидного взгляда Мэттью. Конечно, Хопкинс завидовал. К двадцати годам он так и не избавился от подростковых прыщей, редко посещал парикмахерскую, отчего отросшие рыжие патлы постоянно лезли в лицо, и вел он себя больше по-женски, такая уж была его натура. Все, что ему оставалось — это терпеть насмешки со стороны собственных учеников, не подчиняющихся дисциплине, и бегать на свидания, которые в итоге ничем серьезным не заканчивались, в то время как Мэй, высокий, молодой и перспективный профессор, был окружен вниманием со стороны девчонок начиная с восьмого класса и выше. — Десять процентов от зарплаты, а? Как тебе? — Мэттью подмигивает Брайану исподлобья и пихает его плечом. — Пятнадцать, тогда подумаю, — Брайан допивает остатки вина и ставит пустой запотевший бокал на стойку. — Я не нанимался тебе в напарники, чтобы всякий раз, когда ты идешь на дискотеку с очередной Элизабет, выучить за тебя материал и преподать его. — Паршивец, — Хопкинс демонстративно закатывает глаза и громко цыкает. — Хоть бы раз сказал: «Мэтт, ты мой лучший друг, мне не нужны твои деньги»! — в ответ он слышит лишь веселую усмешку Мэя и совсем уж обижается. Поняв, что торговаться с приятелем бессмысленно, да и сам он давно чувствует стыд перед ним за постоянные просьбы подменить, астроном никнет и щелкает пальцами бармену, чтобы тот налил еще. — По рукам, — выдавливает он из себя, вытаскивает из кармана мятую пачку красных Marlboro и предлагает Брайану. Тот вежливо отказывается, ссылается на незаконченный реферат на тему проблемы солнечных нейтрино и удаляется, оставив на баре пару-тройку мятых купюр. Как только кудри Брайана исчезают из виду, Мэттью проваливается в черную тоску, освещаемую лишь тусклой ультрафиолетовой лампой над входом в заведение и вой старого седого барда, играющего на расстроенной акустической гитаре русский шансон за ночлег на втором этаже и кружку дрянного пива. Хопкинс знает, что завтрашнее свидание пройдет точно так же, как и все предыдущие, иными словами — закончится полнейшим провалом, и все, что Мэтт получит за потраченные деньги на ужин в кафе — это легкий поцелуй в щечку и ничего не значащее «Я тебе перезвоню». Но как бы то ни было, сегодня он решает хорошенько надраться, чтобы завтра проснуться ближе к вечеру и с похмелья отправиться на автобусе за какой-нибудь Стейси в другой конец Лондона, которая разрешит на больше, чем дотронуться до своей худой коленки под столом. Спустя четыре шота водки у Хопкинса поплыло в глазах и, в пример всем нажравшимся в этом пабе, ему очень захотелось поговорить с заскучавшим барменом о тяжестях жизни. Молодому подрабатывающему между учебой и еще одной подработкой в магазине музыкальных инструментов Роджеру было не особо важно вслушиваться в это нытье — он каждую ночь становится публикой для каждого пьяного законченного неудачника. Помнится, один из них был отцом двоих детей, которые женились и совсем о нем забыли, другой был выгнан из дома за непрекращающийся алкоголизм, а третий вот… несчастный студент, попытки которого построить личную жизнь из раза в раз не увенчиваются успехом. — Вот ты стоишь, стаканы трешь, — голова Мэттью почти падает на стол, как вдруг в глазах проясняется от гениальности пришедшей мысли. — Роджер, тебе нравятся долговязые кудрявые парни? — он резко поднимает взгляд в потолок, кажется, сейчас чихнет. Не чихает, разок прокручивается на стуле и вдруг вспоминает, что у него в руках сигареты. Тейлор вдруг на секунду замирает и крепко сжимает в руках железный шейкер, в котором болтается «Абсент сауэр» для грудастой девицы в ярко-фиолетовом платье на другом конце барной стойки. Коктейль для нее заказал сам Хопкинс, пока в голове гуляла пелена. Бедный Мэттью, еще не знает, какая круглая цифра будет сиять в его счете. Таких денег у учителей, как правило, не водится, тем более у учащихся. Хрен с ним — выкрутится. А еще, как только Роджер поставит перед девушкой напиток со словами: «Вам передал вон тот молодой человек», её парень обязательно познакомит лицо Хопкинса со своим кулаком. Этот сценарий, как театральную постановку, юноша наблюдал почти каждый день. Поначалу удивляло, а со временем стало забавлять. — Ладно, чтоб этому выскочке пусто было, — Хопкинс осматривает бармена с ног до головы, берет пальцами сигарету изо рта и выпускает дым куда-то вверх. — Давай ручку и то, на чем можно писать, — протягивает руку мерзко улыбается. Одному Богу было известно, что в эту минуту управляло сознанием этих двоих, но Роджер, недолго думая, все-таки выудил откуда-то из-под столешницы лист, на котором обычно выписывают стоимость выпитого, и, судя по своей изрядной помятости, атакованный чьими-то зубами простой карандаш. Мэттью ненадолго завис, делая затяжку, а затем ловко выписал на бумагу незамысловатый порядок цифр и вернул ее Тейлору. Пообещав оплатить все заказанные напитки в течение недели, парень смылся. Видимо, сегодня он по лицу не схлопочет. А Роджер в свою очередь решил, что сегодня же увольняется из этого дурдома к чертовой матери. Он еще долго потом поглядывал на счетный лист с номером телефона Брайана. Сначала с недоверием, потом со стыдом, но, в конце концов, оглядевшись по сторонам, Роджер все-таки скользнул рукой по барной стойке и быстро спрятал в задний карман брюк заветные цифры. Каждую неделю, как нарочно в смену Тейлора, они приходили в паб, садились — один заказывал коньяк, другой вино, — и вели непринужденную беседу о звездах. И тогда Роджер не видел абсолютно ничего вокруг, кроме смоляных кудрей и длинных пальцев, между которыми постоянно вертелся бокал. Мэттью оказался прав — пребывание Мэя за барной стойкой всегда доставляло юноше удовольствие. Брайан говорил много, интересно и по делу, было приятно слушать хотя бы потому, что голос его лился ручьем, мягким и очень комфортным. Даже завидно как-то. У Роджера голос был хриплый, будто прокуренный, им точно не похвастаешься. Спустя несколько визитов Мэя сюда Тейлор понял, что, скорее всего, этот человек еще и музыкант, тому объяснением и являются эти невозможно красивые пальцы и совершенно невообразимый тембр голоса. Роджера это обрадовало больше всего — он бы подыскал ему хорошие клавиши или гитару у себя в инструментальном. Будучи одним из инфантильных подростков, не знающих забот и в чьи обязанности входят только хорошие оценки и вовремя сделанная домашняя работа, Роджер и подумать не мог, что когда-то ему придется вкалывать ночную смену в баре, дневную в магазине, а по утрам просиживать штаны на самых скучных в мире лекциях в Лондонском Медицинском колледже. Однако расстраиваться ему было не за чем: в магазине он мог часами лупить по выставленным на продажу барабанам, а в баре без стыда пялиться на задницы девушек и иногда на Брайана. И первое, пожалуй, ему нравилось куда больше. Он любил писать песни и продавать их за гроши, да и то, не особо надежный это бизнес: либо вдохновения нет, либо слова дурацкие, еще и мотив глупый. Есть у него друзья, занимающиеся музыкой, уж они знают толк в песнях, и зачастую вместо похвалы на Роджера вываливался вагон (и маленькая тележка) критики, порой даже необоснованной. Тейлора это не обижало, он и сам знал цену своему творчеству, но, если уж по-честному, потенциал у него был огромный, не хватало лишь времени и желания. Роджер в пятидесятый раз прочитывает заявление об увольнении и не может избавиться от мысли, что что-то идет не так. Ощущение листа с номером телефона в кармане еще больше заставляет чувствовать себя неловко, причем неизвестно перед кем. Ему кажется, что Мэттью сделал его… соучастником какого-то преступления, что ли. Вот что ему теперь делать? Позвонить и сказать: «Привет, Брай, я тот бармен из паба, который мечтает о тебе каждую ночь»? Смешно, нелепо, глупо, хочется ударить себя сковородой по голове, да посильнее. Короче говоря, уволиться Тейлор так и не решается, точнее, думает, что, может быть, утром все переосмыслит и окончательно определится. Часы показывают четыре утра, когда паб покидает последний посетитель, а старый бард бережно укладывает гитару в потрепанный чехол и уползает на второй этаж спать. Откуда-то появляется уборщица, вооруженная шваброй и ведром с моющим средством внутри, и начинает усердно драить полы от пролитого алкоголя, грязных разводов и содержимого чьего-то желудка. Как и вчера, и позавчера, и неделю назад. Нет, все-таки надо сваливать. Юноша кладет лист с заявлением в ящик для новых документов рядом с кассой, срывает с шеи надоедливую черную бабочку, которая, благо, больше ему никогда не пригодится, и набрасывает на себя легкую осеннюю куртку, сразу находит в карманах сигареты, и одна из них уже дымится меж его зубов, пока он идет к выходу. Бросив привычное «До завтра» уборщице, Роджер, наконец, покидает бывшее место работы навсегда. — Кто-то перечислит мне законы Кеплера в течение минуты, пока мистер Льюис изображает из себя блеющую овцу у доски? — Брайан переводит взгляд на класс и хмурит брови. В воздух взмывает всего две руки из двадцати. — Видимо, профессор Хопкинс вас немного запустил… — с досадой замечает Мэй. — Мистер Льюис! — школьник отскакивает в сторону и всем остальным ученикам открывается обзор на произведение искусства одноклассника: на доске белым мелом было нарисовано веселое брокколи с ручками, ножками и подписью сверху: «Pr. May, age: 21». Старшеклассники впадают в истерику, видя реакцию молодого учителя. Тот лишь охает и закрывает рот рукой. — Ты придурок, Стив! — выкрикивает девочка с задних парт. Удивительно, но это заставляет Брайана не предпринимать жестких мер в отношении хулигана, поэтому парень просто садится на место, получив свою заслуженную оценку. Мэю вообще не нравилось ставить «неудовлетворительно», он считал детей умнее, чем они сами думают, ведь в каждом ученике есть склонность к обучению, просто кто-то открывает это в себе раньше, кто-то позже. Но случай со Стивом Льюисом, конечно, исключение, тут вообще все плохо. Из выпускников Брайану больше всех симпатизировала девчонка с первой парты — отличница с грандиозными планами на жизнь, с которыми позже отправится в свое светлое будущее. В первый же день она пригласила профессора Мэя пообедать, на что получила категорический отказ — учитель не должен иметь никаких дел с учениками, а ученицами тем более, однако девушка попыток добиться внимания к своей персоне не оставила, начала задерживаться после уроков и разговаривать с Брайаном до тех пор, пока на улице не стемнеет. Говорили, конечно, о космосе: создавали и разрушали теории, смеялись, если внезапно начинали думать об одном и том же; рисовали на доске чертежи ракеты, которая смогла бы в будущем приземлиться на планету, находящуюся за пределами млечного пути, оснащали ее самым новым и современным оборудованием, подсчитывали расходы топлива, а потом все стирали, потому что у обоих мысли заходили в тупик. А потом Брайан провожал девочку домой, боялся, что в такую темень ее могут украсть, а ведь жалко терять такие светлые мозги. В один из вечеров опасения Мэя подтвердились. Девица, как и предполагалось, втюрилась в него по уши и даже перестала это скрывать, но каково было разочарование, когда он нечаянно признался, что его не привлекает противоположный пол. К слову, о том, что подменный учитель астрономии — гей, знала вся старшая школа на следующий же день, и Мэттью потом очень долго пришлось это объяснять и просить единственного свободного знакомого, чтобы тот появился там снова. Именно поэтому Брайан так не хотел вести уроки, но, к счастью, в его адрес сегодня ничего не было вброшено, не считая, конечно, брокколи на доске. А о вечерней болтовне с Дороти Джонсон с первой парты пришлось забыть раз и навсегда. Тогда Мэй пришел к выводу, что начать водиться с малолеткой было одним из самых глупых решений в его жизни. Последний урок подошел к концу, и Брайан, наконец, позволил себе выдохнуть и развалиться на учительском стуле поудобнее. Все-таки быть преподавателем интересно, но он им точно никогда не станет. Мэй хочет быть ученым, написать какую-нибудь диссертацию о черных дырах и на старости лет получить Нобелевскую премию в размере… ну, скажем, чтобы хватило на хороший автомобиль. Да, этого было бы предостаточно. Но мечты мечтами, трудиться и работать надо много, тем более, Брайан еще не до конца научился совмещать учебу и любимое хобби. Кстати о нем; Мэя внезапно захлестнула сладкая мысль о том, что скоро конец месяца, а это значит, что он получит долгожданную стипендию и проценты от зарплаты любимого друга Мэттью. Можно считать, что новый ремень и струны для гитары он уже приобрел. Вопрос лишь в том, где это все найти. С этой мыслью Брайан тащился до самого дома. В Лондоне было всего два магазина, которые он посещал, чтобы поглазеть на всякие дорогущие медиаторы, тюнеры и метрономы. Это все было ему не по карману, а на дешевое барахло, что сломается через пару дней, деньги тратить не очень хотелось. Как только Мэй переступает порог квартиры, пронзительный звон телефона нарушает царящую в ней тишину, и Брайан, резко выведенный из собственных мыслей, даже вздрагивает от неожиданности, но быстро снимает трубку и тихо произносит вопросительное «Алло». На другом конце провода слышится лишь неразборчивое бормотание и шум. Мэй не оставляет надежды услышать что-то внятное и вновь аллокает, но уже более настойчиво, даже, можно сказать, с каким-то раздражением. И тогда наступает кромешная тишина, а потом звонок вовсе обрывается, оставляя Брайана наедине с собой, ничего не понимающего и в какой-то степени напуганного. Кто станет звонить среди дня и молчать? Только законченный идиот, которому, судя по его состоятельности, не очень жаль пары-тройки фунтов, чтобы просто пошуметь в трубку. Можно бы было списать этот звонок за ошибку номером или просто какую-нибудь дурацкую шутку, если бы он не повторился снова. Роджер поворачивает ключ в замочной скважине и стеклянная дверь отворяется. Он вздыхает, когда видит на складе коробки с новыми заказами. Одна была на имя некого Джона, Тейлор его помнит, неделю назад человек со странной фамилией Дикон заказал бас-гитару и отвалил за нее неплохих денег. Хочется посмотреть, аж руки чешутся, но покупатель может прийти в любую минуту, потому Роджер тут же отметает от себя эту дурацкую идею пробренчать на чужом инструменте и двигает привезенные инструменты на склад самовывоза. Он владельца магазина-то с трудом уговорил, чтобы тот разрешил ему пользоваться барабанами. Демонстрационный образец все равно никто не купит, цена на него падает с каждым днем, так что Тейлор иногда грезит, как выкупит их в один прекрасный день и перевезет к себе домой. Юноша расставляет галочки на бумагах, которые свидетельствуют об осуществлении заказа и его доставке, и выдыхает. Он спал всего три часа перед подъемом в колледж, глаза начали слипаться уже на середине первой пары, так что, если спросить его о том, как он досидел до конца учебного дня, то вряд ли можно получить точный ответ. Зато на работу он шел в невероятно хорошем настроении, предвкушая запах деревянных палочек и любимых барабанов. Посетителей в магазине всегда было не много, а иногда за целый день ни одного. Это, конечно, огорчало, ведь за время, проведенное здесь бестолку, можно было бы познакомиться с выдающимися музыкантами, они-то уж куда больше годятся в собеседники, нежели пьяницы из паба. Но, честно сказать, низкая посещаемость магазина больше радовала Роджера, чем расстраивала, ведь он мог до самой ночи барабанить и никто не стал бы ему мешать. Что-то подсказывает, что сегодня именно такой день, поэтому, недолго подумав, Тейлор усаживается за инструмент, берет в руки палочки… и тут же кладет их на место, ощутив под собой шуршание. Чертов счетный лист с номером телефона, Роджер ведь собирался оставить его дома, чтобы хоть на время перестать думать о том, что он у него есть. Парень медленно просовывает руку в задний карман джинс и вытаскивает оттуда потрепанную бумажку. Недоверчиво косится сначала на нее, а потом стоящий на кассе телефон, предназначенный исключительно для принятия звонков, и прикрывает глаза, чувствуя биение собственного сердца. Сумасшедшая идея, просто безумная. Еще мгновение, и Роджер на всех парах несется в другой угол магазина. Пытаясь перебороть волнение и полную неосознанность своего поступка, Тейлор хватает телефонную трубку и быстро набирает цифры, выведенные на листе корявым почерком Мэттью. — Алло? — произносит мягкий мужской голос. Тейлор замирает и чувствует, что, кажется, вместе с ним останавливается и его сердце, молчит, уже в десятый раз жалея, что вообще когда-то устроился барменом в тот самый паб. Мозг неожиданно вспоминает о том, что Роджер сегодня не выспался, и глаза начинает щипать нагрянувший сон (что за реакция такая?). Слышится еще одно отчетливое «алло». Юноша спохватывается и собирается что-то сказать, но тут же кладет трубку и смотрит по сторонам. В магазине никого нет, лишь из-под иглы проигрывателя слышится песня Битлз, заходящее осеннее солнце оранжево освещает помещение через панорамные окна и прозрачную дверь, на ручке которой висит новая табличка, повернутая стороной с надписью «close» во внутрь. Все было так умиротворенно, а Роджеру кажется, что в его голове только что закончилась Вторая мировая. Он еще какое-то время пребывает в ступоре, разглядывая магазин так, будто впервые в нем находится, а затем переводит взгляд на влажный от вспотевшей руки лист с цифрами. А если посмотреть на ситуацию под другим углом? Он, что, четырнадцатилетняя восьмиклассница, которая боится заговорить с мальчишкой постарше? Не привыкать, парни ведь не сильно отличаются от девчонок, в этом-то Роджер точно уверен. Расхрабрившись, Тейлор вновь берет трубку и прокручивает диск, набирая номер. Ответа нет около пятнадцати секунд. Ну и правильно, на месте Брайана Роджер бы тоже решил, что отвечать придуркам, которые звонят и сбрасывают, смысла нет. — Алло, кто это? — кажется, Мэй очень зол. Как бы было неприятно, но Тейлор его прекрасно понимает. Он быстро скользит взглядом по помещению и наталкивается на коробку с бас-гитарой на складе, привезенную сегодня. — Дикон, — Роджер запинается, все еще думая, правильно ли он все делает, — Джон Дикон. Из магазина с музыкальными инструментами. Вы музыкант? — юноша тараторит быстро, сам не замечая, что за ерунду плетет. В любом случае, это лучше, чем снова отменить вызов (наверное). — В какой-то степени, — задумчиво протягивает Брайан. Он в недоумении, в его голосе это чувствуется. И все бы ничего, но Роджер тоже не до конца понимает происходящее и все, что от него сейчас требуется — это говорить с Мэем как работник магазина с клиентом. Однако именно сейчас Тейлор не находит, что сказать, и, благо, Брайан не настолько тормоз. — Значит, Дикон из магазина. С инструментами, да? — нет, такой же идиот. Тейлор осматривается, убеждаясь, что действительно находится в месте, где продают клавиши, флейты, гитары, тромбоны, виолончели, рояли и, черт возьми, треугольники. — Вроде да, — Роджеру хочется одновременно плакать и смеяться. Вместо этого он лишь больно тянет себя за волосы, пытаясь выжать из себя еще хоть слово. — Не хотите заглянуть? — парень быстро диктует адрес и поднимает глаза в потолок. Между собеседниками виснет длинная пауза. — С каких это пор магазины сами звонят клиентам? — Мэй прав. Нет никакой гарантии того, что ему звонит не какая-нибудь лондонская банда преступников. А если он все-таки решит «заглянуть», и на месте магазина с инструментами будет стоять подозрительно красивый новый розовый сарай, дверь в который откроется сама, как бы нечаянно, и Брайана украдут и станут требовать выкуп у родных? Это то, что придумал себе Роджер, представляя, какие мысли сейчас посещают голову кудрявого. Тут-то юноша совсем теряется, и ему не остается больше ничего, как промолчать (в этом он ас, как выяснилось). — Дикон? — переспрашивает Брайан перед тем, как повесить трубку. Теперь хочется стать посетителем того паба и пожаловаться новому бармену на всю свою неудачную жизнь. И еще на то, что звание самого глупого человека он уже вручил сам себе и не гордится этим. Тейлор вздыхает, смотрит на лист с номером телефона, цифры которого уже подразмылись из-за того, что их нервно терли пальцами, и идет на склад. Пнув злосчастную коробку с бас-гитарой, за которой, судя по всему, владелец точно не придет, Роджер снимает с крючка свою куртку и выходит на улицу через заднюю дверь, чтобы докурить две оставшиеся в пачке сигареты. Следующим днем была суббота. На учебу рано вставать не надо, да и, собственно, идти домой для этого тоже (а еще сосед по комнате в общежитии заранее предупредил, что этим утром их жилище будет похоже на грязный бордель. Роджер, конечно, не был бы против проснуться в компании двух очаровательных первокурсниц собственного колледжа, но деньги на обучение сейчас были куда нужнее беспорядочного секса и литров дешевого алкоголя). Тейлор уснул прямо на барабанах в неповторимой позе, в которую мог скрутиться только он, одна палочка торчала из кармана куртки, вторая покоилась между средним и указательным пальцем левой руки. Часы над входом в магазин показывали десять утра, солнце уже поднялось из-за горизонта, и все выставленные на продажу инструменты в магазине сияли и отражали яркий свет, отчего в помещении было неописуемо красиво, так, как обычно описывают в книгах. Только в них обычно кто-то наблюдает утреннюю красоту с завтраком в постели, на балконе собственного дома, где-нибудь на море, либо вообще ее не наблюдает — нормальные люди не подскакивают в такую рань в выходной день. Роджера же будит звон золотистых колокольчиков над входной дверью. — Мы закрыты, — мямлит юноша, еще не отличая сон от реальности. Он просыпается в надежде, что все, произошедшее вчера — ночной кошмар. Но ничего подобного: скомканный листочек с номером телефона все еще лежит на столе рядом с кассой, коробка с бас-гитарой на имя Джона Дикона все еще покоится на складе, а Брайан стоит у входа в магазин и молча пялится на спящего на барабанах продавца. — Табличка снаружи говорит обратное, — Мэй вытаскивает правую руку из кармана и указательным пальцем тыкает в дверь, так рассеянно и наивно, будто ему стыдно за то, что он пришел и так бесцеремонно разбудил человека. Тейлор вдруг окончательно просыпается и широко распахивает глаза, не веря им. Он озирается по сторонам, а затем встает из-за барабанов и подлетает к кассовому столу. Одна деревянная палочка все еще болтается в кармане, вторую Роджер потерял по дороге через весь магазин. Где-то под стулом он находит закрытую бутылку воды и выдувает всю за десяток секунд, после чего следует отдышка и приход в себя. — Привет, — выдает парень, вытирая губы рукавом куртки. Брайан недолго молчит и переминается с ноги на ногу, а затем спрашивает: — Я… не вовремя, да? — Нет-нет, мы работаем, конечно работаем, — Тейлор убирает растрепанные рыжие волосы за уши и начинает поправлять все, что неровно стоит на столе. Потом он выходит из-за него и, задумчиво хмыкнув, наконец смотрит на Брайана, явившегося сюда собственной персоной в десять, мать его, утра. — Честно говоря, я не поверил, что здесь действительно находится магазин с инструментами, оказывается, правда, и я зашел, мне все равно надо кое-что купить… — Мэй говорит так, будто кроме него здесь никого нет, проходит дальше, обводит взглядом вывешенные на стене гитары и улыбается. — Излишняя пунктуальность, тебе не кажется? — внезапно для себя выдает Роджер. Он в тот же миг прикусывает язык и зажмуривается, чтобы вдруг не увидеть в таких прекрасных глазах осуждения за внезапную саркастичность, но Мэй будто бы не услышал его, так же продолжая с интересом рассматривать все вокруг. — Ты Джон Дикон? — светло-карий взгляд находит небесно-голубые глаза и в воздухе возникает какая-то неловкость. Они снова молчат, как вчера, выдерживая паузы, только теперь смотря друг на друга в упор. От этого становится еще более неудобно, потому что спустя несколько секунд пристального рассматривания Брайаном Роджера, тот понимает, что кудрявый его узнал. — Боюсь ошибиться, но, кажется, я где-то тебя видел. — Ты видел меня каждую неделю, можешь не удивляться столь «внезапной» встрече, — почему-то в голове у Тейлора разыгрывается нешуточная уверенность, в один миг он из мямли превращается в хама, и ему даже не стыдно, да и Брайан, вроде бы, воспринимает это достаточно никак. Не то, чтобы он думает, что все продавцы в магазинах инструментов такие невоспитанные нахалы, наоборот, ему кажется, что так они выглядят как… крутые? Да, скорее всего Мэя просто привлекает такой типаж парней. — А, вспомнил, — Брайан машет рукой куда-то в сторону и подходит ближе к Роджеру. — Мне нужен ремень для гитары. Имеется? Светлую голову кудрявого внезапно посещает мысль о том, что денег у него в кошельке только на поесть, но, раз уж он пришел, уходить с пустыми руками как-то невежливо, да даже по отношению к себе… откуда возникли такие побуждения к трате последних средств на существование, Брайан не знает, да и не хочет. К черту деньги, сегодня поужинает в японской забегаловке на пару фунтов, зато будет с обновкой. Так, конечно, рисковать скудным бюджетом студента опасно, но что-то очень привлекает его и в этом магазине, и в Роджере. Как говорится, желание берет верх над разумом. Тем более, в конце недели Мэттью отвалит ему заслуженную долю, тогда можно будет раскошелиться и на говяжий стейк с соусом «Дор-Блю». Как только расстояние между Тейлором и Мэем сокращается, а в нос ударяет резкий запах духов, смешавшихся с цветочным шампунем, юноша получает возможность точно оценить разницу в росте. Учитель-астрофизик, а теперь еще, как выяснилось, и гитарист, был выше Роджера сантиметров на десять, что вызывало неоднозначные чувства. Однако с этого момента парень не сомневался лишь в одних чувствах, и они прекрасно всем известны, потому не требуют уточнения. — Тебе какой-то определенной марки нужен? — спрашивает он. Получив в ответ отрицательное мотание головой, Тейлор чешет в затылке и отводит глаза на склад. — Хорошо, пойдем, посмотрим. Пока Роджер копался на стеллажах с ремнями, Брайан бродил среди запечатанных инструментов, читая названия с логотипов фирм и стран, откуда это все было привезено. В итоге он вернулся к началу, и взгляд его остановился на коробке с бас-гитарой, буквально кричащая о том, что она привезена Д. Дикону, и ее уже пора бы забрать отсюда! — Джон, это твоя? — удивленно задает вопрос Брайан, обходя свою находку кругами. Он в восторге. Роджер не отреагировал. Во-первых, он занят, во-вторых, его не зовут Джон. Или зовут? Он медленно появляется из-за полок с коробкой в руках и недоверчиво глядит в сторону Мэя. Тот все еще вертится вокруг гитары и что-то задумчиво бормочет. — Это… д-да, привезли пару дней назад, все никак не распакую, — глаза Тейлора не могут остановиться на одном месте, а самого их владельца из раза в раз бросает в жар от осознания того, как много он уже соврал. Зачем? Ответить не получается. Вот, что бывает, когда вовремя не включаешь мозг. А что вообще тогда подумает Брайан, если узнает, что Роджера зовут не Джон Дикон, и гитара вовсе не его? Как вообще можно одновременно строить счастье и его разрушать? А с чего это вдруг он решил, что сейчас происходит именно это? Надо же, за несколько минут пребывания Брайана в магазине, в голове у Тейлора выстроилась очень логичная цепочка событий. Ну, знаете же, сначала он продает ему ремень, а потом пригласит куда-нибудь… короче говоря, фантазия у Роджера, к счастью или к сожалению (зависит от случая), очень хорошая, но именно сейчас он проклинал все небесные силы за то, что они наделили его таким даром: представлять бурное развитие его отношений с чертовым Брайаном Мэем, который просто пришел купить ремень! «Я конченный придурок» — подумал Тейлор перед тем, как сказать: — Ладно, выметайся отсюда, я нашел ремни, — он выпихивает Мэя со склада и, всучив ему зеленую коробку, облепленную коричневым скотчем, запирает дверь на ключ. Кудрявый ставит груз на кассовый стол, а Роджер тем временем достает из ящика канцелярский нож и режет скотч поперек. Коробка открывается, и запах пластмассы и чего-то горького (наверно, так пахнет новизна) заставляет их недовольно поморщиться, а затем засмеяться. — Смотри, вот эти будут дороже, но качественнее, потому что немецкие, — юноша вытаскивает стопку белых полиэтиленовых пакетов, в которые запакованы ремни с кожаной обивкой, прослойкой в местах соприкосновения с кожей и мощными креплениями. — Дальше Япония: чуть дешевле, но почти ничем не отличающиеся от предыдущих, — японские ремни выглядели действительно очень похоже, только кожа была искусственная, а крепления — цветными. — Это совсем недорогие, — Роджер вытягивает со дна ремни в прозрачном целлофане и кладет на стол, — местные. Прослужат долго, только если будешь носить их в пуленепробиваемых чехлах, — он усмехается и показывает хлипкость отечественных ремней. Да, вид у них был неважный. — А цена? — Брайан смотрит сначала на товар, а затем вскидывает брови, устремляя взгляд поверх глаз Роджера. Тейлор хмурится и скрывается где-то под столом. Немного покопавшись в бумагах, он, наконец, находит одну нужную, кладет ее на стол и продолжает задумчиво вглядываться во множество букв и цифр, написанных аккуратным печатным почерком. — Шестьдесят, сорок, десять, — юноша все еще всматривается в, слава Небесам, понятные каракули и отбивает ногой какой-то ритм, ранее ему самому неизвестный, но классный. Параллельно с мыслями о ремнях, в голове зарождаются мысли этот ритм запомнить, хотя, что тут запомнишь, когда перед тобой возвышается двухметровая кудрявая шпала с прекрасным голосом, парфюмом и манерами. Если Мэй купит немецкий ремень, то и о лапше в остром бульоне можно будет забыть до конца недели. Да и вообще, если Роджер говорит, что японский от немецкого не отличается, то что тут думать? — Давай попробуем второй, — Брайан берет в руки ремень за сорок фунтов и внимательно скользит взглядом по обшивке, ощущает пальцами материал. Да, он однозначно неплох. Роджер пожимает плечами, утвердительно кивает и отправляется навстречу ударной установке, рядом с которой стоят соло-гитара и синтезатор. Он недолго возится с проводами и подключает гитару к усилителю. Садится за барабаны, поджигает сигарету и вдыхает дым со словами: «Ну, что? Готов?». Брайан не отвечает, лишь затягивает ремень так, как ему удобно, и начинает легко перебирать струны пальцами. Затем он засовывает руку в задний карман своих штанов и вытаскивает блестящий шестипенсовик. Тейлор перегибается через бас-бочку, чтобы разглядеть, что же такое Мэй делает. — Эй… слушай, ну медиатор-то я тебе могу подогнать, — недоверчиво произносит Роджер, косясь то на Брайана, то на монетку в его руке. Не глядя на юношу, он усмехается, и ударяет шестью пенсами по струнам. — Просто так удобней, — тихо бормочет гитарист, стараясь быть не услышанным. Роджер решает не вести себя как надедливая девчонка и сразу же начинает играть вступительное соло, ожидая, когда Мэй закончит настраивать гитару. Но он этого не делает, просто стоит, будто его заморозили. Тейлор останавливается и убирает сигарету изо рта. — Ты чего не играешь? — задает вопрос юноша, чувствуя, что что-то не так. Мэй медленно разворачивается к нему лицом с открытым от изумления ртом, в глазах его читается сумасшедшая возбужденность, будто он, кажется, в эту же секунду устроит сольный концерт для одного слушателя. — Это, кхм, — Брайан запинается и закидывает назад упавшую на лицо прядь кудрей, — довольно неплохо. — Спасибо?.. — «Я знаю» — хмыкнул Тейлор. Мэй резко сбрасывает с себя ремень и ставит гитару на место, отчего Роджер пугается и нервно докуривает сигарету до самого фильтра. «Я возьму его» — одними губами проговаривает гитарист. Он улыбается, заставляя барабанщика недоумевать и в легком шоке вертеть палочку в левой руке. Это кудрявое безобразие, оказывается, с характером… или просто выделывается. Или ему он так сильно нравится, что приходится принимать во внимание каждый его жест и эмоцию. Что ж, вполне объяснимо, почему Брайан так себя ведет, но говорить об этом еще рановато. А дальше все происходило в абсолютной тишине. Непонятной, совершенно глупой, вызванной явно чем-то бессмысленным, тишине. Более того, она была уже такая привычная, будто Роджер и Брайан всю жизнь знакомы и всю жизнь общаются молчанием. Какая дурость. Тейлору уже на серьезных основаниях начинает казаться, что в магазин пришел какой-нибудь серийный маньяк. Это, конечно, все выдумка, пребывание в магазине в одиночестве действительно развивает в человеке способность додумывать всякую ересь и в нее верить. И вот, вроде бы, Брайан, ради которого Роджер вчера сделал целых два телефонных звонка, покупает чертов ремень для гитары и уходит? Ничего подобного. Он останавливается перед стеклянной дверью и оборачивается. На его лице сияет то ли удивление, то ли неизвестная заинтересованность. — Тейлор, — он вскидывает брови, — есть планы на вечер? — блондин чуть не роняет кассовый аппарат вместе со столом и резко выпрямляется, нервно дернув плечами. — Да у тебя на бейдже написано, — опускает взгляд в пол, поджимает губы и тихо усмехается. — Я позвоню.