Быть может, свечи догорели

Окна на опустевший. Моя боль. Мимо пролетала стая птиц. Ржавый закат, крики чаек. Птицы сатаны. Я бы выпил, но это банально. После смерти Земли хочется чего-то нового. Всё легко исчезло. Тысячи раз ложные предсказания – не верил. Люди оказались хрупкими, как свечки. Выжил ли кто? Ну, я. Что осталось? Ломанные домики кирпича и битые рамы треска окон. Боль? Нет, спокойствие. Как произошло? В какой-то момент здания «пошли по швам», а люди передохли. Кто сам, кого прибило камнями, кого убили другие в панике, кто сгнил в своих подвалах. Жалко ли мне? Нет. Я счастлив. Моё утро с воды и какой-нибудь дряни, что найду. Я не хочу выживать. Сдохну от голода и всё тут. Моя жизнь слишком коротка. И это прекрасный повод наслаждаться. Зачем же мне тогда впахивать? Закаты меди и рассветы бензина. Я могу проснуться и уйти в другой город. На прогулку. Я могу исчезнуть навсегда. Никому не нужен. Одинокая степь. Остались только птицы и я. Ну может, кто ещё. Ладно, есть и ещё люди. Про меня они не знают. Солнце выжигает по взгляду. Я слежу за этой парой. Они милые, и, видимо, тоже не хотят выжить. А вот жить… Это уже другое. Они мне нравятся. Парень и девушка. Они тянут друг друга за ручку к чему-то, что им нравится. Я всегда слишком далеко, чтобы слышать. Только наблюдаю. Я называю девушку Синичкой, а парня Воробьём. Это трогательно. Синичка находит красивое местечко на крыше старого сарая. Прямо напротив солнца. Это на запад. Закат. Отсвечивает – вижу только силуэт. Тень подпрыгивает и хлопает в ладоши, осмотрев сарай. Она сразу же убегает за Воробьём. Юбка развевается на фоне заходящего рыжего солнца и чёрных развалин. Хорошая деревушка была. От города недалеко… Синичка прибегает к парню. Хватает его за локоть и пытается утянуть. Он поворачивается и просто смотрит на неё. Ветер поднимает волосы, кидает Воробью в лицо. Парень не двигается. Синичка активно машет руками, трепещет. Указывает в сторону сарая. Ещё тянет Воробья. Ветер стихает. Девушка нежно убирает волосы с лица Воробья. Должно быть улыбается. Парень размашисто гладит её по голове. Рука застревает где-то в волосах. Воробей кивает и позволяет утянуть себя. Пары секунд бега следом за Синицей хватает, чтобы загореться. Подбегают к зданию. Парень тормозит, с удивлением закидывает голову. Готов поспорить, он даже присвистнул. И с тем же запалом залезают на крышу. Ребята садятся, переглянувшись. Девчушка одёргивает юбку, Воробей приглаживает волосы. Поворачиваются друг на друга. Целуются. И долго-долго смотрят закат, пока Синичка не засыпает, заваливаясь на плечо Воробья. Он медленно поворачивается, нежно поправляет выбившиеся локоны. Гладит по голове. Воробей берёт девчонку на руки, встаёт и уходит. Внизу есть сено – можно спать. Я тоже ложусь. В среднем, мы спим одно время, поэтому лучше лечь или раньше, или с ними. Но лишь бы они не встали до меня и не ушли. Не хочу их терять. Я просыпаюсь до Воробья. Птицы кричат в небе. Солнце жжёт лицо. Жарко. Надо бы парочку шорохом согнать к речке. Я вижу, как они встают. Сначала Воробей. Он тихонько уходит за едой – надо кормить девушку. Хорошо хоть, мир умер совсем недавно – везде много провизии. Мне нравится наблюдать за тем, как парнишка заботливо готовит Синичке завтрак, а потом приносит «в кровать». Она потягивается и подскакивает. Обнимает Воробья. Начинает есть и попутно насильно запихивает еду парню в рот. Синичка наклоняет голову, улюлюкая. Доедают, целуются. И быстро-быстро приводят себя в какой-никакой порядок. Солнце светит во всю. Деревья поют песни. Синичка тоже поёт что-то из бывшего когда-то популярным. Воробей влюблённо смотрит на неё, приобнимает, когда может. Девушка очень любит скакать всюду: отбегать чуть вперёд и бежать задом, отставать, бегать кругами около Воробья, прыгать вокруг него, махать руками. Парень всегда спокоен и сдержан. Синичка успевает подбежать сзади и растрепать ему волосы. В одно утро я всё же просыпаюсь позже. Костёр, на котором они, должно быть, жарили сосиски, уже совсем выгорел, их следов не видно. В то утро они исчезают. Уходят, убегают, скрываются. Я пытался их найти, найти, словно смысл моей жизни, но они пропали. Окончательно. С ними холодным ветром унесло и мой запал, я медленно догорал. Птицы улетели на юг, когда моя душа только начала трепетно отзываться на что-то, что было определённо важнее всей моей жизни, но что я не успел распробовать. Не успел понять. Осознать до конца. Быть может, свечи, которые я поставил за эту пару, уже догорели, как я сам, упавший перед ними на колени и вросший в серый гранит. Пару дней у моей жизни был смысл, похожий больше на чувства и нежные касания, нежели на предназначение. Пару дней.

Мы как трепетные птицы, мы как свечи на ветру. Дивный сон ещё нам снится, да развеется к утру.