«bare my soul»
У Чонгука все так, как просто не бывает и не встречается в каждой статистической семье. Его родители спокойно принимают его сексуальность, не настаивая на том, что ему нужно вразумить голову и направить свои флюиды на девочек своего возраста, а на непонятных мальчиков, с которыми он ошивается. Они просто ласково улыбаются и каждый раз его подбадривают, напоминая, что поддержат любой его выбор. Наверно, ему больше и не нужно. Он всего лишь обычный студент, которых миллионы по всему миру. Изучает искусство и планирует стать знаменитым художником. Пока что достигнуть цель получается не особо, потому что пометка в паспорте девятнадцать лет не внушает никакого доверия. Поэтому еще ни один спонсор не удосужился вложить свои средства во второкурсника, что стремится изо всех сил выбиться среди серой массы своих однокурсников и показать все свои способности и навыки, что были не просто наработаны потом и кровью, но и привиты еще с рождения. Выявить способность к рисованию оказалось совсем не сложно, потому что маленький Чонгук творил невообразимые вещи с белым листом бумаги и обычным грифельным карандашом. Еще тогда родители поняли, что направить ребенка на изучение какой-либо другой специальности будет просто нереально, потому как тот своими чернильными огромными глазами смотрит так глубоко в душу и просто молит оставить все так, как есть, и позволить ему двигаться дальше, к своей мечте и вполне достижимой цели. Да, у него все в порядке в жизни, с родителями, с учебой. Еще у него есть пес, о котором тут нельзя не упомянуть. С шерстью кремового цвета малыш-лабрадор ворвался в жизнь маленького Чона и стал его верным спутником по жизни. Сейчас Атланта уже большая, самостоятельно передвигается по заднему двору их загородного дома, копается угольным носом в земле и ест траву, наслаждаясь этим странноватым вкусом. Но раз ей нравится, Чонгук не против, пусть питается. И сейчас, когда возраст берет свое, приходит осознание, что его верный четвероногий Атланта является единственным и неповторимым другом, каких, наверно, у него никогда не было. Видимо, это единственное, чего ему в жизни по-настоящему не хватало. Даже наличие старшего брата, что сразу после окончания школы переехал куда-то в Японию, попросив родителей позволить ему жить самостоятельно и не опекать своей заботой, не позволило ему чувствовать родственную душу. Как бы ему порой не хотелось, но связи с братом он не чувствовал никогда. Словно они были с разных планет и даже никогда не сталкивались и не пересекались. Нельзя сказать, что это к лучшему или худшему, но иногда, когда возникали мысли о никчемности своего бытия, хотелось поговорить с кем-то, родным и близким, примерно своего возраста, чтобы тот понял и помог ему, направив на истинный путь. Но, к сожалению, со своим переходным возрастом пришлось справляться самому, забив на то, что у него есть Джихен и вообще старший брат. Как он понял, может прожить и без него. Поэтому они вот уже как несколько лет не общаются, а что самое смешное, тот даже не стремится узнать, как растет его мелкий братишка, о котором он иногда любил заботиться в детстве. Видимо куда-то испарилось это неизвестное ему чувство. И есть еще невообразимо красивый парень. Чимин. Да, черт возьми. И тут почему-то не особо-то есть что сказать. Ему двадцать пять и его чарам и красоте может позавидовать любой мужчина во всем мире, не важно, Корея это или Германия. Любой бы хотел иметь такую совершенную внешность как у него. Жаль, что никто не может. На его тонких запястьях загорелой кожи цветет чернильный юпитер и ворох звезд, которые хочется собрать и разбросать по всему его идеальному телу. У него под сердцем соединенные руки, что так утонченно разукрашивают полотно клеточной ткани. А на острых ключицах, о которые можно легко порезаться, просто брошенное «bare my soul», которое Чонгук после искал на просторах гугла-переводчика. Сложно понять, что он имеет в виду под «обнажи мою душу», но ему не кажется, что это несет какой-то глубокий смысл. Скорее, просто порывы юношества, бунтарство и идея идти против родителей, что запрещали делать татуировки там, где ему хотелось. Хотя, у него самого набит яркий рукав, где воссоединяются друг с другом разнообразные ничего не значащие рисунки, смысл которых он до сих пор не понимает, но не особо-то опытный татуировщик заверил, что это будет очень интересно и завораживающе смотреться. В итоге Чон был не против и позволил запятнать свою девственную кожу. Родители ругать его, слава богу, не стали. Но стоит вернуться к мужчине с нежно-фиолетовыми волосами и дорогой bugatti chiron. Хм. Почему это идет в комплекте сейчас уже сказать сложно. Может потому, что молодой перспективный дизайнер, работающий в какой-то престижной компании, смог заработать на такую машинку? Но Чон до сих сор не верит, что тот просто взял, накопил и купил такую малышку, что постоянно заставляет его пускать слюни и поглаживать при удобной выпавшей для него возможности. Чимин не против, значит больше не о чем париться. Они познакомились странно, внезапно и надолго. Всего лишь увидели друг друга на выставке любимого итальянского художника Аурелио Бруни и как-то все само собой завязалось. Они долго рассматривали его картины, обсуждали его мотивы, многогранность и изысканность, чувственность и одиночество, которыми напрочь пропитаны его великолепные работы. Наверно, они провели там несколько часов, пока останавливались около каждого шедевра и вели громкую тираду о смысле, что пытался вложить творец, и сыпали свои ненужные никому комментарии. А после, будто это совершенно нормально, поехали домой к Чимину и переспали. Да, именно так все и было. И Чонгук совсем не скрывает, что это был самый лучший секс в его жизни, когда мужчина над ним был с подтянутым телом, шикарной задницей и прочными бицепсами, удивительными изгибами и звонким голосом, что каждый раз, как в новый, хотелось слушать непристойные стоны этого божества. Все так и произошло. Нет, они не были друг у друга первыми и вряд ли последними. Они не клялись друг другу в верности, вечной любви и в том, что хотят разделить друг с другом бесконечность. Просто все вернулось на круги своя, где они хорошие приятели, что постоянно, при любой удобной возможности трахаются. Да. Чимин более, чем доволен, а Чонгук, возможно, хочет большего. Ему приятно и комфортно, несмотря на то, что есть разница в шесть лет, где Чимин уже совсем не мальчик, а зрелый парень, что живет взрослой жизнью и не имеет никаких забот. У него бесконечная тьма друзей и знакомых, он любит проводить пятницу в компании коллег и ходить с ними в клуб. Ему нравится по выходным собираться с друзьями и тусить у кого-то на квартире до самого утра, напиваться в хлам и нюхать кокаин или амфетамин (и то и другое полнейшая вредная дрянь). А как бы комично это не звучало, по будничным дням он любит заваливаться в мастерскую к Чону и трахать его на небольшом диванчике, который совсем не удобный и его уже давно пора выкинуть. Но он, если честно, не против регулярной близости с мужчиной, от которого трясутся колени и поджимаются пальчики во время оргазма, когда даже не нужно к себе притрагиваться. Всех всё устраивает, но Чонгуку все равно хочется больше. Родители не спрашивают, где он постоянно ночует и пропадает вечерами, когда они собираются за кухонным столом, чтобы хотя бы один раз в день воссоединиться вместе друг с другом и поужинать, как обычная семья. Но он чувствует, как мама за него переживает и умоляет быть осторожнее, как иногда шепотом просит по утрам его остаться хотя бы сегодня дома и побыть вместе с ними — посмотреть вместе новости и обсудить его жизнь в университете. И ему стыдно ей признаться, что он спит со своим вроде как другом и иногда страдает от безответных чувств, которых, по идее, совершенно не должно быть. Они друг другу ничего не обещали, просто движутся инстинктивно и приносят немыслимое удовольствие. Только вот с каждым днем мириться с этим лишь сложнее и просто невыносимо, а слышать о новых знакомых и друзьях Чимина еще больше. Потому что живут лишь в пределах его крохотной мастерской или шикарной квартире мужчины, что выполнена в современном стиле, с максимумом минимализма и изысков. Там светло, просторно, красиво. И иногда ему кажется, что они вдвоем прекрасно ее дополняют. Странно об этом думать, да? Когда они всего лишь приятели, один из которых пихает свой член в другого? Порой, когда Чимин слишком нежен, чересчур внимательный и ласковый, ему кажется, что между ними граница «друзья» и «любовники» напрочь стирается, превращаясь в грузную пыль, что оседает на их шелковистых волосах. Потому что, когда мужчина постоянно твердит «красивый» во время их крышесносного воссоединения, когда шепчет «только мой», Чонгуку кажется, что он плавится как мягкий сыр на костре. Потому что бархатистый голос ласкает слух, нежно поглаживая его одеревенелое сердце, что никогда не любило и не испытывало ничего, кроме как помощи друг другу в физических потребностях. И ему постоянно хочется продлить эти моменты чуть больше, возможно, превратить их во что-то бесконечное, запечатленное под их красивой золотистой кожей, как напоминание о самых лучших днях и ночах, проведенных друг с другом. И, самое главное, даже Атланта без ума от Чимина. Нельзя не заметить как она смотрит на него этим взглядом, полным любви и покорности. Словно он для нее бог, никак не иначе. И, нет, Чон не ревнует, просто прекрасно понимает своего пса, потому что уверен, что сам выглядит примерно также. Порой даже хочется быть на месте Атланты, когда Чимин подзывает ее своим ласковым тембром и просит запрыгнуть к себе на колени. Она всегда с радостью выполняет любую его просьбу, виляет задорно своим маленьким хвостом и мчится с огромной скоростью к своему крашу, удобно устраиваясь на крепких накачанных бедрах, на которые Чон тоже был бы не против приземлиться. Он зарывается в ее золотистую шерсть своим крохотным носом и проводит по ее коже, что обитает глубоко под волосками. А она лишь радостно пищит и, жалостливо скуля, просит мужчину прекратить эти манипуляции. Когда он все-таки потакает ей, щадит ее выносливость, она кладет свои мощные лапы на его красиво очерченные плечи и облизывает его лицо, не вдумываясь, что на нем может быть тональный крем или еще какие-то средства ухода. Но Чимин никогда не против и прижимает ее к себе лишь ближе. Потом он весело смеется, урча что-то о том, какая она замечательная, и чешет за ушком. Чонгук не ревнует, нет, но хочет быть на месте Атланты, абсолютно. Сегодня день выдался самым обычным из всех тех, что у него в жизни бывают. Лето приятно сказывается на нем, подбавляя ему небывалого вдохновения, и поэтому его сейчас можно найти лишь тут, в мастерской, за холстом и кистью в руках. Он безумно благодарен родителям, что позволили купить себе это небольшое помещение и оборудовать под его интересы и пристрастие. Иногда ночами, свернувшись калачиком, он сильно плачет, когда понимает, сколько родители в него вкладывают, осыпают его деньгами, как бриллиантами, лишь бы он был счастливым, а на лице сияла самая яркая улыбка. Наверно, он этого не заслуживает. В его голове как обычно слишком много тревожных мыслей, поэтому, чтобы избавиться от тянущего чувства под кожей, он окунает кисточку в разного цвета краски и просто наносит странные узоры на хлопковой ткани. Он не стремится что-то изобразить и нарисовать, просто выпускает на холст свои проблемы и терзания, чтобы освободиться и начать следующий день с легкостью, не задумываясь о том, что еще вчера ему было тяжело. На самом деле, в его жизни все больше, чем идеально, но иногда он все же грустит и хочет чего-то другого. Возможно, жить отдельно и посвятить все свое время себе и Атланте (он не сможет прожить и дня без нее). Забыть про Чимина, оставить его тут, на этом холсте и попробовать начать новый день без него. Но почему-то этот вариант сразу отметается, когда он только об этом задумывается. Потому что мужчина уже подобно наркотику, что вводится внутривенно, и его уже никак оттуда не искоренить. Из мыслей его отвлекает звук открывающейся двери и едва уловимые шаги, что с каждой секундой становятся лишь ближе. Не сложно догадаться, кто решил удостоить его своим вниманием. Всего лишь девять часов вечера, а от Чимина новости появились лишь сейчас. Он не будет устраивать истерики и просить объясниться, почему не писал весь день и не удосужился ответить на его сообщения, потому что это никому не нужно, а казаться напрочь зависимым от него он не хочет. Не стоит показывать, что тот его уязвимость и нереальная слабость, за которую он готов продать душу дьяволу и распотрошить свое тело. Мужчина аккуратно пристраивается сзади и крепко прижимает к себе насупившегося мальчишку, что весь измазался в краске и выглядит так очаровательно. Его голова тяжелым грузом устраивается на лохматой чернявой макушке, где нос оказывается в сетях шелковистых волос, что пахнут сигаретами и ментолом. Он улыбается, когда вновь ощущает знакомый запах, что расходится теплом под коркой напряженных мышц. Его полноватые губы опускаются ниже и ниже, пока не оказываются на пухлых щеках и в уголках губ. Чимин как мартовский кот ждет, когда же его мальчик удостоит вниманием и позволит чмокнуть в свои обиженные губы. Кто бы что ни говорил, но стена Чонгука рушится быстро, если дело касается Чимина и его мягких губ. Вот же дерьмо. Он знает, что сдается сразу, когда умелые руки гладят его напряженную спину и так норовят пробраться под свободную майку, когда изголодавшиеся губы ждут пристального внимания, когда все его тело жаждет непозволительной близости между ними. Сумасшедшие. Безумные мурашки атаковали все его беспомощное тело, пробираясь слишком глубоко и прочно, чтобы освободить его от этих неимоверных мучений, что терзают его накалившиеся чувства. Поэтому, наконец сдаваясь, он немного поворачивает голову, чтобы встретиться с любимыми губами, как обычно гладкими, воздушными и лиловыми. Это безумное сочетание его разрушает, но он вовсе не прочь быть разрушенным этим шикарным мужчиной. Слава богу, что мама не знает, чем занимается ее сын в мастерской. Их податливые губы находят друг друга сами, чтобы слиться воедино и подарить друг другу немного тепла и ласки. Они целуются медленно, вязко и чересчур нежно, не позволяя языкам испортить слишком интимный момент. Его руки тянутся ухватиться за широкую шею, но Чимин всегда был проворнее и ловче, поэтому первый разрывает поцелуй, не забыв напоследок лизнуть порозовевшие губы Чонгука, и идет прямиком к дивану, что завален чистой одеждой мальчика. Он аккуратно развешивает ее на стул, что стоит совсем рядом, и плюхается на место, запрокинув голову на жесткую спинку, и прикрывает от усталости глаза. А Чонгук просто грузно выдыхает, притрагиваясь к губам, которые еще покалывает от внезапного поцелуя, и заставляет себя собраться по кусочкам, вернуть самообладание, чтобы не выглядеть кашицей перед фантазией своих мокрых снов. Боже, если бы ты только знал, сколько простыней было перестирано его собственными руками! Потому что такой позор и стыд он не мог показать матери. — Мне показалось или ты напряжен? — спрашивает Чонгук, продолжая оставлять на холсте мазки зеленой краски, что позволила ему добавить немного свежести и остатки разума хотя бы на ткань. — Черт, как ты только все понимаешь? — усмехается Чимин. — Был тяжелый день. — Что-то на работе? — Все как обычно, ты же знаешь, с какими проблемами я сталкиваюсь. Очередная дамочка не могла определиться с дизайном своего новенького дома. Даже я понял, что она хочет, но она продолжала настаивать на своем и вводить себя же в заблуждение. Мы перепробовали около двадцати вариантов, понимаешь? Но в итоге она все равно не согласилась и отказалась от моих услуг. — Оу. Чонгук не по наслышке знает, как тяжело приходится работать дизайнерам, поэтому искренне сочувствует Чимину и его стальным нервам. На его бы месте он, наверно, уже бы первым отказался от заказа и вылетел бы с работы. Его мужчина невероятный. — Еще мой босс полный мудак, ну это так, для справки. А еще его жена настаивает на том, чтобы я затащил ее в постель и хорошенько оттрахал. Это какой-то ад, — стонет Чимин, потирая виски от дикой боли и усталости. — И ты согласился? — С чем? — Ну на предложение жены босса, — неуверенно пожимает плечами Чонгук, чувствуя, как сзади на него уставилась пара темных глаз. Но что поделать, не мог же он проигнорировать этот вопрос! Тот тоже должен его понять! — Я, конечно, спал раньше и с женщинами, но заниматься старухой с ее комплексами и чувством неполноценности из-за отказа мужа в близости, точно не собираюсь. К тому же, мне не хочется никого, кроме тебя, — выдает мужчина, не замечая, как порозовели щеки Чонгука, что пытается не показывать своей маленькой радости от свободно брошенных слов. — Поэтому я очень зол, напряжен и устал. — Я могу тебе с этим помочь, — поворачиваясь к мужчине, что так гармонично смотрится в его мастерской под светом софитов и разукрашенными пастельными тонами стенками с россыпью ярких мазков акриловой краски, спокойно говорит мальчик. — Я и не сомневаюсь, малыш. — Нет, Чимин, я не об этом! — возмущается Чонгук, откладывая кисть на мольберт. Он отодвигает стул, вытирая руки о рабочую майку, и идет прямиком к Чимину, что сканирует его тело насквозь голодным взглядом. Тут не нужно быть особо умным, чтобы прочувствовать в комнате сексуальную напряженность и откровенный подтекст в радужке кофейных глаз напротив. И он готов подыграть, готов подчиниться и подчинить себе необузданного зверя хотя бы в это мгновение. — Можно расслабиться не только с помощью секса, но и благодаря рисованию. Чонгук плавно присаживается на накаченные бедра, ощущая своими ягодицами их напряжение и твердость, от которой сохнет во рту и дергается его похотливая плоть. Его руки обвивают чужую шею, поглаживая кончиками длинных пальцев мягкую кожу с надутой синюшной веной. И прямо сейчас хочется оставить там заметный засос, яркий и болезненный, а после чертить бесконечные поцелуи-извинения за свою дикую страсть к чужому телу. Но лучше на это не отвлекаться сейчас. О чем он только думает! Но когда мускулистые руки обхватывают его упругие ягодицы, сильно сжимая, все мысли, что были до этого, просто исчезли, растворились как дешевый кофе в кружке, оставив после себя лишь бесстыдный стон и поцелуй где-то в районе выточенных скул. Они пристально смотрят друг другу в глаза, будто оценивая, и видят там лишь неподдельное ничем желание. Страсть, похоть и еще раз страсть. Они безумцы, прекрасно об этом знают, но поделать с этим уже ничего нельзя, когда оба возбуждены и хочется лишь больше, больше и больше, но не сейчас! — Чонгук… — Вот увидишь, твое напряжение исчезнет так быстро, что ты даже не заметишь, — чмокая Чимина в самые губы, едва уловимо шепчет Чонгук. — А мы не могли бы просто поваляться голышом на диване? Поверь, я бы расслабился гораздо быстрее, — ехидничает мужчина, притягивая к себе еще ближе, чтобы два возбуждения смогли прикоснуться друг к другу, пустить вибрацию по их разгоряченным телам и заставить поддаться искушению. Тогда они не смогут остановиться и больше сдерживаться. — Нет, — последний раз оставив поцелуй на красивом лице, Чонгук приподнимается с мускулистых бедер, нечаянно задев при этом болезненный стояк в узких штанах мужчины, чтобы не позволить себе поддаться этому соблазну. Он протягивает свою ладошку, предлагая ему за нее ухватиться. Тот в начале закатывает глаза, не желая идти на поводу у мальчишки, что так невинно улыбается и просит пройти с ним. Но не может сопротивляться этому чуду с огромными глазами и яркой улыбкой, что сияет гораздо сильнее июльского солнца. Поэтому, не желая тратить больше времени на пустые отнекивания, крепко сцепляет их ладони и идет вслед за Чонгуком, что направляется к позабытому мольберту. — Ты не против, если я сниму майку? — непонятно зачем спрашивает Чимин, если все равно стягивает ее с себя, открывая взору груду красивых мышц, на которые такой краш у младшего. Но сейчас он сдержится и не будет трогать чужое тело! Хотя так сложно! Чонгук решает проигнорировать представление и обнаженный торс, что маячит совсем рядом, чтобы не выдать свое шаткое состояние от этого божества, и возвращается обратно к мольберту. Как он может быть таким?! — Итак, — начинает мальчик, протягивая застывшему Чимину чистую кисть, — тебе нужно макнуть кисточку в любой цвет краски, какой тебе нравится и больше по душе, и что-нибудь начертить на этом холсте. Неважно что. Потом выбираешь другой цвет и проделываешь тоже самое. Эта техника снятия стресса применяется очень давно, потому что освобождает от разного рода мыслей и переживаний. Если в начале кажется, что это бесполезная хрень, то это самое огромное заблуждение. Просто поверь мне. Чимин решает не спорить. Когда-то он об этом читал, возможно где-то в интернете, натыкался на эту информацию, но, если честно, не придавал этому никакого значения, считая это бессмысленным. Но Чонгуку нельзя не верить, нельзя пропустить мимо ушей то, что он пытается донести или показать. Потому что знает, как тот всегда старается сделать приятно, как заставить таять под ним как мороженое и впадать в его чары лишь больше. Возможно, они дополняют друг друга, да так идеально, что другие кусочки головоломки сюда просто не подойдут. Невероятная сила. Поэтому мужчина, как ему сказали, окунает кисть в синий цвет и подносит его к нетронутому участку на холсте, оставляя кривые линии и волны. Его руки плавно движутся от одного места к другому так гармонично, что у мальчика рядом с ним захватывает дух. Раньше он никогда не любил наблюдать за другими в порыве их творчества и скурпулезной работы, а сейчас этот весь взор, когда Чимин умело орудует кистью и красками, полностью погрузившись в процесс, когда мышцы под упругой кожей движутся в такт движениям, просто сводит его с ума, заставляя скулить от нетерпения. Да, его это не хило так заводит. И руки уже отключаются от мозга, когда он хватается за свободную кисточку и тюбики нетронутой краски. Он осторожно окрашивает темные волоски белой и проводит кончиком по обнаженной спине своего мужчины. У того от этого движения появляются мурашки и легкая дрожь, что заставляет Чонгука улыбнуться и оставить небольшой поцелуй на симпатичной родинке на затылке, которую так любит одаривать своим вниманием. — Что ты делаешь? — не отрываясь от работы, интересуется Чимин. — Это тоже позволяет расслабиться. Чимин больше ничего не спрашивает, а Чонгук и рад, что не нужно объяснять своих порывов. Просто хочется это делать и все. Все возвращаются к своему делу, полностью погрузившись в тишину. Наверно, у Чонгука слишком извращенная фантазия, потому что как иначе объяснить пальцы, что обильно окунаются в золотую краску и припадают к разгоряченной коже мужчины, рисуя полосы и ветви деревьев. Они усердно сминают затвердевшие мышцы спины, надеясь найти те точки, какие помогли бы ему окончательно снять усталость и освободить его от этого дискомфорта. Он окунается в новый цвет снова и снова, пока обнаженная спина не превращается в разукрашенное полотно с незамысловатыми узорами. Его пальцы орудуют на каждом свободном участке, массируя плечи, лопатки и поясницу, заставляя Чимина дрожать и приглушенно стонать от каждого нового движения, что патокой растекается по венам. Когда Чонгук подходит слишком близко, обнимая мужчину и поглаживая его выделяющиеся грудные мышцы и рельефный пресс, когда его болезненный стояк упирается в упругие ягодицы своего краша, Чимин уже больше не может терпеть и выдерживать свое возбуждение дольше положенного. Он перехватывает чужие руки, когда те собираются пробраться под кромку резинки его боксеров. Не дожидаясь, он разворачивается к мальчишке и в зверином темпе тянет его на себя, заставляя их губы столкнуться, а зубы врезаться друг в друга. Они глубоко дышат, пока пытаются заглушить своего внутреннего чудища, что так и норовит разорвать свою жертву в клочья. Они продолжают пачкать лицо и тело друг друга краской, пока жадно и, будто смакуя, целуются. Их руки беспощадно блуждают, желая притронуться к любимому телу, окунуться в него полностью, безвозвратно и навсегда. Потому что они больше, чем просто страсть и непреодолимое желание. Нельзя хотеть друг друга больше положенного. Нельзя мечтать друг о друге постоянно и просыпаться с мокрым бельем. Нельзя быть вместе, когда так хочется. Нельзя молчать, когда это кажется единственным решением. Только неправильным. Чонгук медленно приоткрывает рот, призывая своего мужчину наконец войти. А Чимину больше слов и не нужно, чтобы понять, чего так хочет этот сладкий мальчик, что выглядит так невинно, но в тоже время развратно с этими до безумия опухшими губами от долгих поцелуев. Их языки бурно встречают друг друга, пульсируя и разнося по телу наслаждение и упоение. Чонгук пытается раскрыть свои уста еще шире и охватить чужой язык, чтобы съесть его без остатка. Сначала засасывает лишь кончик, немного дразня, получая возмущенный стон, а после так глубоко, насколько это только возможно. Он старается работать усердно, тщательно ласкать приятный язык и манящие губы, что превратились в пунцовый. Его улыбка касается влажных губ Чимина, когда он пытается слегка отстраниться, чтобы усыпать его шею настойчивыми влажными дорожками с россыпью багровеющих отметин, из-за которых после будет возмущаться мужчина. Но сейчас это все так неважно, если честно. Пальцы Чимина зарылись в смолянистые пряди, массируя кожу головы и немного оттягивая увлекшегося мальчика. Они одаривают друг друга томным взглядом, где на дне темного океана плещется необузданное желание быть вот так вот друг с другом навсегда. Вместе. Мужчина, не теряя времени, захватывает мешающуюся майку Чонгука, что не дает ему прикоснуться к гладкой бронзовой коже, покрытой шоколадными родинками. Тот вовсе не против остаться без одежды, чтобы чувствовать его еще ближе, когда горячая кожа встретится с такой же пылающей. И совсем не боится, что могут остаться после уродливые ожоги и шрамы от сильной близости их изголодавшихся тел, что жаждут внимания. Чимин уверенно подхватывает мальчика под упругими ягодицами, заставив его обхватить себя своими красивыми ногами за поясницу, и несет к своей цели. Он не особо задумывается над местом, где они смогут заняться сексом. Самое главное, побыстрее бы ощутить друга друга и доставить блаженное удовольствие лишь одним касанием шелковистой кожи. Он укладывает Чонгука на стол, скидывая тюбики краски и палитры, которые в миг ударяются о деревянный пол, растекаясь разноцветной лужицей. Эту проблему они будут решать после. Однозначно. Когда острые лопатки чувствуют прохладную столешницу, из грешных губ вырываются одни за другими пошлые стоны, потому что терпеть узость в штанах уже просто невозможно. Чимин его настроение понимает сразу. Быстро расстегивает металлическую пряжку ремня, а затем справляется с ширинкой, спуская вместе с боксерами мешающие сейчас джинсы. Чонгук громко вздыхает, когда головку его члена обдувает знойный ветерок, что попадает из приоткрытого пластикового окна, хотя бы немного приводя его в чувства. К счастью, тут есть жалюзи и никто не сможет увидеть их развратных дел. — Можно я тебе отсосу? — спрашивает Чимин, пока расцеловывает плоский живот с выступающими брюшными мышцами и лижет впалый пупок, очерчивая темные ореолы засосов. Его губы стараются оставить свои следы на любом свободном участке, как напоминание о их лучшей ночи, которая точно не последняя. Когда его зубы впиваются во внутреннюю сторону бедра, сильно надавливая, Чонгук уже не сдерживается от крика, что звонко окольцовывает в миг все помещение. А на лице Чимина расцветает лишь одобряющая улыбка, когда этот ребенок себе не отказывает и демонстрирует все свое удовольствие по максимуму. Ведь это важно, делать друг другу приятно. — Если ты хочешь, — запинаясь, соглашается Чонгук, не имея сил сказать что-то еще. Полнейший хаос. Горячее дыхание, обдающее раскрасневшуюся головку гладкого члена, вводит мальчика чуть ли не в транс, а когда руки умело играются с его яичками, остаток разума машет лишь ручкой и уезжает куда-то за границу, где бесконечное солнце и море. Потому что Чимин знает, как заставить его чувствовать все, каждое движение и эмоцию в настроении. Наверно, так не бывает. Юркий язычок то лижет дырочку уретры, то всасывает кончик влажной от предикулянта головки. Чонгук, приподнимаясь на локтях, завороженно наблюдает и не может не заметить, как пухлые губы Чимина слишком грешно смотрятся на его члене, пока вбирают его всего глубже и глубже, пока тот не упрется ему в глотку. От каждого нового столкновения по плоти раздается приятная вибрация, от которой кости скручиваются чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Его изголодавшиеся пальчики хотят дотянуться до мужчины и прикоснуться к нему, чтобы вновь почувствовать силу и мощь мужчины, что так умело сосет его член, что так умело им манипулирует и заставляет чувствовать себя опустошенным, когда возбуждение вновь оказывается заточенным в полость влажного теплого рта. Терпение иссякает словно золотистый песок на ветру, когда он кончает в чиминов рот, что с радостью все глотает и довольно улыбается. Его до сих пор ужасно кроет, тело дрожит, но когда Чимин приближается для поцелуя, ему приходится сдаться темным омутам и погрузиться в своего любовника еще больше. Они целуются долго, обхватывая друг друга там, где нельзя, и обмениваются слюной, превращая ее в одно целое. На кончике языка чувствуется собственный вкус, что немного горчит, но не вызывает отвращения, и ему интересно, понравилось ли это Паку или нет? Ему хочется прервать их трущиеся языки, разорвать приклеенные друг к другу губы, чтобы узнать его мнение, но потом это кажется, таким ненужным, что он лишь тянет мужчину за волосы ближе, желая целовать его своей грудью. Чонгук широко расставляет ноги, призывно намекая Чимину устроиться между ними. Тот лишь широко улыбается, пока поглаживает пальцами со слегка грубой кожицей тазовые кости и крепкие бедра. Он быстро снимает джинсы вместе с бельем, кидая их куда-то в сторону, совершенно не заботясь об их состоянии. Баночка смазки как обычно возникает из неоткуда, и Чон постоянно задается вопросом, откуда он ее берет. Прохладная жидкость полностью обволакивает стальной член, длинный, толстый, покрытый ветвистыми венами, идеально гладкий и с бритым лобком. И младший каждый раз смотрит как завороженный, пока Чимин размазывает по своему совершенному возбуждению смазку, ровно распределяя по всей длине. Потому что он красив как и его хозяин. Сплошное совершенство и фетиш. — Если что, я готов, — предупреждает Чонгук, когда чувствует нежное прикосновение чужих пальцев вокруг своей дырочки, ждущей внимания. Он рад, что не приходится затягивать с растягиванием, потому что регулярный секс делает свое дело и это не может не приносить маленькое счастье. — Мне нужно проверить, — шепчет Чимин, когда скользит влажным языком в сжимающееся колечко мышц. — О господи, — шипит мальчик, выгибаясь, когда кое-что пытается пробраться глубже в его проход. Он никогда не мог нормально относиться к риммингу, потому что это что-то невообразимое, что мужчина может профессионально творить своим языком. Просто божественное и неописуемое ощущение чужого языка в своей заднице. И нельзя не заметить, как его член вновь начинает твердеть, намекая, что готов к следующему раунду. — Тсс, детка. Мы еще только начали. Чимин любит дразнить Чонгука своим членом, когда вводит его в нуждающуюся дырочку, а после также быстро выходит. Ему хочется хныкать от такого отношения к себе, но тот раскусил его напрочь, и в следующий момент тот толкается настолько глубоко, что перед глазами пляшут сумасшедшие звезды и взрывается галактика, рассыпаясь на мелкие кусочки. Его приоткрытый рот только и может, что громко кричать и просить большего, чтобы любимый член входил до упора и вытрахивал из него всю душу. Он становится неконтролируемым, когда занимается сексом с Чимином, просит о том, что никогда бы не осмелился сказать другому партнеру, молит о том, что стыдно произносить при дневном свете. Но мужчина на все лишь улыбается и целует его глубоко и мокро, заставляя слюну окрашивать их покрытые каплями пота груди. Ему нравится чувствовать заполненность в своей попе, нравится ощущать, как плоть Чимина дрожит и резво движется в его проходе. Ему нравится, что они трахаются без ненужного латекса, что не дает возможности чувствовать партнера полностью, каждый его изгиб и выпуклость. Мужчина без труда может отыскать его простату и давить на нее тысячи раз, лишь бы только Чонгук кричал его имя и просил сделать так еще. Стол под ними шатается из стороны в сторону, противно скрипя. Звуки шлепков потных тел и громкие рычания и стоны напрочь заполонили крохотную мастерскую, предназначенную совершенно для другого. Но кого это беспокоит? Чонгук вновь приходит первым, так к себе и не прикоснувшись. Ему обидно, что тело никогда ему не позволяет сделать это одновременно с Чимином, но, видимо, так нужно. А тот продолжает вбиваться в его растраханную дырочку снова и снова, как завороженный наблюдая за тем, как его член исчезает в раскрасневшемся проходе. Не секрет, что их близость является для них слабостью, чем-то большим, чем просто перепихон. Для этого они чересчур много целуются и ласкают друг друга. Чимин приходит к точке не возврата лишь через десять минут, когда Чонгук уже просто отдался ощущениям и ничего не чувствует, кроме как рук Чимина, что мертво держат его за талию, оставляя после себя метки от пальцев. Он изливается во внутрь, обильно и долго, так, что мальчик может лишь ощущать лаву, что растекается внутри и по его ногам, когда мужчина выходит из него и размазывает белесые капли по его ногам. Они извращенцы. Да. — Как ты? — тяжело дыша, спрашивает Чимин, пока зачесывает назад свою влажную челку. Его взгляд блуждает по раскрепощенному Чонгуку, что даже не успел еще задвинуть ноги и не манить к себе зверя вновь. Он видит, как тот улыбается, пытаясь выглядеть не растраханным, но только ничего не выходит и он выглядит именно так. — Если ты мне позволишь облизать твои татуировки и оставить засосы, со мной все будет хорошо, — смеется Чонгук, приподнимаясь со стола. Его мышцы все еще тянет, он полностью мокрый от обильного пота и спермы, что украшает его плоский живот и всю нижнюю часть. Господи, здесь нужно еще установить душ! — Я буду только рад, — подходя к мальчику совсем близком, выдыхает в самые губы мужчина. Чонгук, ухватившись за тонкую талию Чимина, тянет его на себя и припадет зубами к острым ключицам, кусая тонкую надпись, аккуратно выведенную чернилами, и вылизывая после свои следы. Язык плавно наводит круги по влажной коже, что блестит при свете софитов и выглядит чересчур сексуально и возбуждающе, от чего мужчина инстинктивно выдает что-то нечленораздельное и прижимается губами к влажному виску чернявой макушки, оставляя едва ощутимые поцелуи. Только вот сил на второе тату совсем не хватает и он обходится лишь долгими чмоками и слизыванием капель солоноватого пота. Чимин на это лишь звонко смеется, пока поглаживает подушечками пальцев розоватые щеки и распухшие губы. — Ты выглядишь великолепно после секса, Чонгук, ты знаешь об этом? — А так не особо? — толкая старшего в плечо, хмурится нарочно младший. — Ты всегда выглядишь потрясающе, но в такие моменты особенно. Я даже не могу оторвать себя от тебя, понимаешь? Мне хочется целоваться с тобой постоянно, пока не отвалятся губы. — Разве тебе что-то мешает? — проводя кончиком языка по своим алым губам, ухмыляется Чонгук, призывно приподнимая бровь. — Например, моя работа, — пожимает плечами Чимин, напоследок оставляя поцелуй на надутых губках и направляясь на поиски своей одежды. — Ты сегодня не останешься? — пытаясь удержать бурю внутри себя, спрашивает Чонгук. Ему не хочется, чтобы Чимин вновь покидал стены его убежища, оставляя его одного со своими мыслями и вечными демонами в голове. — Мой друг в полночь будет отмечать свой юбилей на другом конце города, мне нужно будет быть там. Он снимает виллу, и мы там зависнем где-то на несколько дней. — Оу. — Прости, что не могу остаться. Но друг… — Неважно, делай, что хочешь, — перебивает Чонгук, не желая слушать очередную причину, по какой он не может остаться здесь с ним. Неужели он так много просит? Он спрыгивает со стола, игнорируя боль в пояснице, и наспех натягивает свои джинсы и майку, желая скрыться от пристального взгляда напротив. — Почему твое настроение так резко поменялось? — недоумевает Чимин, пока наблюдает за младшим, что корчится от боли, пока завязывает кроссовки и садится обратно за мольберт с ярким полотном из разных красок. — Ничего. Просто одевайся и уходи. — Чонгук. Я не понимаю. Я сделал что-то не так? Тебе не понравился наш секс? Я был груб или что? — Все было нормально. Просто проваливай, Чимин. Чимин молчит, не зная, что ему можно сказать или ответить. Он надевает свитер и топчется около выхода, не зная, нужно ли ему что-то сделать или, может быть, извиниться. — Я напишу тебе. — Не стоит, — бросает Чонгук, не одарив мужчину даже взглядом. Тот не просит и настаивает. Кивает и просто уходит, громко хлопнув дверью. — Фак, — кричит Чонгук, пока резко скидывает полотно куда-то в сторону. Все как всегда. Просто приятели, без какого-либо намека на что-то большее. К черту все. Он так больше не может. Потому что дыра в груди становится размером с земной шар, и вряд ли он может с этим справиться, если рядом будет Чимин. С самого начала нужно было думать головой и не позволять себе лезть в постель к незнакомцу, пусть даже чересчур красивому. Ни к чему хорошему это не привело, а сколько нервов и сил было потрачено на чувства, которые лишь односторонние и никогда не превратятся во что-то обоюдное. Ему больно, наверно, впервые и по-настоящему. Но он не позволит себе больше страдать и быть хорошим вариантом для богатенького мужчины. Чонгук не знает, какая у него жизнь, кто в ней играет главную роль, а кто нет. Он даже не знает, есть ли у того еще кто-то, кроме него.Чонгук [00:10]: «Больше не приходи ко мне, Чимин. Все закончилось»
Он знает, что тот не прочитает это еще несколько дней, но так будет лучше, для них обоих. Поэтому осмотрев мастерскую на наличие каких-нибудь следов извращения, Чонгук выключает свет и закрывает дверь на ключ, не планируя сюда возвращаться в ближайшее время. И жизнь погружается в совершенно новое русло, где он полностью отдается учебе и планирует поехать на мастер-классы в Токио, надеясь получить немного профессионального опыта и укоренить свои способности окончательно. Ему хочется попробовать что-то новое, отточить свои навыки до совершенства, чтобы творить что-то значимое, волнующее сердца и потерявшиеся души людей. Ему хочется помогать своими картинами, лечить страшные болезни и дать людям надежду на счастье в ближайшем будущем. Родители не особо одобряют поездку в другую страну, где никто не сможет за ним присмотреть. Но Чонгук настаивал и умолял их отпустить его, твердя о том, что это поможет ему раскрыть свою личность. В конце они все же сдались и позволили ему сесть в самолет и улететь на несколько недель, надеясь, что это поможет вернуть их сыну прежнюю улыбку и озорной блеск в чернильных глазах. Мастер-классы начинаются в первый же день их прилета. Приходится сутками напролет проводить в огромной студии, сидя за мольбертом и повторяя каждое действие за опытными художниками, что согласились обучить молодое поколение. Его спина устала и ноет от постоянной нагрузки и неудобных сидений стульев, но тут не время претендовать на комфорт или что-то большее. Занятия заканчиваются лишь ближе к восьми вечера. Измотанный и уставший Чонгук плетется пешком в отель, где им сняли несколько номеров. Ему повезло, что достался одноместный, люксовый, со всеми прихотями и условиями. Когда его тело чувствует мягкую постель, от которой приятно веет стиральным порошком со свежестью, так и хочется погрузиться в сон на несколько суток, ни о чем не заботясь. Только вот в семь утра нужно уже вставать и переться на какую-то выставку молодых художников. Он устало стонет, пока снимает с себя одежду, бросая ее на пол, и идет в душ, даже не удосужившись прихватить с собой полотенце. Действительно, зачем? Благо, прохладная вода позволяет его телу расслабиться и смыть с него изнеможение и обременение проблемами. Когда он выходит, экран его мобильного подсвечивается в темноте комнаты, оповещая о новом уведомлении. Он, не спеша, шаркает босыми ногами по ворсу ковролина, наслаждаясь мягкостью пола, прежде чем прихватить телефон и плюхнуться на кровать. Чимин [23:01]: «Черт, детка, я скучаю по тебе. Почему ты игнорируешь мои звонки?» «Когда мы сможем увидеться и обо всем поговорить?» «Что бы ты там ни говорил или думал, ты мне нужен, как и я тебе» Чонгук на это лишь закатывает глаза и оставляет сообщения не отвеченными. Его телефон с грохотом приземляется на массивную тумбу, пока он сам залезает под огромное одеяло и укрывается полностью с головой, пока его влажная после душа макушка не исчезнет в белоснежном пододеяльнике. Так приятно, наконец, оказаться здесь, один на один, с самим собой и своими мыслями, что ищут ответы на тысячи вопросов. Ему тяжело не отвечать и игнорировать Чимина, но он не хочет больше приносить себе боль и заставлять себя чувствовать ненужным и ничего не стоящим. Ему хочется купаться во взаимных чувствах, любить кого-то и знать, что к нему испытывают тоже самое в ответ. К сожалению, мужчина это сделать не сможет, зачем же тогда тешить себя пустыми надеждами? Утро начинается бешено. Совсем. Его будильник, как назло, не сработал и сейчас ему приходится мчаться на такси на выставку в неизвестную ему часть города, при том, что таксист лишь пожимает плечами, утверждая, что по указанному адресу не могут проходить такие мероприятия. Поэтому ему приходится связаться с одним из менеджеров, чтобы уточнить место и добраться туда без происшествий. В итоге дорога занимает практически сорок минут и прибывает он туда позже практически на час. Ну хотя бы он туда успел, это радует. Поэтому он вынужден блуждать здесь один, знакомясь с художниками и их работами. Интересно, но не настолько, чтобы ему захотелось перенять их опыт и технику живописи, чтобы попытаться сотворить что-то наподобие. Много творцов представляло картины с обнаженной тематикой, где идеально прочерчены изгибы женского тела и красивые формы, что свойственны европейской женщине. Мужчин изображают мало, при этом не вкладывая в них особого смысла или эстетики, что его очень сильно расстраивает. И тут его взгляд останавливается на картине, той, что душит его даже без веревки и цепких рук вокруг горла. Чимин. Обнаженный Чимин, нарисованный рукой корейской женщины-художницы, что прямо сейчас объясняет какой-то замужней паре, почему именно этот мужчина вдохновил ее на написание этого шедевра. Да, это действительно шедевр. Он выглядит так, будто это просто размытая фотография, но все равно четкая и ясно выражающая его несравнимую ни с чем красоту. Его нагота идеально гармонирует с белыми простынями, на которых он лежит, закинув голову назад, заполонив подушку своими блондинистыми волосами, и приоткрыв рот в немом стоне, который так отчетливо слышит Чонгук. Здесь только по одному выражению его лица можно понять, в какой момент был запечатлен этот образ у юной художницы. На вид ей около двадцати семи, а за плечами так и виднеется вековой талант и золотые руки. Любопытство заставляет Чонгука пристроиться к паре чуть ближе, чтобы услышать историю о «невероятном парне после оргазма», по-другому он не может назвать эту чертову картину. Возможно, он бы хотел ее даже купить, только вот они вроде как прекратили все свои связи. А жаль. В мастерской она бы смотрелась отлично, пока бы его мать не застукала с поличным. — Это мой муж, — улыбается девушка, пока вновь обращается к повешенной на стене картине. — К сожалению, мы развелись после года совместной жизни, когда поняли, что хотим двигаться каждый к своей мечте и брак нас очень сильно ограничивает. Но о нем у меня остались лишь самые лучшие воспоминания, и я рада, что именно тут смогла представить эту картину и рассказать маленькую историю своей юности. Сейчас мы поддерживаем дружеские отношения, правда, я вновь вышла замуж и у меня двое прекрасных детишек. Я рада, что даже спустя годы мы можем встретиться за чашечкой кофе и обсудить насущные проблемы. Знаете, он тоже великолепный художник! — щебечет девушка, пока пытается найти среди своих работ, что стоят в стороне, из-за того, что не уместились на стенд, нужную картину. — Жаль, что он выбрал другую специализацию, но талант у него все-таки остался. Для этой выставки я попросила у него хотя бы одну из его недавних работ, и он, к большому счастью, мне не отказал! Посмотрите, как утонченно он смог изобразить свою влюбленность и страсть к этому молодому человеку. У Чонгука холодеют пальцы и пот скатывается под темной рубашкой, когда он видит себя. Да, именно себя. На столе в его мастерской: с разбросанными в разные стороны волосами, краской по всему телу, что придает ему изюминки, распухшими губами лилового цвета, порозовевшими щеками и раздвинутыми ногами. О боже. Какой позор! Он чувствует как его лицо пылает от увиденного и хочется побыстрее скрыться отсюда, чтобы только эта девушка не узнала в нем этого развратного мальчишку. Но нет сомнений, что работа выполнена идеально и Чимин действительно великолепный художник. Почему он выбрал этот чертов дизайн, когда по нему так плачет искусство! — Насколько я знаю, на данный момент они расстались, и мой бывший муж в самую последнюю минуту просил вернуть картину ему обратно. Но я настояла на том, чтобы представить ее зрителям, потому что мне обидно, что его талант пропадает в стенах его квартиры и не выходит за свои рамки. Чон чувствует неуместную влагу в уголках глаз, что так и норовит пробраться наружу, и ему приходится несколько раз крепко жмурить глаза, чтобы не превратиться в лужицу из-за слов бывшей жены Чимина. Он не хочет больше слушать и вникать в подробности их истории, поэтому окинув взглядом образ мужчины, собирается удалиться подальше отсюда, чтобы спокойно порыдать в уголке и подумать о своих странных поступках, что рушат его жизнь. Только вот девушка его все-таки узнала. — Вы могли бы не уходить? Он не мог наплевать на ее просьбу и демонстративно покинуть выставку, где она осмелилась представить свои работы и обнажить свою душу. Поэтому ему приходится развернуться, одарив девушку неловкой улыбкой. К этому времени пара уже отошла к другому художнику. — Я могу узнать Ваше имя? — Ч-Чонгук, — неуверенно бормочет Чонгук, не желая смотреть в глаза молодой особе. — Меня зовут Кенха. Приятно познакомиться, — улыбка сияет на ее молодом лице так, словно она увидела в нем смысл жизни, а не любовника своего мужа. — Знаешь, я не буду надолго тебя задерживать. Я не знаю, что у вас произошло и на сколько все серьезно. Просто знай, что Чимин не рисует такие картины, если человек для него ничего не значит, понимаешь? Если я не ошибаюсь, то ты тоже художник, раз на фоне мастерская и мазки краски, что разукрашивают твою кожу. Значит ты должен понимать смысл картины и то, что хотел донести Чимин. Тут черным по белому можно прочитать, что этим он признался тебе в чувствах. Он никого не любил после нашего развода, Чонгук. Никого. Поэтому тебе стоит еще раз подумать о его месте в твоей жизни, пока вы окончательно не потеряли друг друга. — Ты все еще любишь его? — Я не смогу не любить его. Он моя первая любовь, с ним пережито слишком много. Но я не думаю, что он испытывал ко мне что-то такое, как к тебе. Нет ни одной картины, где могла бы быть нарисована я, понимаешь? Мы были друг для друга верными друзьями, старыми приятелями, но не больше, — пожимает плечами девушка, пока упаковывает картину обнаженного Чонгука в бумагу. — Поговори с ним. Думаю, он заслуживает знать твое мнение по поводу этого. Даже сама судьба решила свести тебя и меня, чтобы раскрыть глаза на очевидные вещи. Если он тебе не говорит о любви и о бесконечности, это еще не значит, что ты для него пустое место. — Спасибо, — благодарит Чонгук, пока берет в руки врученную ему картину. Он должен все изменить. Потому что осознание «bare my soul» понимается именно сейчас, когда в своих руках он держит уязвимость и слабость, какую испытывает Чимин. Именно он явился причиной, которой мужчина так страстно поддался, превознося его выше всех, кто с ним был. Именно он смог растопить его каменное сердце и позволить ему что-то чувствовать. — Береги его, Чонгуки, — одобряюще кивает девушка, пока наблюдает за удаляющейся фигурой. Чонгук вытаскивает из кармана мобильный и нервно пытается набрать заученный наизусть номер. Он без понятия, почему его выучил и знает как свои пять пальцев. — Чонгук? — удивленный хриплый голос на том конце заставляет Чонгука почувствовать вновь себя на своем месте. Где только он и его мужчина, что улыбается своей белоснежной улыбкой и демонстрирует очаровательные полумесяцы. Где только они, мастерская, и никого больше. — Почему ты никогда не говорил, что я для тебя что-то значу? — задыхаясь собственными слезами, спрашивает Чонгук, не в силах себя больше сдерживать. Они год мусолили друг друга молчанием, которое слишком сильно ранило его юношеское сердце. — Я думал…я думал, ты об этом знаешь. — Как я, по-твоему, должен был это понять?! — Мы вели себя как пара, Чонгук. Я всегда считал тебя своей половиной, больше, чем просто друг или кто-то там еще. Но я не был уверен, что значу для тебя что-то, чем просто клише. — Я полюбил тебя еще с первого дня нашего знакомства, когда день закончился в твоей постели, — звонкий смех мальчика заставил Чимина выдохнуть и подхватить его урчание. — А я полюбил тебя как только увидел на выставке. И любил изо дня в день лишь сильнее. Да, я виноват, что не говорил об этом, но мы никогда не обсуждали тему отношений, и я чертовски боялся разрушить то, что между нами есть своими признаниями. Я люблю тебя, Чонгук, так сильно, что мне невыносимо. Невыносимо стоять сзади тебя и видеть как ты пытаешься стереть свои слезы. Мой ребенок. Развернувшись, Чонгук находит своими глазами, полными слез, Чимина, такого же невообразимо красивого. Идеального. Совершенного. Теперь уже его. Ему плевать, что о нем подумают люди, когда он со всех ног бежит в чужие объятия, что ждут его и прижимают к себе настолько крепко, что кажется, будто ломается грудина вместе с ребрами. — Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, — отчаянно шепчет Чонгук, пока оставляет беспорядочные поцелуи по всему лицу и шее любимого мужчины. Он не может поверить, что вот он, из плоти и крови, стоит рядом с ним и пытается обнять его лишь сильнее. Что они, наконец-то, смогут свободно чувствовать, быть вместе и просто любить. — Спасибо, что помог мне обнажить мою душу, — улыбается Чимин, пока нежно целует мальчика в обветренные губы, что так беззащитно ластится к нему. Готов подарить ему весь мир, лишь бы только ощущать его рядом с собой, всегда, двадцать четыре на семь. — Думаю, мне тоже стоит набить такое тату, — смеется мальчик, чмокая Пака в крошечный нос. — Тогда тебе нужно набить не это, а «обнажи меня». — Придурок! — демонстративно закатывает глаза Чонгук и вновь возвращается к губам, по которым так нещадно успел соскучиться.