Дневники Рин

Запысь Первая: (выведено нечеткими иероглифами со смазанными линиями, чуть кренящимися вправо). Дальнейшее написание также не лишено ошибок. Каждый новый абзац начинается и заканчивается сердечками или миниатюрными солнышками. Джакен-сама был настолько любезен, что начал учить меня писать и читать. Я очень счастлива. Когда-нибудь я стану очень грамотным человеком. Джакен-сама говорит, что грамотных людей любят. А я очень хочу, чтобы меня любили Джакен-сама и Сёсшёмару-сама. И Аун! (нарисована морда двуглавого «коня») «Сёсшёмару-сама» — единственное слово, написанное без ошибок. Запись Вторая. Я сказала Сёсшёмару-сама, что начала вести дневник. Он улыбнулся мне и погладил по голове. Джакен-сама сказал, что таким образом он меня похвалил. Я очень счастлива. Я нарвала цветов и хотела подарить букет Сёсшёмару-сама, но Аун их сжевал! Запись шестая. Я все еще пишу дневник под присмотром Джакена-сама, но некоторые слова я уже могу выводить самостоятельно. И даже целые предложения. Джакен-сама говорит, что я очень быстро учусь и даже делаю меньше ошибок. Я очень горжусь собой. «Я тоже тобой горжусь, Рин, — выведено несколько корявыми иероглифами с толстыми линиями, но без единой ошибки. – Продолжай в том же духе. Джакен». Запись десятая. Сегодня я впервые пробую писать без присмотра Джакена-сама. Мне трудно. Но если я справлюсь, он будет гордиться мной. И потом, рядом со мной Аун. И он очень мне помогает… Край бумаги оторван и заслюнявлен, на нем виднеются следы лошадиных зубов. Запись одиннадцатая. Джакен-сама прочитал мою предыдущую запись и похвалил. Он сказал, что теперь я могу писать самостоятельно, и лишь изредка обращаться к нему за помощью. Я еще не знаю написания всех слов и мечтаю попросить, чтобы мне помог Сёсшёмару-сама. Но он всегда так занят, и все время отказывается… (вместо традиционного сердечка в конце записи нарисован понурый цветочек) Запись шестнадцатая. Я самая счастливая девочка на свете! Сёсшёмару-сама помогает мне с ведением дневника. Он подсказывает мне и учит меня новым сложным словам. Дальше слова идут в три столбика: написанные с каллиграфической точностью, во втором случае – неумелым почерком и с ошибкой, и в третьем – тем же почерком, но без ошибки. Гордость Честь Великолепие Тенсайга Жизнестойкость Уверенность Именно этим словам меня хочет учить в первую очередь Сёсшёмару-сама. Потому что они самые важные в жизни. А о «Тенсайге» попросила его я! Стиль написания иероглифов в этом тексте отличается от тех, который встречается в предыдущих записях. Словно дрожащую руку девочки вела другая, более уверенная рука. В последующих записях слова вернуться к предыдущему, «кренящемуся» стилю. Запись семнадцатая. Так как я была счастлива в прошлый раз, я, наверное, не была счастлива никогда. Сёсшёмару-сама сидел рядом со мной и помогал мне! И хотя он почти не улыбался, его лицо было почти… бесстрастным (это слово пришлось спросить у Джакена-сама), мне было очень-очень приятно. У Сёсшёмару-сама такая теплая рука и такая нежная (нарисована ладонь ёкая). И еще я очень люблю его запах. Мне нравиться засыпать на мягком мехе его хвоста и вдыхать этот приятный аромат. Я уверена, что самые красивые цветы на поляне за лесом так приятно не пахнут. Когда вчера, я спросила Сёсшёмару-сама, что это за запах, он огрызнулся и, кажется, разозлился на меня. Я даже расплакалась. Глупая девчонка! Хорошие девочки не плачут, говорил мне Джакен-сама (но он пытался меня утешить). И я буду хорошей девочкой. Ради Сёсшёмару-сама! И я надеюсь, что он на меня больше не сердиться. Ведь вечером, когда он думал, что я сплю, он погладил меня по голове. Нежно-нежно! Запись двадцатая. Сёсшёмару-сама и Джакен-сама снова куда-то ушли. Вроде бы, я должна уже привыкнуть к этому. И потом, я вовсе не одна – ведь со мной Аун. Но все равно, я так скучаю! И потом, я так волнуюсь. И хотя я знаю, что Сёсшёмару-сама самый сильный на свете и с ним ничего не может произойти, я почему-то все равно боюсь. А вдруг с ними что-нибудь случиться? Я больше всего на свете боюсь снова остаться одна. А вдруг я потеряю их, кто стал мне новой… (как же пишется это слово) с-е-м-ь-ё-й. Запись двадцать первая. Они до сих пор не вернулись. Я привыкла, они, бывало, не возвращались и неделю. Я нисколько не волнуюсь и не боюсь. Често-честно! Сёсшёмару-сама научил меня добывать себе еду. Я ни в чем не нуждаюсь. В свободное время я играю с Ауном и веду дневник. И я ни капельки, ни чуточки не скучаю… (дрожащей рукой нарисовано улыбающееся лицо самой Рин) В некоторых местах иероглифы размыты, словно на них попали капли воды Запись двадцать вторая. Сегодня они непременно вернуться. Так чувствует мое сердце. Надо будет пойти и нарвать букет для Сёсшёмару-сама. Ему, наверное, будет приятно получить его в подарок. Тогда нужно сделать букет и для Джакена-сама. Ему тоже будет приятно. Интересно, а привезёт ли мне Джакен-сама что-нибудь на этот раз? Он иногда приносит мне что-нибудь в подарок, чтобы мне не было скучно. Вот в прошлый раз он подарил мне чернила и бумагу. Если он снова подарит мне их, я буду счастлива. Потому что эти уже заканчиваются. Линии слов становятся все бледнее и бледнее, а где-то почти не видны Запись двадцать третья. Запись ведется очень бледным почерком, большинство букв едва заметны, или не заметны вовсе Я ошиб_ась. Они не вер_улис_ се_од_я. Уже ноч_. Цв_ты съел А_н. Гд_ Вы, Сёсшёмару-с_ма? Все оставшиеся чернила потрачены на то, чтобы четко вывести последнее слово. Отчего оно получилось даже несколько неопрятным. Запись двадцать четвертая. Вот я и снова веду свой дневник. Я не вела его уже несколько дней, потому что кончились чернила. Даже не знаю с чего начать… Я очень-очень счастлива. Но все-таки мне несколько неприятно. Зачем ОНА прилетела с ними. Я знаю, что неправильно плохо думать о человеке, которого почти не знаешь, но… Хотя о чем это я? Кагура-сама очень милая, честное слово. И пусть она прилетает к нам, сколько пожелает. Ведь я хорошая девочка! И пусть смотрит на Сёсшёмару-сама, как хочет, этим своим странным взглядом. Ведь Джакен-сама сказал, что она его любит. Мне все равно, ведь я хорошая девочка! Но ведь я тоже люблю, Сёсшёмару-сама… И Джакена-сама, и Ауна! Ведь я… хорошая… правда? Джакен-сама сказал, что любят только хороших девочек! Я надеюсь, меня можно любить? Запись двадцать пятая. Что за глупости я написала в предыдущий раз! Даже удивляюсь. Ведь главное совсем не это! Сегодня вернулись Сесшемару-сама и Джакен-сама. Я так ждала, я так скучала! И хотя я все эти дни обещала себе приветствовать их достойно и не плакать (ведь Джакен-сама говорит, что слезы – признак слабости), когда я увидела их, идущих ко мне, я бросилась им навстречу и разрыдалась. Я, честное слово, пыталась сдержаться. Но когда я зарылась лицом в пушистый мех хвоста Сёсшёмару-сама, я плакала, как маленький ребенок и уже не могла остановиться. Я придумала новую песенку, чтобы поприветствовать их. Но слова застряли в горле, и я не могла говорить. Я вела себя совсем по-детски. За что и поплатилась. Сёсшёмару-сама строго мне так приказал: «Рин!» И я все поняла. И как-то сразу у меня высохли слезы, и я прекратила плакать. Слова Сёсшёмару-сама всегда чудесным образом действуют на меня. Самое-самое главное, что он вернулся! Что он снова со мной! А то, что с ним прилетела Кагура-сама, и они долго-долго о чем-то разговаривали, это меня совсем-совсем не волнует. Я все равно не знаю, как правильно пишется это слово… р-ив-нось-ть. …А еще Джакен-сама привез новые чернила и бумагу. Он обещал теперь всегда их приносить мне. Запись двадцать шестая. Ах, вовсе я не хорошая девочка, а очень даже плохая. Я боюсь, как бы меня не перестали любить Сёсшёмару-сама и Джакен-сама! Как я могла хоть на мгновение подумать о Кагуре-сама плохо? Ведь она несчастная женщина. Сразу после разговора с Сёсшёмару-сама, она резко убежала и долго-долго плакала на берегу озера. В том самом месте, где плакала я несколько дней назад, когда ждала Сёсшёмару-сама и Джакена-сама. Совсем так, как плакала я! Сёсшёмару-сама ее совсем не любит. А Джакен-сама ее всегда ругает. Ее никто не любит! Значит, ее буду любить я! Я решила сегодня, что мы будем подругами. Я подошла к ней и именно так и сказала. Она сначала на меня неприятно так посмотрела… А потом улыбнулась! И сказала, что я странная девочка. Я подарила ей цветы, которые сорвала для Сёсшёмару-сама. Когда она узнала, что они предназначались для него, она приняла их с неким трепетом. Она действительно его любит… А я пообещала, что всегда буду дарить ей цветы, когда она будет приходить к нам. Она ответила, что никогда больше не придет. Что бы это значило? Запись тридцать восьмая. Сегодня год, как я живу новой жизнью. Живу вместе с Сёсшёмару-сама и Джакеном-сама. Почти день рожденья! Я не помню, когда мой настоящий день рожденья. Поэтому отныне, праздником будет именно этот день. Я не жду подарков. Ведь демоны дни рождения не празднуют. Мне Джакен-сама так сказал. И очень гордился этим. И правда, ведь ёкаи тааак долго живут! Они такие классные. А интересно, сколько Сёсшёмару-сама лет? Я спросила, а он не ответил. Джакен-сама сказал, что ему самому за двести с хвостиком. Интересно, двести лет – это очень много? И сколько это – хвостик? Вот мне только восемь. Пройдет еще восемь лет, и я стану совсем-совсем взрослой. Как Кагомэ-сама. А Сёсшёмару-сама совсем не изменится. Он останется все таким же красивым и… как же это… бесстрастным. Но именно такого Сёсшёмару-сама я люблю больше всего на свете. (А все же, интересно, сколько ему лет?) Весь листок изрисован праздничными украшениями и цветочками. Запись тридцать девятая. Они опять куда-то ушли. Я надеялась, хотя бы в свой день рожденья, провести с ними весь день. Этого мне было бы вполне достаточно. Но сначала они очень долго говорили о чем-то вдали от меня. Опять, наверное, о своём Нараку. А потом ушли. Джакен-сама говорил, что они скоро вернуться. А Сёсшёмару-сама не сказал ни слова… …И почему это я грущу? Ведь демоны не празднуют дней рожденья! Им все равно. Ничего страшного. Я поиграю с Ауном и сочиню новую песенку. Запись сороковая. Я такая счастливая-пресчастливая! Они поздравили меня с днем рожденья! Они уходили за тем, чтобы подобрать мне подарки. Джакен-сама пробормотал что-то о том, что им пришлось обратиться к «женщине этого ханьё». К Кагомэ-сама, что ли? Но она так мила! Ах да! Ведь Сёсшёмару-сама не любит Инуяшу-сама. И он пошёл на это ради меня? Как это мило. Но мне так хочется, так хочется, чтобы они с братом подружились! Джакен-сама подарил мне новое платьице (нарисовано новое платье). А я и не заметила, что мое старое износилось! Я так обрадовалась, что обняла Джакена-сама сильно-сильно. Боюсь, я чуть не задушила его (улыбающееся личико). А Сёсшёмару-сама, он подарил мне туфельки (нарисованы красивые туфельки). Я чуть не расплакалась от счастья. У меня никогда раньше не было туфель! Сколько себя помню, я всегда ходила босиком. Я, в порыве души, пообещала, что всю жизнь буду хранить их. А Сёсшёмару-сама сказал, что лучше бы я их носила, и улыбнулся. Он улыбнулся! У него такая красивая улыбка! Самая красивая на свете (изображены несколько лиц Сёсшёмару с несколько разным изгибом губ). Ах, нет! Ее невозможно передать на бумаге. Но Сёсшёмару-сама так редко улыбается. А он так прекрасен! В свой день рожденья я увидела его улыбку, и именно поэтому я счастливая-пресчастливая! Запись сорок первая. Вчера я очень веселилась! Мы весь вечер играли с Джакеном-сама. Он, правда, быстро устал. Но все равно это было очень весело. Сёсшёмару-сама все больше тихо сидел под деревом и наблюдал за нами. Но пару раз он сыграл с нами. Например, он разгадывал шарады, которые мы с Джакеном-сама загадывали. И хотя он никогда не смеялся, его взгляд был очень тёплым. Сёсшёмару-сама такой умный! Он отгадал все, что мы показывали. Ну, почти всё… Я попыталась изобразить слово «Любовь». Наверное, у меня просто это плохо получилось. Я очертила в воздухе сердечко и приложила ладони к левой стороне груди, показав руками, будто там бьется сердце. На лице я изобразила томное (это, кажется, так называется) выражение и во взгляде, обращенном на Сёсшёмару-сама, попыталась выразить всю ту глубину чувств, которую испытываю к нему. В довершение всего я послала обоим моим демонам по воздушному поцелую и покорно стала ждать их вердикта. Наверное, из меня все-таки плохая актриса. Я ожидала, что Сёсшёмару-сама ответит молниеносно, как это было в предыдущие (и последующие) разы. Но он, отвернувшись, молчал. Взгляд его несколько потускнел. Мне показалось, что я услышала обеспокоенный шепот Джакена-сама: «Сёсшёмару-сама, вам плохо? Вы слегка покраснели». Сёсшёмару-сама нечасто бьёт Джакена-сама (а меня никогда не бьёт, вот так-то), но это был именно тот случай. Я настолько удивилась, ведь Сёсшёмару-сама практически никогда не выражает свои эмоции, что сразу перешла к следующей шараде. Я загадала слово «гордость», одно из тех, которым меня учил Сёсшёмару-сама. И хотя это слово было ничуть не легче, чем предыдущее, а даже сложнее, он с легкостью отгадал его. Он назвал ответ своим обычным бесстрастным тоном. И все же что-то в его поведении изменилось. Я уступила место на сцене Джакену-сама и прошествовала к дереву. И я могла поклясться, что на протяжении всего этого короткого пути, глаза Сёсшёмару-сама, эти золотые, холодные глаза, неотрывно следили за мной. Джакен-сама очень смешно загадал зайца. Он прыгал на четвереньках. Прыгал и прыгал. Я сразу угадала! Я была первая! Это было так весело! Жаль только, что Сёсшёмару-сама сам ничего не загадывал. Я уснула вчера под деревом, на жесткой земле. Это я помню. А проснулась почему-то на мягком и пушистом хвосте Сёсшёмару-сама (нарисован знаменитый хвост Сёсшёмару). Я люблю вас, Сёсшёмару-сама. И я хочу хоть раз проснуться на вашей груди. Там, где бьется сердце, которое я пыталась изобразить в слове «любовь». Сегодня сердечко, венчающее запись, было прорисовано на редкость четко и размером было с две строчки. Запись пятьдесят третья. Теперь я пишу куда быстрее и, что самое главное, правильнее. Джакен-сама меня похвалил и сказал, что я почти не делаю ошибок. Над каллиграфией надо еще поработать. Но если я продолжу в том же духе, то совсем скоро буду писать очень-очень красиво и очень-очень правильно. Иногда над почерком мне помогает работать Сёсшёмару-сама. Я так люблю эти моменты! И хотя он все время молчит, не улыбается и почти меня не хвалит, я очень-очень счастлива. Ведь раньше он столько внимания мне не уделял. У Сёсшёмару-сама очень красивый почерк. Такой же, как и он сам. Уверенный, твердый и все-таки без сильного нажима. Я знаю! Это говорит о внутренней нежности. Я так и заявила ему. Он хмуро глянул на меня и приказал мне не говорить глупостей этим своим беспрекословным тоном. Я люблю этот тон! И люблю эту руку, выводящую столь красивые строгие линии. Я люблю ВАС, Сёсшёмару-сама! Последняя фраза выведена очень аккуратно, явно в подражательном плане, в попытке сделать наиболее красиво и каллиграфически четко. Запись семьдесят шестая. Они опять покинули меня. Я к этому привыкла и все такое. Но сейчас у меня, почему-то нехорошее чувство. Сегодня ночью мне снился кошмар, что что-то случилось. Я попросила их не уходить, взять меня с собой, но Джакен-сама только рассмеялся. Я долго не отпускала ткань одежд Сёсшёмару-сама, судорожно сжимая кулачки. И тогда он опустился передо мной на колени, аккуратно разжал мои стиснутые пальцы и упрятал их в кольце своей руки. А потом он пригладил мои растрепавшиеся волосы. Его когти приятно щекотали кожу головы. Еще ни одно прикосновение не было мне так приятно. Но все же он ушел! А сильный ветер гонит с запада серые тучи. Мы с Ауном прячемся под кроной дерева. Но, похоже, скоро начнется дождь, и я вынуждена прекратить писать (нарисована дождливая тучка с молниями). По периметру всего листа, на полях и на обороте мелким-мелким почерком исписано: «Я боюсь!» Запись семьдесят седьмая. Ну, наконец-то мне дали листочек бумаги и немного туши. Я так давно не писала! Теперь я веду эти записи, чтобы перестать бояться… Но я боюсь! Сёсшёмару-сама, Джакен-сама, где вы! Меня похитили! Те злые люди, слуги, как его. Нараку! Сесшемару-сама, приходите скорей. Ведь вы спасете меня, я знаю! Эта запись была перечеркнута чернилами другого цвета, а лист порван на мелкие кусочки, собранные затем чьей-то заботливой рукой и оплаканные. Запись семьдесят восьмая. Казалось, прошла вечность, хотя на самом деле неделя. От этих противных людей меня спасли Инуяша-сама с Кагомэ-сама и другими. Но Сёсшёмару-сама, где же вы? Что случилось? Я боюсь, мне страшно. Почему мне страшно так, как не было, когда я была в плену? Почему, когда я спросила Кагомэ-сама о вас, она отвернулась, а Инуяша-сама не захотел смотреть мне в глаза? Этот противный монах назвал вас нехорошим словом и сказал, что вы никогда за мной не придете, что вам нет дела до людей. Но ведь это неправда? Скажите, что это неправда, Сёсшёмару-сама! Придите и скажите мне это! Ведь я старалась быть хорошей девочкой! За что меня ненавидеть?! Возможно, я не всегда и не во всем слушалась Джакена-сама, иногда могла заиграться со зверятами в лесу и задержать наш путь. А еще я все время останавливала нас, потому что хотела есть. Я клянусь, что я больше не буду! Отныне я буду брать еду с собой и научусь сдерживать голод. Я не буду так много бегать, мельтешить у вас перед глазами и заставлять Джакена-сама играть со мной. Я не буду таскать повсюду за собой Ауна, не буду громко распевать свои песенки! Я буду тише воды, ниже травы! Только, пожалуйста, возьмите меня к себе снова!!! Сёсшёмару-сама, Джакен-сама! Я останусь здесь, пока вы не придете за мной, чтобы не говорили эти люди. Пусть даже пройдет вся моя жизнь, но я буду ждать вас!!! Вся запись испещрена крупными водяными разводами, а иероглифы на полях, начертанные дрожащей рукой, гласят: «Ложь», «Неправда», «Возвращайтесь». Запись семьдесят девятая. Следует попытка нарисовать Сёсшёмару-сама и Рин, спящую у него на хвосте. Также встречаются многочисленные мелкие рисунки Джакена с его посохом и без, Ауна (обоих голов), самой Рин. Встречаются букеты цветов, также изображение новых туфелек Рин. Много раз повторяющиеся иероглифы, написанные от раза к разу лучше: «Гордость», «Честь», «Великолепие», «Уверенность», «Тенсайга». Из слов «Тенсайга» сложен контур самого меча. А из иероглифов «любовь» большое сердце. Единственная фраза гласила: Я бы все отдала, чтобы еще раз поспать на вашем пушистом хвосте… Запись восьмидесятая. О чем говорят эти люди? Что за глупости они несут? Куда они хотят отвезти меня? К Сёсшёмару-сама? Но почему они так печальны и все время повторяют: «Я сожалею, я сожалею!» Они пытаются описать мне какую-то битву, но так туманно. Они не любят Сёсшёмару-сама, я знаю это. Они просто хотят наговорить на него. Но я не поддамся. Чтобы с Сёсшёмару-сама что-то случилось в битве? Ни в жизнь в это не поверю! Сёсшёмару-сама – лучший боец на свете. С ним просто не может ничего случиться, разве эти глупые люди не понимают этого? Он абсолютно хладнокровен в бою и всегда предельно внимателен, так говорил Джакен-сама. И чтобы Нараку, какой-то полукровка, смог что-то сделать великому ёкаю? Ну это же смешно! Но почему, Боги, почему мне хочется плакать?! (следует рисунок Сёсшёмару с Тенсайгой в правой руке) Запись восемьдесят первая. Почему она обняла меня? Зачем Кагомэ-сама так крепко прижала меня к себе? Отчего она так горько плакала у меня на плече? Может, ее разозлили охотница и монах? Она спорила с ними. Они говорили шепотом, но мне показалось, что я разобрала имя Сёсшёмару-сама. Кагомэ-сама защищала Сёсшёмару-сама? Она почему-то указывала на меня и отчаянно жестикулировала. И вдруг монах накричал на нее, и я услышала: "Кагомэ, этот демон был отморозком!" «Отморозок» — какое нехорошее слово. Им нельзя называть Сёсшёмару-сама. Но почему «был»? Запись восемьдесят вторая. Инуяша-сама позвал меня сегодня играть и разрешил называть себя просто Инуяша. А он очень милый и напоминает мне собачку: так смешно отряхивается, когда мокрый. Но я уже не могу так веселиться как раньше. У меня на душе очень тяжело. Глаза у него несколько похожи на глаза Сёсшёмару-сама, тоже золотистые. И он смешно произносит «Кех». Но он – не вы, Сёсшёмару-сама. Увижу ли я вас когда-нибудь?... Запись восемьдесят третья. Сёсшёмару-сама при смерти? Не может быть! Что за чушь только что произнесла охотница! Сёсшёмару-сама не может умереть. Он бессмертен! Я слышала о том, что есть способы убить демона. Но ведь у Сёсшёмару-сама есть Тенсайга – она способна возвращать к жизни мёртвых. Так, как вернула год назад меня! Запись восемьдесят четвертая. Ну вот мы и приехали. Я наконец-то узнаю, что с Сёсшёмару-сама. Скорей бы! На этот раз обошлось без сердечек, цветочков и даже завитушек. Строчка на скорую руку. Запись восемьдесят пятая. …Прошло несколько часов, а я до сих пор не могу поверить. Я пишу, чтобы излить свою душу. Ведь это неправда, скажите кто-нибудь, что это неправда! Почему вы так горько плачете, Джакен-сама? Ведь он почти как живой. Он просто спит! Разбудите же его! Я надеюсь, что кто-нибудь мне скоро объяснит, откуда его рука такая холодная, его всегда теплая рука! Я вспоминаю, как ею он учил меня вести записи в этом дневнике. Как проводил ею по моей голове, когда мы прощались последний раз. «Последний раз» — какие страшные слова. От них в душе просыпается смертельный ужас. Смерть… Запись восемьдесят шестая. И что, это все вот так вот и закончится? Неужели ну совсем никто не может использовать Тенсайгу, кроме самого хозяина. Джакен-сама даже не может к ней притронуться. В моих руках это простая, бесполезная железяка! Но ведь должен же быть хоть кто-то, кто знает ее секрет?! Запись восемьдесят седьмая. Не спала всю ночь. До сих пор не могу прийти в себя. Спросила Кагомэ-сама о том, как это все случилось. Он сражался с Нараку. Но при этом был на удивление невнимательным, и все время смотрел по сторонам? Оглядывался во время боя? Сёсшёмару-сама? Они что, смеются надо мной? Хотят опорочить имя Сёсшёмару-сама даже, когда он в могиле? Я никогда не поверю, что моего Сёсшёмару-сама когда-нибудь могло покинуть хладнокровие. Чтобы он волновался, да еще что-то кричал? Кагомэ-сама пытается утешить меня, а этот монах – разозлить. Но я слишком опустошена… Запись восемьдесят восьмая. Он кричал: «Где Рин?» Взглядом он искал меня? Он погиб из-за меня? Из-за меня, глупой, необразованной девчонки? Меня, жалкого, презренного человека? Сёсшёмару-сама взял слово с Джакена-сама, что он всегда будет заботиться обо мне. Но зачем заботиться обо мне, несчастной убийце? Я стала причиной смерти Сёсшёмару-сама, так зачем мне дальше жить? Ах, зачем я только повстречалась ему на пути? Зачем он пошел искать меня? Ведь он ненавидел людей! Какой же я была эгоисткой, когда звала его на помощь! Я думала только о себе! Он действительно пришел за мной… и навсегда ушел от меня… Запись восемьдесят девятая. Почему Инуяша-сама полон такой решимости? Что он имел в виду под словами, что ради меня он попытается сделать это? Сделать что? Он сказал, что не может глядеть на то, как я убиваюсь, что его трогает моя искренняя любовь к его брату? Он еще что-то добавил про то, что «он же использовал Тессайгу, так почему бы мне…» Что он имел в виду? Куча знаков вопроса Запись девяностая. Чудо! Чудо! Боги, это чудо! Весь лист исписан нервными иероглифами «чудо». Запись девяносто первая. Он со мной! Он снова со мной! Несколько минут назад он обнимал меня. Так, как никогда не обнимал! Его первыми словами были: «Рин? Где Рин?» Первое, что он произнес – было моё имя. Я не могу описать свое теперешнее состояние словом «счастлива». Потому что это не то слово. Просто в японском языке нет такого слова, которое бы могло передать те восхитительные чувства, которые я испытывала, находясь в его объятьях, окруженная необыкновенным теплом. И ухом я даже могла услышать биение его сердца. Живого сердца! Рисунок на полстраницы: Инуяша с Тенсайгой в руках стоит над телом Сёсшёмару. Запись девяносто вторая. Я все еще самая счастливая девочка на свете. А самый счастливый демон на свете – это, безусловно, Джакен! Он носится вокруг Сёсшёмару-сама со словами «Вы живы! Я так рад, что вы живы!» И Сёсшёмару-сама даже не бьёт его как обычно, а улыбается! Удивительно. И, кажется, еще одно моя мечта начинает сбываться. С тех пор, как Сёсшёмару-сама узнал, что Инуяша-сама оживил его, хотя ему было очень-очень больно, он уже не называет его грязным полудемоном. И даже несколько пересмотрел свое отношение к Кагомэ-сама. Инуяша-сама, правда, все равно продолжает обзываться и недоверчиво смотреть на Сёсшёмару-сама, но я-то понимаю, что он все равно его любит! Ведь зачем иначе тогда он продолжал держать Тенсайгу, хотя та пылала и яростно вибрировала? Мне было тааак страшно! И Джакену-сама тоже! Инуяша-сама до сих пор ходит с забинтованными руками! (рисунок чибика Инуяши в корыте, которому спину моет Мироку с крючками вместо черт лица) Запись девяносто пятая. Ура! Сёсшёмару-сама полностью выздоровел, и мы уезжаем. Куда? Не знаю! Зачем? Понятия не имею. Мы всегда движемся куда-то без особого направления и без каких-либо причин. Я просто иду с Сёсшёмару-сама, за ним, вместе с ним и ради него! Они опять берут меня с собой. Зачем, для чего? Просто мы теперь с-е-м-ь-я! Джакен-сама так смешно поморщился, когда я попросила его повторить это слово! А Сёсшёмару-сама улыбнулся! Он теперь улыбается куда чаще, чем раньше. Словно какая-то истина открылась ему! Нас все вышли провожать. Я попрощалась с охотницей и даже монахом. Обнялась с Кагомэ-сама и Инуяшей-сама (я бы пожала руку, но она была забинтована), хотя он смешно при этом покраснел. Они еще долго махали мне вслед. Монах властно обнимал охотницу за плечо. Кагомэ-сама прижималась к груди Инуяши. Ах, я знаю, это называется любовь. Они все любят друг друга. Ведь это такое, счастье – любить. Сёсшёмару-сама никому не махал и ни с кем не прощался. Но он ждал меня. Прислонившись к дереву, он, сощурив свои золотые глаза, следил за мной. Я так люблю этот его взгляд! Как бы я могла жить без него, не представляю! Я всегда, всю жизнь буду любить его, этот холодный взгляд и даже бесстрастное лицо. Лет через восемь, когда я вырасту и буду совсем, как Кагомэ-сама, я буду так же обнимать его за талию, как она – Инуяшу, и буду беспрестанно повторять заветные слова: «Я люблю вас, Сёсшёмару-сама!» (девочкой была сделана попытка изобразить себя взрослой, какой она будет несколько лет спустя. Могу вас уверить – красавицей). Весь лист изрисован сердечками, цветочками и улыбками: самой Рин и Сёсшёмару, а также Джакена и голов на его посохе, и оскалы Ауна в левом нижнем уголке. Сразу вслед за троекратным любовным признанием девушки следовала приписка красивым и строгим почерком, уверенным, но легким, без сильного нажима: «Я тоже люблю тебя, Рин. Вырастай скорее».