Отравленный морем

Море никогда не отпускает навсегда. Оно лишь дает погулять какое-то время, чуть ослабляет поводок, позволяя вдохнуть запахи суши, отдохнуть от соленого ветра, а потом опять затягивает вглубь, заявляя о своих правах. Все, кто с морем, давным-давно стали утопленниками, только сами не знают об этом, и даже в глазах ушедших на покой моряков — все та же зеленая мутная вода, в которой колышутся водоросли и зарастают кораллами гниющие остовы кораблей. Арабелла говорит, что он весь пропах морем, и голос ее звучит укоризненно, как шорох прибоя. Ей не нравится море, она почти ревнует его к соленым волнам. Арабелле никогда не узнать, что ревновать бесполезно, потому что море — единственная любовница, которой невозможно составить конкуренцию. Питер знает это. И молчит. Он думал, что все должно было закончиться не так, и теперь готов почти выть от покоя, который он не чаял, да и не желал найти. Но у Арабеллы холодные руки, они могут погасить огонь беспокойства и тревожности, горящий в нем. Море разжигает, Арабелла — гасит, он уже почти готов сойти с ума от этих контрастов. Разум подсказывает, что если гореть слишком долго, то можно рассыпаться пеплом, сердце тянет обратно, в темную морскую воду. Он слизывает соль с щек, губ, век возлюбленной жены и все никак не может понять — как же так случилось, что, получив то, чего желал так страстно, он никак не может перестать желать большего? На горизонте маячит призрак другой Арабеллы, с красным корпусом и громадой белоснежных парусов. Арабелла-корабль проплывает в его снах немым укором, Арабелла-женщина понимающе смотрит и кладет холодную ладонь ему на лоб. У них вошло в привычку молчать о главном, ведь все, что могло быть сказано, сказано и так. Они рядом, но между ними — чертова толща воды. Он утонул тогда, в свой последний бой, отправился на дно вместе с красным кораблем. Теперь он боится, что его неизбывная тоска по свободе и отвращение к покою утянут вслед за ним дорогую, единственную Арабеллу. Вечерами он обнимает ее за плечи мягко и бережно, боясь, что она утечет сквозь пальцы, как мокрый прибрежный песок. Арабелла смеется и говорит, что никуда не денется от него. Теперь-то все хорошо. По ночам его мучают дурные сны, а носовая фигура утонувшего корабля оживает, хватает деревянными руками и тянет за собой на дно, где ему самое место. Они все утопленники, они все прогнили до костей, в их грудных клетках поселились стайки шустрых рыбок. Он совсем не может дышать по ночам, ведь по ночам он становится самим собой, а мертвые не могут дышать. Но Арабелла рядом, она опять кладет холодную руку ему на лоб, отгоняя вязкое марево кошмара. Он прижимается щекой к ее ладони и начинает смутно сознавать, что прохлада ее рук сродни прохладе волн перед рассветом. Ночи на Ямайке слишком темные и душные. Они пропитаны тяжелым запахом розовых кустов. Губернатор, которому уже никогда не бывать капитаном, задыхается, тонет в этом запахе, как в морской воде. Ему совсем не за что уцепиться, но Арабелла прикалывает розу на корсаж, и он внезапно решает, что ямайские розы ничуть не хуже английских яблонь. Тюрьма и правда остается тюрьмой. Особенно, когда тюрьма – внутри твоей головы. Он на долгие годы обречен дышать соленым воздухом, не имея возможности выйти в море. Ему хочется в Лондон. В Лондоне совсем не пахнет морем, а корабли, увязшие в мутной старушке Темзе, так не похожи на те, что бороздят Карибское море. В Лондоне холодно и промозгло. В Лондоне с кожи наконец-то сойдет загар, а мир вылиняет до грязно-серого цвета. Он отдал бы что угодно за возможность забыть бесконечную синеву моря, в котором отражается опрокинутое небо Нового Света. Он благодарен Арабелле за ее карие глаза. Он тянет ее на себя и подолгу вглядывается в темные зрачки, в которых совсем нет моря. Она рядом с ним, такая целиком и полностью его. Она перестала быть спасительным маяком, чей свет не давал ему налететь на рифы. Теперь она просто рядом и отгоняет дурные мысли, порой даже лучше, чем утренний бриз. У нее холодные руки. Пытаясь их отогреть, он забывает о том, что утонул, и чувствует себя на редкость живым. А море... море никогда не отпускает навсегда, это правда. Но Питер Блад, губернатор Ямайки, никогда бы не подумал, что от моря можно сбежать, обретя его в Арабелле.