Lacrymosa

Джеремайя не особо хочет говорить о брате, но это тема всё же иногда возникает между ними. Всё началось с того, что Брюс расспрашивал его о школьных годах, о выборе специальности, о его работе, о жизни, как внутри, так и вне цирка. Джеремайя не любит говорить о Джероме, но ему приятно, что нашёлся человек, способный его выслушать и поддержать. - Я бы мог спасти его, - признаётся Брюс в одну ночь, когда они вышли на завершающий этап работы, обсуждая окончательный вариант генератора, но через час вектор разговора несколько сменился. По голосу Брюса понятно, что он чувствует себя виноватым. Это его невероятная способность перекладывать все проблемы мира на свои плечи, а после уверенно нести их, всё ещё очень поражала Джеремайю. Брюс никак не смог спасти Джерома. Не смог бы защитить его от пуль Джима Гордона. Не смог бы остановить его, не дать подняться на ту злополучную крышу. Просто не смог бы. Джеремайя одновременно и ненавидел, и любил своего брата, но абсолютно точно понимал, что некого винить в его смерти. По крайней мере, никто не виноват в этот раз. В ту ночь, когда Джером появился на экране телевизоров у всех жителей Готэма, захватив участников благотворительной акции и выставив кучу безумных требований тогда ещё детективу Гордону, той ночью Джеремайя переживал сильнее обычного. За три ночи до этого, он не мог сомкнуть глаз, боясь появления братца у двери своего бункера в любую секунду. Несмотря на то, что Джером, казалось, был занят делами "поважнее", чем поисками перепуганного родственника, но весьма настойчивая паранойя ни на мгновение не отпускала. Навязчивое чувство преследования впервые возникло после сообщения о побеге брата из Аркхема, и крайнее чувство тревожности лишь усилилось после новости о захвате школьного автобуса и резни в полицейском участке. Экко приносит ему зелёный чай, кажется, подмешав в него снотворного. Выпив его, Джеремайя проваливается в беспокойный, полный тревоги сон. Покой его продлился недолго. Из-за того, что заснул он прямо за рабочим столом, всего лишь через час его спина и шея ужасно затекли, просто необходимо было сменить позу. Полностью проснувшись, Джеремайя снова начал мониторить новостные каналы. Все как один вели трансляцию с места событий. Неизвестность страшила. Этот новый Джером, которого Джеремайя совершенно не знал, пугал до дрожи в коленях, непредсказуемость его действий ужасала. Джером всегда был порочным и жестоким, особенно, когда его провоцировали. Он в десятикратном размере отвечал на любую угрозу в свою сторону, но всему же есть предел. Полушутливые угрозы ребёнка, приставленные к горлу ножи от тортов и даже убийство матери-алкоголички очень отличались от попытки поджога автобуса, переполненного болельщицами, или от убийства заместителя мэра на глазах у огромной аудитории. И если раньше Джеремайя понимал, что движет братом, что заставляет его так жестоко поступать, то теперь Джером действовал бессистемно, беспорядочно и сумбурно, это был хаос ради хаоса и ради ещё больших жертв. Что-то изменилось, и Джеремайя осознал, что больше не знает, чего ожидать от брата. "Ты правильно поступил, убежав оттуда", - шепнул тонкий голосок в голове Валески. - "Просто вспомни, что он делал!" Джеремайя согласился с этим голосом. Он должен был согласиться. Но почему? Джером просто принял свою природу и искаженные злобой и агрессией желания? Убийство их матери так сказалось на нём? Или пребывание в Аркхеме? Сам ли он решил измениться? Или был тот, кто дёргал за ниточки? Джеремайя сознательно больше склонялся к последнему. Даже со страхом наблюдая за зверствами брата, он подозревал, что кто-то целенаправленно освободил Джерома из Аркхема. Но зачем - оставалось непонятным. После четвёртого повтора одного и того же видеоматериала, без каких-либо новых новостей, за исключением короткого интервью с участником вечера, которому удалось сбежать ещё до того, как опечатали двери, Джеремайя начал расхаживать по кабинету, рассеянно, чуть ли не до крови, кусая ногти на руках. Чай, как оказалось, мало успокоил его нервы. Менее чем через десять минут его вдруг всего затрясло, в горле сильно запершило. Он начал хватать ртом воздух, изо всех сил стараясь не задохнуться. Легче стало лишь тогда, когда Джеремайя, рухнув на колени, вырвал содержимым своего желудка в мусорную корзину, которую ему заботливо подставила помощница. Восстановив дыхание и привстав на трясущихся ногах, он ополоснул солоноватый от крови рот водой, стакан которой участливо протянула ему Экко. Джеремайя целенаправленно не стал смотреть на время, потому так и не узнал, когда именно Тео Галаван вонзил нож в шею его брата. Иногда Валеска задумывался, что случилось бы, встреться он когда-нибудь с Галаваном. Что он бы сказал и сделал с человеком, который сначала выкрал его брата из Аркхема, использовал, а затем убил. Только после того, как всё было кончено, Джеремайя узнал, что и Брюс был там. Один из заложников продемонстрировал трясущуюся запись с вечера, где Джером настоятельно упрашивал Уэйна "присоединиться к шоу". Он видел, как Брюс покинул своё убежище и ринулся в лапы смерти, пытаясь защитить своего дворецкого. Смотрел, как Джером приставил нож к горлу несчастного мальчишки, прикрываясь им как щитом от пистолетов полиции. Не дыша смотрел, как Брюс спрыгивает со сцены, а его брат безвольно оседает на сцене, задыхается в луже собственной крови. А его убийца нависает над ним с почти сожалеющий улыбкой. Брюс никогда не спрашивал Джеремайю о его чувствах после каждой из смертей Джерома, словно и так понимая всё понимая достаточно хорошо. Джеремайя видел шрамы на его теле, хотя они и побледнели со временем. Тонкая линия на шее. Короткие следы на его руке. Джером просто не мог чувствовать себя комфортно с чем-то чистым и нетронутым. Он просто обожал ковырять, резать и уродовать. Джеремайя знал, как сильно брат одержим Брюсом, видел, как он смотрел на него. Джеремайя видел, как Брюс иногда оглядывается. Настороженно и с опаской.