Lacrymosa

Дрожащий - первое слово, что приходит на ум при виде Брюса. Джеремайя встречает его у входной двери, быстро заводит внутрь и аккуратно закрывает дверь у него за спиной. - Спасибо тебе. Я знаю, что уже поздно, прости. Я просто не мог оставаться в поместье, там небезопасно, - Брюс проводит рукой по волосам, поднимая глаза к потолку. - Боже, Альфред будет в ярости. Он не знает, что я здесь, - добавляет поспешно он, заметив вопросительный взгляд Джеремайи. - Я просто не мог там оставаться. Не говоря уже о том, чтобы спать. Валеска оказался полностью прав, предположив, что Брюс напуган. Юноша был напуган, и это было так странно. Он никогда не видел его таким. Даже тогда на площади, глядя на Джерома, Брюс выглядел злым, раздражённым, но никак не испуганным. - Ты упомянул об этом по телефону. Ты сказал, что в поместье небезопасно. Небезопасно из-за чего? Брюс смеётся, но смех у него глухой, разбитый. - Не из-за чего. Нет. Люди просто приходят в мой дом, когда им вздумается. Правда, обычно, чтобы убить меня. Или, по крайней мере, похитить меня. Блять, мне нужна лучшая охрана. Наверное, ты был прав. Джеремайя никогда не слышал, чтобы Брюс матерился. Возможно, это ещё один признак того, что он не в себе. Валеска не станет переспрашивать, напоминать о многочисленных покушениях на жизнь Уэйна в его собственном доме. Это явно больное место для них обоих. Вместо этого, он ведёт Брюса в свой кабинет, там подталкивает к дивану и отворачивается, чтобы налить им по бокалу вина. Брюс некоторое время сидит неподвижно, потягивая спиртное из своего бокала. Но потом подрывается с места и начинает расхаживать по комнате. Через каждые десять шагов он замирает, оборачивается на Джеремайю, раскрывает рот, собираясь что-то сказать, но тут же передумывает и продолжает расхаживать по комнате. - Всё в порядке, Брюс, - изрекает Валеска примерно через пять минут, устав от этих нервозных шагов. - Ты не обязан рассказывать мне то, что случилось, что тебя так потрясло, если не хочешь. Тебе не нужно ничего говорить. Брюс останавливается и смотрит на Джеремайю, чуть не плача. - Но ты можешь доверять мне Брюс. Во всём, - произносит тихо Джеремайя, когда Брюс подходит ближе к нему. - Надеюсь, ты знаешь об этом. - Я знаю. Я знаю, Джеремайя, честно. И я хочу рассказать тебе больше всего на свете. Но я не могу... втягивать тебя в это. Я не могу позволить тебе страдать. - Очень мило с твоей стороны, Брюс. Но я уже достаточно взрослый и в состоянии сам о себе позаботиться. - Но это не значит, что ты не пострадаешь. Это не делает тебя бессмертным, - голос Брюса тихий, словно придушённый. Он наклоняется за бокалом, который оставил на столе, прежде чем начать мерить шагами комнату, и делает глоток, перед тем как продолжить. - Всё, что я знаю, это то, что произойдёт что-то ужасное. И я не уверен, что смогу это остановить. Грядёт что-то ужасное, но знаешь, что самое смешное? Из всех людей в моей жизни, оказывается, я могу доверять только тебе. Сердце Джеремайи пропускает удар. - И, видит Бог, я не могу доверять Селине. Собиравшийся было до этого что-то сказать, Джеремайя неловко прикрывает рот. Раньше, говоря о Селине Кайл, Брюс колебался между увлечённостью и разочарованностью, симпатией и обидой, но сейчас было другое. Сейчас Брюс злится. Сейчас он чувствует себя преданным. - Табита и Тео Галаван пытались убить меня, - говорит, наконец, Брюс с горечью в голосе. - Они подослали одну девушку соблазнить меня. Они пообещали раскрыть мне тайну смерти родителей, потому я чуть не продал им компанию. Табита снова угрожала мне, вчера вечером. Она использовала меня, заманила в ловушку, использовав кое-кого, кто был мне дорог, как приманку, поставила, бог знает, сколько жизней под угрозу. Она преступница. Они с Барбарой Кин убили так много людей, а Селина дружит с ними. Восхищается ими. Она отвергла Айви за убийство, но осталась с ними. Даже сегодня, после очередного предательства, она всё равно выбирает их, защищает их. Снова и снова. И всё это время она продолжает отдаляться от меня. Каждый раз, когда мы сближаемся, каждый раз, когда делаем шаг навстречу друг другу, она вдруг отмахивается от меня, желает "счастливой жизни". И я, я не понимаю. Не понимаю, как она может бросить Готэм на растерзание всем преступникам, что ежедневно терзают и истощают его? Я не понимаю, как она может говорить, что знает меня, заботиться обо мне. Как она может требовать того же от меня. Брюс замолкает, сокрушённо вздыхая. Джеремайя встаёт рядом с ним, но Брюс избегает смотреть на него, предпочитая уставиться в белый потолок. Валеска качает головой, мягко обхватывает его подбородок пальцами и наклоняет голову вниз. - То, что делает Селина, что хочет сделать и кем она хочет быть, не зависит от тебя, - твёрдо говорит он, не сводя глаз с напряжённого и печального лица Брюса. - Она не твоё отражение или не результат какой-либо неудачи с твоей стороны. Брюс выглядит опустошённым, измученным, обожжёным, и Джеремайя осознаёт, что за всю свою жизнь не ненавидел никого больше, чем Селину Кайл, в этот момент. Кто она такая, чтобы не хотеть этого блестящего, прекрасного парня? Кто она такая, чтобы взять это доверие, это непоколебимую уверенность и так просто отбросить их? Зачем растрачивать свою преданность и привязанность на ничтожных и недостойных, которые не способны принять твои искренние чувства? Именно гнев толкает Джеремайю пойти дальше, чем он, вероятно, должен был, совершить то, о чём он думал неделями. Что-то, что он хотел сделать с самой первой встречи с Брюсом. - Брюс, - говорит он, отпуская его подбородок, но хватаясь за тонкие запястья, отчаянно пытаясь удержать Уэйна на месте, отчаянно желая, чтобы его поняли. - Ты заслуживаешь того человека, который полюбит тебя безоговорочно. Кого-то, кто всегда выберет тебя. И это не Селина Кайл. Джеремайя настороженно наблюдает, как Брюс медленно отступает назад, допивает вино, перекатывает бокал в руках. Он смотрит вниз, думая о чём-то своём, и Джеремайя начинает беспокоиться, что переступил черту, что зашёл слишком далеко, слишком поторопился. Брюсу явно не по себе: его брови слегка нахмурены, челюсти сжаты. Уэйн всегда так выглядит, когда стоит на пороге принятия важного решения и после которого его уже не остановить. Валеска хорошо знаком с этим взглядом. Но это сознание не подготовило Джеремайю к тому, что Брюс, осторожно поставив свой бокал на письменный стол позади него, резко развернулся и поцеловал его. По общему признанию, у Валески нет огромного опыта в поцелуях. Да, было несколько мальчиков в школе и скомканный пробный чмок от Экко, которая однажды просто попробовала поднять ему настроение таким способом. И всё же он может с абсолютной уверенностью сказать, что это лучший поцелуй в его жизни. Уэйн прижимается к нему всем телом, цепляется за плечи, пытаясь подобраться поближе. Их головы немного наклонены, очки впиваются ему в лицо, но Джеремайя податливо открывает рот. Брюс спешит воспользоваться этим, его язык скользит внутрь, и он такой влажный, горячий и абсолютно идеальный. Юноша запускает руку в рыжие волосы, чуть дёргает их на себя, Джеремайя кладёт ладонь ему на щёку и проводит большим пальцем по скуле. Другой рукой он скользит по спине Брюса. Спустившись ниже, хватает его за задницу, тянет его на себя, заставляя двигаться так, что Брюс протяжно стонет. Но поцелуй необходимо прекратить. Брюс делает попытку снова затянуть его в поцелуй. Отчаянные, умоляющие звуки срываются с языка, и Джеремайя никогда не видел и не слышал ничего более соблазнительного. Он берёт лицо Брюса в свои руки, клюёт в губы и всё же отступает. Как бы это не было больно, как бы он не хотел снова прижаться к своему другу, отдать ему всё, забраться в саму его суть и никогда не покидать, это было необходимо. Брюс нервничает, дрожит, он на грани срыва, именно это и движет им сейчас. Если он будет слишком сильно давить, это может отпугнуть Брюса. Он и так запутался в чувствах вины и смятения из-за мыслей о Селине Кайл, им обоим лучше подождать. Джеремайя может подождать. Джеремайя умеет быть терпеливым.