Он монстр

      С самого детства меня учили, что искусство отречения — это не только способность забывать о себе, собственных нуждах и проблемах. Помощь окружающим была главной целью жизни нашей фракции, но сложность заключалась в том, чтобы отдавать себя незаметно, с уважением к чужому личному пространству, не переступать ту черту, за которой человеку становилось бы некомфортно. Сделай всё, что можешь, чтобы облегчить жизнь другому, но будь готов исчезнуть, если и когда твое присутствие станет излишним.       Пытаться докопаться до чужих мыслей и чувств, мотивов и ожиданий — эгоизм. Помогай, потому что можешь помочь. Но не лезь. Не растравливай чужие раны, не вынуждай ощущать себя должным объясниться. Не требуй ответов и благодарности, когда делаешь что-то для кого-то.       Даже в кругу семьи мы могли спросить друг у друга лишь раз, если что-то беспокоит. И в том случае, когда человек не хотел делиться, мы должны были отступить, несмотря на интерес или беспокойство. Мы должны были поддерживать, но не давить.       И хотя я сменила фракцию, истины Отречения всё ещё жили во мне, впитанные с молоком матери. Иногда мне казалось, я так никогда и не избавлюсь от излишней в Бесстрашии скромности, желания быть незаметной и страха в заботе о ком-то зайти слишком далеко. Я работала над собой каждый день, постепенно сдвигая рамки понимания «нормальное поведение», но это было сложно, практически больно. Чем больше я становилась бесстрашной, тем навязчивее меня преследовала мысль, что я предаю идеалы своей семьи.       Я не жаловалась, стискивала зубы и лишь изредка беззвучно ревела в душе, когда шум воды и её бег скрадывали мои всхлипы и мгновенно смывали слёзы. Когда же было плохо моим друзьям, я чувствовала их боль как свою собственную, но не смела лезть в душу. Лишь наблюдала со стороны, как в общении между собой они не боятся нечаянно или даже специально сковырнуть острым ногтем корочку на заживающей ранке, оголить суть страданий, чтобы затем справиться со всем вместе. Я училась. Я правда заново училась быть другом, но уже по законам Бесстрашия.       Не всегда получалось.       Может, это и стало одной из причин, почему мы сошлись с Кристиной. Она была уроженкой Искренности и всегда прямо говорила, что думала. А мне не приходилось переспрашивать и давить на нас обеих. Я привыкла, что с Крис мне легко и не надо излишне часто ломать себя.       Потому, когда я заметила, что с ней что-то не так, а она отказалась говорить, я растерялась. Экс-Отречение во мне сцепилось со всё-ещё-не-Бесстрашием, и пока внутри меня рушились города и выжигались деревья, мне оставалось лишь наблюдать за моей подругой.       Это не были срывы на крики или слёзы, подчеркнутая замкнутость или ещё что. Крис всё так же болтала с другими неофитами, спускала с себя семь потов в Яме и читала учебники по тактике и стратегии. Но я замечала, что по ночам она часто не могла подолгу уснуть, а если и удавалось провалиться в забытье, то сильно крутилась и временами даже всхлипывала. У неё пропал аппетит, и нередко даже после тренировки, когда все мы были голодны как волки, она флегматично ковырялась в тарелке, но к еде практически не прикасалась. А еще Крис то и дело улетала мыслями куда-то так далеко, что достучаться до неё становилось почти невозможным.       Единственный раз, когда я пересилила себя и спросила прямо, что с ней происходит, она отмахнулась и сказала, что всё хорошо. Это я себя накручиваю.       Уилли тоже замечал изменения в поведении нашей общей подруги, но списывал всё на банальную усталость и, возможно, тоску по родным. Все мы устали. Ежедневные тренировки, редкие выходные, когда единственным желанием было остаться в постели, чтобы тело в синяках хоть немного отдохнуло даже от минимальных физических нагрузок вроде ходьбы. И все мы скучали по семьям. Об этом было как-то не принято говорить (Фракция выше крови!), но всего несколько недель назад мы, перешедшие, просыпались в своих комнатах в удобных постелях, а не в холодной казарме на тридцать человек, завтракали и общались с близкими, а не едва знакомыми людьми, чувствовали себя в безопасности и не думали о том, что вскоре можем вообще стать изгоями.       Я трусливо убеждала себя, что Уилли прав. И это, к слову, тоже было эгоизмом, потому что я могла не бороться с собой, а смириться с ситуацией и пустить её на самотек.       Днем удавалось отводить взгляд от вдруг задумавшейся и помрачневшей Кристины, но по ночам, особенно когда она начинала тихонько стонать на своей кровати, совесть вновь начинала нашептывать мне, что мама была бы разочарована моим поведением. Тогда я вставала, подсаживалась на постель подруги, гладила её по волосам и плечам и тихонько убаюкивала, словно маленького ребенка, пока она не успокаивалась.       Я убеждала себя, что со временем всё вновь станет нормально.       Но это была ложь. Я видела, как Крис выдавливает из себя страдальческие улыбки, чтобы обмануть окружающих, и вздрагивает от резких звуков или движений.       И я ничего не делала, чтобы помочь ей.       Со временем её ложь начали замечать и другие. Бывшая искренняя не умела врать и, подобно тому, как я училась быть наглее и прямолинейнее, она только начинала постигать искусство лжи. Несколько раз Уилли и Ал старались вывести её на чистую воду, но все их попытки оборачивались крахом. Крис теперь уже не говорила, что всё хорошо, но упрямо твердила, что это не их дело.       Странности в её поведении заметил и Фор. Однажды во время тренировки я заметила, как он внимательно наблюдал за моей подругой. Та с такой ненавистью избивала боксёрскую грушу, словно перед ней висел не кожаный мешок, забитый песком, а стоял самый злейший враг. Волосы её, как, впрочем, и вся одежда на ней, уже были абсолютно мокрыми, а по лицу ручьями тек пот, заливая глаза и мешая видеть. Она словно этого и не замечала. Фор остановился в паре метров от неё, и я тоже села и прекратила качать пресс.       — Эмоции — твой враг во время боя, — Фор положил руку ей на плечо, останавливая серию яростных ударов. Крис замерла, но не обернулась, тяжело дыша и буравя взглядом грушу. — Злость только отвлекает. Если хочешь побить противника, ты должна оставаться хладнокровной. Только тогда ты сможешь не просто размахивать руками-ногами, но и просчитывать каждый ход своего соперника.       Кристина упрямо смотрела перед собой еще несколько секунд, а затем глянула на нашего инструктора и, всё еще задыхаясь, скривилась:       — Что, если я не хочу просто побить? Что, если я хочу убить?       Фор с минуту вглядывался в её глаза, а я задыхалась от ужаса. Даже с моего места было видно, сколько ненависти в её взгляде. Ненависти концентрированной, разрушающей. Ни за что в жизни я не хотела бы почувствовать что-то подобное, направленное на меня.       Но это чувство было предназначено не Фору. И он прекрасно понимал это. Мужчина сжал свою переносицу пальцами, словно очень устал или у него раскалывалась голова, а затем негромко заговорил. Мне пришлось прислушиваться, потому что в Яме было очень шумно.       — Желание убить появляется только тогда, когда ты уже не видишь других способов исправить ситуацию. И оно продиктовано не необходимостью в большинстве случаев, а собственным неведением выхода из положения. Ищи пути. Может, тебе и сложно поверить, но зачастую выход куда ближе, чем кажется. И при этом нет нужды идти на крайние меры.       Крис хмыкнула в ответ на такое расплывчатое наставление и, начиная злиться уже не на врага в голове, а на Фора, процедила:       — А тебе приходилось убивать?       Лицо мужчины окаменело. С него стерлись все краски, отражающие сочувствие и терпение. Скулы сжались, а в глазах сверкнула сталь. Даже со своего места я увидела, что Кристина напугана собственными неудачными словами и возможной реакции на них. Пусть Фор и был добрее к нам, чем многие другие инструкторы, но и он считался одним из лучших не просто так.       Но от его слов холодный пот прошиб и меня.       — Мы, бесстрашные, недаром учимся драться и владеть оружием. И то, что другие фракции не знают или не замечают, как в этом городе бывает неспокойно, доказывает лишь то, что мы свою работу делаем хорошо. Но, поверь мне, здесь очень мало тех, кому ни разу не приходилось смывать кровь с рук, — Фор чеканил каждое слово, а мое сердце билось, кажется, в ритме с ним. Не представляю, что чувствовала Крис, стоя с ним рядом. Наверное, она уже пожалела о своем выпаде. Я, по крайней мере, уже успела пожалеть за нас обеих. Но, словно всего сказанного было недостаточно, мужчина продолжил, всё так же раздраженно хмурясь: — Вы, неофиты, пока еще не поняли, что значит на самом деле быть одним из нас. Для вас пока Бесстрашие — это тренировки и игра в новую жизнь. Но если ты справишься, пройдешь все испытания и проживешь среди нас как равная хотя бы год, тогда и поговорим о том, какие вопросы лучше не задавать, если не хочешь нажить проблем.       — Прости, — пискнула Кристина, а я тяжело сглотнула. Что ж, по крайней мере ярость подруги уступила место смущению. Лучше так.       Взгляд Фора неожиданно смягчился, а губы его чуть тронула улыбка.       — И не извиняйся. Чтобы задавать неприятные вопросы тоже нужна смелость. Тебе, конечно, это сложно понять, но многие боятся спрашивать прямо.       Да, во мне этой смелости точно нет.       — Просто думай, кого и о чем спрашиваешь, — добавил Фор, прежде чем развернуться и отойти к группке, подтягивающейся на брусьях.       Впервые за последние дни Кристина выглядела спокойной. Она обернулась ко мне и слабо улыбнулась, словно прекрасно знала и до этого, что я всё видела и слышала. А затем её лицо перекосилось от какого-то животного ужаса.       — Уже всё умеешь, раз позволяешь себе бездельничать во время тренировки?       Я резко обернулась, чтобы встретиться глазами с Эриком. Он стоял прямо за моей спиной, и я невольно сглотнула, сообразив, что, кажется, влипла. Я метнула взгляд на подругу, чья смуглая кожа заметно побледнела, и вскочила на ноги.       Не бойся, Трис. Эрик как собака чувствует страх. Не дай ему себя запугать.       — Я только сделала паузу между подходами…       — Лжешь, — как будто ударил наотмашь. Мне даже почудилось, что моя голова дернулась в сторону, но руки мужчины были в карманах куртки. — У тебя, Сухарь, что, лишние очки завелись, если ты ими так не дорожишь, чтобы врать мне?       Я опустила голову и искоса глянула на подругу в надежде на моральную поддержку. Крис практически не дышала. Мне почудилось, что я практически увидела в её глазах борьбу между желанием бросить меня с Эриком и сбежать от него подальше и страхом даже двинуться, иначе он заметит.       — Быстро на пол и качать пресс. Ещё пятьдесят раз, — процедил бесстрашный. Я мысленно простонала, но подчинилась. Мышцы живота уже нещадно болели, но у меня и правда не было лишних очков, чтобы рисковать и спорить. Спорить с ним было в принципе глупо. — И не отрывай ноги от пола.       Чтобы я и правда выполняла упражнение добросовестно, Его Величество Заместитель Лидера присел и вцепился в мои лодыжки, удерживая их на месте, с такой силой, будто хотел переломать мне все кости. Я сцепила зубы, но больше ничем не выдала, что мне больно.       Руки Эрика на моей голой коже отвлекали, но еще меньше мне нравилось на каждый второй счет приближаться к его лицу и почти сталкиваться с ним лбами. Дыхание быстро сбилось, а мышцы уже вопили о том, что завтра я сдохну, но не встану с кровати. Мужчину, кажется, мои страдания только забавляли.       Я зажмурилась, чтобы не видеть его, и сосредоточилась на счете.       — Такие как ты, Сухарь, не достойны стать бесстрашными, — я невольно вынырнула из темноты и уставилась в серые глаза, в которых презрение уже привычно смешалось с насмешкой. Так было всегда, когда Эрик смотрел на меня. — Вы не хотите ломать себя ради результата, не умеете бороться и побеждать, не стремитесь даже сделать над собой усилие. — Я истекала потом, тяжело дышала, но молчала. — Вы считаете, что раз вы здесь новенькие и не проходили должную подготовку, то вас все должны жалеть и понимать. Только знаешь в чем проблема, Сухарь? — Я больше не могла смотреть на злость в его глазах, которая, кажется, становилась все сильнее с каждым разом, как сближались наши лица. Вместо этого я уставилась на сережку в его губе и сосредоточила на ней всё внимание. Вот только невольно продолжала слушать. — В реальной жизни врагу будет плевать, урожденная ты бесстрашная или нет, он просто убьёт тебя. Вы должны научиться умирать друг за друга, только тогда, может быть, кто-то из вас и выживет. Нам в Бесстрашии не нужны трусливые перебежчики, нам нужны солдаты, которые действуют как единый организм. И его частью станут только лучшие, так что, на самом деле, Сухарь, можешь не истязать себя и отдохнуть, тебе всё равно не светит, — он мерзко усмехнулся, а во мне появилось почти животное желание вцепиться зубами в блестящий шарик и выдрать его с корнем, чтобы Эрик, наконец, заткнулся.       — Пятьдесят, — прохрипела я вместо этого.       Эрик вскинул брови и фыркнул. Я уже не чувствовала ноги в тех местах, где он всё еще сжимал их своими руками. Меня тошнило, и сердце пыталось выйти наружу через рот.       — Да неужели? — ехидно поинтересовались у меня, наклонившись еще ближе.       Я едва сдержала порыв скривиться от отвращения. Мне категорически не нравилось, когда Эрик был так близко ко мне, но я не шелохнулась. Вместо этого я прямо уставилась ему в глаза и без доли иронии в голосе ответила:       — У меня нет лишних очков, чтобы лгать тебе, — яд всё же прыснул, но я ничего не могла с собой поделать. Ненавидеть Эрика почему-то удавалось лучше, чем быть хорошей подругой Кристине. В обществе этого ублюдка я напрочь забывала все правила Отречения.       Он недобро сверкнул глазами и склонился еще сильнее, отчего мы столкнулись лбами. Я даже дышать перестала, чтобы даже случайно не уловить его запах. Иначе меня точно стошнило бы и можно было бы смело топать к бесфракционникам. Если бы осталась после этого жива.       — Еще не доросла, чтобы зубы скалить, — рыкнул Эрик и, наконец, освободив мои ноги от захвата, резко встал, чтобы переместиться к другой группе тренирующихся.       

***

             Я уже закончила ужинать и просто болтала с Уиллом, когда Крис появилась в дверях столовой. Она затравленно огляделась вокруг и, опустив голову и тряхнув волосами, чтобы скрыть лицо, двинулась в нашу сторону. Но дойти она не успела. На полпути её перехватил Эрик. Перехватил в буквальном смысле. Даже не вставая, он протянул руку и, когда подруга проходила мимо, схватил её чуть выше локтя. Кристине пришлось подчиниться и нагнуться, чтобы услышать несколько слов — я не смогла разобрать по губам, каких именно. Но она сжала губы, коротко кивнула и пошла дальше. Мне показалось, что она побледнела еще сильнее, хотя в последнее время её смуглая кожа и так постоянно была какого-то серого оттенка.       — Чего он хотел? — без предисловий прямо спросила я, когда Крис опустилась рядом.       — Ничего такого. Как всегда, просто сказал гадость.       Девушка уткнулась глазами в тарелку с пюре и явно не собиралась продолжать этот разговор.       — Пора бы уже и привыкнуть, это же Эрик. Он всегда мудак, хотя сегодня на тренировке совсем как с цепи сорвался. Никто не знает почему? — Ал легкомысленно пожал плечами и с хрустом вонзил зубы в крупное зеленое яблоко.       — Может, у него того, с сексом проблемы? Не дает никто? — хмыкнул Уилли, а его друг поспешил развить тему.       — Да уж, с такой-то рожей! Будь я девушкой, я бы скорее с обрыва бросился, чем спал бы с ним!       Парни дружно заржали, а я невольно залилась краской. Такие разговоры я всё еще не могла слушать без смущения. По крайней мере, в последнее время в такие моменты я уже не порываюсь сбежать. Я не была уверена, что хочу, чтобы однажды настали те времена, когда и я смогла бы хохотать над такими шуточками.       Крис неожиданно взорвалась:       — Да заткнитесь вы! Достали уже про своего Эрика! — добавила она уже тише и испуганно обернулась через плечо. Объект обсуждения, к счастью, находился достаточно далеко и нас не слышал.       Мы все в удивлении уставились на нашу подругу, и я осторожно прикоснулась к её плечу:       — Крис, в чем дело?       — Ни в чем! — вновь рявкнула она. В отличие от Отречения, в Искренности приветствовали проявление своих эмоций. Даже негативных. Эмоции редко врут. Кристина и прежде могла повысить голос, однако вот так злилась на нас впервые. — Просто хватит! Хватит говорить про него! И хватит его бесить! — это было уже только мне. Девушка развернулась всем телом в мою сторону и яростно сжимала зубы.       — Я не бесила, — всё еще не понимая, что происходит, попыталась ответить я, но Крис раздраженно перебила.       — Бесила! Ты сегодня начала спорить с ним, а он всегда слетает с катушек, если кто-то из неофитов перечит ему. И потом страдают все!       Я только разинула рот в ответ на такое обвинение. С минуту я просто не могла подобрать слова. Ребята рядом с нами замерли, как и вообще часть сидевших вокруг нас.       — Отлично! — наконец, хмыкнула я. Глаза пощипывало, но я упорно концентрировалась на своей злости, чтобы не разреветься от такой грубости. — Видимо, только искренние имеют право говорить то, что считают нужным! Ты можешь практически хамить Фору, а я должна заткнуться, даже если хочу сказать правду. Кажется, я теперь понимаю, почему ты не прижилась в своей фракции.       Вокруг нас царила звенящая тишина. Кажется, нашу перепалку слышала уже вся столовая. Мы с Кристиной несколько секунд сверлили друг друга взглядами, прежде чем она не вскочила на ноги и не оттолкнула тарелку с нетронутым ужином.       — Браво, Трис! Зато ты, кажется, здесь приживешься!       И девушка практически вылетела из помещения. Я смотрела ей вслед, до боли сжав руки в кулаки под столом, а затем, когда худенькая низенькая фигурка скрылась за дверью, невольно бросила взгляд на Фора.       На его лице не было ни единой эмоции, но, готова поспорить, внутри бушевала ярость.       Сидевший недалеко от него Эрик весело ухмылялся.       

***

             Мы не разговаривали с Крис двое суток. Прежде мы ни разу не ссорились, и я была в замешательстве. Часть меня готова была плюнуть на обиду и пойти мириться первой, чтобы наконец залатать дыру в груди, которая нещадно болела, словно в меня выстрелили в упор. И Беатрис из Отречения, несомненно, так и поступила бы. Мне не хватало моей подруги, разговоров с ней и нашей безмолвной поддержки друг друга. Моё сердце разрывалось на части, и я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме этой ужасной пустоты внутри. В эти дни Эрик отпускал в мой адрес еще более гадкие комментарии, и даже Фор недовольно хмурился и просил меня собраться с мыслями. И впервые за всё время, что я находилась в Бесстрашии, я была согласна с ними обоими — даже с Эриком. Я и правда тренировалась из рук вон плохо, хотя и пыталась физическими упражнениями очистить голову.       Но была и другая часть меня, которая впервые показалась наружу совсем недавно, когда я капнула своей кровью на угли, символизирующие мою новую фракцию, а затем прыгнула в дыру навстречу неизвестности. И эта часть твердила о гордости и о том, что меня обидели незаслуженно. Что мне пора прекращать пытаться быть хорошей для всех и надо начинать думать о себе. Все мы, неофиты из перешедших, временами всё еще называли друг друга по фракциям, в которых выросли, но правда заключалась в том, что мы с ними попрощались. Мы теперь либо станем бесстрашными, либо изгоями. Никто из нас уже никогда не наденет ни серые одежды Отречения, ни белые — Искренности, никакие иные, кроме чёрных. Мы теперь равны, так что я имею точно такое же право злиться и обижаться.       Первая часть всё же перевешивала. Голосок на краю сознания упорно нашептывал, что гордость не настолько важна, если есть возможность потерять единственную подругу.       Проблема была в том, что прежде в Отречении я никогда и ни с кем не ссорились. Наша жизнь и наши идеалы были таковы, что подобные выяснения отношений просто не существовали. И теперь я просто не знала, как люди вообще мирятся.       Моё сердце не выдержало на третью ночь. Предыдущие две, когда Кристина явно страдала кошмарами, я отворачивалась, зажимала зубами подушку и бесшумно плакала от собственной низости. Наутро мы обе выглядели плохо, а моя голова, забитая мыслями, еще и была ватной из-за недосыпа. Но в ту ночь я проснулась от крика девушки. Я не успела даже подумать, прежде чем оказалась рядом с ней. Она металась по кровати, а лицо её было абсолютно мокрое от слёз. Прежде чем не проснулись наши соседи, я схватила её за плечи и хорошенько встряхнула, а когда Крис открыла глаза, прижала к себе.       — Я больше так не могу, Трис, — простонала она мне на ухо.       Я устала смотреть на то, как страдает подруга. Наступив себе на горло, я готова была плюнуть на все свои моральные принципы и выпытать у неё правду.       — Расскажи мне, — прошептала я в ответ.       И Кристина, содрогаясь в рыданиях, сдалась.       Затем мы ещё долго лежали рядом на узкой кровати. Только когда дыхание подруги выровнялось, и она уснула, я осторожно встала, боясь разбудить её, и перебралась к себе в постель.       Эрик делал с ней это. Много раз.       У меня в голове не укладывалось, но слова Кристины я слышала чётко, каждое, до последнего звука.       Она сама пришла к Эрику. Кто-то из старших девушек-бесстрашных сказал, что он может помочь не вылететь в красную зону в обмен на кое-что другое. У Крис в тот момент еще плохо получалось — она была низенькая, хрупкая, без мышц, абсолютно не привыкшая к физическим нагрузкам. И она панически боялась стать изгоем.       Эрик не был нежным любовником. Его понятие удовольствия граничило с садизмом, и Крис устала скрывать синяки и засосы в тех местах, где они не могли бы обнаружиться после тренировки. Но хуже всего бывало тогда, когда мужчина был зол. Учитывая его характер, это не было редкостью, но в такие дни моя подруга была готова броситься с обрыва, чтобы не идти. И ему всегда было мало. Она ненавидела саму себя за то, что подчиняется каждый раз, по первому приказу. И ненавидела то, какой стала.       Кристина хотела бы отступить, отказаться от его «протекции», но уже не могла. Иначе все узнают, как маленькая шлюшка-искренняя легла под него ради места в фракции. И, словно этого мало, он обещал сделать всё, чтобы до финальных испытаний она сама сбежала к изгоям.       Я даже не плакала — не получалось. Я была настолько в шоке, что до самого утра пялилась в потолок и молилась, чтобы это оказалось кошмарным сном, пыталась представить себя на месте Крис и не могла. Мысль о том, чтобы стать бесфракционником, пугала всех неофитов без исключения до дрожи. Мы готовы были драться, бороться за каждое очко, не спать сутками ради того, чтобы подняться еще на одну позицию вверх, изводить тела тренировками до того состояния, когда уже и дышать нет сил. Но я не могла представить, чтобы пойти на такой же шаг как подруга ради сохранения места. Лучше стать никем и ничем, чем спать с Эриком, стать его личной подстилкой.       К тому моменту, когда в казарме зазвенел сигнал к пробуждению, я уже больше часа избивала грушу в Яме с такой же яростью, как несколько дней назад это делала Кристина.       

***

             Я потеряла сон и спокойствие в последние дни, но всё же кое-что изменилось в лучшую сторону — Крис начала понемногу улыбаться. Я старалась держаться рядом, не подбадривать, но быть всегда крепким плечом и жилеткой, хотя подруга больше и не плакала. Кажется, ей полегчало после того, как она раскрыла свою тайну мне. Мы были вместе по утрам, в душе, в столовой и на тренировках. Я не отходила от неё ни на шаг и делала всё, чтобы не дать Эрику возможности приблизиться к Кристине и назначить следующее «свидание».       Мне было не с кем посоветоваться в Бесстрашии. Потому пятничным вечером я оставила Крис на Уилла (и практически приказала парню не отпускать её одну даже в туалет) и пошла к единственной знакомой во фракции, с кем могла бы поделиться секретом. Уже не первым.       Тори, конечно же, работала в своем тату-салоне — вечер только начинался, бесстрашные постепенно напивались и приходили к мысли, что пора бы в своем внешнем виде что-то обновить.       Она вскинула брови, когда я появилась в зале — видимо, не ожидала, что дивергент из Отречения так скоро захочет вновь заклеймить свою кожу. Для моей прежней фракции это было… Этого просто не было. У нас достаточно забот, чтобы времени на такие глупости не оставалось. И украшать собственное тело считается самолюбованием.       Я опустилась на низкий кожаный диванчик неподалеку и ждала, пока женщина закончит работать с очередным клиентом. Когда Тори освободилась и подошла ко мне, я едва ли не дремала — сказывались бессонные ночи в последнее время. Она присела рядом и внимательно уставилась на меня своими раскосыми глазами — я редко такие видела. Без жалости и сожалений, но с пониманием.       — Что-то случилось?       Я нахмурилась и взлохматила свои волосы. Просто не знала, с чего начать.       — Скажи, в Бесстрашии это нормально — спать с кем-то, кого не любишь, ради выгоды? — я подбирала слова, хотя и они не передали тысячной доли той гаммы эмоций внутри меня.       Она не нахмурилась, нет. Лицо её практически никак не отреагировало, только губы дрогнули.       — Кто-то предлагал тебе секс в обмен на что-то?       Я мотнула головой.       — Не мне. Подруге. Я пытаюсь понять, как к этому относиться и что с этим делать.       — То есть, — уточнила женщина, — подруга не слишком рада подобным… — она задумалась, но в итоге, кажется, не нашла иного термина, — «отношениям»?       Ответа не потребовалось. Я тяжело вздохнула и сжала челюсть, а Тори этого хватило.       — Понимаешь, Отречение сильно отличается от прочих фракций. И сильнее всего — от Бесстрашия. То, что для вас — табу, для нас — призыв. Мы не боимся бросаться в омут с головой, даже если это омут чувств. Страсть и адреналин для нас — синонимы, неразлучные понятия. Мы не привыкли беречь свои тела на тренировках или во время работы — так зачем беречь их во время отдыха? Но мы умеем говорить «нет». И раз твоя подруга не может или не хочет ничего менять, догадываюсь, она тоже из перешедших? — это был вопрос.       Я кивнула. Слова Тори сильно задели меня. Иногда мне начинало казаться, что я по чуть-чуть приближаюсь к бесстрашным, капля за каплей становлюсь одной из них. Но теперь я понимала, что между нами всё еще огромная пропасть, а мост еще даже проектировать не начинали.       — Да. Ей показалось это хорошей идеей, но затем всё вышло не совсем так. Он слишком грубый. А она не может отказать.       Тори чуть отклонилась и откуда-то сбоку достала бутылку с чем-то янтарным. Она вопросительно кивнула, явно предлагая присоединиться, но я лишь скривилась — мне требовался трезвый рассудок, чтобы хотя бы сохранять видимость контроля ситуации. К тому же, мне не сильно нравился алкоголь — помимо вкуса и чисто физических последствий я каждый раз испытывала вину перед родителями. Женщина лишь пожала плечами и сделала глоток прямо из горла. Видимо, это было крепко даже для неё, потому что она скривилась и задержала дыхание на несколько секунд, прежде чем продолжить.       — И, я так понимаю, этот таинственный он — это кто-то из руководства, раз прямой отказ не вариант?       — Это Эрик, — выдохнула я. Может, если я начну изъясняться чуть менее расплывчато, то и получу более конкретные советы.       Тори, кажется, личность «героя» не удивила.       — Ничего нового. Эрик каждый год выбирает себе одну-двух новеньких, как правило из перешедших. Они боятся отказать — тут ты права. Эрик славен своим… — она чуть закашлялась, словно поперхнулась. Догадываюсь, что она так просто прервала свои последующие слова, чтобы заменить их на более мягкие — видимо, ради меня. -…мудачеством. С урожденными бесстрашными или просто девушками постарше, тем более уже без рычага давления в виде запугивания, такой номер с шантажом не пройдет.       — Значит, — я уставилась на свои руки и только теперь обратила внимание на то, как крепко вцепилась ладонями в собственные колени, — вариантов нет? Остается только смириться, терпеть и ждать, пока станешь полноправной бесстрашной? — я почувствовала, как на глаза навернулись слёзы. Обещала себе не плакать, но поняла, что просто не смогу просто прийти и сказать Кристине: «Терпи!»       Но татуировщица раздраженно хмыкнула и откинулась в кресле.       — Я разве говорила, что вариантов нет? — Видя мой непонимающий взгляд, Тори закатила глаза и нагнулась ко мне, упершись локтями в низкий стол. Теперь она была ниже меня, учитывая, что я сидела ровно, словно палку проглотила. Но всё равно она смотрела на меня, как на ребенка. — Выбор есть всегда. Эрику можно противостоять. Но он должен понять, что твоя подруга не шутит и это «нет» — не испуганный всхлип маленькой девочки, а твердое «нет» взрослой, уверенной в себе женщины, — Тори говорила очень быстро и тихо, словно мы заговорщики. Мне приходилось прислушиваться. — А для этого надо говорить с Эриком на одном языке. Так уж вышло, что понимает он только один язык — язык силы. Это должно быть твердо, жестко, но не агрессивно — как с злой собакой.       — Он говорит, что сделает всё, чтобы она не стала бесстрашной, если откажет.       Женщина рассмеялась, откидывая часть волос за спину.       — Эрик, конечно, самый отмороженный из всех, кого я знаю, но он не идиот и ценит своё место. Поверь мне, все всё знают, но пока всё тихо и очередные его «пассии» молчат, остальные закрывают глаза. Но если вдруг кому-то хватит смелости начать кричать о его любви к молоденьким неофиткам, то у него будут проблемы. Эрик не станет рисковать своей должностью и репутацией ради мести какой-то девчонке.       Я молчала и нервно дергала рукав кофты. В словах Тори была определенная истина. Но одно дело — говорить с ней и обсуждать сопротивление самому страшному человеку из всех, кого когда-либо знала она сама, а совсем другое — сделать решительный шаг, выступить против него открыто.       — Я не уверена, что Крис сможет… — я захлопнула рот рукой. Я не хотела говорить её имя, не хотела, чтобы кто-либо знал об её участии, даже если и эта кто-то помогала распутать клубок лжи и насилия.       Тори только хмыкнула.       — В такое случае, твоя подруга, — она намеренно выделила голосом эти слова, — уверена, что её место в Бесстрашии?       Разговор был окончен. Я буравила взглядом пол, пока вставала, неловко прощалась и двигалась к выходу. Смотреть в глаза Тори не хотелось — как минимум немного потому, что часть меня была с ней согласна.       Она нагнала меня уже в дверях. Вцепилась в плечо и достаточно резко развернула. Я не испугалась, нет, скорее была удивлена.       — Обещай мне кое-что, — она схватила меня и за второе плечо и даже нагнулась, вглядываясь в мои глаза. — Не лезь в это. Передай Крис мой совет, но не лезь. У тебя и так хватает проблем, — она осеклась, но я уже схватилась за ниточку.       — Ты о том, что я…       Тори не дала мне договорить — просто закрыла рот ладонью и кивнула. «Дивергент» — вот то слово, которое в нашем обществе нельзя говорить и шёпотом.       — Я нормально справляюсь, — всё же пробубнила я. Получилось невнятно.       — Поверь мне, это только начало. Дальше будет сложнее скрывать это, — видя, что я хочу завалить её новым потоком вопросов, татуировщица тряхнула меня за плечи: — Приди в себя. Сейчас не место и не время. Закончи первый этап — тогда приходи, поговорим. А на счет Эрика я не шучу. В твоем положении лучше не делать его своим личным врагом. Я серьезно. Не заставляй меня вмешиваться и докладывать о вашей ситуации — иначе такое начнется, что даже мне страшно представить. Обещай.       Я медленно кивнула, потому что ладонь Тори всё еще зажимала мой рот.       

***

             Когда я вернулась, Крис обнаружилась в нашей общей спальне. Она сидела на своей кровати и, притянув ноги к груди, чуть покачивалась. Мне сразу стало ясно, что Уилли не справился, а я опоздала.       Объяснения были не нужны. Я присела рядом на тонкое покрывало и погладила подругу по плечу. Я не знала, что сказать. Не знала, как передать ей совет Тори, который был хорош во всём, кроме одного — Кристина не просто боялась Эрика. Он вызывал у неё самый настоящий ужас.       — Он нашел меня в баре, — вдруг заговорила девушка, и я прислушалась к её тихому голосу. Словно сообразив, что я ничего не слышу, она прокашлялась и заговорила чуть громче — благо, в казарме в выходной в такое время было пусто: — Просто сказал Уиллу отойти. И сказал через полчаса прийти в его комнату. Я… — она задохнулась и вдруг разрыдалась, утыкаясь лом в колени, чтобы не были видны слезы, — я так больше не могу! Черт, я лучше и правда в изгои пойду, но больше не буду терпеть всё это, не буду видеть его! — слова лились из неё бурным потоком, а я не перебивала — ей надо было выговориться. Происходящее в её жизни разрывало её изнутри. И я просто боялась, что в один день она не выдержит — и если не уйдет из Бесстрашия, то броситься в реку. Я слышала, такое иногда случается. Особенно часто среди перешедших неофитов, которые просто не справляются с напряжением.       Кристина еще что-то говорила, но её слова было сложно разобрать среди всхлипов и шмыганий носом. Я уже и не пыталась. Лишь прижала к себе и гладила по волосам, пока понимание окончательно формировалось в моей голове: подруга не сможет сказать «нет». И она не справиться, если всё ничего не изменится.       Наверное, мы всё еще недостаточно бесстрашные, потому что нам обеим ужасно страшно.       

***

             Кристина вскоре уснула, сморенная выплеском эмоций и прежде выпитым алкоголем. А я вновь прокрутилась пол ночи, мучимая сомнениями и головной болью.       К рассвету у меня в голове остались только две мысли, но они были определяющие. Первая: Крис не хватит смелости, чтобы сказать «нет» Эрику. Вторая: мне хватит, чтобы сделать это за неё.       Тори сказала мне не вмешиваться, но голос внутри твердил: «Призвание бесстрашных — защищать более слабых». Пусть в данном случае пришлось бы защищать подругу от нашего начальника.       С самого утра Крис никак не демонстрировала, что с ней что-то не так. Её вечерний срыв выдавали только чуть припухшие глаза да бледное лицо, но она старательно растягивала губы и делала вид, что всё хорошо. Моё сердце почти разорвалось на части, когда я подумала о том, что уже и не помню, когда в последний раз подруга на самом деле улыбалась искренне и счастливо.       Мои руки и ноги тряслись от нервов и недосыпа, но в голове, на удивление, было поразительно пусто и спокойно. Эмоции отхлынули в тот момент, когда я смирилась с собственным решением. И теперь мне оставалось лишь ждать, пока подвернется возможность выловить Эрика и донести до него, что с этого дня лавочка закрывается.       Проще было сказать, чем сделать. Вокруг всё время были люди, а мужчина не оставался в одиночестве, кажется, ни на секунду. Во время тренировки он ходил по залу, отпуская едкие саркастические замечания, а у меня руки чесались схватить его за шкирку и выволочить из Ямы, чтобы, наконец, поставить точку в этом деле.       Крис заметно бледнела каждый раз, как Эрик оказывался в радиусе десяти метров от неё, и старательно отводила взгляд. Я не отходила от неё ни на шаг, намеренно выбирая те упражнения, которые требовали участия двоих.       Подруга как раз качала пресс, а я держала ей ноги, когда, судя по расширившимся зрачкам девушки, тот мудак оказался за спиной.       — Кажется, Сухарь, ты решила прислушаться к моему совету и не особо напрягаться?       Я намеренно не поворачивалась. Провоцировала таким неповиновением, отвлекала внимание от Кристины на себя.       — Ты еще и оглохла?       Раз. Два. Три. Я глубоко дышала, успокаивая пустившееся в галоп сердце, и продолжала игнорировать.       — Ты, — Крис вздрогнула всем телом и подняла испуганный взгляд, — двадцать кругов. Ты, — меня грубо схватили под локоть и заставили встать, — на болевые.       

***

             Я раз за разом сдерживала стоны боли и держалась до черных мушек перед глазами, пока Эрик вновь и вновь кидал меня на маты, а затем очередным захватом сдавливал мне ногу или выворачивал руку. Я ненавидела его, но не могла не признать, что менторский голос и четкие команды, как выйти из той или иной ситуации, действовали на меня отрезвляюще. Он был тварью по жизни, но опытным, пусть и нетерпеливым инструктором.       — Извернись так, чтобы высвободить из-под туловища правую руку — и уже из этой положения ты можешь, если включишь голову, оказаться сверху. С твоим весом и комплекцией тебе нельзя позволять более сильному противнику придавливать тебя, — его голос звучал совсем близко, абсолютно ровный и спокойный, хотя я уже задыхалась от усталости.       Я послушно сделала, как он сказал, а затем, даже не сообразив, как вышло, и правда очутилась сверху. Эрик, видимо, тоже не ожидал, что я и правда справлюсь, потому что первое мгновение в его глазах было удивление, которое, впрочем, тут же сменилось презрением.       — Надо же, ты даже на что-то способна. Хотя тебе это вряд ли поможет.       Плотину прорвало. Именно в этот миг, нависая над ним, я почувствовала, что вот он — мой шанс. Достаточно близко, чтобы окружающие не услышали моих слов, достаточно людно, чтобы просто не убил.       — Отвали от Кристины, — я всё еще задыхалась, но теперь уже частично от охватившей меня злости.       — Что?! — его ярость тоже не заставила себя ждать.       — Не приближайся к ней. Она больше не будет с тобой спать, ясно? Иначе ты пожалеешь, — я практически рычала, глядя в ледяные серые глаза — в них не осталось ничего человечьего.       Эрику хватило секунды, чтобы сбросить меня, и еще секунды, чтобы вздернуть на ноги. Схватив меня за предплечье, он практически вынесся из зала — всё происходило так быстро, что картинка перед глазами плыла, сливаясь в пятно странного цвета. Напоследок я обернулась, силясь найти в толпе тренирующихся Кристину, но не смогла.       А затем из меня вышибло дух. Я лишь поняла, что меня швырнули в стену, и едва успела глотнуть воздуха, как доступ к кислороду перекрыла мощная ладонь. Я почувствовала, как мое тело поднялось в воздух, прижимаемое к холодному камню. Задыхаясь, болтала ногами в поисках опоры и пыталась руками отодрать чужую руку от своей шеи.       — Ты вздумала мне угрожать?! — голос Эрика прозвучал совсем близко. Какая-то часть моего сознания, отстраненно наблюдающая за нашей борьбой, отметила, что он очень силен, если одной рукой удерживает меня на весу за горло. Но всё остальное сознание вопило от ужаса и боли, посылая бессмысленные и несвязные команды моим конечностям с одной только целью: спастись.       Я прохрипела, чувствуя, как легкие начинает жечь от нехватки кислорода, и постаралась сосредоточить взгляд на лице ублюдка, но ничего не вышло — слёзы застилали глаза.       — Повтори! — заорал он.       А я из последних сил брыкалась, удерживаемая лишь одной его рукой. Видимо, сопротивление всё же бесполезно, а война была проиграна, не успев начаться. Перед глазами уже явственно темнело, и я почти ждала, когда сознание отключиться, чтобы весь этот кошмар закончился.       Меня отпустили. Я, наверное, рухнула бы как мешок, если бы меня вновь не впечатали в стену. Но теперь я чувствовала ногами пол, хотя вряд ли смогла бы сейчас стоять самостоятельно. Меня удерживали в вертикальном положении. Пока в сознании постепенно светлело, я с хрипом заглатывала воздух и не могла надышаться. Одной рукой я схватилась за своё горло, не веря, что я всё еще жива, а второй вцепилась в плечо человека, который несколько секунд назад едва не убил меня.       — Чёрт, — прорычал он, а затем выдал несколько куда более грубых слов. — Жива?       Я кивнула, не в силах ответить. Единственным желанием было бежать как можно дальше, но ноги меня всё еще не держали. Я подняла взгляд (уверена, он был полон ненависти), чтобы увидеть, как Эрик встревоженно оглядывается по сторонам.       Испугался, что кто-то видел, сука?       — Живо сюда, — рявкнул он, хотя я стояла всего в нескольких сантиметрах и слышала его лучше, чем хотелось бы, и подхватил меня на руки. Я принялась отбиваться, но ему всё было нипочём. Моё тело всё еще было слабым.       Я не знала, куда меня несут и зачем. Сил бороться совсем не осталось, и я смиренно приняла свою судьбу. Умру, значит, так тому и быть. Эрик был не слишком аккуратен: то и дело мои ноги больно задевали очередной угол, когда мы заворачивали, а голову я инстинктивно спрятала за его плечо, чтобы и её не постигла такая участь. Для этого пришлось уткнуться носом ему в шею, и теперь меня ужасно мутило. Непонятно только, от его близости или как последствие его ярости.       Эрик поставил меня на ноги у какой-то двери, и я тут же сделала попытку рухнуть. Он вновь выматерился и совсем уж бесцеремонно забросил меня на плечо, а затем я услышала звук открывающегося замка.       Чёртчёртчёрт, меньше всего на свете я хотела побывать в его комнате.       Меня практически сбросили на кровать, и я едва не заревела от восторга, что моё тело наконец-то оставили в покое. Сил хватило лишь на то, чтобы свернуться калачиком и вцепиться в собственную ноющую шею. Боль уже проходила. Я эксперимента ради кашлянула, прислушиваясь к своему голосу, но понятнее не стало.       — Сядь, — раздалась короткая команда сверху. Я лишь еще сильнее прижала колени к груди. Вместе с нежеланием делать вообще что-либо пришли и вопросы о том, зачем он меня сюда принес. Догадки были одна страшнее другой, и я едва не завизжала, когда моего плеча коснулись.       — Трис, сядь, пожалуйста.       Голос Эрика был невероятно терпелив и почти добр. Я впервые слышала своё имя из его уст, еще и сопровождаемое таким вежливым «пожалуйста». Только поэтому, ведомая удивлением и просыпающимся любопытством, я приподнялась на кровати и села, но всё так же притягивала ноги к себе. Мужчина резко вздохнул и на его виске дернулась венка. Видимо, он едва сдерживался, чтобы не перейти на обычную манеру общения.       Я пискнула, когда он резко схватил и дернул меня за лодыжки на себя, а затем устроился между моих ног. Глаза отказывались воспринимать эту картину перед ними. Наверное, я всё же умерла в том коридоре, а теперь попала в ад, где моим наказанием будет видеть Эрика каждый день — причем Эрика заботливого. Такого, который притянул руку к моей шее. Кожи коснулось что-то холодное, и я дернулась в сторону, но он удержал на месте, вцепившись в бедро.       Я в жизни не позволила бы этому уроду прикасаться к себе вне тренировочного зала, но прямо сейчас не сопротивлялась — банально не было сил, а сознание всё ещё не верило в происходящее.       Ладонь скользила по моей шее, втирая что-то пахнущее мятой и прохладное — под его пальцами мазь согревалась и становилась практически горячей.       — Это заживит синяки гораздо быстрее, — пояснил он всё так же непривычно тихо и спокойно. — Попробуй что-то сказать.       — Зачем ты это делаешь? — в моем голосе явственно звучала хрипотца, но в остальном был полный порядок — он душил меня недостаточно долго, чтобы всерьез повредить связки. Видимо, то, что показалось мне вечностью, на деле длилось максимум несколько секунд.       — Я сорвался, — коротко ответил он. — Ты не имела права провоцировать, но я не должен был реагировать на слова неофитки.       Даже не «Сухаря».       — Ты просто не хочешь неприятностей, — злобно выдала я и закашлялась. Видимо, несколько дней всё же придется поберечься. Если прямо сейчас он не захочет завершить начатое.       — Пей, — вместо ответа он всучил мне в руки бутылку — из похожей пила Тори при нашей встрече — и замер в ожидании. Я скривилась, и Эрик, сжив мои пальцы на горлышке своими, решительно поднес бутылку к моему рту. Я сжала губы, решив ни в коем случае не пить, но ему хватило надавить на подбородок, чтобы я сдалась, и обжигающая жидкость полилась мне в рот. Я вновь закашлялась и почувствовала, как несколько струек текут по моему подбородку.       А затем ублюдок стер одну из дорожек большим пальцем и, не спуская с меня глаз, облизал его.       И это было совсем не то, чего я ожидала. Не гнев, не попытки по-тихому разрулить ситуацию, даже не чисто человеческая вина — хотя я искренне сомневалась, что Эрик вообще человек. Он соблазнял, и при виде его жеста мой желудок сделал очередной неприятный кувырок. Если так пойдет дальше, то мне придется воспользоваться его туалетом.       — Что планируешь делать дальше? — нейтральным голосом поинтересовался он. Мы выходили на опасную территорию, и Эрик не спешил, прощупывал почву и рассчитывал свои следующие шаги. Я прищурилась, тем самым демонстрируя, что слушаю очень внимательно. — Предлагаю следующее. Мы оба забываем этот инцидент. На счет твоих синяков… Говорим, скажем, что я немного увлекся на занятии. Все видели, что я тренировал тебя. Когда понял, что переборщил, вывел тебя из Ямы, чтобы оказать первую помощь. В благодарность я и правда оставляю твою искреннюю в покое.       Я с недоверием уставилась ему в глаза, силясь найти ответы на свои вопросы.       — В чем подвох? — короткие предложения давались мне отлично, хотя речь с трибуны я бы не прочитала.       — Никакого подвоха, — Эрик улыбнулся так, что я моментально поняла, что он лжет. Он выглядел слишком довольным для человека, который едва не влип по уши и пошел на уступку ненавистной неофитке.       — Ты просто так отпустишь Кристину? За эту просьбу ты едва не убил меня. А теперь так легко отказываешься?       Долго играть с Эриком в гляделки не удавалось. Я максимально естественно отвела взгляд, якобы чтобы рассмотреть его комнату. Идеальный порядок. Минимум вещей на поверхности. Абсолютно безликая. Хотела бы сказать, что представляла себе эту спальню иначе, но это была бы ложь. Я прежде вообще не задумывалась о месте, в котором живет Эрик. На мой субъективный взгляд, ему бы прекрасно подошла сточная яма.       — В Бесстрашии есть множество более опытных и, главное, менее истеричных девушек, которые не строят из себя недорог. Заменю на кого-нибудь, — урод намеренно встал прямо передо мной, так что пришлось поднять глаза и встретиться с ним взглядами.       — В чем подвох? — тихо повторила я.       Эрик присел передо мной на корточки и усмехнулся так мерзко, что я в ужасе замерла, ожидая продолжения.       — Не веришь мне?       — Я похожа на идиотку? — ответила в тон ему. Кажется, он хотел кивнуть.       — Понимаешь, Сухарь, — я мысленно облегченно вздохнула, радуясь, что мы вернулись к привычной манере общения, — я обещал, что оставлю твою подружку в покое. Но не обещал, что буду молчать о наших с ней, — он неожиданно хихикнул, и я дернулась, как от удара током, — отношениях. А теперь представь: если она вдруг и правда станет бесстрашной, то войдет в нашу фракцию не равной всем остальным, а как моя подстилка. Как думаешь, ей понравится?       Я переваривала слова Эрика и чувствовала, словно он вновь взял меня за горло и душит. Крис не просто не хотела иметь с ним ничего общего. Она еще и боялась сказать, потому что мы обе знали: потом не отвертеться. С первых же дней в Бесстрашии нам еще и прививали жестокость. Её мы впитывали лучше, чем любые знания. Кристине не дадут спокойно жить с таким позором. Она — девочка, раздвинувшая ноги ради места в фракции — станет изгоем среди своих же.       Я так напряженно обдумывала сказанное Эриком, что и не заметила, как он поднялся на ноги и оперся руками на кровать по сторонам от моего тела. Теперь он нависал, всё еще не нарушая последних границ, и наблюдал, как эмоции сменяли одна другую на моем лице. Я уставилась в его глаза напротив (слишком близко) и спросила, хотя в этот раз ответ знать не хотела:       — И чего же ты хочешь за своё молчание?       Он выдержал практически театральную паузу, явно наслаждаясь тем, как я то бледнела, то краснела. Меня уже совсем явно бил озноб и единственное, чего я хотела — это оттолкнуть его, а затем вылететь из комнаты. Или заткнуть уши и не слышать его вкрадчивого голоса:       — Тебя.       Мне показалось, я ослышалась. Я нервно хохотнула и переспросила:       — Извини, что?       — Тебя, — всё так же спокойно заявил Эрик.       Теперь мне не было страшно. Мне было практически смешно, потому что всё это было полным абсурдом.       — Смешно.       Я решительно поднялась и толкнула ладонью мужчину в грудь, чтобы пройти, но он перехватил мою руку.       — Подумай о своей подружке. Она сейчас еле держится, а никто не знает. Что с ней станет, если о её падении заговорит всё Бесстрашие? — теперь он говорил куда эмоциональнее. Только я не могла разобрать, чего в нём больше: сдерживаемой злости, насмешки, страсти?       Я замерла. А затем постаралась вырвать свою руку из его захвата.       — Я не стану твоей подстилкой.       — Ради своей подружки — станешь, — доверительно сообщили мне.       Я дернулась и вдруг оказалась прижата к его груди. Всё прежнее адекватное поведение Эрика было обманом — он просто выжидал момент, чтобы ударить побольнее, выдрать больший кусок мяса.       А затем мои губы невольно расползлись в улыбке. Я нашла лазейку — точнее, сразу две.       — Мимо, Эрик, — он сжал мою руку чуть сильнее, когда я обратилась так нагло, — и вот почему. Я не опытная, раз, а ты сам сказал, что хочешь кого-то более умелого. И я не постесняюсь сама рассказать о нас, два. Пусть думают, что хотят. Если я собираюсь стать бесстрашной, мне ведь должно быть плевать? — я уже не отводила взгляд. Я выиграла.       Только Эрик не выглядел поверженным.       Он чуть склонился ко мне и заговорил прямо в ухо — от его дыхания на шее моментально стало горячо, а волосинки встали дыбом.       — Я не говорил, что ищу более опытную. Я говорил, что у твоей подружки недостаточно опыта, чтобы за неё бороться и ради неё рисковать. Я предлагаю тебе временную сделку. Моё молчание — в обмен на оговоренное количество встреч. Согласись, для тебя условия куда более гуманные, чем для неё.       Мой взгляд метался по комнате, пока я срочно искала выход из ситуации. Можно просто отказаться и надеяться, что Эрик не станет превращать свои угрозы в реальность. Но в это слабо верилось. Он хотел отомстить. И если даже он вдруг не станет распространяться о сексе с Кристиной, у него хватит влияния на неё для того, чтобы свести с ума. Она и так уже почти на грани. Ей не нужен новый толчок — катастрофически не нужен последний толчок.       — Зачем тебе я?       — У меня свои причины, — он хмыкнул и задел губами мочку, отчего я поморщилась. Видимо, уточнять, какие именно, он не станет.       — Одна ночь, — мой голос прозвучал глухо. Я и сама не верила, что согласилась. Потерять невинность с Эриком — это будет преследовать меня до конца моих дней. Но лучше так, чем вместо него голого ко мне будет являться подруга — мертвая или в рядах изгоев.       А я справлюсь.       — Смеешься? — кажется, совсем недавно я говорила этому ублюдку нечто подобное. — Ты девственница. Минимум пять, чтобы мы оба успели войти во вкус. Я хочу трахаться, а не иметь бревно в постели.       — Три. И точка, — мой голос дрогнул.       Что бы сказала мама, услышав, как я абсолютно серьезно обсуждаю с уродом, которого ненавижу, сколько раз займусь с ним сексом?       Прости, мама, это ради Крис, моей единственной подруги.       Эрик задумался, а затем отпустил мою руку. Я не успела сделать и шага в сторону, прежде чем он перехватил меня за подбородок и развернул лицо в свою сторону.       — Хорошо, три. Ты приходишь, когда я зову, без опозданий и без исключений. Обманешь — устрою такую жизнь вам обеим, что и не снилось, — его голос звучал неожиданно мягко, учитывая звеняющую в словах угрозу. — Ты хоть целоваться-то умеешь? — с сомнением уточнил он.       Я отвела взгляд. В Отречении, конечно, тоже целовались до брака, но что-то подсказывало мне, что совсем иначе. Более нежно и осторожно. И, зачастую, это был единственный партнер на всю жизнь. Но опыта у меня действительно не было — еще просто не встретила того самого, с кем готова была бы пойти на такой шаг.       Надо же, можно было и не беречь.       Эрик закатил глаза и раздраженно выдохнул.       — Я, кажется, ещё пожалею.       И впился в мои губы.       Я представляла себе всё это иначе. Романтично, сладко, так, чтобы этот момент потом вспоминать всю жизнь. И, главное, с любимым человеком. Но Эрик не был ни нежным, ни любимым. Он грубо ворвался в мой рот и запустил язык, словно пытаясь изучить меня изнутри целиком. Я невольно постаралась отступить, но он удержал меня на месте, запустив одну руку в волосы, а второй прижимая за талию к себе. Я чувствовала, как спирает дыхание от его действий, и хотела сопротивляться. Но мои губы жили своей жизнью. Краем сознания я вдруг поняла, что отвечаю — сама уже прижимаюсь и так же бесстыдно исследую его рот своим языком. Мои руки, больше неподвластные мне, скользили по его ребрам и плечам, а внизу живота разливалось непонятное, непривычное тепло.       Он то покусывал мои губы, то вылизывал, то замедлялся, целуя почти целомудренно, то ускорялся настолько, что я забывала, как дышать. Мне не было странно или стыдно. Я просто хотела, чтобы он остановился.       Но ещё безрассудная часть меня хотела продолжать.       Но из нас двоих недаром именно Эрик был опытным. Он первым прервал поцелуй и практически отодвинул меня, тяжело дыша. Я с удивлением вглядывалась в серые глаза, теперь уже почти скрытые расширенными зрачками.       — Мне надо было убедиться, что ты на что-то способна. А теперь уходи, это, как сама понимаешь, была репетиция.       Я, словно оглушенная, двинулась к двери, всё еще пытаясь успокоить что-то внутри меня. Это что-то требовало от меня остаться.       Уже у выхода Эрик окликнул меня, и я со стыдом призналась себе, что часть меня, ответственная, видимо, за возбуждение, воспряла духом.       Но он лишь кинул мне мазь, которую я поймала на автопилоте, и кивнул:       — Завтра в десять, здесь, без опозданий.       Я вышла, не забыв напоследок громко хлопнуть дверью. Я тоже неплохо возвращаюсь в форму и умею показывать характер.       

***

             — Спасибо, что вчера отвлекла внимание Эрика на себя, — смущенно поблагодарила за завтраком Крис. Я только кивнула в ответ, не отрывая взгляда от тарелки. Краем глаза я заметила, как подруга наклонилась ко мне, вглядываясь в лицо, но я была решительно не готова разговаривать сейчас. Ни с кем. Особенно с ней.       Эта ночь опять пролетела без сна. Но если прежде я мучилась бессонницей из-за переживаний о Кристине, то в этот раз не давали уснуть совсем другие мысли. Стоило мне закрыть глаза, как я видела Эрика. И всё моё естество вопило от ужаса. От одной только мысли о том, что сегодняшний вечер неминуемо наступит, меня начинало тошнить. Как я могла дойти до такого? Всего пара месяцев в Бесстрашии — и пожалуйста! Я растоптала всё хорошее, что с самого детства прививали мне родители. Кроме (вот ирония!) самой сути отречения: я ведь жертвовала собой ради другого человека.       Только легче от этой мысли не становилось. Потому что факт оставался фактом: я отдам свою девственность абсолютно чужому человеку, которого, к тому же, ненавижу. И который рассматривает меня лишь как очередную шлюшку.       Но больше всего меня пугало другое. Часть меня — совсем маленькая частичка, её голос был едва слышен на фоне панического гвалта в моей голове — даже ждала вечера. Мне было интересно, каким будет Эрик. Каково это вообще — заниматься с кем-то сексом.       Прежде я скорее умерла бы, чем согласилась, что во мне есть такая черта. Но Трис из Бесстрашия могла быть достаточно откровенной с самой собой, чтобы признать, что в ней есть нечто такое, чего в приличной девушке быть не должно.       — Куда ты пропала во время занятия? — я так углубилась в собственные мысли, что едва слышала Кристину, и дернулась, когда она коснулась моей ладони. — И Эрик пропал… — задумчиво продолжала она, а я молилась, чтобы экс-искренняя не сложила дважды два. — Что-то случилось?       Может, и удастся выпутаться. Меньше всего я хотела, чтобы Крис узнала о моей жертве. Иначе она будет бессмысленной — подруга не простит себе того, на что мне пришлось пойти ради неё.       Я собрала все свои эмоции в кулак и пожала плечами:       — Пришлось уж игнорировать его до конца, чтобы он забыл о тебе. Так что он немного взбесился. Но всё нормально, — поспешила я успокоить подругу, которая заметно побледнела после моих слов. — В смысле, я жива, здорова и штрафных баллов не получила.       Мы несколько минут молчали, а я разрывала булочку на тысячи мелких кусочков. И упорно не отрывала от неё взгляда, опасаясь, что невольно начну искать в толпе бесстрашных одного конкретного. Нет. У меня есть время до вечера, чтобы не видеть его рожу. А там уж как-нибудь справлюсь.       — Знаешь, сегодня пятница, мы могли бы куда-нибудь пойти и выпить, — неуверенно предложила Кристина.       В отличие от меня, она непрерывно обшаривала взглядом столовую и дергалась каждый раз, когда видела очередного мускулистого парня с ежиком на голове. Учитывая, что в Бесстрашии все парни были мускулистые и примерно половина — с очень короткой стрижкой, то казалось, что Крис сидит на углях.       Знала бы она, что ей-то теперь можно расслабиться…       Я собралась было ответить, что не могу, и придумать оправдание, но…       Насчет расслабиться — это было хорошей идеей. Мне не помешает. Может, даже удастся забыть эту ночь как кошмарный сон. Хотя бы эту.       — Да, конечно! — с энтузиазмом откликнулась я.       Крис оставалось только удивиться. Обычно я не была в рядах желающих развеяться таким образом.       

***

             После второй стопки мой непривычный к алкоголю разум был уже чуть затуманен. Но я упрямо вылила в рот еще один напиток, надеясь забыться. Может, даже и умереть.       Та самая часть меня, ответственная за любопытство и безрассудство, теперь заговорила громче. Она напоминала о времени и практически ждала, когда же я сдамся, выйду из бара и отдамся во власть судьбы. Я глушила этот голос внутри себя, улыбаясь Кристине и болтая с ней о чем-то неважном, но мой взгляд то и дело скользил чуть выше её головы, где над барной стойкой висели часы.       Только начало десятого. Хотелось расправиться со всем этим поскорее и забыть, а не ждать и трястись от страха.       А именно так я и провела день. Как бы я ни старалась вести себя обычно, привычно выполнять задания и общаться с друзьями, мои мысли всё равно раз за разом возвращались к одной лишь теме.       Прежде я не замечала, сколько в Бесстрашии часов. Теперь мне казалось, они висят по нескольку штук в каждом помещении, они на каждой руке, они в моей голове. Тик-так. Время еще никогда не неслось столь стремительно. Я готова была цепляться за каждое мгновение и оттягивать его как можно дольше, но это было невозможно.       А сейчас маленькая стрелочка уже преодолела девятку. Осталось меньше часа.       Я решительно соскочила с барного стула и почувствовала, как меня качнуло. Отлично! Сил ждать больше не было — я готова была к чему угодно, лишь бы больше не следить за секундной стрелкой и не бояться, что действие алкоголя закончится раньше, чем требуется.       Крис посмотрела на меня с удивлением.       — Трис, ты чего?       — Пойду пройдусь, что-то мне нехорошо, — соврала я. Будь подруга трезва, точно уловила бы мою ложь. Надо же, два-ноль в пользу вредных напитков.       — Давай я пойду с тобой, — предложила она, тоже соскакивая на пол, но я, пожалуй, даже слишком активно замахала головой.       — Всё в порядке, мне на сегодня уж точно хватит. Прогуляюсь, а ты развлекайся.       Крис настороженно обвела взглядом бар.       — Я лучше тоже пойду. Знаешь, я боюсь, вдруг здесь появится… — она оборвала себя, но можно было не продолжать.       Эрик.       Знала бы она, что сбегаю я именно к нему. И ради неё.       Я, конечно же, об этом промолчала.       — Его здесь нет, — я нарочито оптимистически огляделась и улыбнулась, — расслабься. Кажется, я слышала, у них сегодня какое-то собрание вечером, так что вряд ли он тут появится.       Еще одна ложь. Как хорошо, что ты, Крис, не осталась в своей фракции — ты была бы плохой искренней. Но насколько тебе было бы проще, если бы всё же осталась… Нам обеим.       Я еще раз дружелюбно махнула рукой на прощание и почти выбежала из бара, прежде чем подруга поняла, что я просто избавилась от её компании.       А на улице было замечательно. Прохладно, свежий воздух, звуки вечернего города. Мне хотелось и правда прогуляться, насладиться этим вечером. Не всем мечтам суждено сбываться.       Я запрокинула голову и глубоко вздохнула, прежде чем двинуться к зданиям Бесстрашия. Это была просто еще одна поблажка за сегодняшний вечер, но на мгновение мне стало действительно хорошо.       Я намеренно сворачивала в незнакомые переулки, чтобы удлинить дорогу обратно, но здание моей новой фракции выросло неожиданно скоро. Я остановилась на несколько секунд перед главным входом и отметила неутешительный факт: благодаря прогулке на свежем воздухе опьянение отступило. Времени возвращаться и исправлять эту проблему не было. Да и вряд ли мне удалось бы найти внятное объяснение для Кристины. И повторно сбежать в одиночестве.       Я толкнула дверь и оказалась дома. Удивительно, как негостеприимные стены так быстро успели стать мне родными. Пока я шла по одному из многочисленных мостиков мимо Ямы, до меня доносились крики и радостный смех тренирующихся — бесстрашные не отказывали себе в удовольствии помериться силами и в свободное время, только теперь их схватки носили скорее дружественный характер. И мне тоже предстоял бой. Непонятно только, с Эриком или с самим собой.       Я успела полностью погрузиться в свои мысли и не заметила, как дошла до уже знакомой комнаты. Удивительная штука подсознание: я была здесь всего раз, причем даже добралась тогда не на своих двоих, но ноги сами довели меня до нужного места.       Я медленно вдохнула-выдохнула и постучала в дверь.       Эрик открыл спустя почти минуту. Судя по его удивленному взгляду, он не верил, что я действительно приду. Но невольное изумление быстро сменилось привычной саркастичной усмешкой, и он сделал шуточный поклон, отступая в сторону и давая мне пройти внутрь. Я в очередной раз подумала, что зубов у него многовато — можно и сократить их количество.       — Надо же, Сухарь! И даже вовремя. Не ожидал, — издевательским тоном протянул он, пока я стояла в стороне и упорно не смотрела в его сторону. Дверь за моей спиной захлопнулась, щелкнул замок — мне показалось, что именно такое чувство испытывают обреченные на смерть в миг, когда гильотина срывается с места и стремительно летит вниз.       Я невольно дернулась, когда Эрик подошел сзади и положил мне руки на плечи.       — Неужели я тебе настолько противен? — в его голосе к иронии примешалась злость. Чёрт возьми, я не хотела его злить, надеялась, что несмотря на бесчеловечность его предложения он проявит человечность хотя бы в его исполнении.       Но сдержаться не смогла.       — Мне противен любой мужчина, который добивается внимания женщины таким образом.       Эрик обошел меня и согнутым пальцем поддел мой подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза.       — Я не добиваюсь твоего внимания, запомни. Я использую. Хочу — беру.       Я вглядывалась в льдинки вместо глаз и понимала: все мои надежды были напрасны. В нём нет ничего человеческого.       Он монстр.       Я дернула головой, избавляясь от неприятного контакта с его кожей, и отошла к креслу. Нет смысла тянуть. Раньше начнем — раньше закончится этот кошмар.       Я молча расстегнула и сбросила куртку, стоя к нему спиной, и потянула за край майки, чтобы стащить через голову. Ладони Эрика накрыли мои, и он с силой надавил, заставляя мои руки опуститься и отпустить ткань.       — Что ты делаешь? — это было слишком близко, хотя, конечно, на сегодня это не предел. Я ощущала его дыхание на своей шее и проклинала себя за то, что собрала волосы в хвост — мне не помешала бы лишняя преграда от него, пусть даже такая символическая.       — Раздеваюсь. Разве не для этого я здесь? — голос не дрогнул, хотя изнутри меня била крупная дрожь. Прежде мне никогда не было так страшно. Даже прыжок в неизвестность теперь казался детской игрой по сравнению с тем ужасом, который я испытывала прямо сейчас.       Мерзкий любопытный голосок внутри заткнулся.       В отличие от Эрика.       — Так не интересно.       — Осмелюсь напомнить, я здесь и не ради развлечения.       — Если уже тебе всё равно придется сдаться, почему бы не попытаться получить удовольствие? — шипел мне на ухо его голос. — Неужели тебе ни капельки не интересно? Отнесись к этому как к эксперименту, новому опыту. Словно это еще одно занятие, ты — ученица, я — инструктор, отличается только суть тренировки…       Я задыхалась сразу по нескольким причинам. Первая: Эрик только что озвучил мои собственные мысли. Те самые, которые я упорно гнала прочь весь день. Вторая: его руки почти невесомо скользили по моим плечам и предплечьям, едва задевая бесцветные волоски, поглаживали живот и бедра, умудряясь миновать те зоны, из-за прикосновений к которым я бы напряглась. Третье: рычащий голос Эрика то и дело прерывался, когда он практически целомудренно касался губами моей шеи и уха.       Я готова была скорее откусить себе язык, чем признаться, что его действия мне нравятся.       — Ты пила, — неожиданно отстранился он. Я невольно обернулась, готовая увидеть недовольство или даже злость. Но в глазах мужчины было только веселье. Кажется, его ничуть не смутило то, что девушке приходится напиться, чтобы выдержать его общество. — Так страшно?       Я невольно кивнула. В другой ситуации можно было бы подписывать себе путевку в одну сторону к изгоям, если признаться Эрику, что чего-то боишься, но что-то внутри подсказало, что сейчас можно не бояться такой правды.       Его мой ответ только насмешил.       А затем Эрик неожиданно наклонился ко мне. Он не был высок, но его рост вполне позволял ему смотреть на многих свысока. Как и чувство собственного превосходства.       Его руки коснулись моей головы, и он осторожно стянул резинку, удерживающие высокий хвост. Я почувствовала его пальцы на затылке, когда он медленно распушил мои волосы, но даже теперь они не скрывали пылающие щеки.       — Я в курсе, что ты девственница. Но что-то ведь тебе нравится? Когда тебя конкретно где-то целуют или гладят? Говори, Трис.       Мне было нечего сказать. Прежде ни один мужчина не прикасался ко мне в этом смысле. И я действительно не знала, что ответить ему. Я лишь опустила взгляд и постаралась спрятаться за ширмой из волос, чтобы не видеть его. Не видеть, как расцвела очередная ироничная усмешка.       — Ну надо же, как всё запущено… — протянул он слова, которые совсем не вязались с мягкими прикосновениями его рук, пока он всё еще массировал мой затылок.       Эрик притянул меня к себе и поцеловал.       Как и в первый раз, мне казалось, я падала в бездну. Я задыхалась то ли от переполнявших меня эмоций, то ли от нехватки кислорода, но даже не пыталась остановить его. Чувственные, почти агрессивные движения губ перемежались с мягкими покусываниями. Его язык скользил в моем рту словно змея, вот только странным было то, что мне это нравилось. Я не хотела признаваться в такой слабости даже в собственных мыслях. Чтобы отвлечься, я сосредоточилась на ощущении, как сережка в губе (сегодня это был шип) царапает мой подбородок.       Руки больше не дразнили — теперь они впивались в кожу. Эрик удерживал меня за шею сзади, не давая разорвать поцелуй, отстраниться, а второй ладонью то притягивал к себе, до боли сжимая задницу, то совсем не скромно, пальцами пересчитывая ребра, добирался до груди.       Не знаю, в какой точно момент, но я вдруг поняла, что и сама прижимаюсь к нему, короткими ногтями царапаю кожу под черной майкой и цепляюсь за него, словно утопающий — за спасательный круг. Все страхи и сомнения прошедшего дня отступили. Остался только жар, испепеляющий меня изнутри, когда его губы отрывались от моих и язык проводил влажные дорожки по плечам, чтобы спустя мгновение мягким укусом в основание шеи вернуть с небес на землю. На порочную землю, на которой я больше не могла и не хотела контролировать собственные порывы.       Я схватила его за бедра, придвигая к себе, хотя казалось, ближе уже некуда. Мне было просто необходимо чувствовать его еще сильнее. Эрик вновь прервал поцелуй и рассмеялся.       — Даже так?       И, прежде чем я успела что-либо сообразить, закинул мою ногу себе на бедро. Я широко распахнула глаза и задохнулась, когда в меня уперлась твердость в его штанах. Не уверена, что была готова к этому. Одно дело — поцелуи и ласки, но совсем другое — чувствовать возбуждение мужчины, такое мощное, что больно лишь оттого, как он прижимается сквозь одежду.       Я попыталась отстраниться, но Эрик не позволил.       — Нет, — рыкнул он, а затем закинул на себя и вторую мою ногу, подхватив под задницу. Меня разрывали изнутри два желания: мне хотелось и самой обхватить его, прижаться, выгнуться, подставляясь под ласки и не чувствуя вины. Мне хотелось бежать, пока еще не поздно.       Эрик куснул меня за сосок прямо сквозь майку, и я вскрикнула, моментально забыв о всяких сомнениях. По телу пронеслась волна будоражащей дрожи, состоящей из смеси боли, возбуждения и восторга. И моя кожа требовала почувствовать, как это — ощущать его язык на себе не через ткань.       Второй раз за вечер я потянула за края майки, на весу чуть отстранившись, и в этот раз не встретила сопротивления.       Между ног уже давно было почти больно, влажно и жарко от возбуждения, когда рот Эрика вновь накрыл один из моих сосков. Он сосал и кусал, оттягивал и облизывал, игрался языком, но ни на миг не давал мне задуматься хоть о чем-то. Я рвано дышала, то хватаясь за его плечи, то отпускала их в путешествие по его телу — широкой накачанной спине, мощным рукам, под которыми перекатывались мышцы, разукрашенной татуировками шее, колючему ежику волос.       Прежде у меня не было никакого опыта в сексуальном плане, но древние инстинкты, тремор во всех частях тела кричали, что мне срочно нужна разрядка.       Я соскочила на пол (мне подозрительно без сопротивления позволили это) и впервые сама поцеловала Эрика. И если прежние наши поцелуи казались мне страстными, то этот буквально разрывал на куски. Я стонала ему в рот, пока он совсем не бережно тащил меня к кровати. Мы разорвали наш контакт лишь на несколько секунд, пока я рухнула на постель, а Эрик — сверху на меня, а затем сцепились в еще более яростной схватке чем прежде.       Мужчина больше не был нежен. Он хватал меня за грудь, ребра, талию, бедра так сильно, что утром, скорее всего, на месте, где оказывались его пальцы, появятся синяки. Он целовал и кусал, спускаясь от моих губ — к шее, груди, а затем и ниже. Когда его язык заскользил ниже моего пупка, я выгнулась дугой и застонала, совершенно нескромно и громко. Я чувствовала, как его пальцы тянут собачку моей ширинки, стаскивают с меня штаны и трусы, по дороге просто скинув с ног кроссовки.       Я впервые была с мужчиной. Я впервые была перед ним голая. Но я ничуть не смущалась.       Когда Эрик поцеловал меня во внутреннюю часть бедра, я едва не заорала. Как и прежде, во мне схлестнулись две силы. Одна вновь кричала бежать, пока не поздно, но другая заставляла меня запрокидывать голову и сжимать в кулаках простынь.       — Сейчас будет не слишком приятно, но потерпи, — голос Эрика, чуть хриплый и гораздо ниже, чем обычно, вывел меня из транса. Я приподняла голову и глянула в его потемневшие глаза.       — Что?! — зарычал он, но я уже сидела перед ним, раздвинув ноги, чтобы он и дальше был между ними, и тянула пояс из шлевок. Мужчина резко замолчал и задохнулся, наблюдая за моими действиями.       — Подожди, — в тон ему ответила я.       Лицо его моментально исказилось, и возбуждение смешалось с яростью.       Я расстегивала пуговицу за пуговицей на его джинсах. Мои руки тряслись от самой ситуации (Я расстегиваю штаны Эрику!) и от смущения, но я не позволяла последнему взять верх.       Чтобы снять Эрика трусы, понадобилось бы взять в руки его член, но я еще не была морально готова к этому. Я замерла, глядя на него сквозь ткань, и почувствовала, как паника подступает к горлу и заменяет возбуждение. Я не хотела его видеть. Я не хотела даже представлять, не то что чувствовать его в себе!       Но инструктор лишь хохотнул и помог мне, сам избавляясь от последнего предмета одежды на себе. Моим глазам предстала такая картина и настолько близко, что мне захотелось немедленно сбежать. Он просто не может поместиться во мне!       — Страшно? — повторил свой вопрос Эрик, и я, словно заколдованная, кивнула. Мне было очень страшно. Так страшно, что я не могла смотреть и, в то же время, не могла не смотреть.       Он опрокинул меня обратно на спину, и я почувствовала под лопатками прохладу остывающей простыни — самой обычной, на таких же спим и мы в казарме. С испугом я ждала, когда Эрик сделает следующий шаг, но он явно не спешил. Мы вновь целовались, и он ласкал и сжимал мою кожу, пока моё дыхание снова не начало сбиваться. Вот только теперь мне никак не удавалось расслабиться. Словно прочитав мои мысли, Эрик прикусил мочку уха и прошептал:       — Не думай.       Легко сказать!       Но мысли и правда покинули голову, когда его пальцы скользнули между моих ног. Они не проникали внутрь, тёрли и размазывали мою собственную смазку, пока я вновь хватала простынь руками и тяжело дышала.       Словно во сне я услышала звук, словно что-то разорвали.       — Терпи, — скорее выдохнули мне в ухо, чем сказали.       Один палец, а следом за ним и следующий вошли в меня.       Это было терпимо, хотя ощущения были совершенно новыми. Я всё еще не определилась, как относиться к ним, когда Эрик начал двигать рукой. Боль присутствовала, но такая слабая, что я едва ощущала её из-за вновь нахлынувшего возбуждения. Пальцы то расширяли меня изнутри, то просто скользили внутрь и наружу, пока я старалась не задохнуться.       Когда я невольно начала двигать бедрами навстречу движениям внутри моего тела, пальцы покинули меня. От ощущения пустоты внутри стало даже плохо.       Эрик мягко, но уверенно раздвинул мои бедра шире и, прежде чем я успела сообразить, что происходит, впервые толкнулся в меня.       От боли в глазах потемнело, и я зашипела, мигом забыв одно из главных правил наших тренировок: терпи, но не показывай свою слабость. Но даже если бы я могла думать, вряд ли это имело бы значение, учитывая ситуацию. Надо держать себя в руках с противником, врагом, который хочет тебя уничтожить. А что делать в том случае, если это твой любовник и слёзы наворачиваются не из-за ударов?       Я запрокинула голову и закусила губу. Во рту тут же появился железный привкус крови, и я изо всех сил сосредоточилась на нём, чтобы не видеть покачивающегося надо мной Эрика, не чувствовать, как с каждым его движением, пусть и неожиданно осторожным, меня разрывает изнутри.       — Расслабься, — повторил мужчина и запустил руку между нашими телами, чтобы пальцами погладить меня между ног. Я послушно выдохнула и нечеловеческими усилиями заставила мышцы перестать сжиматься.       Эрик двигался медленно, то и дело касаясь губами моих ключиц — скорее, просто задевал, чем целовал, пока я старалась вызвать в теле то же возбуждение, которое испытывала прежде. И оно медленно, но возвращалось, наполняя меня вместе с ритмичными движениями внутри. Боль отступала, а моё дыхание сбивалось всё чаще, постепенно переходя в резкие всхлипы.       От очередного толчка я ахнула, а Эрик усмехнулся:       — Хорошая девочка.       И задвигался быстрее.       Я вновь цеплялась пальцами за простыни и его плечи — чувство было такое, что если я не буду держаться, то улечу головой в изголовье кровати.       Лишь на миг мелькнула мысль, что я хотела бы, чтобы моим первым был кто-то другой, и я закрыла глаза, в надежде обмануть саму себя. Но это уже было не нужно. Ощущения захватили меня, избавив от возможности думать.       Я чувствовала, как шершавые пальцы скользят по моей коже, вдавливаются в моё тело, пока мои собственные в исступлении впивались в перекатывающиеся под ними мышцы. Острые зубы метили плечи, а губы дарили торопливые и мокрые поцелуи. Иногда я перехватывала их в попытке сдержать стоны, пока мои бедра невольно приподнимались навстречу влажным шлепкам.       Эрик ускорился, и я вообще перестала соображать, забыв, где и с кем я. Он издал практически животный рык и рухнул на меня.       Почти минуту мы лежали неподвижно. Мужчина тяжело дышал, а я пыталась собраться с мыслями и успокоить явно куда-то опаздывающее сердце. Надеюсь, не на тот свет.       Мне не хотелось говорить. Мне не хотелось вообще ничего, кроме, пожалуй, того, чтобы Эрик с меня слез. Во время секса он удерживал свое тело на весу, но теперь он полностью накрыл меня, и мне не хватало воздуха.       И еще мне хотелось забыть последний час. Вместе с отступающим возбуждением ко мне возвращалось осознание того, что случившегося уже не исправить. Я готова была понять бесстрашных, у которых одним из способов снятия напряжения был именно секс. Но теперь, как никогда прежде, я понимала, что это должен был быть любимый человек.       Отбрасывая моральный аспект случившегося, я всё же могла признаться, что мне понравилось. Вопрос вырвался из меня прежде, чем я осознала, насколько он неуместен.       — Если ты всегда такой, почему Кристина так болезненно реагировала на ваши встречи?       Я прикусила язык, но было поздно. Эрик чуть приподнялся надо мной, уже восстановив дыхание и самообладание, и криво усмехнулся, становясь самим собой:       — Интересно? — Я всем своим видом постаралась показать, что нет. Что-то в его взгляде подсказывало мне, что знать я на самом деле не хочу. Инструктор еще несколько секунд смотрел на меня, словно решал в голове какую-то сложную задачку, а затем скатился с меня. — В любом случае, не сегодня.       — Так я свободна? — это прозвучало жалко, но именно так оно и было.       Не вставая Эрик махнул рукой куда-то в сторону.       — Валяй.       Мне оставалось лишь быстро одеться и выйти, пока он не передумал. Низ живота начинал ныть, и я была не готова ко второму раунду.       

***

             Кулак Молли пролетел мимо моего лица всего в нескольких миллиметрах. Я едва успела увернуться, иначе уже сейчас точно лежала бы на мате не в силах двинуться от боли. Она крупнее и сильнее меня. И злее. Но так или иначе, изнуряющие тренировки начинали давать результаты: у меня ускорилась реакция, а мышцы рук, ног и живота затвердели и натянули кожу.       Я поднырнула под её руку и вложила всю силу в удар, целясь в солнечное сплетение.       — Деретесь как девчонки.       Знакомый голос выбил меня из колеи. Я резко обернулась, чтобы заметить ехидную кривизну губ, а затем рухнула на мат. Молли меня достала. Конечно, это же не ей этот голос в кошмарах является. Точнее, может и ей тоже, но вряд ли по тем же причинам. Я не настолько дружна с этой стервой, чтобы интересоваться, как ей спалось.       Мат пах кожей и пылью. Я крутанулась, уворачиваясь от ноги, нацеленной мне в голову, и фактически выпала за край ринга. Локти неприятно встретились с бетонным полом. Другой тип тренировок — тренировки выносливости и сдержанности — тоже давал свои плоды: я даже не зашипела, не издала ни звука. Лишь несколько секунд тупо разглядывала ботинки перед своим лицом, прежде чем упереться ладонями в холодный пол, оттолкнуться и встать.       Эрик чуть сморщился, когда я невольно прямо посмотрела ему в глаза и тут же отвела взгляд в сторону.       — Жалкое зрелище. Три минуты перерыв, — его зычный голос раздался на всю Яму, когда он хлопнул в ладони и отвернулся.       И удалился.       Я почти с разочарованием следила за его спиной. Случившееся преследовало меня каждую ночь во снах, а днем являлось в виде образов. Я хотела покончить со всем этим. Ещё два раза. Тогда я, может быть, наконец-то успокоюсь и высплюсь.       Ожидание затянулось уже на неделю, и я ждала подвоха.       Крис подошла ближе и села на мат, а затем откинулась на него спиной и раскинула руки в стороны. Я обернулась к ней и невольно улыбнулась. Подруга выглядела счастливой. Действительно счастливой, несмотря на несколько часов тренировки, расцветающие по всему телу синяки и постоянного напряжения от страха стать изгоем. Она казалась воздушной. Моё тело весило, наверное, целую тонну.       Я опустилась рядом. Хотелось так же беззаботно развалиться рядом, пусть и на три минуты, но я боялась, что потом просто не встану.       — Ты улыбаешься, — заметила я, искоса глянув на мулатку. Та зажмурила глаза, словно над нами было солнце, а не бетонный купол.       — Я так хорошо давно себя не чувствовала, — признала она. А затем села и добавила, понизив голос и поспешно проверив, что нас никто не слушает: — Эрик уже неделю не подходит ко мне. Даже не смотрит. Я боюсь радоваться раньше времени, но, надеюсь, он про меня забыл.       Что-то внутри сжалось в желании поделиться тайной. Мне на мгновение захотелось, чтобы Крис знала, кто спас её и продолжает спасать. Но она впервые за многие месяцы начала нормально спать, а на её губах то и дело теперь мелькала улыбка.       Я должна продолжать молчать. Разве не в этом был план?       Я протянула руку и сжала её ладонь.       — Это замечательно.       

***

             Мне пришлось прокашляться, когда во время обеда три дня спустя тяжелая мужская ладонь опустилась на моё плечо и я обнаружила Эрика за спиной.       — Тренировка сегодня в семь, без опозданий.       Я уставилась в тарелку, игнорируя ошарашенное выражение лица Крис. Глянула в сторону и столкнулась с недоуменным взглядом Фора, сидевшего по диагонали за тем же столом. Аппетит, наработанный долгими занятиями, пропал. Я была готова поклясться, что больше и кусочек в горло не протолкну.       Этот мудак не мог выбрать другого места и времени, чтобы назначить наше «свидание».       — Тренировка? — дрожащим голосом переспросила подруга, когда заместитель главы Бесстрашия в свойственной ему манере без приветствий и прощаний отошел достаточно далеко. — Ты тренируешься с Эриком?       — Потом расскажу, — буркнула в сторону.       У меня есть немного времени придумать достойную отмазку. В общей столовой при толпе свидетелей Крис не станет допытываться.       «Я знаю, как он обошелся с тобой. Но он всё равно классный тренер. И один из лучших Бесстрашных. Я готова почти на всё, чтобы остаться во фракции».       Но правда такова, что я была готова на всё, чтобы осталась Крис. Не сошла с ума, не стала изгоем, не убила себя. Она достойна лучшего будущего.       По дороге в общую спальню меня перехватил Фор. Я невольно засмотрелась, как его мощная рука с длинными пальцами обхватывает моё запястье, пока он тянет меня в сторону. Интересно, он в курсе о подвигах Эрика? Мне хотелось бы думать, что нет. Иначе не знаю, как смогла бы и дальше смотреть ему в глаза и думать, что он ничего не делает, чтобы помочь неофиткам. С его-то моральными ценностями и возможностями…       — Почему ты занимаешься с Эриком? — в лоб спросил он. Я поежилась, подбирая правильные слова. Почему-то Крис обмануть оказалось проще.       — Ты и сам знаешь, что он хороший инструктор, — в итоге выдавила из себя. — Мне нужно больше тренироваться. Сам же видел таблицу.       — Почему не попросила меня?       Потому что ты хороший человек, Фор. Потому что ты и правда тренировал бы меня. Потому что хватило бы лишь намекнуть на истинный порядок вещей, чтобы разверзся ад.       Хорошо, что я родом из Отречения, а не Искренности. Я умею лгать, если думаю, что это на благо окружающим.       — Если честно, я думаю, ты жалел бы меня, — я улыбнулась как можно мягче и открыто ответила на его взгляд. — А Эрик жалости не знает. Он не станет идти навстречу, если я устану или не буду справляться. Мне нужен сейчас именно такой, жесткий подход.       Фор, казалось, был растерян моей прямотой. И не верил ни единому моему слову. Но у него не было доказательств, кроме собственного ощущения фальши. Пришлось отпустить мою руку и сделать шаг назад, увеличивая расстояние между нами. Я почти физически чувствовала боль, наблюдая за его действиями.       — Надеюсь, ты права и это пойдет тебе на пользу. Я вижу, как ты стремишься стать одной из нас. И готов помочь, если тебе это надо.       Помоги. Убей Эрика и освободи всех нас от его влияния.       — Спасибо.       

***

             — Шесть пятьдесят пять. Не могла дождаться?       От ехидства в его голосе у меня болели зубы. И хотелось выть. Но больше всего хотелось плюнуть в лицо, развернуться, сбежать и никогда больше не приближаться к этой комнате и на пушечный выстрел.       Я сделала шаг вперед и протиснулась мимо него в комнату.       — Я ещё не закончил работать. Так что пока раздевайся.       Он вел себя так, словно не происходило ничего необычного. Просто вернулся к столу, на котором были разложены какие-то бумаги, и опустился в глубокое кожаное кресло. Я затравленно и максимально незаметно осмотрелась, прежде чем потянуть собачку на молнии куртки.       Ожидание сводило меня с ума, и мелькала даже мысль самой подойти и попросить о встрече, чтобы не оттягивать неприятный момент. И мне, по идее, должно было стать легче (останется лишь раз), но вместо этого меня колотило. Даже хуже, чем в первый раз. Теперь я знаю, чего ждать. И не уверена, что моё тело будет против. Будь это не Эрик, я бы даже смогла глянуть на него как на мужчину.       Но это чёртов мудак Эрик. Монстр. Не человек.       Руки были ватные. Пальцы совершенно не хотели слушаться и справляться с замками и пуговицами. Я присела на корточки, чтобы расшнуровать высокие ботинки, когда со стороны стола донеслось недовольное:       — И долго ты там ещё будешь возиться?       Пришлось сцепить зубы. Я стащила обувь и почувствовала себя голой, хотя на теле оставалось ещё достаточно одежды. Раз за разом в голове мелькали картинки, как я разворачиваюсь и сматываюсь отсюда, но не бежать же босиком. Почему-то эта странная мысль показалась мне смешной, и я совершенно неуместно, учитывая ситуацию в принципе, прыснула.       — Иди сюда.       У Эрика лопнуло терпение. Он повернулся на кресле и небрежно, как умеют делать только мужчины расставил ноги. Мне оставалось только приблизиться и встать между ними. Руки инструктора-тире-главной-сволочи-Бесстрашия не разменивались даже на подобие ласки. Он просто потянул мою майку вверх. Я инстинктивно прикрыла голую грудь руками и уставилась в сторону, лишь бы не видеть издевку в его глазах и косую ухмылку. Старалась не обращать внимания на то, как короткие ногти царапали кожу ног, пока он стаскивал штаны и трусы.       — Так и собираешься статуей стоять или, может быть, поучаствуешь? — От яда в его голосе меня просто тошнило. Может, я уже заражена. Может, мне повезет, и я сдохну прежде, чем он начнет. Я проигнорировала вопрос, невидящим взглядом гипнотизируя ручку на столе. Я не хотела доставлять ему удовольствие ни своим участием, ни попыткой сопротивления. Он лишь хмыкнул: — Ладно, плевать. На колени.       Что он имел в виду? Встать на колени перед ним? Или сесть к нему на колени. Я вскинула бровь и сглотнула, заранее понимая, что финал мне всё равно не понравится.       Эрик не был терпелив. Он чуть рыкнул, раздраженный моей недогадливостью, и с силой нажал на мои плечи — ему даже вставать ради этого не пришлось. Я рухнула на пол между его ног и замерла, не веря своим глазам. Мозг отказывался обрабатывать картинку, которую видел перед собой. Как он расстегивает штаны. Как вытаскивает член. Как обхватив мою голову за затылок, притягивает ближе.       — Соси.       В глазах уже стояли слёзы, когда он вновь надавил сзади. Мне пришлось приблизиться, и я невольно почувствовала его запах. Чистый запах кожи и мыла, словно он был в душе минут десять назад.       Из желудка в горло поднималась горячая волна, скапливаясь в тошноту где-то в районе челюсти. Я сглотнула слюну, молясь, чтобы не вырвать прямо сейчас.       И впервые коснулась его. Лизнула языком, пробуя на вкус. Обхватила самый краешек губами, всё ещё не до конца понимая, чего он хочет. Чуть приподнялась на коленях и придвинулась ближе, чтобы нечаянно не задеть зубами — какой-то древний инстинкт подсказал мне, что тогда Эрик станет очень зол.       Пальцы на затылке вновь надавили, и я, совершенно дезориентированная, резко наклонилась ниже, заглатывая его почти полностью.       Горло и желудок тут же взбунтовались и послали мой ужин навстречу его члену. Из глаз брызнули слёзы, и я постаралась хоть на мгновение освободить свой рот, чтобы глотнуть воздуха и сдержать тошноту. Эрик не дал мне и шанса. Он раз за разом толкал мою голову навстречу своему члену, двигал бедрами вверх и вниз, подчиняясь собственному ритму. И тянул за волосы, запутавшись в них пальцами.       Дискомфорт был такой силы, что я готова была сцепить зубы, а затем навсегда попрощаться с жизнью. Но слишком много уже сделано, чтобы отступать. Я боялась задохнуться, не выдержать его темпа. Перехватила руку за запястье, стараясь ограничить его контроль, и чуть сменила угол, чтобы уменьшить глубину погружения. Мои губы и язык раз за разом обхватывали его, лизали вздувшиеся вены, давая передышку горящему горлу. Всё моё сознание в те минуты сосредоточилось лишь на двух вещах: во-первых, ни в коем случае не задеть его зубами; во-вторых, я старалась игнорировать его стоны. Которые всё равно словно звучали в голове.       Всё это: его рваное дыхание и рыки, его вкус и запах на моем языке, его пальцы, уже не давящие на затылок, но чувствительно и даже приятно оттягивающие волосы — всё это было таким диким и первобытным, исходящим из самых глубин, что постепенно вытесняло разум, оставляя лишь тела. Что-то внутри меня устало сопротивляться и просто растворилось в зарождающемся обжигающем ощущении внизу живота.       Беатрис Прайор больше не существовало. Не было и просто Трис, неофитки из перешедших. Не было никого, кроме чувственной оболочки, склонившейся над другой.       Моя рука скользнула вниз по моему животу, и я глухо застонала, не выпуская член изо рта, когда мои собственные пальцы коснулись нежной плоти и скользнули вовнутрь моего тела.       — Даже так? — голос Эрика мог бы вернуть меня к реальности, если бы реальность всё ещё существовала. Его ладонь подхватила меня под локоть и потянула наверх. Я мало что соображала, знала лишь, что мой рот вновь свободен, а в живот уперлось что-то твердое. Шелест бумаг и моя грудь, прижатая к гладкому дереву. И пальцы, более крупные и длинные, между моих ног.       — Так лучше? — легкая хрипотца и сбитое дыхание. Я не могла говорить, из меня рвались только всхлипы, пока чужая ладонь массировала горошинку, в которой сосредоточились все нервные окончания моего тела, и окончательно лишала меня сознания.       Эрик не спрашивал. Просто на несколько секунд внутри меня стало пусто, а затем он резко вошел, остановившись лишь тогда, когда хлопнулся бедрами о мои ягодицы. Я вскрикнула от легкой боли и неожиданности. Он всё ещё был слишком большим для меня, и мышцы растягивались постепенно, привыкая к вторжению.       Как и в прошлый раз, он замер на несколько мгновений — а потом задвигался. Резко, быстро, размашисто, опустошая меня почти полностью, чтобы в следующую секунду вновь заполнить. Я вцепилась в стол, стараясь сосредоточиться на чем угодно, кроме удовольствия. Потому что сходить с ума в руках человека, которого ненавидишь, который мучал твою подругу и почти насильно уложил тебя в свою постель — это уже слишком.       Но ему потребовалось лишь чуть сократить ритм и ещё крепче схватиться за мои бедра, чтобы я сдалась.       И утонула в бездне наслаждения.       

***

             Я судорожно глотала воду и почти задыхалась.       Все мы рано или поздно оказываемся здесь. И парни, и девушки. И сильные, и слабые. Кто-то бывает здесь чаще или реже, но итог всегда один. Каждый из нас однажды сбегает в душевые, чтобы дать волю эмоциям и совсем не бесстрашно, но так по-человечьи разреветься. От боли, усталости, неуверенности. Страха. От того, что не видим выхода. Или выход оказывается таким, что легче подохнуть, чем принять.       Стоя абсолютно нагим под мощными обжигающими струями легко поддаться собственным эмоциям, принять собственную слабость. И простить себе этот срыв. Вместе с потом, грязью и кровью, кажется, смывается и боль.       Мы привыкли не обращать внимания на всхлипы в соседних кабинках. Мы волнуемся друг о друге гораздо сильнее, если таких выплесков давно не было. О них не принято говорить, но все всё понимают и видят. Покрасневшие глаза и щеки. Чуть дрожащие руки. Несмелая улыбка, которая говорит: «Хреново, но терплю».       Даже горячая вода не согревала плитку, которая холодила мои ягодицы. Позвонки упирались в стену, но я не замечала этого дискомфорта, вцепившись в собственные колени. Кажется, сейчас открою глаза и окажусь в маленькой, но уютной ванной в родительском доме. Спущусь вниз, вместе с Каллебом приготовлю ужин и накрою стол.       И забуду последние месяцы, словно они были лишь ночным кошмаром. Не явью.       Мечтать не вредно.       

***

             На таблице сильных изменений не было. Я чуть покусывала губу, пока изучала результаты прошедшей недели. Всё ещё в красной зоне. Я поднялась на несколько пунктов, набрала баллы, но и остальные не стояли на месте. Всё ещё на грани вылета, превращения в изгоя.       Было бы обидно проиграть сейчас, правда.       Крис сжала мою ладонь в знак поддержки и ткнулась лбом в плечо.       — Время ещё есть, всё будет хорошо.       Она только училась лгать. Получилось не слишком убедительно, но я не стала её расстраивать этим фактом. Вместо этого слабо улыбнулась и нашла в списке её имя.       Оно значилось в середине. Не лидер, но и не отстающая. Даже поднялась на два пункта.       Мы сверлили взглядами таблицу около минуты, прежде чем Кристина не потянула меня прочь из толпы.       — Странно всё это… — пробормотала она, когда вокруг стало меньше людей. Я глянула на неё, ожидая продолжения. Крис не из тех, кто любит бросаться многозначительными фразочками, а затем замолкать на полуслове. — Эрик совсем про меня забыл. Скоро уже месяц с тех пор, как я была у него в последний раз. Думала, сегодня увижу себя в красной зоне. Но нет, даже обогнала кое-кого. Словно ему надоело меня мучить, и он оставил меня в покое.       Я поежилась от её слов. Крис оставалось лишь удивляться тому, как резко Эрику надоело издеваться над более слабым. Мне же пока светило только мечтать о том ужасном и прекрасном дне, когда наша договоренность подойдет к концу.       Но вместе с ней двигаясь к тренировочным матам, я не могла не думать о том, что будет, если инструктор решит обмануть меня. Он не из тех, кто привык играть по правилам. Вряд ли Эрик вообще знает такие слова, как «достоинство» и «честь».       — Сухарь, я и не знал, что твои дела настолько хороши, что можно не спешить на тренировку.       От его голоса за спиной встали дыбом волоски на руках и голове. Мы обе замерли, боясь и пошевельнуться. Я скосила взгляд, чтобы заметить, как побледневшая Кристина беззвучно пробормотала что-то вроде «Сглазила».       Только не смейся, Трис!       — Или ты думаешь, твоя подружка тебе чем-то поможет?       Сердце на миг замерло, а затем забилось где-то в горле. Случайная фраза или намек?       Нас обеих резко развернули. Я схватилась за вспыхнувшее болью плечо, которое, казалось, едва не вырвали с корнем, и только потом встретилась взглядом с Эриком. С его взбешенным холодным взглядом.       — Вы должны слушать и выполнять то, что вам говорит старший по званию. А не стоять к нему спиной и прикидываться глухими! — под конец он уже практически орал. Нам оставалось лишь вжимать головы в плечи. И молиться, чтобы он не вспомнил ни об одной из нас в ином ключе, кроме неофитов.       Крис по левую руку от меня чуть качнулась, словно готова была рухнуть в обморок. Мне пришлось подхватить её и прижать к боку, практически полностью беря её вес на себя. Мужчина наблюдал за всем этим практически с отвращением.       А затем усмехнулся так мерзко, словно придумал, как уничтожить нас обеих.       — Друг за друга горой, значит? — Я старалась следить за сережкой в его губе, когда он говорил — так создавалось впечатление, будто я смотрю ему в лицо, но на деле я не сталкивалась с ним взглядами. — Поступим так: вы будете драться. Ту из вас, которая проиграет, мне придется тренировать лично.       Крис тихо пискнула. А я поняла, что мы попались. Она сейчас слишком слаба, чтобы драться. И она не ударит меня, чтобы избежать встречи с Эриком. Я не смогу причинить ей вред, зная о том, как она боится этого ублюдка, скалящего зубы в довольной ухмылке в полуметре от нас, да       Мы молча развернулись и двинулись к рингу.       — Сдайся, — едва слышно шепнула я, пока мы медленно, но верно приближались друг к другу уже на матах.       Крис отрицательно качнула головой. Нет.       Эрик потирал подбородок пальцами и довольно скалился в ожидании хорошего представления.       Мы обменялись несколькими слабыми ударами, лишь создавая видимость активности. Больше кружили вокруг друг друга, будто просчитывали варианты, как легче и быстрее уложить соперницу на мат. В горле у меня пересохло, но не от напряжения, а от безысходности. Эрик не привык терпеть. Всё это притворство не может продолжаться вечно.       — Вы будущие бойцы или актрисы? Заканчивайте спектакль, или мне придется тренировать обеих.       Я тяжело сглотнула, встречаясь взглядами с Крис. Думай, думай, думай! Должен быть выход. Он есть всегда, просто надо хорошенько поискать, найти болевую у нашего общего противника, придумать обманный маневр. Такой, чтобы не пострадала Кристина.       Она на мгновение зажмурилась, словно решаясь, и открыла рот:       — Я сда…       Договорить она не успела. Я молниеносно подлетела ближе и совсем не нежно врезала ей в челюсть. На её глазах выступили слёзы удивления и непонимания. Эрик позади на довольно хлопнул в ладоши. Я толкнула Крис, раззадоривая её, выводя на тот уровень, когда она станет контролировать свои действия гораздо хуже. Она сопротивлялась этому, старалась держать себя в руках, но природный человеческий инстинкт, который велит сражаться и защищаться, брал верх. Её собственные удары становились всё более резкими и мощными, как нас и учили. Подруга криво улыбнулась и кивнула мне, принимая условия: всё должно быть честно. Кто сильнее, той и повезет. Без претензий, без обид.       Она замахнулась в очередной раз, и в тот же миг я метнулась вперед, словно собиралась ответить ей тем же, и подставилась под кулак. Он встретился с моей челюстью, но я рухнула на мат, словно кувалдой по лицу получила. Крис замерла, прижав ладони ко рту в немом крике ужаса, а я уже села и наблюдала, как приближается Эрик.       Он даже не скрывал торжества.       — Проиграла.       Я сплюнула кровь под ноги этого монстра.       

***

             Он назначил «тренировку» на вечер того же дня. Крис набросилась на меня с кулаками и слезами на глазах, едва мы вышли из зала и остались наедине.       — Зачем ты это сделала? Зачем ты подставилась?! Ты понимаешь, о чем именно он говорил?!       Я поджала губы, не желая отвечать ей. И продолжала идти по коридору, игнорируя её крики. Крис схватила меня за руку и развернулась к себе лицом, но мне пришлось тут же разорвать зрительный контакт. Она ахнула, второй раз за двадцать минут прикрыв рот ладошкой. Поняла.       — Ты знала, — прошептала. Словно разом лишившись сил, прислонилась к стене спиной и съехала вниз. Я присела перед ней на корточки, а она уже шмыгала носом и явно старалась не разреветься. — Вот почему он оставил меня в покое… — всхлипнула она, ошеломленная догадкой.       Прости, Крис, тебе только предстоит научиться лгать. С того момента, как я узнала, что я дивергент, я продвинулась в овладении этим искусством куда дальше.       — Крис, это полный бред, — я протянула к ней руки и прижала к груди, словно мать защищая своего ребенка от страшного мира. Уткнувшись губами в жесткие короткие волосы в районе уха, я продолжила: — Между мной и Эриком ничего не было и не будет. Он действительно тренировал меня в свободное время.       Подруга отстранилась и уставилась мне в глаза, ища в них ответ. Ей так хотелось поверить мне, не чувствовать вину за мою жертву, что она позволяла обманывать себя. И убеждала себя, что ей, бывшей искренней, так просто не соврать.       — Тогда зачем он делал все эти намеки?       — Он не намекал, Крис. Он говорил, что будет тренировать слабейшую лично. Поверь, его индивидуальные тренировки — тот ещё кошмар, хотя у него можно многому научиться. И всё. Ты, — я сглотнула, собираясь выдать очередную порцию вранья. Всё это время что-то внутри меня ревело и билось о ребра, пока я снимала с Эрика подозрения. Я чуть улыбнулась, успокаивающе и тепло: — просто пыталась найти в его словах другой смысл. Но его не было.       Она вытерла выступившие слёз и подчинилась, когда я потянула её вверх.       — Почему ты тогда подставилась?       — Не хотела оставлять вас двоих наедине, — я легкомысленно отмахнулась и пожала плечами, словно мы обсуждали меню обеда.       

***

             — Твоя маленькая подружка ещё не собрала фан-клуб имени тебя? — ехидно поинтересовался Эрик, когда я несколькими часами позже постучалась в его дверь. — Если хочешь знать моё мнение, играла ты отвратительно. Я не поверил.       — Я не хочу знать твоё мнение, — буркнула я, но мои слова всё равно достигли его ушей.       — Что, прости? — намеренно вежливо и спокойно уточнил он. Я обернулась и сложила руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что не боюсь его.       Прежде я испытывала ужас, когда думала о наших встречах. Но сегодня он стравил нас с Крис, наблюдал за нашими мучениями и попытками спасти друг друга. Издевался, зная, как моя подруга боится его. Манипулировал моим стремлением оградить её от его влияния, удержать как можно дальше от того, что Эрик может с ней сделать.       Во мне уже не осталось ни страха, ни сомнений, ни волнения. Только долбаная усталость и слабая, едва ощутимая надежда, что сегодня всё закончится.       И злость. Злость, затмевающая голос здравого смысла. Точка кипения уж была достигнута, но я сдерживала себя в узде до тех пор, пока он вновь не задел Крис. Вместо последней капли вылил целое ведро в чашу моего терпения.       — Я сказала, что не хочу знать твоё мнение. Ты монстр, который запугивает тех, кто слабее и не может ответить. Ты говоришь о том, что фракция важнее крови, но морально уничтожаешь тех, кто может стать её частью. И я уверена, что во всем Бесстрашии не найдется человека, которому ты был бы дорог! — последние слова я практически выплюнула. А затем полетела на пол и спиной снесла небольшой журнальный столик.       Из глаз от боли посыпались искры. Мне показалось, что моим телом снесли минимум бетонную стену. Я не успела прийти в себя и приготовиться, чтобы дать отпор, когда меня резко дернули в сторону, заломили руки и прижали щекой к полу.       — Если ты думаешь, дрянь, что я позволю так с собой разговаривать, ты сильно ошибаешься!       Я извивалась, словно уж, брошенный в раскаленную сковородку, но все усилия были тщетны. Эрик держал меня мертвой хваткой, а в ушах звенело так, что я не могла сообразить, как извернуться и спастись. Но когда я почувствовала, как одна его рука скользнула мне под живот и грубо дернула ремень, вырывая их из шлевок, то забилась ещё сильнее.       Каждая клеточка моего тела мечтала вырваться. Я закричала, за что тут же получила чувствительный удар по черепу в районе уха.       Он действительно собирался изнасиловать меня. А я ничего не могла сделать.       — Не доросла ещё, — он даже не скрывал агрессию в голосе. Она лилась ядом из его рта и, казалось, могла проесть пол под нами.       Я пискнула, когда пуговицы от брюк с железным звоном посыпались по полу. Эрик всё ещё сжимал мои запястья одной ладонью, пока стаскивал с меня одежду.       В голову вдруг пришло осознание, что он это делает не первый раз. Насилует. Подчиняет. Доминирует. Лишает права выбора.       Из-за слёз, заливающих лицо, было почти ничего не видно. Я продолжала брыкаться, но сволочь надо мной не ослабляла хватку. Мыслей не было. Были миллионы нервных окончаний, сосредоточенных в тех местах, где наши тела соприкасались.       А затем я завизжала. Ощущение было такое, словно меня проткнули. А затем ещё и ещё, разрывая меня изнутри. Самая жуткая боль сосредоточилась между моих бедер и внизу живота. Я не чувствовала, как он тянет за волосы и всё сильнее сжимает мои запястья, грозясь в один момент просто сломать их. Были только грубые глубокие толчки внутри, проходившие, казалось, по позвоночнику прямо в мозг.       Силы на сопротивление закончились. Я сосредоточилась на том, чтобы не чувствовать. Не считать минуты, толчки и влажные шлепки по заднице. Не реагировать на нытье заломленных суставов и то, как щека трётся о холодный шершавый пол. Я не отрывала взгляд от ножки кровати и мечтала лишь о том, чтобы потерять сознание.       Исправить жуткую ошибку, когда капнула кровью на горячие угли.       Вернуться к любящим родителям.       Помогать другим. Тихо, безмолвно, смиренно. Отречено. Без последствий.       Я натянула кофту пониже, чтобы скрыть то, что из моих штанов вырваны пуговицы. Старалась смотреть куда угодно, только бы не наткнуться взглядом на подонка, сидящего в кресле.       — Условия сделки выполнены, — хриплым, сорванным голосом выдавила из себя.       Я не видела, но готова была поклясться, что Эрик ухмыльнулся.       — Извини, не услышал. Повтори громче.       Пришлось прокашляться, прежде чем голос окреп достаточно, чтобы звучать почти нормально.       — Условия сделки выполнены. Ты больше и пальцем не прикоснешься ни ко мне, ни к Кристине.       — Посмотрим.       Видимо, в моем взгляде отразилось то, что творилось в душе. Я ненавидела Эрика. Я его больше не боялась. Я могла бы его убить.       Улыбка сошла с его лица в тот момент, когда мои собственные губы растянулись в страшной гримасе.       Сегодня он создал куда более страшного монстра, чем он сам.